Владимир-офицер покорил ее еще больше, и другой судьбы Лиза для себя уже не представляла. И то, что он тоже относился к ней с трепетным вниманием и нежным чувством, укрепило ее в мысли, что это - судьба, что он ей предначертан, и однажды воля небес будет ими исполнена - они станут мужем и женой…
Наступивший день, однако, не принес ей перемен. От Корфов новостей не было. Татьяна только разводила руками, Соня смотрела на нее жалостливо, а маменька, милостиво разрешившая выйти к завтраку, снова завела разговор о Забалуеве, как решенный. И Лиза расплакалась за столом и убежала к себе.
Наконец, она решила, что загадает, и, если примета не сбудется, то ждать она больше не станет - убежит, куда глаза глядят. И будь что будет!
- Что там? - спросила вошедшая Соня, пытаясь понять, что с таким интересом сестра рассматривает за окном.
- Подожди, - отмахнулась Лиза. - Сбудется!
- Что сбудется?
- Я загадала, если птица сядет на ветку, значит, Владимир приедет вместе с бароном.
- Глупости, - пробурчала серьезная Соня.
- Если сейчас кот прыгнет на забор, тогда…
- Лиза! Ты ведешь себя, как маленькая! Неужели нету других дел?!
- У меня сейчас одно занятие - ждать барона…
- А сколько придется ждать? - Соня тоже пристроилась рядом с ней у окна и принялась выглядывать в сад.
- Утром он получит… нет, уже получил письмо. Теперь он знает, что мать собирается отобрать у него поместье, и тут же вернется.
- Но у него могут оказаться и дела поважнее, - Соня страсть как любила все подвергать сомнению и проверять любые тезисы на прочность.
- Что может быть важнее?! - обиделась Лиза. - Он пришлет ко мне Владимира. Я увижу, что он так же тосковал обо мне, как я о нем! Я расплачусь у него на плече, скажу: "Ты знаешь, сколько я пережила, пока тебя не было!" А он улыбнется: "Теперь я с тобой, и ничего не бойся".
- А если барон подумает, что письмо - это чья-то глупая шутка, и опоздает?..
- Тогда… - Лиза оглядела комнату. - Тогда я буду готова к решительным действиям. Я ведь, Сонечка, уже почти собралась.
- Лиза, - Соня с жаром схватила сестру за руку. - Давай попробуем все решить по-хорошему. Давай поговорим с маменькой. Она поймет!
- Она ничего не поймет! Она помешалась на деньгах, а моя судьба ее не слишком занимает, - с отчаянием в голосе проговорила Лиза.
- Это я виновата, - Соня затеяла плакать. - Я сказала тебе, что день свадьбы назначен!..
- Милая, не вини себя, - Лиза ласково погладила сестру по голове. - Ты поступила правильно. А не то сидела бы я, смотрела в окно, а потом опомниться бы не успела, как оказалась бы замужем за дряхлым стариком! Брось эти слезы, лучше помоги мне собраться, немного осталось…
- А далеко ли ты собралась без материнского благословения? - Долгорукая, как всегда, вошла в комнату дочери без стука и предупреждения. Она тут же увидела вчерашние Лизины приготовления к побегу и нахмурилась. - И куда же решила отправиться?
- Куда глаза глядят! - вскричала Лиза.
- Уж не к Корфам ли побежишь? - Долгорукая прошла вперед, оттесняя Лизу к постели.
- А хоть бы и к Корфам! Они меня замуж за старика не выдают!
- Ах ты, Господи! - завелась Долгорукая. - С тобой забыли посоветоваться! А не прикажешь ли испрашивать твоего мнения об управлении хозяйством? Что да как сеять, да когда собирать? Или за кого выдать Соню?
- Соня тоже должна выйти замуж по любви!
- Да откуда ты набралась такой ерунды? Из тех книжек, что тебе Корфы надарили?
- Вы не смеете уничтожать мою жизнь! Не смеете заставлять жить с ненавистным мне человеком! Если бы отец был жив, он бы не допустил такого позора! - Лиза стояла напротив матери, словно хотела сразиться с нею.
- Твой отец был наивным и малодушным!..
- Не смейте так говорить о папеньке! - оборвала Лиза княгиню со слезами в голосе. - Он благословил наш союз с Владимиром! Он верил в нашу любовь и желал нам счастья.
- Счастья?! Да что он понимал в счастье! - надменно рассмеялась Долгорукая.
- Вы просто не любили его!
- Ах, вот оно что! - иронически всплеснула руками княгиня. - Ты, друг мой, оказывается, лучше меня знаешь, как я жизнь прожила! Но это уже слишком! Хватит! Больше никаких послаблений! Ты выходишь замуж за Забалуева, и разговор на эту тему последний! А пока я свой запрет не снимаю - будешь сидеть в комнате до того, как Андрей Платонович приедет для объявления помолвки. И тебя я, пожалуй, закрою на ключ. Ты, Соня, ступай сейчас же со мной - пусть эта негодница одна посидит. А к обеду я за ней Татьяну пришлю.
- Не буду я обедать! - крикнула вдогонку уходящей матери Лиза. - Лучше с голода умру!
- Это уж как сама пожелаешь, - пожала плечами Долгорукая. - А завтра все равно отец Павел приедет - договор наш с Забалуевым освящать. Идем, Соня!
Мария Алексеевна взяла Соню за руку и насильно вытолкала ее из комнаты впереди себя, потом заперла дверь на ключ.
Лиза зарыдала в голос. Разум ее, казалось, помутился - мир искривился и поблек. Все было безрадостным и угнетающим. Жизнь бесславно закончилась, успев лишь поманить замечательной сказкой о счастье. И любимый так и не приехал, не ворвался в ее казематы на белом коне - блестящий гвардейский офицер с золотыми аксельбантами…
Лиза уже исплакала пару-другую платочков, когда в окне появилась русая голова Татьяны. Верная девушка подставила к окну лестницу.
- Барышня, а барышня! - тихонько позвала она. - Вы бы плакать перестали и меня послушали.
- Татьяна! Ты! - Лиза бросилась к окну. - Милая, помоги мне выбраться из этой тюрьмы! Я должна бежать! Сейчас же, немедленно!
- Вы бы, Лизавета Петровна, не спешили, - успокаивающий тон девушки подействовал на Лизу благотворно, и она прислушалась к ее словам. - У меня для вас новость хорошая…
Татьяна ненадолго замолчала, прислушиваясь к голосам, доносящимся от дома. Лиза тоже замерла, опасаясь неловким словом или движением нарушить эту тишину, как будто от нее зависела и жизнь, и судьба.
- Я узнала от Никиты, конюха Корфов, - наконец, быстро проговорила Татьяна, - что барон прибыл в свое поместье!
- Свершилось! - воскликнула Лиза и в благодарном молении Небесам сложила ладони. - Татьяна! Мне нужно срочно увидеться с бароном!
- Но это невозможно, - с сомнением покачала головой девушка. - Барыня вас заперла, а ключ носит с собою.
- Нет ничего невозможного! - храбро сказала Лиза. - Надо только придумать, как мне выбраться отсюда…
Глава 7
Беда не приходит одна
Карл Модестович Шуллер спозаранку разыскивал барского конюха Никиту. Управляющий по обыкновению заглянул для порядка в манеж и, к великому своему удивлению, не обнаружил в стойле одного из лучших жеребцов. Он берег его для себя, потому что страсть как любил покрасоваться и вообще уже не раз думал о том, как рысака у барона увести - то ли хворым объявить, то ли свалить пропажу на здешних цыган, что табором стояли неподалеку, А пока велел Никите беречь его пуще глаза и холить, что есть силы. И вот тебе - ни Никиты, ни Бурого!
Шуллер послал на луга и на водопой - проверить, не там ли оба, но посыльные вернулись ни с чем. Раздраженный управляющий уже велел объявить конюха в розыск, когда ему сообщили, что Никита, как ни в чем ни бывало, обмывает в стойле Бурого с прогулки.
Управляющий подозвал к себе дворового Григория. Он был у Шуллера на посылках. Двухметровый увалень, он отличался покладистым нравом и недалеким умом, хотя был разговорчив и порой излишне любопытен. Шуллер прикармливал этого вполне добродушного великана на тот случай, если требовалось кого-нибудь проучить или силой к ногтю привести. Григорий запросто поднимал двух мужиков и в свалке мог раскидать полдюжины человек. Но если и бил кого - сам с пьяных глаз или по указу управляющего - то всегда смотрел несчастному в глаза с состраданием и заботой, словно спрашивая - не сильно примял-то? Ты уж потерпи, браток…
- Значит так, Григорий, - Шуллер постучал плеткой по сапогу. - Ступай сейчас к воротам конюшни, а как Никитка из стойла выходить станет - хватай его да скрути покрепче.
- Никак, парня угробить собрались? - нахмурился Григорий. - За что хоть суд-то?
- Я еще перед тобой отчет не держал!.. Гулял он всю ночь где-то да еще лучшего рысака загнал!
- Я к вам, Карл Модестович, со всем уважением. Но и Никиту я хорошо знаю - просто так не исчез бы. А вы поговорили бы по душам, узнали, может, стряслось чего. И тогда решили, пороть или нет.
- Может и тебя заодно выпороть, раз уж ты такой сочувственный? - взъелся управляющий. - И вообще - что такого может стрястись у крепостного конюха? Какая такая у него может быть тайная жизнь? Ну? А если у него что и стряслось, о чем я не знаю, то значит, Никитка скрывает это от меня. Скрывает от своего управляющего. Или ты со мной не согласен?
- Да вроде правы вы, барин, - Григорий в задумчивости почесал горстью в затылке. - Значит - вязать и пороть?
- Вязать и пороть! Да побыстрее, чтобы опять куда не пропал!
Глядя, как Григорий по-медвежьи косолапит к конюшне, Карл Модестович выругался на родном наречии и в порыве гнева стегнул плеткой по горшку на скамье близ ворот. И чего, спрашивается, утварь поперек дороги оставили, разбазаривают добро! Горшок отозвался звонкой пустотой и разбился.
- Карл Модестович, - окликнул его Григорий, - готово все!
- Чудесно, - самодовольно улыбнулся управляющий.
Он любил покуражиться над крепостными, особенно когда старый барон уезжал. Жаловаться на него боялись. Барон бывал в имении наездами, а управляющий здесь - каждый божий день и час.
- Итак, - тихо сказал Шуллер, подходя к связанному Никите.
Конюх стоял на коленях в сенном углу и с вызовом смотрел на управляющего. Управляющий никогда не решился бы встретиться с ним один на одни - Никита парень был видный, высокий, сильный. Барон всегда брал его в театре на главные роли - героев-любовников играть.
- Отпустили бы вы меня, - попросил Никита, - мне еще репетировать надо.
- Отпущу, - кивнул Шуллер, - если немедленно скажешь, по какому такому поводу и куда ты ночью гонял Бурого!
- Не было ничего. В поле я его выводил, потом через лес - и вниз, к реке.
- Значит, правды говорить не хочешь? Будь по-твоему - выпори-ка, Гриша, его хорошенько. Лупи, до тех пор, пока не скажет, где его носило.
Григорий с извинением занес свой кулачище над Никитой, как вдруг в конюшню зашла Полина - тоже актриса из крепостного корфовского театра.
- За что парня мучаете, изверги? - всплеснула она руками. - Может, и не виноватый он? Может, ему и правда скрывать нечего? Мне сердце подсказывает.
- Сердце, говоришь? Ладно, - ухмыльнулся управляющий и, подойдя к Полине, схватил ее за руку, потом взятой с гвоздя веревкой несильно перевязал ей запястья и велел:
- Тогда вы вместе здесь и посидите по-сердечному. А мы пока подумаем, как с вами дальше быть.
Модестович кивнул недоумевающему Григорию - мол, давай, выйдем пока. Григорий ничего не понял и попытался что-то спросить, да управляющий ему так на ногу наступил, что даже этот неповоротливый и малочувствительный гигант вздрогнул и заковылял к выходу. Выйдя за дверь, Шуллер дал знак Григорию, чтобы стоял тут же и молча слушал, что там в конюшне происходит.
- Как же ты, Никитушка, попался? - доносился до них сладкий голос Полины. - Дай-ка я к тебе поближе сяду, рану твою поцелую - такое лицо красивое разукрасили! Где же ты был, соколик мой, всю ночь пропадал? Какие у тебя мягкие волосы… И руки сильные… Хочешь, я буду, весь день целовать тебя и всю ночь? Ты только скажи мне… Скажи, где ты был?
- А ты поцелуй меня еще раз да покрепче. И я тебе скажу, - голос Никиты звучал глухо и даже, показалось, грозно.
- Так? Хорошо?
- Да. А ехал я через поле и думал о тебе… Какая же ты подлая дрянь!
- Ах ты, лошадник несчастный! - взвизгнула Полина. - Надеюсь, Карл Модестович своей плеткой живого места на тебе не оставит!
Управляющий рванулся в конюшню и на пороге столкнулся с Полиной, со злостью стаскивающей веревки с рук.
- За содействие благодарен, да только результат - никакой.
- Для тебя никакой, а я знаю: к Аньке он в Петербург ездил, к любимой потаскухе старого барона! С ума он сходит по этой гадине! Влюблен он в нее!
- Уверена? - с подозрением спросил Шуллер. - Он же ничего не сказал.
- А мне и говорить не надо! - кипятилась Полина. - Если бы кого другого дело касалось - мигом язык развязался бы, лишь бы его актерское личико не попортили. А за эту он на эшафот пойдет - выгораживать будет!
- На эшафот, говоришь? - недобро усмехнулся управляющий. - Это мы ему быстро устроим. Григорий! Бей его, пока не разговорится или язык не вывалится!
Григорий укоризненно покачал головой и пошел ломать Никиту. Удары так и посыпались на конюха.
- Ну, так где ты был?! В Петербурге?! Встречался с бароном? О чем ты с ним говорил? Отвечай! - кричал Никите в лицо стоявший над ним Шуллер.
Полина караулила у двери - ее вмешательство было предусмотрено хитроумным управляющим. Прослышав, что Никиту все утро искали, она сама бросилась помогать Шуллеру, и тот велел ей вмешаться и разговорить Никиту, когда допрос с конюха снимать будут.
Полине Никита нравился, да только вот незадача - тот все глаза проглядел ради другой, один для него был и есть свет в окошке, милая Аннушка! Всех околдовала эта стерва - от кухарки до конюха. А старый барон еще раньше пал жертвой ее хитрости - все для нее делает, наряжает, как куклу, возит за собой в Петербург. И словно ее, Полины, нет на белом свете. Никто не замечает, как она красива, как талантлива. Модестович - не в счет, с ним Полина крутила, чтобы дворовой работы избежать. Не все же Анне в кисеях ходить да на шелках почивать!
- Тпру! Приехали! - раздалось от ворот.
Во дворе остановилась карета барона.
- Модестович, - позвала Полина. - Никак барин возвернулся. И она с ним!
- Что? Не собирался он приезжать, - управляющий не поверил ей и выглянул из конюшни. - Только этого мне не хватало!.. Так, Григорий, брось его здесь, развязать не забудь! Пусть думают - под копыта попал. А ты у меня, Никитка, смотри! Узнаю, что ночью сделал что-либо против меня, сгною, запорю!
Карл Модестович бросил плетку в конюшне и пошел навстречу барону и Анне.
- Иван Иванович! Какой приятный сюрприз!.. Здравствуйте, Анна Платоновна… Почему не сообщили? Я бы велел накрыть стол, прибрать комнаты, баньку растопить…
- Некогда мне в бане париться, - прервал его барон. - У меня важное дело к княгине Долгорукой. Сейчас сразу и поеду к ней. До меня дошли слухи, что она хочет завладеть моими землями.
- Откуда подобные подозрения? - вздрогнул Шуллер.
- Известие вчера получил. Найди Никиту, пусть запряжет свежих лошадей.
- Да приболел Никита, и потом, Долгорукая - женщина непростая. Скажете ей все прямо - она тут же примется все отрицать. Слезы прольет, и вы окажетесь во всем виноватым. И припишут вам оскорбление и навет.
- Но я должен выяснить, что происходит!
- Я вам другое предложу. У меня в имении Марии Алексеевны есть приятель. Время от времени он мне рассказывает кое-что о Долгоруких. Позвольте, я сначала с ним поговорю, все и разведаю.
- Так сделай это поскорее! Я не могу позволить Долгорукой украсть мое поместье!
- Сделаю, - кивнул управляющий. - А вы в дом проходите - может, отдохнете? Сейчас распоряжусь, чтобы под суетились все.
- Некогда мне отдыхать, - остановил его барон. - Лучше покажи, что для спектакля готово. Какую пьесу взял, с кем репетируешь. Я собираюсь звать в гости директора Императорских театров - не хочу перед ним показаться дилетантом.
- Как прикажете, - Шуллер поклонился барону и сделал знак Полине следовать за ним.
- Идем, дорогая, - барон велел Анне взять его под руку, и все вместе они отправились в театр.
Репетиция оказалась в полном разгаре, когда они вошли в зал. Декорациями барон остался доволен. Улочки Вероны, перенесенные на сцену со старинных гравюр, были как настоящие - и башенки, и балкон, на котором стояла Джульетта.
- Неплохо, совсем неплохо, - похвалил управляющего барон. - А как артисты, готовы?
- Работают, Иван Иванович, стараются. А вот, - Шуллер кивнул Полине, все это время державшейся на отдалении, - наша новая Джульетта. Полина Пенькова - позвольте рекомендовать, достойна всяческих поощрений.
- Сложнейшая роль, однако, - барон с сомнением посмотрел на Полину, девушку высокую, видную, ей бы Психею или нимфу какую-нибудь играть, а Джульетта - тонкое, хрупкое создание…
- У нее талант, Иван Иванович, большой драматический талант. Уверен, он безо всякого труда позволит ей перевоплотиться в юную итальянку! - с пафосом сказал управляющий. - Вы увидите: Полина станет звездою нашего театра!
- Ваша милость, - Полина склонилась в глубоком поклоне перед бароном. - Не обижайте, барин. Мы ваше доверие оправдаем. Мы так старались!..
- А я тем временем съезжу в поместье Долгорукой, - негромко сказал Шуллер барону.
Корф согласно кивнул и сел в кресло на первый ряд. Он позвал Анну с собой, но она скромно предпочла остаться у стены. Ей не хотелось казаться барыней среди товарищей по цеху, таких же крепостных, как и она сама. Барон покачал головой, но, скорее, с растерянностью, чем с укоризной. Он уже давно считал Анну звездой и нигде не погнушался бы ее обществом.
- Начнем, пожалуй, - барон махнул рукой, разрешая начать показ.
- Сцена на балконе! - объявил Шуллер и бочком удалился из зала.
Он не мог оставаться здесь дольше - ему надо было немедленно предупредить Долгорукую. Ох, не случайно Никита гонял коня - в Петербург, точно в Петербург! Вот только кто навел? Кто мог проболтаться? Разве что Полина - ей он доверял все свои планы. Хотя вряд ли - от успеха этого дела зависело и ее будущее. Карл Модестович обещал ей, что после свержения барона он выговорит для нее у Долгорукой вольную и сделает своей женой. Он в красках расписывал ей волшебную картину будущего - как они уедут в милую его сердцу Курляндию, и в прелестном особняке на два этажа будут жить припеваючи и растить кучу хорошеньких русоволосых детишек.
Полина была тщеславна и завистлива. Она видела, как высоко поднялась Анна, которую во всем считала соперницей. "Что ж, у нее - барон, а у меня будет управляющий", - решила Полина, даже не подозревая, что это не она, а Шуллер выбрал ее. Он давно держал на примете эту бойкую девчонку, для которой предлагать себя было так же естественно, как для Анны играть или петь. Управляющий жил с Полиной, не скрываясь, и в затеянной Долгорукой афере девушка играла не последнюю роль. Полина отвлекала слуг, пока Шуллер подбирал ключи к барской конторке в кабинете и выносил долговую расписку Корфа. Полина стала его верным и постоянным агентом - она слушала все разговоры дворовых, шпионила за Анной, и последнее делала с особенным рвением и удовольствием. Полина все время жила мечтами унизить Анну, раздавить ее, как змеюку, и самой воцариться королевой - на сцене и среди себе подобных. Шуллер всячески поддерживал ее настроение и извлекал из пособничества Полины немалую для себя выгоду. Нет, кто угодно, только не Полина! Разве что затеяла двойную игру, мечтая занять место Анны подле барона?