- Я вешаю трубку, Пит. Счастливо оставаться. Передавай привет Марси. - Эймон нажал на кнопку отбоя несколько сильнее, чем это требуется.
Какая, к черту, свадьба?
Он пристально посмотрел на женщину, которая чистила уже вторую лошадь, и решительно направился к ней.
- Ты еще не наработалась как следует?
Колин улыбнулась.
- Разве это работа? Мне это только в радость. - Она с любовью начищала лошадь до блеска. - Попробуй. Может, тебе тоже понравится.
- Не надейся, что, всучив мне в руки щетку, тебе удастся меня перехитрить. Я не такой дурак. Тебе нужно прилечь.
- Надеюсь, ты хотя бы согласишься с тем, что я сама знаю, что будет для меня лучше? - Колин принялась натирать шею коня с двойным усердием. - Я знаю, почему ты так упорно хочешь от меня избавиться. Признайся, что ты просто боишься подойти к лошади, - поддразнила она.
Он улыбнулся вопреки своему желанию.
- Мадам, вы не правы.
Это была правда. Он не любил лошадей, но и не испытывал к ним страха. Просто они оставляли его равнодушным.
- Тогда вперед.
Эймон не сразу сообразил, что держит в руках щетку, которую она всучила ему. Отступать было уже поздно, и он осторожно коснулся блестящего бока.
- Ну не так же. - Она не выдержала почти сразу. - Ты как будто не на ферме родился. Вот так. - Она накрыла его руку своей маленькой ладонью и почти прислонилась к нему плечом, показывая, как нужно чистить. - Так, теперь ударь щеткой о скребок, чтобы стряхнуть пыль и волосы. Ну не на себя же, а в сторону! Уже лучше. Прижми щетку плотнее, но старайся не делать резких движений, - продолжала она командовать. - Некоторых лошадей это нервирует. Плавно, но сильно.
Эймон окаменел. Ему вдруг пришло в голову, что он может найти другое занятие, которое отвечало бы ее требованию "плавно, но сильно".
- Теперь ты сам, - отпуская руку и отступая от него на шаг назад, сказала Колин. Она вдруг осознала, что ее тело почти трется о его, имитируя более интимный акт. Несмотря на беременность, ее пронзило желание.
Спустя минуту он спросил, едва скрывая смех:
- Ну как, получается? Давай-ка я теперь почищу ему копыта.
- Ах, ты, негодник!- возмутилась Колин. - Ты смеялся надо мной, - набросилась она на него.
- Было немного, - усмехаясь, признался Эймон. - Но ты сама виновата. Надо было сначала спросить, помню ли я, как чистить лошадь. Ты сама за меня все решила.
- А ты мог бы и сказать.
- Мог бы. Но тогда не получил бы столько удовольствия.
- Ну погоди, Эймон Мерфи. Я с тобой за это еще расквитаюсь, - пригрозила она, но испортила эффект, весело расхохотавшись.
- Именно на это я и рассчитывал, - ничуть не смутившись, сказал он, втайне радуясь, что его розыгрыш удался.
Он немного почитал про ложные роды и теперь знал, что это обычно свидетельствует о повышенном кровяном давлении и эклампсии. Что было не очень хорошо. Вот он и попытался заставить ее хоть немного расслабиться. И ему это удалось!
Вообще-то говоря, ему просто нравилось слышать ее легкий смех и видеть ее улыбающееся лицо. В ее присутствии он смеялся чаще, чем за все годы, проведенные в Нью-Йорке.
Неожиданно ее лицо исказила гримаса, и она согнулась чуть ли не пополам.
В одну секунду он уже поддерживал ее за плечи.
- Что с тобой? Опять ложные роды?
- Нет, вряд ли,- наконец выдохнула она. - Я так думала сначала, но теперь...
Эймон похолодел.
- Что теперь?
- Это повторяется весь день.
- Весь день?!
Она кивнула и закрыла глаза, учащенно дыша.
- С каким интервалом?
Боль немного утихла. Колин смогла выпрямиться и даже улыбнулась.
- Примерно каждые десять-пятнадцать минут.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Когда какой-то водитель попытался их обогнать, Эймон не дал ему этого сделать и выругался сквозь сжатые губы.
Сидящая рядом на пассажирском сиденье Колин, выдержав очередную болезненную схватку, улыбнулась и вытерла пот со лба.
- Ты же знаешь, что тот водитель не был ни в чем не виноват.
- Ты чертовски права. Это не он не ждал того момента, когда кое-кому уже давно надо было быть в больнице.
- Ты обвиняешь меня в том, что я не сразу сообразила? В любом случае я обещала не рожать в твоей арендованной машине, - напомнила она.
- Не сразу сообразила? - не поверил своим ушам Эймон и бросил на нее недоверчивый взгляд. - Значит, тебе понадобилось шесть часов, чтобы сообразить, что ты рожаешь, зная, что эта чертова больница находится у черта на куличках?
- Всего лишь сорок миль, - поправила Колин, чувствуя потребность как-то оправдаться. - К тому же, я читала, что в некоторых случаях роды могут длиться несколько дней, а у меня еще работы было невпроворот. Я подумала, что если еще немного подожду, то, во-первых, закончу кое-какие дела, а во-вторых, меньше времени проведу в больнице. Убью одним выстрелом сразу двух зайцев.
Эймон испустил тяжкий вздох.
- Первым, кого ты скоро точно убьешь своим упрямством, буду я. И если все же ты родишь ребенка в машине, я не уверен, что долго проживу после этого.
- Если ты боишься за машину, я все уберу, - пообещала она.
Воздух со свистом вырвался из его сжатых губ, когда на дороге образовалась очередная пробка.
Эймон повернулся и посмотрел на нее.
- О чем ты только думаешь? Какая машина? У меня сейчас голова занята совсем не этим.
Он снова перевел взгляд на дорогу, но Колин успела заметить мелькнувшую в его глазах панику.
- И чего ты так волнуешься? - Незаметно для себя она развеселилась. - Рожаешь-то не ты. Уверена, многие женщины спокойно рожали в машинах, как некогда в поле. Чем я хуже?
- Действительно, а чего волноваться-то? - Эймон не скрывал своего сарказма. - Ну и что из того, что ты родишь в машине? Женщин, рожавших в машине, может, и достаточно, но вот в машине, застрявшей в пробке, вряд ли найдется так много.
- Зато запомнится на всю жизнь.
- Вот я этого точно не забуду, - с чувством сказал он.
- Ах ты, зараза, - вдруг выдохнула Колин, и ее лицо исказилось от боли.
Эймон сразу вспотел, с тревогой глядя на нее и переживая ее боль как свою собственную. Следя за светофором, он нащупал ее руку и постарался несильно сжать, хотя сейчас ему больше всего хотелось ударить по чему-нибудь кулаком от собственного бессилия.
- Ты только держись, скоро приедем. Не забывай дышать. - Он вытер пот с ее лба.
- А я что делаю? - не сдержалась она и - открыла глаза. - Только и делаю, что дышу и дышу.
- Вот и хорошо. - Он старался говорить спокойно и уверенно, не зная толком, кого он больше успокаивает, ее или себя. - Понимаю, тебе больно, но...
- Ох! - выдохнула она и вцепилась в его руку. Ее ногти больно впились ему в ладонь. - Откуда ты можешь знать об этом?
- Хорошо-хорошо, - покладисто согласился Эймон. - Я думаю, что представляю, как тебе должно быть больно.
Наконец зажегся зеленый.
- Скоро приедем. Потерпи еще немного.
Он тронул машину одной рукой, потому что Колин вцепилась в него мертвой хваткой. Они проехали несколько кварталов прежде, чем она отпустила его руку.
Эймон мчался на пределе допустимой скорости, но ему казалось, что они ползут с черепашьей скоростью. Когда за поворотом возникло здание больницы, он возблагодарил небеса. Игнорируя стоянку для машин, он остановился прямо напротив входа, выскочил из машины и распахнул дверь с пассажирской стороны.
- Я сама, - морщась, выпалила она.
- Сколько можно? - выругался он, стискивая ее руку и помогая выйти из машины, несмотря на все ее протесты.
Колин вдруг его возненавидела. Его поддержку, его беспокойство о ней, его терпение. То, как должен был бы вести себя на его месте настоящий отец. Возненавидела его потому, что он не был отцом ее ребенка.
А ведь из него вышел бы отец, о котором любой ребенок может только мечтать.
Эта мысль заставила ее лицо жалко искривиться.
Эймон, думая, что начались новые схватки, побледнел.
- Все в порядке, - прошептала она, чувствуя, как в ее сердце вонзилась новая игла, причиняя боль, несравнимую с той, которую несли с собой схватки.
Когда они участились, она больше уже ни о чем не могла думать, сосредоточившись на дыхании. Сквозь пелену, застилавшую ей глаза, она видела, как Эймон говорит о чем-то регистратору, кивая в ее сторону. Ее усадили в кресло и повезли куда-то на лифте. Все это время Эймон не выпускал ее руки и что-то мягко и нежно ей говорил. Она не разбирала слов, но сама интонация действовала на нее успокаивающе. Страх, который охватил ее на первом этаже, отступил, и теперь она была уверена, что все будет хорошо. Иначе и быть не может, когда Эймон рядом.
Наверху их уже ждали. Он уступил свое место двум женщинам в белых халатах. Одна из них обернулась к Эймону и с улыбкой сказала:
- Все у вас будет хорошо. Не волнуйтесь. Сейчас мы доставим мамочку в родительное отделение и выдадим вам халат.
Колин мигом забыла о боли и с испугом воскликнула:
- Он вовсе не собирался...
- Вообще-то, я не...
Два возгласа слились в один.
- Нет, значит, нет, - успокоила их одна женщина и пояснила. - Мы спрашиваем у всех пар, но не все мужчины соглашаются при этом присутствовать. Идите по коридору налево. Там комната ожидания. Вам сообщат, когда ребенок родится.
Они покатили кресло к двухстворчатой двери.
Колин обернулась к нему. Ее лицо побледнело, но она постаралась улыбнуться.
- Я подожду здесь, - вдруг вырвалось у него.
В голубых глазах Колин вспыхнула радость.
Эймон нагнал коляску и твердо сказал:
- Дорогая, все будет хорошо. Обещаю тебе.
Колин не смогла ответить, но он прочитал в ее глазах искреннюю признательность.
- Мистер Маккенна?
Эймон не слышал. Он стоял перед окном, ничего не слыша и не видя вокруг. Мысленно он был с Колин.
Прошло уже несколько часов, а к нему никто не подходил. Он и предположить не мог, что роды так затянутся. Он в больнице уже несколько часов. Принимая во внимание, что Колин терпела почти до последнего момента, ей пора бы уже и родить. Может, с беспокойством думал он, возникли какие-то осложнения? Он спросил четырех сестер, но все неизменно отвечали, что все в порядке и ему не о чем волноваться.
Не о чем, ха!
Да если с ней или с ее ребенком что-нибудь случится, он себе ни в жизнь этого не простит!
- Мистер Маккенна?
На его плечо опустилась чья-то рука.
Эймон вздрогнул и порывисто обернулся. То, что к нему обратились под другим именем, перестало иметь всякое значение, когда он обнаружил за своей спиной одну из женщин, которым он передал Колин.
- Колин? С ней все в порядке?
- С ней все в порядке, - улыбнулась женщина. - С ней и вашим ребенком. Они оба молодцы. Роды были тяжелыми, но ребеночек получился на славу. Симпатичная девчушка. Почти не капризничала. Сейчас я ее вам принесу, пока ваша жена спит. Она слишком устала. - Он снова улыбнулась и отошла.
Нервное напряжение, в котором он пребывал столько времени, вдруг исчезло, оставив после себя неимоверную усталость и облегчение.
- Она не моя жена, - вслух сказал он, когда его мозг наконец осознал, что женщина ошибочно приняла его за мужа Колин.
Женщина скоро вернулась, неся в руках сверток, перевязанный розовыми лентами.
- Вот и наша красавица. Подержите ее.
Ему случалось держать на руках младенцев. Не по своей воле, конечно. Сияющий Пит просто-напросто всучивал ему уже два похожих свертка, заявляя, что никогда не вредно попрактиковаться, если представляется такая возможность.
Вот теперь у Пита появится возможность сказать что-нибудь вроде "Я же тебе говорил", если он об этом узнает, мелькнула у него мысль.
Не испытывая охоты, но и без страха, Эймон осторожно принял из рук женщины сверток. Заглянув в поразительно голубые и ясные глаза малютки, удивительно похожие на глаза Колин, он замер и почти перестал дышать.
Девочка нахмурила едва заметные бровки и зевнула, предлагая ему полюбоваться беззубым ротиком.
Эймон был покорен.
Он словно заново родился.
Он приехал в родной дом, чтобы горевать, а вместо этого испытывает ни с чем не сравнимый восторг, держа на руках крошечное чудо, которому Колин подарила жизнь. Она же сняла часть груза с его души, когда он узнал, что отец умер, зная, кем он стал и чего добился.
Женщина снова перевела взгляд с него на малышку и заявила:
- Она похожа на вас обоих. Глаза у нее, конечно, мамины, но вот ротик, несомненно, папин. Мои поздравления.
Эймон слышал ее слова краем уха, всецело занятый ребенком.
- Вижу, вы неплохо справляетесь с малышами. Вот и хорошо. Я отлучусь на минутку, а вы пока побудьте вдвоем, узнайте друг друга получше. Вряд ли ваша мама уже проснулась, но мне нужно убедиться. Не хулиганить. - Женщина шутливо погрозила девочке пальцем и ушла.
Эймон вдруг почувствовал свою вину. Почему он не поправил эту женщину, которая считает его отцом этой замечательной малышки?
Потому что он не уверен, что Колин понравится то, что он собирается ей сказать, ответил он себе. А он собирается заботиться об этой девчушке, которая вдруг стала ему очень дорога. И если ее мамочке это не понравится... Что ж, придется ей к этому привыкнуть.
- Ну вот, оказывается, мамочка уже проснулась и хочет видеть свою дочурку, - женщина протянула к нему руки. - Я сказала, что мы придем все втроем.
- Можно я понесу ее?
- Вообще-то, это не разрешается, - засомневалась женщина, но, заметив, как по лицу мужчины прошла тень сожаления, она заговорщически сказала: - Но если вы обещаете держать язык за зубами, это легко устроить.
Никогда еще Колин не чувствовала себя такой опустошенной. Сил не было никаких. Даже на слезы, когда на пороге палаты возник Эймон с малышкой на руках, и это сразу оживило все ее девичьи мечты. Он улыбнулся ей, его глаза сияли.
Ах, если бы только...
- Привет, мамуля, - хриплым голосом сказал он, остановившись у ее кровати. - Мне тут девочку подкинули. Может, ты ее возьмешь?
- Разве я могу от нее отказаться? - шепотом сказала она.
Эймон наклонился и бережно передал ей дочь, садясь на край кровати и наблюдая за ними обеими. По его лицу бродила нежная улыбка.
На секунду оторвавшись от разглядывания дочурки, Колин подняла на него глаза, и ей стало трудно дышать. На лице Эймона была написана любовь.
Глаза вдруг стремительно стали наполняться слезами.
Указательным пальцем Эймон смахнул их и ласково сказал:
- Ты потрясающая.
- Потому что родила ее? - Она улыбнулась ему сквозь слезы. - Каждый день по всему миру рожают миллионы женщин. Они тоже потрясающие?
- Наверное. Но главное, ни одна из них - не ты.
Чтобы хоть как-нибудь спрятать слезы, которые никак не желали прекращаться, она прикрыла глаза.
Девочка уже уснула и тихонько посапывала.
Колин уже не вспоминала о страхах, которые мучили ее, когда она ее только носила. Осталась только уверенность, что она сделает для нее все возможное и даже невозможное. Жаль, отца только у нее не будет. Но ничего, она станет для нее и папой и мамой. И ее дочь никогда не узнает, что она появилась на свет, потому что ее мать совершила ошибку, доверившись мужчине, который отказался от нее до ее рождения. Ее слезы высохли.
- Ты уже придумала, как назовешь ее?
- Эвелин, - не колеблясь ни секунды, сказала она, встречаясь с ним взглядом. "Жизнь".
- Имя, достойное ее совершенства, - согласился Эймон.
Некоторое время они молча смотрели на спящую девочку.
Колин вдруг пришло в голову, что с этого дня у нее началась новая жизнь. У них началась новая жизнь, поправила она себя, касаясь щечки Эвелин. В которой, как ни горько это признавать, нет места Эймону.
- Ты, наверное, очень устал. - Она подняла на него глаза.
- Немного, - признал он. - Но все равно не так, как ты.
- Теперь ты спокойно можешь ехать домой. С нами все будет хорошо. У меня слов нет, чтобы выразить тебе нашу благодарность.
Его это почему-то ранило. Эймон не понимал почему, но факт оставался фактом: он чувствовал себя отвергнутым.
- Мы никогда не забудем, что ты для нас сделал, - тихо добавила Колин.
- Всегда пожалуйста, - нарочито небрежно сказал он и встал. Теперь по его лицу ничего нельзя было прочесть.
Колин продолжала улыбаться, хотя ей снова захотелось плакать.
Я просто устала, подбодрила она себя. Завтра уже будет много лучше.
- Завтра утром увидимся.
- Вряд ли я проснусь к завтрашнему утру.
- Тогда я приду в обед. - Он посмотрел на девочку, и выражение нежности мелькнуло на его лице. - Звони, если вам что-нибудь понадобится.
С этими словами он ушел.
Вряд ли подозревая, что унес с собой часть ее сердца. Другая его часть принадлежала Эвелин.
Если бы только...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Прошло еще несколько дней прежде, чем Колин позволили вернуться домой, и еще несколько дней, чтобы она свыклась со своим новым распорядком дня. В эти дни она встречалась с Эймоном разве что на кухне, и то ненадолго.
Эймон чувствовал, как в нем растет раздражение. Что-то безвозвратно изменилось в их отношениях с тех пор, как она вернулась. Теперь она держалась с ним вежливо, но как-то отстраненно.
Он призвал себя к терпению, уговаривая себя, что это связано с появлением ребенка, и, тем не менее равнодушие Колин его задевало. Следуя какой-то логике, понятной ей одной, она не приглашала его в детскую, зная, что ему очень хочется видеть Эвелин. Он не понимал, почему Колин так решительно вычеркнула его из своей жизни и жизни своей дочери, и это злило его еще больше, хотя внешне это пока никак не проявлялось.
Наоборот, он, как мог, помогал ей по дому и на конюшне, но ему этого казалось мало. Колин, видимо, тоже, потому что она словно не замечала его помощи. В какой-то момент он даже заподозрил, что она стала его избегать. Когда же они сталкивались, их разговор походил на разговор двух незнакомцев, а не людей, знавших друг друга с детства. Она интересовалась, на какой стадии находится дела по продаже участка, что было сделано на ферме, и через него передавала инструкции приходящим работницам. Особенным шедевром в ее исполнении стал почти светский разговор о погоде. И только иногда, совсем ненадолго, она становилась похожей на себя прежнюю.
Эймон отказывался себе признаться, но он остро скучал по ее смеху, по ее вздернутому кверху подбородку, когда она упрямилась, по ее искренней и широкой улыбке.
Это ставило в тупик. Раздражение накапливалось и росло в нем, подобно грозовой туче, и он сдерживался из последних сил. К концу второй недели он устал от своего терпения и решил, что настала пора положить этому конец. Повод начать разговор нашелся быстро, когда он обнаружил ее спящей на кухне и недоеденный обед.
- Колин, - тихо позвал он.
Она резко вскинула голову.
- Иди отдохни. Я присмотрю за Эви.
- У меня еще куча дел. Я просто... - Она виновато заморгала сонными глазами.
- Иди и нормально поспи, - твердо сказал он.
- Но...
- Я не уроню ее, если ты этого боишься.