- Они были вместе несколько лет, хоть и дети, но по уши влюбленные. Я утверждаю это со всей ответственностью, поскольку история их любви разворачивалась на моих глазах. Я тогда долгое время жила в семье моего кузена. Когда Кендалл окончила университет и получила диплом по английской литературе, Джордж уже два года работал инженером. Они строили планы, готовились к свадьбе, которой не суждено было состояться потому, что Джордж погиб в автомобильной аварии… Кендалл в тот момент находилась за рулем. Она всегда была очень осторожным водителем. Но в тот злополучный день одной осмотрительности оказалось мало. Кендалл очнулась в госпитале, после чего несколько месяцев провела, прикованная к кровати. Восстановление шло медленно. Она во всем случившемся винила себя, отказывалась воспринимать разумные объяснения. А выйдя из больницы, она приехала ко мне и осталась. Я была счастлива принять ее, надеялась помочь вернуться к активной жизни, но вместо этого Кендалл регулярно пресекает все мои попытки подвигнуть ее к переменам. Она и работу такую себе выбрала, чтобы поменьше общаться с людьми. Я очень беспокоилась за нее - до твоего появления.
- А теперь ты не беспокоишься? - удивленно спросил ее Хадсон.
- Я лишь смею надеяться, что знакомство с тобой станет для Кендалл началом чего-то нового. Она заслуживает еще одного шанса, Хад.
- А ты не переоцениваешь мои возможности, Таффи? - озадаченно спросил ее мужчина. - Наши с Кендалл отношения не назовешь доверительными. Скорее уж наоборот.
- То, что она общается с тобой, - уже прогресс, - заверила его женщина.
- По работе, - уточнил Хадсон.
- Кендалл рассказывала, что вы гуляли.
- Ну, да… - вынужденно согласился он. - Погода располагала…
- Не оправдывайся, Хад, - бесцеремонно оборвала его Таффи. - То, что мужчина гуляет с женщиной, - это нормально, поверь мне.
- Если так говорит умудренная опытом женщина… - протянул он, шутливо капитулируя перед Таффи.
- Таффи? Хадсон? - раздался над головами непринужденно беседующей парочки недоуменно-вопросительный голос Кендалл Йорк.
- О! Кендалл! - чуть растерявшись, воскликнула ее подруга.
Хадсон Беннингтон Третий привстал и коротко произнес:
- Привет.
- Я собиралась перейти дорогу, когда увидела вас в окне, - поспешила объяснить Кендалл Йорк.
- Чего стоишь? Садись. Закажи кофе. Именно с этой целью я и заманила сюда твоего доброго знакомого, с которым случайно повстречалась на улице, - дипломатично произнесла Таффи.
- Да, мисс Йорк, я встретил вашу соседку, выходя с почты.
- Понятно, - пробормотала Кендалл, присев за столик.
Наступила долгая и потому томительная пауза, от которой Таффи раньше прочих нашла возможность избавиться.
- Кендалл, дорогая, закажи к кофе что-нибудь вкусненькое. Хад составит тебе компанию, потому что мне нужно еще ненадолго заскочить в офис. Встретимся дома, милая. Собачий корм я куплю по дороге. Рада была тебя встретить, Хад, - поспешно распрощалась с обоими Таффи, поднялась и стремительно удалилась.
Проходя мимо огромного окна кафе, напротив которого сидели ошеломленные таким поворотом Хадсон и Кендалл, она широко им улыбнулась и помахала ручкой.
- Я, пожалуй, закажу еще кофе, - сообщил Хадсон Беннингтон.
- Ммм? - непонимающе промычала Кендалл.
- Я сказал, что закажу еще кофе, - отчеканил мужчина.
- А, понятно, - растерянно отозвалась рыжая, уткнувшись взглядом в стол.
- Кендалл, вы очень напряжены… - осторожно сказал Хадсон.
- Что, простите?
- Не заставляйте меня чувствовать себя идиотом. При взгляде на вас меня судорогой сводит.
- В таком случае, вторая чашка кофе вам только повредит, - воинственно сообщила Кендалл.
- А я все же рискну.
Кофепитие протекало в абсолютной тишине.
Отставив опустевшую чашку, Кендалл наконец осмелилась поднять глаза на Хадсона, который давно уже разделался со своей порцией. Он молча смотрел на нее, словно ожидая какого-то знака.
- Хадсон… - тихо начала она.
Хадсон Беннингтон устремил на нее сосредоточенный взгляд.
- Если тебе есть что сказать, Кендалл, то не молчи. Потому что я ведь могу и не угадать, - вкрадчиво проговорил он.
- Ты должен позволить мне… уйти… сейчас, - прошептала она, опуская глаза.
- Не должен, - твердо возразил он. - И не позволю, - добавил мягко.
Кендалл виновато моргнула и попыталась встать. Хадсон расплатился и встал вслед за ней. Он нагнал ее у дверей, и они вместе вышли из кафе. На улице он взял ее под руку.
- У вас с Таффи есть собака? - добродушно поинтересовался Хадсон.
- Да, его зовут Орландо, - ответила Кендалл. - Он сам к нам пришел и остался… Так же, как я, - взволнованно добавила молодая женщина.
- Толковый пес? - поинтересовался Хадсон.
- Возможно… Он глухой. И постоянно шмыгает носом, сколько его ни лечи. Но без него нам было бы не так уютно жить. Таффи со мной согласна.
- Итак?! - сказал Хадсон, неожиданно остановившись посреди тротуара и встав напротив Кендалл. - Что теперь? Можно, конечно, продолжать этот меланхолический разговор ни о чем…
- Или? - спросила Кендалл.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кендалл Йорк сидела на мостике, медленно погружая одну, затем другую ногу в воду пруда. Она вновь не захватила купальник, поэтому придерживала длинный подол платья.
Молодая женщина пребывала в задумчивости.
Она не обдумывала что-то конкретное, но сосредоточенно, неторопливо и в то же самое время несколько отстраненно вглядывалась в свое отражение в воде. Ее лицо оставалось спокойным, хотя сердце переполняли самые разные мысли.
Она не думала в этот миг, как смотрится со стороны. Легкая полуулыбка осеняла алые губы и голова мечтательно склонена набок, взгляд устремлен в никуда, распущенные волосы разбросаны кольцами по плечам и спине, пальцы безотчетно перебирают ткань платья.
Она уже не задавала себе вопрос, влюбляться или нет, желать или крепиться, мечтать или отказаться… Она не сомневалась, что ее детская, незамутненная любовь к милому и нежному Джорджу навсегда останется вместе с ней. И что он, трепетное, застенчивое и прелестное дитя, никогда уже не станет жестким, опытным, самоуверенным мужчиной, каким был Хадсон Беннингтон.
- Я тут недавно перечитывал твоего друга Уильяма Шекспира, - осторожно вторгся в ее тишину Хадсон, словно чувствуя, что она думает именно о нем.
Кендалл поспешно накрыла ноги подолом платья, которое местами коснулось воды, но, казалось, ее это совершенно не волновало.
- И что он? - спросила Кендалл, посмотрев на Хадсона.
- Я мало что понимаю в высоких материях, но, когда дело касается девичьих прелестей, признательнее меня читателя не найти.
- Что же именно тебя так тронуло? - искренне заинтересовалась Кендалл.
- Не помню дословно, но смысл пассажа был в том, что:
Стройная нога высохнет, прямая спина сгорбится, черная борода поседеет, кудрявая голова облысеет, красивое тело покроется морщинами, блестящие глаза потускнеют; но верное сердце, Кэт, оно - как солнце и луна; нет, скорее солнце, чем луна; оно всегда светит одинаково и не меняется, - оно твердо держит свой путь.
- Сцена предложения из "Генриха V", - бойко, как на экзамене, ответила Кендалл. - По-твоему, речь в монологе короля Генриха шла о девичьих прелестях? - шутливо усомнилась она.
- Читая, я только о них и думал, - признался Хадсон.
- Своеобразный подход к классической литературе, - весело заметила рыжая и звучно бултыхнула стопой по воде.
Со стороны соснового бора повеяло прохладным ветерком, принесшим бодрящий смолянистый аромат.
- И чем же тебе понравился именно этот фрагмент, Хадсон? Заставил задуматься о том, что лучшие дни проходят и оставляют только воспоминания и сожаления о несвершившемся? О том, что лик уже не так прекрасен, как в юности, и силы не те, о том, что путь земной не принес ничего, кроме разочарования? - намеренно патетически спросила его Кендалл.
- А ты думаешь, что лик мой все еще прекрасен? - кокетливо спросил Хадсон, подойдя поближе к мостку, на котором сидела его гостья.
Губы Кендалл растянулись в улыбке.
- Мы говорим о творении великого Шекспира и о его влиянии на умы читающей публики, а не о твоем великолепии, Хадсон Беннингтон Третий. Но уверена, у тебя огромное и чистое сердце. Хотя голова, как мне показалось, в смятении.
- Так и есть, - охотно согласился Хадсон. - Голова, как и сердце, не стану исключать и прочие органы. Я весь в смятении. Но сильнее всего меня повергает в отчаяние холодность одной особы, - шутливо добавил он, ступив на деревянный мосток.
- Отчаяние - весьма нежелательное и опасное чувство, - с приветливой улыбкой заметила Кендалл, - однако для чувствительной натуры не редкое. Я думаю, хотя бы раз в жизни его необходимо пережить каждому. Без этого счастье или простое благополучие могут оказаться не оцененными в полной мере, - сказала она, откинув с лица блестящие локоны.
Кендалл Йорк выглядела обворожительно. И была естественна и безмятежна, как никогда. Это обнадежило Хадсона, но и озадачило. Любая дерзость с его стороны могла стать роковой, равно как и бездействие.
Он рассудил, что Кендалл вряд ли доверяет ему безоговорочно. По сути, она ничего не знает о нем, кроме того, что он проводил школьные каникулы в усадьбе "Клодель", обожал свою тетушку Фэй и рано потерял родителей.
Эта молодая женщина пережила столько испытаний за свои двадцать три года, что никто, даже она сама, не знает, насколько она готова к переменам в судьбе.
- Сегодня я впервые за несколько дней воспользовался своей фотокамерой, - доверительно сообщил ей Хадсон Беннингтон.
- Ты имеешь в виду Мирабеллу? - шутливо уточнила Кендалл.
- Кого же еще? Я ей ни с какой другой фотокамерой не изменяю, - расставил все точки над "i" Хадсон.
- А как давно ты не фотографировал? - серьезным тоном спросила его Кендалл.
- С Колумбии, - ответил он.
- Действительно, давно, - задумчиво кивнула она.
- Я взял ее, прогулялся по саду, прошелся вдоль пруда… Но ничего достойного внимания не приметил, пока не увидел тебя, с ножками, опущенными в воду. Ты выглядела так, словно твоя душа отлетела от тела и где-то бродит. Ты была такой спокойной, такой просветленной, пока не появился я. О чем ты думала, Кендалл?
- Ты присочиняешь, Хадсон. Я действительно чувствую себя очень спокойно и хорошо. Но моя душа никуда не отлетала, уж поверь мне. Я за ней пристально слежу. Просто сегодня я немного рассеянна. Я позволила себе помечтать несколько минут.
- Позволь не согласиться. На мечтательницу ты не походила. Как раз наоборот. Не хочешь признаться, о чем размышляла?
- Ты видел шрамы на моих ногах? - сухо спросила его Кендалл, отвернувшись.
- Тебе нечего стыдиться, - вкрадчиво заверил ее мужчина.
- Они уродливы. И мне неуютно знать, что кто-то разглядывает их.
- Поэтому ты не ходишь в общественный бассейн?
- Поэтому ты приходишь сюда и говоришь словами Шекспира о душевной красоте в противовес физической? - стараясь сдержать слезы, резко проговорила Кендалл Йорк, порываясь встать и уйти.
- Ты знаешь, что ты красива, Кендалл! - уверенно воскликнул Хадсон, удерживая ее от бегства. - Ты красива и телом, и душой. И это заставляет меня желать тебя. Я мечтаю к тебе прикоснуться. И меньше всего я бы хотел, чтобы, будучи со мной, ты вспоминала о своих шрамах.
Кендалл недоверчиво посмотрела на него, но остановилась.
- Да, милая, это правда. Но если тебе нужно время, я не стану тебя торопить. Надеюсь, ты справишься с собой, как я справился с нежеланием вновь брать в руки камеру.
- Разве можно сравнивать столь разные вещи?
Кендалл разочарованно покачала головой и пустилась бежать. Она нырнула в лес и почти сразу исчезла из виду, пока Хадсон раздумывал над своими словами, ища в них повод для ее внезапного побега. Должно быть, его слова она поняла лишь как его готовность вернуться в профессию с творческими командировками по всему свету.
Поразмыслив, Хадсон пустился вслед за ней.
- Кендалл! - окликнул он, а спустя считанные секунды поймал беглянку в свои объятья. - Давай не будем сгоряча совершать непоправимое. Пусть я глупец, но ты же не такая. Останься. Поговори со мной… Не молчи, милая. Только начни, увидишь, я умею слушать.
- Чего ты хочешь от меня, Хадсон? Чтобы я разделила с тобой свои безумные страхи или снабдила занимательным сюжетом для твоих мемуаров? Ты хочешь, чтобы я заговорила с незнакомым человеком о том, о чем страшусь подумать наедине с собой? Нет, я не готова к подобным излияниям. И вряд ли когда-нибудь буду к ним готова! - резко отклонила его предложение Кендалл.
- Подумать только, всего несколько минут назад ты была весела и беззаботна! Что случилось? Отчего ты так внезапно переменилась? Не поверю, что виной тому незначительные шрамы, оставленные аварией. Ты не так легкомысленна, чтобы позволять таким вещам влиять на твою судьбу. Дело во мне? Я не заслуживаю твоего доверия? Прости, Кендалл. Не стану навязываться. И прости еще и за то, что подверг тебя такому стрессу. Я готов заплатить за это всем, что имею, вплоть до последнего цента, если это сможет сделать тебя уверенной в своей привлекательности. Тебе нужен пруд? Пользуйся им, я тут больше не появлюсь, могу отдать тебе и сад, и всю усадьбу целиком, вместе со всем старинным хламом. Все в твоем пользовании. Меня ты больше здесь не увидишь. Это сделает тебя счастливее?!
Кендалл Йорк недоуменно смотрела на него.
- Почему ты весь в крови?! - испуганно воскликнула она.
- В крови? - не меньше удивился Хадсон Беннингтон.
- И джинсы порваны.
- Ах, верно. Наверное, я бежал за тобой сквозь разросшийся розарий, - предположил Хадсон, с удивлением рассматривая обильные кровоподтеки на голых руках и раны под джинсовыми лохмотьями.
- Неужели ты не чувствуешь боли?
- Теперь чувствую. Саднит немного. Но это все ерунда, - по-мальчишески заверил он Кендалл.
- Ты сумасшедший, Хадсон! Пойдем в дом, я спасу тебя от неминуемой смерти, - шутливо проговорила она и, схватив его за руку, потянула в сторону особняка, который он был готов подарить ей мгновение назад.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Хадсон с улыбкой сидел на дубовой скамье в кухне особняка "Клодель", тогда как Кендалл суетилась вокруг него, вооруженная щипцами, ватой, марлей и антисептическими средствами. Она обладала серьезными познаниями в области оказания первой медицинской помощи.
Время от времени ему лишь приходилось вздрагивать от соприкосновения обеззараживающего раствора с раной и усмирять пыл своей спасительницы, которая, кажется, была готова облепить его с ног до головы бактерицидными пластырями и запеленать стерильной марлей.
Однако сама Кендалл, словно не слыша иронии в его голосе, искренне сетовала на то, что срок годности многих препаратов в его аптечке давно истек и что подобное безрассудство ей представляется непозволительным, что только удача спасет его от смертельно опасного заражения крови, а потому следует надеяться на чудо и молиться.
Самым забавным было то обстоятельство, что в своем преувеличенном беспокойстве за жизнь и здоровье Хадсона она нисколько не притворялась. И это показалось ему не столько странным, сколько необычайно милым. Именно такое поведение женщины в его представлении ассоциировалось с нормальным материнским отношением к своему ребенку, чего он был лишен в детстве. Со школьного возраста он был всецело предоставлен опеке настоятелей частной школы. Общение с родителями было урывочным, а житье-бытье под крылом тетушки Фэй больше напоминало сказочное путешествие по воображаемым мирам, нежели обычный семейный быт с его неотъемлемыми проблемами. Хадсон и не предполагал, что именно такого трепетного отношения ему так сильно недоставало в детстве.
И теперь, когда эта забавная рыжеволосая женщина вилась вокруг него с ватой, бинтами и склянками, он чувствовал себя на вершине блаженства.
Он с робостью и радостью наблюдал за тем, как Кендалл хлопочет, он видел ее смятение и сострадал той боли, с которой она восприняла его многочисленные ссадины и царапины. Кендалл чувствовала себя виноватой - ведь это из-за ее внезапного побега Хадсон так сильно поранился. Казалось, она вот-вот заплачет.
Хадсон хотел запечатлеть это все если не на фотоснимках, то хотя бы в своей памяти. Он знал, что самые ценные воспоминания всегда хранятся в душе, а не на цифровых и бумажных носителях.
Поэтому он послушно сидел на дубовой скамье и, затаив растроганную улыбку, внимал всему тому, чем жила в сей миг эта забавная и несговорчивая девушка с фарфоровой кожей и курчавыми золотисто-рыжими волосами.
Она уже не печалилась оттого, что он узнал ее тщательно скрываемую тайну. Казалось, она совершенно забыла о том, что произошло до того, как Хадсон бросился за ней в погоню сквозь заросли диких роз, не разбирая дороги.
Да, он видел неровные следы от шрамов на ее израненных ногах. Но это не отпугнуло человека, который объездил полмира, знавал экранных красавцев и цирковых уродов, самолично наблюдал человеческие трагедии, потери и спасительные обретения себя. Он, как никто другой, понимал, что такой условный изъян может исковеркать человеческую судьбу только в мире обывательски узких представлений, и он отказывался верить в то, что Кендалл их разделяет.
Хадсон знал, что как бы ни сложились их дальнейшие отношения, он ей докажет, что не принадлежит к числу тех снобов, что превыше всего ценят внешний лоск и мнимые достижения. Он докажет ей, что, сколь бы ни было глубоко ее разочарование в себе, всегда есть шанс к возрождению.
Он уже сделал одну непростительную ошибку, процитировав строки из "Генриха V". Он позволил ей сделать неверные выводы, что ни в коем случае не должно повториться.
Будучи мужчиной проницательным и умным, Хадсон Беннингтон никогда не делал ставку на свою привлекательную внешность или высокое социальное положение. И тем не менее он позволил Кендалл ложно истолковать свои слова, невольно задев самые чувствительные струны этой скрытной женщины. Он не учел, что раны Кендалл Йорк не на поверхности, что белесые рубцы на коже - лишь видимая часть того айсберга проблем, с которыми Кендалл пришлось столкнуться за свою недолгую жизнь.
Девочка, которая в восемь лет осталась без матери и, по сути, без семьи, потому что ее растерявшийся из-за трагедии отец так и не сумел дать ей то семейное тепло, которое ушло вместе с матерью. Девушка, которая на заре молодости потеряла совою первую и единственную любовь и винила во всем себя, а шрамы служили постоянным напоминанием о случившемся. Они олицетворяли собой ее безысходность. Омывая их в водах заповедного пруда, она заставляла себя смириться со своей участью, со своим одиночеством, принимая на себя вину за случившееся. Но сколь бы ни была сильна ее потребность в самобичевании, чувство собственного достоинства не позволяло ей выставлять свое отчаяние на суд окружающих ее людей. Для них она была просто нелюдимой и язвительной молодой женщиной с копной восхитительных рыжих волос.