Во второй половине дня Ханако отправилась вместе с Кими полюбоваться огородом, устроенным Горо. Как сказала Кими, кроме обычных овощей Горо выращивал еще и съедобные цветы. Он узнал про них, наблюдая за дикими цветами, которые собирал монах-чужеземец, Джимбо.
- Какой прекрасный сегодня день, - сказала Эмилия. - Я, пожалуй, пройдусь тут по лугу.
Она неспешно прошла через рощу, растущую у самой стены монастыря. Два самурая, которых приставил к ней Таро, следовали за ней на некотором расстоянии. Это была не та сторона монастыря, у которой произошла битва. Хотя прошло шесть лет, Эмилии не хотелось ступать по земле, на которой умерло столько людей. Эти воспоминания до сих пор причиняли ей боль. Погрузившись в эти размышления, она уже почти миновала купу сосен, когда заметила, что в их тени стоит какая-то женщина и смотрит на нее. Контраст между солнечным светом, в котором стояла Эмилия, и тенью, окутывающей женщину, придавал незнакомке какой-то эфемерный вид. Из-за этого, да еще из-за того, что она стояла так неподвижно, ее очень легко было не заметить.
Женщина была очень юной, судя по тому, что ее волосы не были уложены во взрослую прическу, а были просто забраны в девчоночий хвост. Кроме того, она была исключительно хороша собою: тонкие черты лица и не такие узкие глаза, как обычно у японцев. Эмилия подумала, что это, наверное, одна из тех женщин, которые пришли сюда из Йокогамы вместе с Кими и Горо. Молодая женщина смотрела на Эмилию с таким видом, словно представшая ее взору картина ее слегка забавляла. Возможно, она никогда еще не видела вблизи ни одного чужеземца. Эмилия решила, что это прекрасная возможность попрактиковаться в японском с человеком, не привыкшим к ее акценту.
- Добрый день, - произнесла Эмилия по-японски, сопроводив свои слова подобающим поклоном по местному обычаю. Но она не получила ожидаемого ответа. Вместо того, чтобы тоже поклониться и вежливо поздороваться женщина ничего не сказала, а лицо ее исказилось от ужаса.
- Я приехала издалека, - сказала Эмилия. - Меня зовут Эмилия.
- Госпожа Эмилия! - услышала она позади голос Таро. - С вами все в порядке?
- Я просто упражнялась в японском языке, - объяснила Эмилия. - Но без особого успеха.
Она снова повернулась к молодой женщине и обнаружила, что та ускользнула. Эмилия улыбнулась.
- Похоже, что мой японский настолько плох, что приводит незнакомых людей в ужас. Вы очень добры, раз не реагируете на него подобным образом. Вы не видели, куда она направилась?
Таро взглянул на двух самураев, сопровождающих Эмилию. Оба пожали плечами.
- Нет, - сказал Таро. - Извините.
- Возможно, она вернулась обратно в монастырь, - сказала Эмилия. - Надо будет, чтобы Кими представила нас друг другу, как подобает, - пусть она увидит, что меня нечего бояться.
Таро снова повернулся к самураям.
- Вы видели эту женщину?
- Нет, господин Таро.
- Вам следует быть внимательнее, - сказал Таро. - Какая польза в телохранителях, не сумевших увидеть возможного убийцу?
- Мы никого не видели, господин, - сказал один из самураев и несколько озадаченно взглянул на своего товарища.
- Именно об этом я и говорю, верно? - резко произнес Таро. Он не любил выслушивать оправдания.
Тут Эмилия споткнулась обо что-то, скрытое в траве. Ей пришлось ухватиться за сосну, чтобы не упасть. Она взглянула под ноги. Оказалось, что это был большой плоский камень, наполовину ушедший в землю.
- Камень от фундамента, - сказал Таро.
- Простите? - переспросила Эмилия, от замешательства перейдя на английский.
Таро не отличался особой способностью к языкам, но достиг в английском почти таких же успехов, как Эмилия в японском. Он пояснил:
- Это камень от старого фундамента. Вероятно, здесь прежде стояло какое-то здание. При разрушении и восстановлении здания иногда переносят. Преднамеренно, чтобы изменить карму этого места. Или непреднамеренно, потому что никто не помнит, где располагалось старое здание.
- Здание? - снова переспросила Эмилия.
- Да, - сказал Таро, вглядываясь в траву. - Небольшое. Видите? Вот еще один камень от фундамента. Это было очень маленькое здание.
- Келья, - произнесла Эмилия, и рухнула без сознания.
Когда она снова открыла глаза, то увидела Ханако, с беспокойством глядящую на нее, а рядом - Кими.
- Она очнулась, - сказала Кими.
- С вами все в порядке? - спросила Ханако.
- Да-да, - отозвалась Эмилия, садясь. - Я просто немного перенапряглась. Ничего серьезного.
Она огляделась и увидела, что вокруг нее собралось около дюжины женщин. Но той молодой женщины из рощи среди них не было.
- А что, это все жительницы монастыря?
- Все, кроме одной, - сказала Кими. - Она отправилась в деревню с поручением. Иногда она ходит не по тропе, а бродит по лесу.
Эмилия облегченно вздохнула.
- Так вот кого я видела…
Она улыбнулась Ханако.
- У меня разыгралось воображение. Я видела девушку, а потом она куда-то делась. Я споткнулась об камень. Я подумала о свитках, и подумала, что это была… - Тут она вспомнила, что Ханако просила, чтобы она не произносила этого имени. - …та, кого я ожидала увидеть. Она очень робкая? - спросила Эмилия у Кими.
- Да, - отозвалась Кими. - Очень, очень робкая.
- Да, такое как раз иногда бывает с самыми красивыми девушками, - сказала Эмилия.
- С самыми красивыми? - озадаченно переспросила Кими.
- О, а вот и она, - сказала какая-то из женщин. - Ясуко! Иди сюда! Госпожа хочет тебя видеть. Не убегай.
Эмилия посмотрела на приближающуюся женщину - коренастую, ширококостную. Она выглядела бы достаточно нескладной, даже если бы голова у нее и не клонилась так странно набок: этот недостаток особенно бросался в глаза из-за туго стянутых волос. В ней не было ничего изящного, прекрасного или хотя бы эфемерного.
- Она повредила себе шею там, в Йокогаме, - пояснила Кими. - Теперь у нее голова не держится ровно.
У Эмилии снова закружилась голова, но на этот раз она не потеряла сознание.
- Женский монастырь Мусиндо, - прошептала она.
- Она бредит, - сказал Таро.
- Боюсь, что нет, - отозвалась Ханако.
Глава 7
Дитя тайны
Древнее изречение гласит, что мужчина - это мужество, а женщина - доброта. В нем есть некое приятное сочетание симметрии и контраста и, подобно многим приятным вещам, это изречение полностью лживо.
Мужество и доброта неразделимы.
Если же одно существует без другого - будьте начеку!
Перед вами - хорошо замаскированные трусость и жестокость.
"Аки-но-хаси". (1311)
1867 год, развалины монастыря Мусиндо.
Люди Таро, которым он поручил охранять Эмилию во время прогулки, были наименее надежными среди всех находившихся у него в подчинении телохранителей. Он взял их с собой именно ради этого их свойства. С ними вполне можно было рассчитывать, что они позабудут о своих обязанностях, - и именно это они и сделали, предавшись взамен ленивой болтовне. И точно так же они не заметили Таро, спрятавшегося среди деревьев, хотя умение маскироваться никогда не числилось среди самых выдающихся его достоинств.
Подобно всем истинным самураям, Таро ненавидел ухищрения и скрытность, предпочитая в открытую заявлять о своих намерениях. Способ, которым он намеревался претворить в жизнь свое предательство, причинял ему почти такую же боль, как само предательство. Но князь Саэмон убедил его, что сейчас не время для традиционной показной храбрости. Таро необходимо скрывать до надлежащего момента, что теперь он верен иному. Потому он собрался не просто убить женщину, и не просто женщину, а ту, кого он пообещал защищать, но еще и убить ее из засады, что утраивало терзающий его стыд. Но он собирался сделать это, чтобы защитить древние традиции чести и мужества, которые князь Гэндзи почти готов был отринуть. Не странно ли, что первый его открытый шаг на этом пути оказывается столь нелепо трусливым? И все же это вполне согласовывалось с прочими противоречиями, созданными присутствием чужеземцев. Если бы Таро лучше умел чувствовать, сколь нелепа временами бывает жизнь, сейчас он бы рассмеялся над собою.
Он был одним из двух наиболее доверенных вассалов князя Гэндзи, заместителем командующего войском клана, человеком, который несколько раз рисковал жизнью, защищая Гэндзи. Гэндзи возвысил его, сына незнатного самурая, до положения владетельного господина, наделив его землей. Никто не оказал ему большей чести, чем Гэндзи. Никто не заслуживал его верной службы, его благодарности, его уважения больше, чем Гэндзи. А Таро отвернулся от него ради службы князю Саэмону, человеку, возможно, еще более отвратительному, чем покойный отец князя Саэмона, Каваками Липкий Глаз, глава тайной полиции сёгуна.
Липкий Глаз получил свое последнее воздаяние - усекновение головы - в сражении, произошедшем на этом самом месте. Таро и Эмилия были среди горстки тех, кто был тогда при князе Гэндзи и остался в живых. "Он сражался при Мусиндо!.." За прошедшие годы Таро не раз слышал у себя за спиной эти слова, произнесенные с благоговейным трепетом, и всякий раз они наполняли его гордостью. Но через несколько мгновений эти слова приобретут совсем другое значение. Лучше бы он умер тогда, с честью. Хотя дело его было правым, Таро знал, что муки, причиненные предательством, отравят и лишат радости всю его оставшуюся жизнь, долгой ли она будет или короткой.
Госпожа Ханако, которую он тоже предавал, потеряла левую руку в той битве, защищая своего мужа, Хидё, лучшего друга Таро, ныне тоже сделавшегося владетельным господином и командующим войсками клана. Таро надеялся хотя бы в этом обойтись без фатальных последствий. Он не желал Ханако вреда. Он только будет удерживать ее в заложниках, пока не сумеет убедить Хидё присоединиться к нему. Ведь наверняка же даже Хидё, при всем его упрямстве и слепой верности князю, поймет необходимость и правомерность действий Таро, если заставить его остановиться и подумать.
Он стоял в тени, скрытый густой листвой, а лучи света били у него из-за спины. Солнце как раз стояло на небе ровно так, чтобы мешать смотреть всякому, кто взглянул бы в его сторону. Эмилия неспешно шла к купе сосен. Когда она подойдет туда, то окажется примерно на расстоянии пятидесяти длин стрелы. Даже такой посредственный лучник, как он, Таро, сможет на таком расстоянии попасть в столь медленно двигающуюся цель. Ружье было бы надежнее, но воспользоваться им нельзя, из практических и политических соображений. Во-первых, грохот и дым слишком явственно выдадут его местоположение. Во-вторых, использование лука и стрел - традиционного оружия, никак не связанного с чужеземцами, имеет свой смысл.
Смерть Эмилии сразу же принесет пользу в нескольких вопросах. Она спровоцирует ответные действия со стороны чужеземных стран, и если эти действия будут такими же, как и прежде, то есть, плохо нацеленными и чрезмерными, они увеличат и без того уже яростные античужеземные настроения. Также она привлечет внимание к неподобающей дружбе князя Гэндзи с чужеземной женщиной и дополнительно ослабит его позицию, которая и без того не слишком сильна. Затем неизбежно воспоследующая казнь двух проштрафившихся телохранителей увеличит раскол среди самураев клана, и по мере усиления кризиса с князем Гэндзи будет оставаться все меньше и меньше народа. И, в завершение, то, что неизвестный убийца ускользнет неузнанным, усилит страх и подозрения, а люди, охваченные страхом и подозрениями, склонны совершать больше ошибок, чем те, кто ими не охвачен.
Все происходило в точности так, как Таро себе и представлял. Двое стражников были слишком заняты болтовней, чтобы заметить его. Эмилия двигалась настолько медленно, что ее передвижение вообще не создавало трудностей. Таро поднял лук. Он уже готов был спустить тетиву, когда Эмилия остановилась и заговорила по-японски. Кто это еще там? Таро не мог стрелять, не зная этого. Тот человек хорошо прятался среди деревьев: Таро, как ни старался, не мог его разглядеть.
Момент был упущен. Таро не собирался спешить и действовать, когда обстоятельства неблагоприятны. Ничего, представится и другая возможность. Он положил лук среди кустов и вышел к Эмилии. Хотя вскоре он оказался почти у нее за плечом, он по-прежнему никого не видел. Казалось, будто Эмилия обменивается любезностями с сосной.
- Госпожа Эмилия! - окликнул ее Таро. - С вами все в порядке?
В порядке явно было не все, потому что после нескольких совершенно безобидных слов про старые камни, оставшиеся от какого-то фундамента и ныне скрытые травой, Эмилия вдруг упала без сознания. Разве не достаточно плохо само по себе то, что его князь так подружился с чужеземкой? Неужто она еще и подвержена галлюцинациям и обморокам? Для Таро произошедшее было лишним свидетельством того, что он принял правильное решение, сколь бы трудным и сопряженным со злом оно ни было. Он полностью признавал свою ответственность за все то, что совершил. Но в то же самое время, разве остались еще сомнения в том, что князь Гэндзи отрезал для него все иные пути?
Месяц назад, во время встречи с Хидё и Таро, князь Гэндзи наконец-то зашел слишком далеко.
- Теперь у всех наших самураев есть револьверы, - сказал Гэндзи. - А вскоре у всех отрядов появятся еще и пушки на колесах, которые можно брать с собой повсюду.
- Да, господин, - отозвался Хидё, - и мало кого из них это радует.
- Что - пушки? - спросил Гэндзи.
- В целом огнестрельное оружие, мой господин.
- Их не радуют револьверы? - Казалось, Гэндзи удивился. - Но ведь не думают же они, что смогут сражаться в грядущих войнах мечами?
- Это не вопрос практики, - пояснил Хидё. - Они не верят, что огнестрельное оружие может должным образом выразить самурайский дух.
- Они могут выражать свой дух столько, сколько пожелают, - сказал Гэндзи, - но на поле боя проявление духа мало чего стоит без физической мощи.
- Но мечи имеют и практическое применение, мой господин, - возразил Таро. - Люди говорят о битве у монастыря Мусиндо как о примере того, что мечи по-прежнему имеют ценность.
- Как так? Исход этой битвы решило огнестрельное оружие. Что тогда сделали мечи, кроме как продемонстрировали свою полную неэффективность?
- Когда враги пошли на штурм наших позиций, - сказал Таро, - мы встретили их мечами, и мы победили их.
- Кажется, память окончательно тебе изменила. Ты уже забыл, как зарывался в кровавую грязь, чтобы укрыться от пуль? Ты не помнишь, как прятался за искромсаными тушами наших лошадей?
- Таро не совсем неправ, мой господин, - сказал Хидё.
- Должно быть, я присутствовал при каком-то другом сражении. Пожалуйста, расскажите мне о вашем.
- Все те тысячи пуль, что выпустили враги, не убили нас, - сказал Хидё. - В конце концов им пришлось пойти на нас в атаку с мечами.
- Ты был там, и у тебя язык поворачивается сказать такую нелепицу? Ты наглядно демонстрируешь, почему время самураев минуло. Проблема не в мечах у вас за поясом, а в мечах у вас в голове.
- Самураи тысячу лет защищали Японию, - сказал Таро.
- Скорее грабили, чем защищали.
- Господин, - сказал Таро, - это скверная шутка.
- Шутка? Отнюдь. Мы тысячу лет превосходно резали и угнетали тех, о ком вроде как должны были заботиться. Если поставить с одной стороны убитых, а с другой - убийц, кого будет больше?
- Мы сражались друг с другом, - сказал Таро. - Мы не воевали против крестьян.
- Да ну? На каждого самурая, павшего в битве, сколько приходится затоптанных, заколотых, зарубленных или просто заморенных голодом и непосильной работой крестьян? Пять? Десять? Скорее сотня или две. Мы упражнялись во владении мечом. Они, в основном, в умирании.
- Такова судьба крестьян, - сказал Хидё. - Они должны принимать ее, как мы принимаем нашу.
- Сомневаюсь. Вот французские крестьяне ее не приняли. Они восстали и отрубили головы своим аристократам.
И Гэндзи улыбнулся, как будто эта мысль доставляла ему удовольствие.
- Здесь этого произойти не может, - сказал Таро. - Мы - цивилизованный народ. У нас даже крестьяне принадлежат к более высокому рангу. Им такое даже в голову не придет.
- Да, я полагаю, ты прав. Печально, не правда ли?
- Это повод скорее для гордости, чем для печали, - сказал Таро.
- Возможно. А возможно, и нет. Вместо того, чтобы ожидать прихода нашего собственного Царства Террора, было бы разумнее смело совершить перемены и отменить нас, наши владения и весь этот древний принцип господ и вассалов.
- Господин! - хором воскликнули Хидё и Таро.
Гэндзи рассмеялся.
- Есть такое чужеземное выражение: "Пища для размышлений". Если вы будете меньше беспокоиться и больше питаться, это пойдет на пользу вам обоим.
Его слова были ядом, а не пищей. Князь смеялся, но Таро знал, что Гэндзи имеет в виду ровно то, что сказал.
Теперь же, оглядываясь назад, Таро понял, что именно в тот самый миг он перестал быть верным вассалом князя Гэндзи.
Его первая попытка убить Эмилию провалилась. Вторая не провалится.
- Вы уверены, что уже достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы сесть? - спросила Ханако.
- Вполне, - отозвалась Эмилия. Теперь, когда она находилась в восстановленной хижине настоятеля, ей было неловко за то, что она так по-дурацки свалилась в обморок. Никаких причин для подобной реакции не было. Из того, что красивая молодая женщина, которую она встретила в лесу, не принадлежала к числу обитательниц храма, еще не следовало, что она видела призрак. Женщина могла прийти сюда из деревни, хотя, пожалуй, она выглядела слишком хорошо одетой для крестьянки. Возможно, это была какая-то прохожая, ненадолго отставшая от своих спутников.
- Спасибо, - Эмилия поблагодарила Ханако и приняла чашку с чаем. - Как я уже говорила, она была необыкновенно красивой. Особенно примечательными были глаза. Они ближе к западному типу, чем к азиатскому. Но я думаю, в этом ничего особенного нет. В конце концов, все мы люди, и не так уж сильно отличаемся друг от друга.
- Вы сказали, что у нее были очень длинные волосы, - сказала Ханако, - почти до земли.
- Да. Насколько я могу судить. Она находилась в тени, а я стояла на свету. Ее трудно было разглядеть.
- Она казалась… - Ханако запнулась, подбирая точное слово. - Она казалась расплывчатой?
- Ну, не то, чтобы расплывчатой… Игра света и тени часто обманывает зрение. А узор ее кимоно мешал еще больше.
- Узор ее кимоно?
- Да. - Эмилия была благодарна Ханако за подобную заботу об ее здоровье. Однако же ход и подробность ее расспросов казались Эмилии несколько странными. - Он был очень похож на листву деревьев, среди которых она стояла. И из-за этого она почти сливалась с рощей.
Ханако побледнела. Взгляд ее сделался каким-то отрешенным, и она покачнулась. Эмилии на миг даже показалось, что Ханако тоже сейчас потеряет сознание. Но та все же удержалась, хотя и оперлась руками об пол, чтобы не упасть.
- Что случилось? - спросила Эмилия.