Гнев больше не затмевал его разум, и вещи, от которых он до сих пор отмахивался, предстали перед ним во всей своей ужасающей отчетливости. Джек с мучительной тоской осознавал, что поторопился причислить себя к тем, кто навсегда разочаровался в любви. Он считал, что приобрел иммунитет к женским чарам и ни одно хорошенькое личико не заставит его сердце учащенно биться. Более того, он почти убедил себя в том, что Эшли Стентон значит для него не больше, чем произведение искусства - для истинного любителя...
Как слеп он был! И вот наказание - запоздалое прозрение, раскаяние, злость на самого себя и полная растерянность. Что делать дальше? Вести себя как ни в чем не бывало? Разве он сможет? Объясниться в любви? Нет, невозможно даже представить себе... Да и не уверен он в том, что чувство, так внезапно охватившее его, зовется любовью... По крайней мере, с Сильвией у него все было по-другому.
- Уже темнеет, пойдемте обратно, - тихо проговорила Эшли. - Вам пора отдыхать.
Они медленно пошли по дорожке, не разговаривая и опасаясь взглянуть друг на друга, каждый во власти сомнений и заблуждений. Эшли не догадывалась о том, какая буря бушует в душе Джека, а он не знал о том, что ее сердце уже давно принадлежит ему. В тот вечер они скованно попрощались у дверей его палаты, страшась завтрашней встречи и одновременно желая ее...
Дальше события развивались быстро. Он был свободен, одинок и несчастен. Она давно и страстно влюблена. Скромное венчание в местной церкви, небольшой семейный обед - и молодые отправляются на Тикариву, остров мечты, но не на медовый месяц, а на всю жизнь. Джек был тверд в своем желании поселиться где-нибудь вдали от цивилизации, в райском уголке, не испорченном индустриализацией и прогрессом, а Эшли слишком любила мужа, чтобы перечить ему в чем-либо. К тому же она и сама была не против жизни в тихом уединенном месте, рядом с любимым человеком.
Вскоре у них родился Орландо.
5
Море лизало золотистый пляж, то налетая на него неистово, то ласково прикасаясь. Прибой выбрасывал на песок разноцветные ракушки, которые образовывали причудливый узор; иногда одинокий суетливый краб деловито шествовал куда-то; порой легкий ветерок чуть покачивал редкие деревья, встречавшиеся поблизости и изнемогавшие от зноя.
Все было тихо до какой-то одуряющей неподвижности. Случайный прохожий, очутись он вдруг на этом пустынном пляже, подпал бы под чары острова и, забыв обо всем на свете, навсегда остался бы безмолвным его пленником, не имеющим силы продолжить свой путь. Хотя появление случайного прохожего в этих местах казалось совершенно невероятным. Думалось, что нога человека вообще никогда не ступала на эту землю, что и песок, и вода, и воздух так же девственны и чисты, как и в момент создания мира, что зловонное дыхание человеческого прогресса еще не донеслось до этой первозданной красоты.
Тем не менее люди жили на этом благословенном острове. Если бы вы прошли немного по пляжу до пальмы, стоящей чуть поодаль от своих товарок, а затем свернули бы направо, то непременно увидели бы небольшое бунгало, которое очень хорошо вписалось в яркую красоту острова. Создавалось впечатление, что оно было не построено людьми, а само произросло на плодородной почве и являлось такой же правомочной принадлежностью острова, как птицы, деревья, песок и вода.
Но дверь дома распахивалась, и вы могли убедиться, что самые настоящие люди из плоти и крови, а не какие-нибудь местные боги, сотворили это чудо. Ибо работа еще продолжалась: из дома выносили доски, краску, инструменты, и палящее солнце равнодушно наблюдало, как человеческие существа старались создать свой рай в этом райском уголке.
Человеческих существ было трое: мужчина, женщина и мальчик. Все трое бронзово-загорелые, стройные, красивые и с такой очевидностью счастливые люди, что нельзя было не залюбоваться ими. Кожа женщины отливала тем коричневым оттенком, несвойственным белой расе, который сразу выдавал в ней уроженку солнечных островов, где женщины рано расцветают и рано увядают и где мужчины полны беззаботности и ленивой истомы. Ее муж был великолепным образчиком европеоидной расы. Высокий и стройный, широкий в плечах и узкий в бедрах, он являл собой тот замечательный тип мужественной красоты, который заставляет женские сердца во всех странах и континентах учащенно биться.
Мальчик был очень похож на отца. Но его движения были отмечены необыкновенной пластичностью и грациозностью, северные черты лица смягчены южной нежностью и негой, в каждом его взгляде и повороте головы видна была та непередаваемая, чарующая прелесть, что отличала его мать. Хотя, впрочем, необходимо оговориться сразу - это был скорее не мальчик, а юноша, балансирующий на грани между вчерашним мальчишеством и завтрашней мужественностью: то веселый, задиристый щенок, кусающий всех подряд, то взрослый, созерцающий мир с подобающим достоинством.
Нельзя было не восхищаться этой троицей, непонятно каким образом занесенной на чудесный остров. Эти люди, казалось, олицетворяли наивысшую красоту и гармонию, которая только возможна в этом мире.
Для того чтобы нарисовать счастье, не нужна богатая палитра. Несколько светлых тонов, пара ярких красок - и вот оно перед тобой, искрится, сверкает, переливается радужным блеском.
Маленький темноволосый мальчик бежит по пляжу.
- Мама, смотри, я нашел рыбку!
На потемневшей от солнца и песка маленькой ладошке лежит живое существо, судорожно вдыхающее смертельный для него воздух.
- Отпусти ее, сынок, рыбке плохо. Она может умереть.
Взмах руки - и освобожденная рыбка исчезает в море.
- Орландо необходимо учиться в школе, общаться со своими сверстниками.
- Нет. Мы вполне можем научить его всему сами.
- Но мы никогда не заменим ему друзей, большой мир.
- Нашему сыну не нужен большой мир.
- Ты же не хочешь, чтобы он упрекнул тебя потом, что ты лишил его чего-то важного, как ты упрекаешь своего отца.
- Я дал Орландо самое лучшее - свободу и красоту.
- Главное - это право выбора, а ты отнимаешь его у своего сына.
Первые рождественские праздники вне дома. Родители далеко, и притихший Орландо настороженно оглядывает незнакомых людей, которые наперебой утверждают, что знали его маму, когда та была совсем маленькой. Сухонькая старушка просит называть ее бабушкой, но Орландо пока не осмеливается. Зато у него появился лучший друг - Чарли, в школе они сидят за одной партой и все каникулы проводят вместе. У Чарли есть огромный пес Джим и замечательная старшая сестра Памела, в которую Орландо уже немного влюблен.
Ему девять лет.
Отец выходит в море и берет с собой Орландо. Шторм, и мальчику немного страшно. Но он старается не показать испуга, ведь это стыдно для тринадцатилетнего мужчины. Отец умело управляет их небольшой яхтой, а Орландо мечтает о том времени, когда вырастет и сам станет капитаном.
На берегу стоит мать и с волнением всматривается в потемневшее небо. Ей и жутко, и радостно. Ни с чем не сравнимо чувство, когда она неожиданно замечает постепенно увеличивающееся беленькое пятнышко. Еще чуть-чуть - и вот уже ее дорогие мужчины сходят на берег: Джек, уставший и спокойный, и Орландо, полный восторга и энергии, готовый к новым подвигам и свершениям.
Выпускной бал в университете. Вручение дипломов, взволнованные сокурсники, растроганные родители и родственники. Зачем ему образование на необитаемом острове? - Этот вопрос волнует тех, кто знаком с историей семьи Денвер. Но Орландо счастлив. Необходимости зарабатывать на кусок хлеба нет, он молод, красив, и с ним на бал идет красивейшая девушка курса, Андреа Декс. От перспектив захватывает дух.
Наутро ссора с родителями. Джек требует, чтобы сын вернулся домой, Орландо хочет немного пожить в столице, Эшли безуспешно пытается уладить давно зревший конфликт. Но Орландо в конце концов уступает, и они возвращаются на свой необитаемый остров.
Конечно, не совсем необитаемый. В северной части Тикаривы, где жили Денверы, действительно не было жителей, но на юго-востоке располагался небольшой городишко с кинотеатром и баром. Денверы редко ездили туда, разве что за провизией. Джек стремился отгородиться от всего мира, чтобы насладиться покоем и единением с природой. К тому же он продолжал свои научные изыскания, и природа вокруг доставляла ему богатейший материал. Он не мог пожаловаться на скуку и отсутствие дел. Постройка одного только дома заняла огромное количество времени! Джек был счастлив, а Эшли была счастлива рядом с ним. Орландо рвался в большой город, но ссориться с родителями не хотел. Остров был его домом, дорогим и незабываемым, но будущее манило юношу...
Жизнь распорядилась по-своему.
Утро выдалось на редкость безоблачным и солнечным. В последнее время часто штормило, и Эшли чувствовала себя неважно, но, кажется, погода прояснялась, и самочувствие улучшалось вместе с погодой.
Джек и Орландо отправились за продуктами в южную часть острова, а Эшли решила искупаться в море. Вода приятно холодила разгоряченное тело, оно становилось легким и воздушным, исчезала усталость, уходила боль, так беспокоившая в последнее время. Наплававшись, Эшли легла на горячий песок, подставив солнечным лучам лицо, с наслаждением впитывая в себя тепло. Одиночество не тяготило ее. Ей так хотелось отдохнуть от каждодневных забот и тревог, так хотелось не принимать никаких решений, не вставать на чью-либо сторону в бесконечных спорах между мужем и сыном. Эшли просто отдыхала...
Вернувшиеся через несколько часов Джек и Орландо, пыльные и уставшие после долгой дороги, сразу отправились купаться. Орландо нетерпеливо бросился к воде, но Джек немного помедлил, как будто что-то мешало ему последовать за сыном. Он огляделся по сторонам. Женская фигурка, распростертая на песке, лежала в такой неестественной позе, что Джон не сразу понял, кто это.
- Эшли!
Крик отца привлек внимание Орландо. Он увидел, как тот торопливо побежал куда-то в сторону, и в одно мгновение осознал, что случилось что-то ужасное и непоправимое, что-то невыразимо больное и отвратительное.
Острая сердечная недостаточность. Если бы медицинская помощь была оказана своевременно, Эшли Денвер можно было бы спасти...
Джек с трудом понимал, что говорят ему эти люди в больнице Тикаривы, куда он отвез Эшли. Орландо известил родственников, и они потихоньку подъезжали, кто в слезах, кто с непробиваемым спокойствием на лице. Почти все с откровенной неприязнью глядели на Джека.
- Если бы они жили в городе, а не в какой-то Богом забытой дыре, врачи могли бы успеть.
Эта фраза, сказанная вначале осторожным шепотом, повторялась все громче и громче, пока наконец весь приемный покой не наполнился зудящими, жалящими словами, убивающими на месте, уничтожающими не тело, но душу, отравляющими каждую минуту существования.
Потом были похороны. Окаменевшее лицо Джека надолго запомнилось всем присутствующим.
- Все-таки он очень любил ее, ему сейчас тяжело, - говорили сердобольные друзья.
- Она любила его сильнее. Ей, слава богу, сейчас легче, - говорили друзья озлобленные.
Джек не слышал ничего. Его мир разлетелся на осколки. Все вокруг рухнуло, а он стоял среди развалин и с ужасом понимал, что жив, что теперь ему нести с собой эту муку, и нельзя ее ни сбросить, ни поделиться ею.
Она всегда была рядом, заботливая и нежная, все понимающая и все принимающая, готовая выслушать и помочь. Он любил ее, но привычка постепенно загасила остроту чувств. Она была рядом, она родила ему сына, она была его женой, частью его обыденной жизни.
А теперь ее не стало.
Он чувствовал, что виноват. Не в ее смерти, а в том, что не сумел дать ей того счастья, которого она заслуживала...
Утром все так же вставало солнце и пели птицы, иногда шел дождь, порой бывали ураганы, море по-прежнему блестело лазурными красками.
Просто не было ее.
"...Вначале было тяжело, но с тех пор, как мы уехали с Тикаривы, стало немного легче. Отец по-прежнему мрачен, но теперь с ним хотя бы можно разговаривать. Я понимаю, что он очень страдает после смерти мамы, но надеюсь, что переезд в Штаты пойдет ему на пользу.
Здесь все совершенно по-другому: люди постоянно куда-то торопятся, каждый занят делом. Столько машин в один день я не видел за всю свою жизнь. Иногда неприятно чувствовать себя неловким провинциалом, впервые попавшим в большой город. Но, кажется, никто особо и не обращает внимания на тебя и твое поведение. Здесь никто тебя не знает и, пожалуй, это к лучшему.
На следующей неделе отец заканчивает свои дела, и мы едем к его родным. Оказывается, в Чикаго у нас куча родственников. Родители отца, его сестра, ее дети. Не могу сказать, что меня очень тянет с ними общаться, а уж что касается отца, так он вообще не хочет туда ехать, но его мама настаивает, и он не может ей отказать. Несомненно, им всем любопытно будет на меня посмотреть.
По поводу работы я еще ничего не решил. Отец считает, что мне следует немного подождать. Скорее всего, я так и поступлю. Как просто все было на Тикариве! А здесь надо все время о чем-то думать, прикидывать, рассчитывать. Все озабочены только тем, как бы заработать деньги. Мне это противно... Но в городской жизни есть несомненные преимущества - видел бы ты местных девушек. Не все они, конечно, красавицы, но очень отличаются от наших. Без ложной скромности могу сказать, что пользуюсь определенной популярностью - со мной, например, только за один вчерашний день на улице заговорили три девушки, а одна назвала симпатягой. Так смешно. Поподробнее напишу в следующем письме - пришел отец и зовет меня.
Передавай привет всем нашим, особенно Андреа. Скажи ей, что я по ней скучаю.
Всегда твой,
Орландо".
6
Роскошный автомобиль медленно подъезжал к длинному дому из красных продолговатых кирпичей. Стояла осень, и уже почти все деревья были без листьев, но огромный ухоженный парк все равно произвел на Орландо неизгладимое впечатление. Ровные, посыпанные мелким гравием дорожки, высаженные в один ряд кустарники, аккуратные газоны, плод многолетних усилий садовника, одинаковые деревянные скамейки. Сколько труда было вложено в каждую клумбу! В таком парке, наверное, страшно гулять просто так. Непременно нужен какой-нибудь торжественный повод, чтобы чинно пройтись по этим дорожкам...
Джек казался очень напряженным, и его волнение передалось Орландо. Что же произошло у отца с родными, если он так не желает с ними общаться? Неужели возвращение в родной дом настолько ему неприятно? Вопросы вертелись у Орландо на языке, но задавать их он почему-то не решался. На Тикариве отец был близким и родным, и Орландо не колебался бы ни секунды, если бы хотел спросить его о чем-то, но в Америке все странным образом изменилось. По мере приближения к поместью Денверов Джек все больше замыкался в себе. Порой Орландо казалось, что он видит перед собой совсем другого человека, постороннего и незнакомого. В чем была причина такой перемены? Тоска по матери? Или же во всем была виновата эта страна, где гонка за деньгами не прекращалась ни на минуту? Орландо хотел как можно скорее познакомиться с родными отца, чтобы понять наконец, что происходит и как ему себя вести...
Машина остановилась у парадного входа. Потемневшие от времени ступеньки вели к массивной двери, которая сейчас была широко распахнута. На ступеньках их ожидала настоящая делегация. Невысокая седеющая женщина, всхлипнув, бросилась к Джеку и прижала его к груди. Чуть впереди стоял полный господин с багровым лицом, в котором Орландо с трудом угадывал семейные черты Денверов - серые глаза, нос с горбинкой, мужественный овал лица.
Родители отца были, несомненно, потрясены встречей, да и сам Джек выглядел не менее взволнованным, чем они. Орландо почувствовал неловкость. Встреча с этими людьми ничего не значила для него. Ему только предстояло познакомиться с ними и, может быть, полюбить их, но сейчас ему было не по себе. Положение ухудшало еще и то, что про него все забыли. Все глаза были устремлены на Джека, и Орландо ощущал себя лишним. Захотелось развернуться и удрать в спасительную мглу парка за спиной, но приходилось терпеливо ждать, когда Денверы насладятся общением со своим блудным сыном и обратят внимание на его наследника.
- Господи, как ты похож на Джека. Это что-то потрясающее.
Моложавая женщина, робко выглядывавшая из-за плеча мужчины, который горой стоял у нее на пути, наконец-то заговорила с Орландо. Как по команде, все посмотрели в его сторону. Джек Денвер очнулся и понял, что забыл рассказать о самом главном.
- Орландо, мой сын, - пробормотал он.
- Твой сын?
В голосе Присциллы Денвер, матери Джека и бабушки Орландо, прозвучало неприкрытое удивление.
- Простите, я ничего не писал вам о нем... - смутился Джек.
Его редкие письма родителям могли бы послужить образцом лаконичности. Он всегда с неохотой брался за бумагу и ручку, и Присцилла напрасно ждала от сына откровений. Джек едва рассказывал о себе, предпочитая отделываться общими фразами о том, что у него все хорошо. Даже о своей свадьбе с Эшли он упомянул лишь вскользь. Джек прекрасно знал, что его консервативному отцу может прийтись не по вкусу его женитьба на девушке-островитянке. Он не желал, чтобы его отношения с Эшли обсуждались. Джек ревниво оберегал свое счастье. Он получал от Присциллы толстые, обстоятельные письма, а сам посылал коротенькие записочки. Он не написал даже о рождении Орландо и только сейчас понял, как это было жестоко...
Безграничное удивление родственников сменилось восторгом. У Джека есть сын! Охи и ахи заполнили все воздушное пространство. Орландо целовали, обнимали, теребили, и он совершенно запутался в тетях, дядях, сестрах, племянниках и прочих родственниках.
- Извини, сынок. Действительно, как-то глупо получилось. Мне следовало им написать заранее, что мы приедем вдвоем. Хотя они могли бы догадаться, что у меня есть ребенок... - несколько скованно объяснил Джек, когда они остались одни. Ему было стыдно перед сыном.
Они сидели в комнате, отведенной Орландо. Как и все в доме, она была роскошной. Больше всего Орландо понравились окно во всю стену и огромная кровать.
- Не переживай, пап, - махнул рукой Орландо. - Можно подумать, что так все было задумано. По крайней мере, все повеселились...
Как ни странно, Орландо был настроен великодушно. Он привык не сомневаться в поступках отца, и раз Джек решил ничего не писать родителям о нем, значит, так было нужно. Тем более не время сводить счеты, когда речь идет о долгожданном воссоединении семьи.
Вечером состоялся торжественный банкет. Все родственники собрались в парадном зале, который был размером с их бунгало на Тикариве, и стали заново знакомиться. Орландо начинал потихоньку ориентироваться среди своей многочисленной родни.
Итак, первый, конечно же, дедушка Денвер. Уже немолод, но представителен. Отец будет выглядеть точно так же лет через двадцать, разумеется, при такой же невоздержанности в еде. Хотя, глядя на подтянутую фигуру Джека, в это невозможно было поверить. Орландо ловил себя на том, что невольно ищет черты сходства между собой и Денвером-старшим. Выходило, что все мужчины в этой семье были друг на друга похожи - сероглазые и темноволосые.