Тайрел понял, что солнце встает. Его розоватый свет прокрался в темную комнату. Он сидел у камина, обхватив голову руками, пустой стакан стоял на полу у его ног; он был одет только в бриджи. Огонь почти погас, остались только искры, но часы назад, когда он оставил Элизабет, спящую и улыбающуюся во сне, в их кровати, огонь горел в полную силу. Он потер пальцами виски. Боль только усилилась.
Я больше не буду поднимать эту тему. Она заслуживает большего, чем ты можешь ей дать, и я знаю, что ты понимаешь это.
Слова Рэкса преследовали его всю ночь. И, находясь последнюю неделю в "Адаре", он знал, что Рэкс прав. Элизабет заслуживала собственный дом. Она заслуживала мужа, а не любовника, счастья, а не стыда, и, зная ее так хорошо, как он, зная, какая она добрая и искренняя, он хорошо понимал, что сделал.
Я их погубила. Они теперь в немилости. Я бессовестная, Тайрел, я ужасно бессовестная!
Лизи не была эгоисткой! Тайрел рассмеялся, но звук был горьким, и его глаза горели, хотя он сказал себе, что это от дыма из камина. Это он был эгоистом и заставил стать его любовницей, а затем лишил невинности вместо того, чтобы благородно уйти. Он погубил ее. Он вел себя как животное, а не как мужчина.
Тайрел знал, что сейчас слишком поздно что-либо исправлять. Но будь он хотя бы наполовину таким честным, каким считал себя, он бы исправил все. Он мог бы с легкостью купить ей мужа, титул и поместье и все права, которые ей понадобятся.
Вы никогда не причините мне боль, милорд. Я так вас люблю!
Тайрел закрыл лицо руками. Он знал, что не стоит верить заявлениям, сказанным в порыве страсти, но часть его хотела верить этим словам. Она была такой невинной и наивной, и каждый момент, проведенный с ним, причинял ей больше боли, чем она могла догадываться. Но как он мог позволить ей уйти?
И как он мог позволить ей остаться?
Она заслуживала больше, чем место в его кровати. Она заслуживала больше, чем стыд. Она заслуживала его фамилию, но он был обручен с другой, и, пока наследник своего отца, ничего не изменится. Через несколько месяцев он женится на Бланш Хэррингтон, защищая будущее своей семьи. Его обязанность была благом, а не обузой, напомнил он себе. Он всегда хотел этого, и не было причин сомневаться, не было причин чувствовать себя загнанным в клетку. Внезапно он представил себе длинную, унылую и затуманенную дорогу, над которой было мрачное и серое небо - будущее без Элизабет, - и его сердце пронзительно вскрикнуло, предупреждая о боли.
Господи, он думал, что сможет управляться в будущем с женой и любовницей, но его уже поглощало чувство вины, Элизабет уже платила ужасную цену за его похоть и эгоистичную порочность. Он даже боялся представить себе, что сейчас думает или чувствует Бланш. Ни одна из женщин не заслуживала того, чтобы ее путали с другой, - ни одна из них не заслуживала такой жизни.
Тайрел задрожал. Он не хотел этого. Он собирался защищать Элизабет и сделать ее счастливой, а не причинять боль. Было верное и было неверное, и его воспитали, чтобы различать разницу. Элизабет заслуживала большего, чем он мог ей дать. Он должен быть благородным. Он должен позволить ей уйти.
Тайрел вскочил, дрожа.
Он не мог это сделать.
Лето заканчивалось. Прошло три недели, и Лизи сидела за маленьким столиком эпохи Людовика Четырнадцатого в милой гостиной, в которой они часто бывали с Джорджи, не слишком большой, цилиндрической формы. Она пыталась написать письмо родителям. Они два раза ездили в "Адар" на ужины и недавно получили приглашение в Эскетон, где капитан О'Нил, сводный брат Тайрела, проживал сейчас со своей американской женой. Вскоре, подумала Лизи, старые друзья снова начнут приглашать ее мать к себе в дом. Ведь так?
И конечно же отец не был очень зол на нее или разочарован.
Лизи хотела попросить у них прощения и попытаться объяснить, почему выбрала жизнь с Тайрелом, хоть это и было неприлично. Она хотела объяснить, что это был ее единственный шанс и что это не будет длиться вечно. Пока она написала только "Дорогие мама и папа". Затем, наконец, она начала писать:
"Лето было необычайно приятным, с длинными, теплыми, солнечными днями и небольшим дождем. У меня все хорошо, у Нэда и Джорджи тоже. Мы провели большую часть времени в Уиклоу, обычно обедая на лужайках, как на пикнике. Один раз мы ездили в Дублин за покупками. Нэд научился ездить верхом и обожает это. Его отец купил ему валлийского пони с четырьмя белыми носками и звездочкой. Нэд назвал его Уиком, к забаве всех.
Мы очень скучаем и надеемся, что у вас все хорошо.
Ваша преданная дочь, Лизи".
Лизи не беспокоилась о письме, но боялась просить прощения. Она не должна объяснять свой выбор, особенно в письме. Возможно, недавняя буря улеглась. Возможно, с новыми приглашениями ее родители уже простили ее за позор, который она принесла фамилии Фицджеральд. Лизи молилась о своевременном ответе.
Она встала и потянулась. Был воскресный день, поэтому Тайрел был не в Дублине, и она знала, что он занят с главным садовником. Он сказал, что сегодня хочет взять ее на пикник, только они вдвоем, даже без Нэда. И он хотел научить ее ездить верхом. Улыбаясь, она подошла к огромным окнам, выходившим на центральную часть дома, надеясь, что увидит его. От того места, где стояла, Лизи могла видеть часть дороги, озеро и возвышающийся фонтан в середине. Она удивилась, когда увидела, что подъезжает карета.
В последние несколько недель у них были посетители. Они провели несколько званых ужинов. У Тайрела были социальные обязанности, от которых он не мог уклониться, и, к удивлению Лизи, никто не смотрел на нее косо.
Хотя ее представили как гостью, все знали, что она - мать Нэда и открыто живет с Тайрелом. Но к Лизи не было никакого презрения, ее приглашали в гости в соседние дома в ответ на ее гостеприимство. Тайрел поощрял ее так делать.
- В Лимерике я в немилости. Но здесь никого не заботит мой статус, - сказала она однажды ночью Тайрелу, лежа в его объятиях.
- Почти все, кто заходил в гости или на ужин в Уиклоу, имеют любовницу. Мы не исключение, а правило.
Лизи знала, что неверность быстро распространялась в высшем обществе, но она не верила в это раньше.
- Но я живу с тобой, в твоем доме.
- И ты под моей защитой. - Тайрел пристально посмотрел на нее, погладив по щеке. - У лорда Робьезона три внебрачных ребенка, и все они живут с ним под одной крышей с его двумя законными дочерьми и женой. Да, я знаю, что он не держит там свою любовницу. У нее свой собственный дом.
Лизи вспомнила леди Робьезон, тучную, хорошенькую, полную жизни женщину, которая ей нравилась.
- И леди Робьезон, кажется, не возражает, - пробормотала она, удивляясь этому.
- Она знаменита своими любовниками.
Лизи уставилась на него, и он уставился на нее в ответ.
Наконец Тайрел нарушил молчание:
- Может быть, так поступать неправильно, но это реальность времени.
Лизи пристально посмотрела на него. Неужели он тоже, как и она, морально осуждает их связь? Она знала его достаточно хорошо теперь и понимала, что он не одобряет супружескую измену и что он не обрадуется, если сам нарушит свой собственный код.
- И мы как остальные.
Тайрел отвел взгляд:
- Да.
Лизи не стала добавлять: "Но это не делает нам чести". Она прижалась к нему, несчастная и обеспокоенная. Было много моментов, когда можно было не думать о будущем, но внезапно оно вмешивалось.
Тайрел обхватил ее лицо руками:
- Ты счастлива здесь, в Уиклоу, Элизабет?
Лизи застыла, ее сердце учащенно забилось, она хотела сказать ему, как сильно она его любит, и всегда будет любить, что бы ни произошло. Она кивнула, думая только о нем.
- Да. Ты делаешь меня более чем счастливой, Тайрел.
Он улыбнулся, подвинувшись к ней, и вошел в нее, но, когда она посмотрела на него, в его глазах была какая-то тень.
Лизи не в первый раз замечала эту тень - и не в последний. Лизи интуицией любовницы чувствовала, что Тайрела что-то беспокоит. Она волновалась о будущем, но его волнение было точно другого характера. Она сказала себе, что он думает о серьезных государственных делах.
И реальность сейчас снова вмешивалась в виде другого посетителя. Она с таким нетерпением ждала, что проведет день с Тайрелом. Она смотрела, как карета минует озеро и фонтан. Она была большой, на шесть человек. Лизи почувствовала тревогу.
Она поняла, что это не обычный соседский визит. Хуже того, карета была очень знакомой. Когда ее дверцу открыл кучер в ливрее, она уже знала.
Лорд Хэррингтон покинул "Адар" в такой карете.
Невозможно. Его не ждали; он был то ли в Лондоне, то ли в своем летнем доме в графстве Лейк.
Это какой-то посыльный, не так ли?
Но посыльный никогда бы не приехал в такой карете, и она понимала это.
И Лизи узнала стройного джентльмена, выходящего из кареты, его уверенную осанку нельзя было ни с кем спутать. Лизи вскрикнула и отступила за занавески, инстинктивно опасаясь, что ее заметят.
Лорд Хэррингтон был здесь.
Лизи онемела от страха. Огромные часы, которые тикали каждую секунду ее жизни в ее голове, внезапно остановились.
Лизи снова захотела их услышать, словно это была лучшая вещь. Она хотела затрясти их, перевернуть, подбросить. Вместо этого в растущей панике она распахнула балконную дверь и выбежала на улицу. Она застыла у каменных перил и, вцепившись в них, наклонилась вперед.
Тайрел стоял на ее стороне озера с садовником, всего в двух шагах от дороги, и смотрел на карету. Лизи не могла разглядеть выражение его лица, поскольку он был слишком далеко.
Хэррингтон увидел его, он помахал ему и пошел в его направлении.
Тайрел в ответ поднял руку.
Не дыша Лизи наблюдала, как Хэррингтон целенаправленно приближается. Тайрел пошел к нему навстречу. Через минуту мужчины обменялись рукопожатиями. Хэррингтон по-отечески похлопал Тайрела по спине.
Лизи выдохнула, закрыв рот рукой, чтобы ее не было слышно. Что ей сейчас делать?
- Лизи!
Лизи обернулась на голос сестры. Джорджи стояла на пороге гостиной.
- Только что приехал лорд Хэррингтон!
Лизи удалось кивнуть.
- Я знаю.
- Что нам делать? Что же нам делать?
Впервые в жизни в голосе Джорджи звучала паника. Ее инстинктом было убежать, спрятаться.
- Не знаю.
- Ты не можешь здесь оставаться!
Лизи начала думать. Она не была невестой хозяина этого дома, несмотря на то что Тайрел притворялся, будто это так, несмотря на уважение, которое выказывали ей слуги и все их соседи. Она была всего лишь любовницей Тайрела, мужчины, который скоро зайдет в дом со своим тестем.
Она пробежала через террасу в дом, к Джорджи. Они стремительно промчались через восточное крыло, но Джорджи схватила Лизи за запястье, остановившись.
- Твоя комната в западном крыле! - воскликнула она.
Лизи посмотрела на нее, почти без чувств.
- Джорджи, я не пойду в хозяйскую комнату!
Джорджи кивнула:
- Ты права. Тебе лучше быть в моей комнате. О, почему он не сообщил!
- Я скажу тебе почему, - отрывисто проговорила Лизи. - Лорд Хэррингтон не сообщил, потому что слухи настигли его в Лондоне. Он хотел застать нас с Тайрелом врасплох, хотел увидеть, что мы живем вместе открыто. - И внезапно ей захотелось разреветься. - Он здесь только по этой причине.
Будущее, о котором она отказывалась думать, стало настоящим.
Глава 19
Максимальная жертва
Комната Джорджи была напротив детской. Лизи и Джорджи вбежали в ее комнату, и Лизи повернулась к сестре, посмотрев ей в лицо:
- Почему ты молчишь? Я знаю, о чем ты думаешь!
Джорджи глубоко вздохнула:
- Я думаю, что это так странно.
- Я думаю, что это так стыдно, - начала Лизи.
Джорджи подошла к ней и заговорила спокойным голосом, пытаясь утешить ее:
- Вы любите друг друга. Это не стыдно. Что действительно стыдно, так это то, что Тайрел не придет в себя, не разорвет помолвку и не поведет тебя к алтарю.
Лизи закусила губу. Она была в его объятиях в темные часы ночи и знала, без сомнения, что он тоже любит ее. В свете дня она не была в этом уверена.
- Старшие сыновья графов не женятся на обедневшей деревенской дворянке, ты же знаешь.
- Иногда женятся! - воскликнула Джорджи. - Он может жениться по любви - он достаточно богат, чтобы позволить себе это.
Может, Джорджи права? В смущении, Лизи сменила тему на более насущную:
- Что мне делать? Мне остаться в твоей комнате и прятаться, пока Хэррингтон не уедет? А как же Нэд? Ему тоже теперь прятаться в детской?
- Ты должна поговорить с Тайрелом при первой же возможности. Я уверена, он поступит правильно.
Лизи знала правильное действие - она всегда его знала.
- Я никогда тебе этого не говорила. Я шпионила за ней. Я шпионила за леди Бланш.
- Что делала?
- Я прокралась тайно на бал, по случаю помолвки.
Джорджи посмотрела на Лизи в потрясении.
- И?.. - наконец сказала она.
Лизи глубоко вздохнула:
- Она очень красивая, Джорджи. Я не нашла в ней ни единого недостатка. Элегантная, воспитанная и, кажется, обладает милым характером, в самом деле.
- Полагаю, было бы глупо надеяться, что она некрасивая, толстая и злая.
- Она подходит ему, - уныло проговорила Лизи. - Я уверена, она со временем влюбится в Тайрела, если уже не влюбилась. И он, конечно, будет очень рад иметь такую элегантную и правильную английскую жену. Он, несомненно, тоже влюбится в нее.
Он может жениться по любви - он достаточно богат, чтобы позволить себе это. Лизи жалела, что Джорджи сказала это. Как бы там ни было, она не права. Тайрел заслуживает богатую, титулованную жену. Однажды Бланш станет графиней, Лизи не сомневалась. И она такая красивая, что Тайрел рано или поздно влюбится в нее.
- Я хочу, чтобы он был счастлив, Джорджи. Я не вижу причин, почему он не может быть счастливым с Бланш Хэррингтон.
Джорджи схватила ее за руку:
- А как же ты? Ты с детства любишь Тайрела. Ты никогда этого не просила, это он настоял, чтобы ты стала его любовницей. Ты так счастлива, и ты заслуживаешь всего того, что у тебя есть. Но я вижу, к чему ты сейчас ведешь, Лизи!
- Прошу прощения? - спросил Тайрел, открывая двери.
Лизи обернулась. Интересно, как долго он здесь стоит, подумала она. Жаль, что они оставили смежную дверь открытой. Он был так печален, но и она тоже. Джорджи права, она знает, что нужно сделать.
- Милорд… - прошептала она.
- Надеюсь, я не помешал, - сказал он, глядя только на Лизи, - но я должен поговорить с тобой, Элизабет.
Джорджи поняла намек. Она кивнула Тайрелу и торопливо вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Лизи обхватила себя руками, не смея смотреть в его пристальные глаза.
- Неожиданно приехал лорд Хэррингтон, - резко сказал он.
- Знаю. Я видела.
Ей удалось поднять взгляд. Он подошел к ней, взяв ее руки в свои:
- Мне так жаль!
Она беспомощно покачала головой:
- Должно быть, он слышал о нашей связи. Не может быть другой причины такого неожиданного визита.
- Он утверждает, что провел выходные с лордом Монтагом и решил неожиданно нанести визит.
- Ты ему веришь?
- Нет.
Лизи твердо приказала себе не плакать. Слезы сейчас ничего не решат.
- Значит, он хочет обсудить с тобой свадьбу? - воскликнула она, и голос ее при этом задрожал.
Тайрел отвернулся:
- Это не должно быть сюрпризом. Мы оба знаем, что я помолвлен. Мы оба знали это с самого начала.
В висках у Лизи застучало, ей было трудно думать.
- Что вы хотите, чтобы я сделала, милорд? Мне собрать мои вещи и тайно бежать из дома, пока все спят?
Слишком поздно она поняла, как горько звучали ее слова.
Тайрел усилил хватку:
- Нет! Его приезд сюда ничего не меняет, Элизабет, - он ничего не меняет.
- Он меняет все, милорд, - сухо прошептала она в ответ.
Тайрел притянул ее к себе, крепко прижав к груди, пытаясь найти ее рот. Лизи заплакала, когда он стал целовать ее, снова и снова. Она не могла ответить - не теперь, когда ее жизнь была закончена. Он остановился, крепко прижав ее.
- Не плачь. Это ничего не меняет, Элизабет. Я по-прежнему хочу держать тебя в своих объятиях каждую ночь. - Он приподнял ее подбородок, и их взгляды встретились. - Я скажу, чтобы твои вещи перенесли в комнату рядом с комнатой твоей сестры. Это всего на несколько дней.
Его тон был твердый, но полный симпатии к ней и доброты.
Но Лизи не хотела сейчас его симпатии. Она хотела отстраниться от него, но он не позволял. Она сдалась, прижала руки к его твердой груди, что только усилило его отчаяние. Она дышала глубоко, восстановив наконец самообладание.
- Она, должно быть, в Лондоне, готовится к свадьбе, - хрипло проговорила Лизи.
Ей следует спросить о будущем сейчас.
Тайрел посмотрел на нее, а потом ответил:
- Полагаю, что да.
Лизи облизала губы и на секунду закрыла глаза.
- Свадьба будет в "Адаре"?
- В Лондоне, - натянуто ответил он; было невозможно понять выражение его лица.
Он помедлил.
- У тебя есть полное право знать подробности. Мы поженимся в Сент-Поуле 15 сентября.
- Понятно, - сказала Лизи, найдя в себе гордость и ухватившись за нее; казалось, это все, что у нее сейчас есть. Казалось, она наблюдает со стороны за разыгрывающейся на сцене театра драмой. Как долго она сможет это терпеть? Если ей повезет, то всю ее оставшуюся жизнь. - В любом случае остается около месяца. Когда ты уедешь в Лондон?
Тайрел говорил официально, но его взгляд был полон осторожности, словно она была противником, которого он должен бояться, или добычей, которой он не должен дать убежать.
- Через две недели.
Он уедет из Ирландии через две недели. Он покинет ее через две недели. И сцена пропала, актеры, на которых она смотрела, растворились в воздухе. Была только она, Тайрел и ее всепоглощающее горе.
Она жила в мире мечты, который сама же и придумала. Со дня приезда в Уиклоу она отказывалась думать о будущем, отказывалась думать о женщине, на которой он однажды женится, даже после пугающего отцовского визита. Вся прислуга относилась к ней как к жене, а не любовнице, Тайрел относился к ней так же, и она провела дни, мечтая о нем и времени, когда они были вместе, в воспоминаниях, которые они сотворили вместе. Она проводила ночи в страстном безумии. После визита отца ее часы тикали; или они тикали с того момента, когда ее родители впервые поехали в "Адар" с Нэдом? Это больше не имело значения. Часы остановились, когда приехал лорд Хэррингтон, и теперь те воспоминания будут с ней всю жизнь.
Все закончилось.
Огромный вес, вес горя и потери, начал давить на нее.
Не двигаясь, он произнес, медленно и осторожно:
- Я проведу две недели в Лондоне, а затем вернусь в Уиклоу. Мне все еще нужно работать в Дублине.
Лизи никогда не могла представить, что будет так страдать от разбитого сердца. Она слышала Тайрела, но словно сквозь туман. А как же Нэд?
Тайрел говорил с ней. Он облизал губы и осторожно сказал: