Он покачал головой:
– Жизненно важный.
Изабель это не понравилось. А еще больше не понравилось, когда он, распахнув перед ней дверь спальни, сам остался снаружи.
– Я присоединюсь к тебе через несколько минут, – сказал он. – Сегодня будет лучше, если ты разденешься сама.
От его тона ей стало настолько не по себе, что она поспешно разделась и натянула ночную рубашку, а затем села на край кровати. Пока Изабель ждала Лукаса, она отправила Джоанне подтверждение, что возвращается завтра по расписанию и позвонит ей перед самой посадкой в самолет.
Лукас вошел в тот момент, когда Изабель закрывала телефон.
– Кому ты посылала сообщение?
Он был в махровом халате, и дурное предчувствие Изабель еще больше усилилось, когда он подвинул к ней стул, вместо того чтобы лечь рядом.
– Джоанне, о том, что приезжаю. – Изабель, прищурившись, взглянула на него. – Что-то случилось, Лукас?
Он нахмурился:
– Ты уезжаешь завтра… – Лукас наклонился вперед с взволнованным видом. – Я должен поговорить с тобой сейчас, не прикасаясь к тебе, чтобы ты знала, что я говорю это не под влиянием момента страсти.
– Ты не мог бы не томить меня, а просто все сказать? Я начинаю беспокоиться.
Его взгляд потеплел.
– Это не входило в мои намерения. Более того, – с трудом произнес Лукас, – я думаю, что допустил ошибку. Лучше было бы поговорить с тобой после нашей близости.
– Ради бога, Лукас! – в отчаянии произнесла она. – Скажи, что случилось!
– Ничего не случилось, моя дорогая. Если бы у нас оставалось больше времени, я бы отложил этот разговор еще, но ты уезжаешь завтра… То, что я хочу сказать… Мне совершенно недостаточно находиться с тобой только во время твоего отпуска, – сказал он, глядя ей в глаза. – Выслушай мой план, Изабель. Я куплю тебе дом в Афинах или Салониках, где ты предпочтешь. Ты сможешь рисовать там сколько захочешь. Я предоставлю тебе все, что пожелает твоя душа, и буду проводить с тобой столько времени, сколько смогу. – Он придвинулся ближе. – Подумай обо всех счастливых днях… и ночах… которые мы могли бы провести вместе в радости, Изабель.
Она так надолго задумалась, что он начал терять терпение.
– Это ты серьезно? – наконец спросила она.
– Тебе не нравится эта идея?
Она глубоко вздохнула:
– Лукас, мы с тобой представители разных культур, так что я не совсем поняла… Ты просишь меня стать одной из твоих… "ночных подруг"?
– Нет! В моей жизни не будет никого больше, когда ты переедешь ко мне, Изабель.
– Значит, официально я буду числиться твоей… любовницей?
Он снисходительно улыбнулся:
– Не любовницей, Изабель, а возлюбленной!
– А что будет, когда ты женишься?
– Этого не нужно опасаться. Я не хочу брака. Но ты мне нужна так сильно, что для меня нестерпимо расставаться с тобой. – Он взглянул ей в глаза. – Скажи "да", Изабель. Скажи, что согласна.
Она вздохнула и покачала головой:
– Извини, но я отвечу "нет".
Лукас вскочил, не веря тому, что услышал. Потом на его лицо словно надели уже знакомую ей маску.
– Я допустил самую унизительную ошибку. Поверил, что стал небезразличен тебе и ты разделила мою боль при мысли о разлуке. Ты же говорила, что не хочешь брака, что ценишь независимость. У меня такие же идеалы. Поэтому мой план казался мне прекрасным решением. Я ошибался… – От его невеселой улыбки дрожь пробежала по ее позвоночнику. – Когда-нибудь я смогу посмеяться над собой за такую самонадеянность, но не сейчас. Спокойной ночи, Изабель.
Она с тоской смотрела на закрывшуюся за ним дверь, потом уткнулась в подушки, чувствуя, как окружающий ее мир разлетается вдребезги.
Изабель упаковывала вещи, но делала это автоматически, прокручивая в голове предложение Лукаса. Может быть, она и полюбила его, но его предложение, или скорее требование, означало бы для нее расставание со своей жизнью, друзьями и всем, что было ей привычно. И ради чего? Даже брак был достаточно ненадежным решением, ну а жизнь в качестве любовницы Лукаса, возлюбленной или кого-то там еще вообще была неприемлемой для Изабель. Она слишком дорожила своей независимостью и самоуважением, чтобы решиться на такое сомнительное соглашение. Даже с Лукасом Андреадисом.
Но расстаться с ним вот так, словно они были врагами, а не возлюбленными, было выше ее сил. Раз уж им не суждено никогда больше увидеть друг друга, стоит хотя бы сохранить последнее воспоминание, которое согревало бы ее потом, дома, в одиночестве.
Не дав себе возможности передумать, Изабель поспешно, насколько смогла, вышла на лестничную площадку, чтобы постучать в дверь Лукаса. Не услышав ответа, она повернулась и тут же налетела на знакомую фигуру, и Лукас схватил ее в свои объятия. Целуя залитое слезами лицо, он понес ее обратно.
– Что ты хочешь, Изабель? – спросил он, кладя ее на постель.
Ей не было никакого смысла лгать.
– Я не смогла бы жить, не помирившись.
– И я тоже.
Он сбросил с себя халат, стянул через ее голову ночную рубашку и стал покрывать Изабель поцелуями.
А когда пик наслаждения был достигнут и оба, тяжело дыша, лежали на смятых простынях, Лукас заглянул в ее опухшие глаза:
– Не значит ли это, что ты изменила свое решение?
– Нет. – Изабель глубоко вздохнула. – Хотя немудрено, что ты мог так подумать, после того как я… я…
– С такой страстью занималась любовью?
Она хмыкнула:
– С таким бесстыдством, ты хочешь сказать?
– Не может быть никакого бесстыдства в том упоении, которое мужчина и женщина дают друг другу, дорогая моя, – успокоил ее Лукас и прижал к себе. – Подумай о той радости, которую мы можем доставлять друг другу в будущем, Изабель. Ты можешь убежать завтра, но я не сдамся. Мы созданы друг для друга.
Судьба послала тебя мне, а я ничего не выпускаю из своих рук. Бесполезно бороться с судьбой, дорогая. Ты моя.
Глава 12
Рассвет уже занялся, когда Лукас приподнялся на локте, чтобы взглянуть в лицо Изабель.
– Я даю тебе шесть недель, – сказал он непререкаемым тоном. – По истечении этого времени ты вернешься ко мне сама или я увезу тебя силой!
– Как же вы самонадеянны, Лукас Андреадис!
– Потому мне и улыбается удача в жизни! – Его глаза сверкнули. – Я хочу тебя, Изабель. Тебе ясно это?
Она кисло улыбнулась:
– Ясно. Ну а что случится, если я снова скажу "нет" по истечении шести недель?
– А ты не скажешь, – просто сказал он и снова обнял ее. – Я этого не допущу.
Это был день болезненного расставания со всеми, начиная с Элени и Спиро. Даже Милос пришел попрощаться. По пути к причалу они притормозили возле клиники, чтобы Изабель могла сказать до свидания доктору Риге, потом еще раз у таверны – чтобы попрощаться с Алисией и ее родителями. К тому времени как Лукас принес ее чемоданы на катер, Изабель уже впала в отчаяние при мысли о том, что с этой минуты она опять одна. Но к ее удивлению, Лукас сел рядом и крепко обнял ее за талию.
– Я доеду до аэропорта с тобой, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
– А как ты вернешься обратно?
– Я побуду в Афинах. Мне надо будет много работать, чтобы заполнить свое время без тебя, дорогая. – Он криво улыбнулся. – Неужели ты могла подумать, что я отпустил бы тебя в аэропорт одну? А кто понесет твои чемоданы?
Изабель прижалась к нему. Ей так хотелось сказать ему, что она вернется и станет такой, как он хочет, и будет делать все, что он хочет. Но она взяла свои эмоции под контроль, несмотря на муки расставания.
Полет домой дал Изабель необходимое время для размышлений. Хотя Лукас отвел ей шесть недель на то, чтобы привыкнуть к его плану, она уже знала, что никогда не согласится на роль периодической подруги. Если бы он просто попросил ее жить с ним вместе в его афинской квартире, или в Салониках, или где-то еще, она бы сказала "да". Не задумываясь. Но о том, чтобы изнывать в одиночестве в каком-то доме в каком-то городе, в ожидании, когда он сможет уделить ей время, и речи быть не могло, как бы она ни любила его. А она любила, и любила страстно! И боль от расставания с Лукасом была так велика, как будто она оставила с ним часть своего сердца…
Настроение Изабель поднялось в лондонском аэропорту, как только она увидела встречавшую ее Джоанну. Жизнерадостная, с блестящими каштановыми волосами, ее подруга неистово махала ей. После того как Изабель поспешно объяснила, откуда взялась ее трость, ей пришлось послушно стоять на месте, пока Джоанна подгоняла к ней машину.
– Вот видишь, Изабель Джеймс, – сказала Джоанна, когда они выехали на шоссе, – стоило тебе один раз вырваться на отдых одной, как ты вернулась травмированная. Расскажи мне все до мельчайших подробностей!
Но Изабель покачала головой:
– Ты не торопишься в свой Арнборо?
– Нет. – Джоанна бросила на нее внимательный взгляд. – Марк знает, что мы захотим оторваться. Я твоя на весь вечер.
– Отлично. Давай купим что-то из продуктов по пути домой и поговорим за ужином.
Галерея оказалась закрыта. Изабель отперла свою личную боковую дверь и, сжав зубы, преодолела два пролета крутой лестницы. Джоанна спускалась два раза за ее вещами и успела распаковать их покупки, пока Изабель сначала отправила послание Лукасу, чтобы сообщить о благополучном приезде домой, а потом села за кухонный стол, чтобы приготовить сэндвичи. Когда все было сделано, Джоанна уселась напротив Изабель и уставилась на нее стальным взглядом.
– Итак, говори! – потребовала она.
И Изабель заговорила. Она рассказывала свою историю насколько могла бесстрастно. Джоанна молча слушала, изредка позволяя себе восклицания, потом села, оцепенело уставившись на подругу.
– Вот это история! – произнесла она тихо. – Слава богу, я не знала, что происходит. – Она посмотрела Изабель в глаза. – А этот грек…
– Лукас Андреадис.
– Да, он. Он хочет, чтобы ты стала его любовницей?
– Не делай вид, что шокирована!
– Но это же отвратительно! Я думала, что только женатые мужчины заводят любовниц. И как ты отреагировала?
Изабель грустно улыбнулась:
– Когда он впервые озвучил свое предложение, я отвергла его, и он выскочил в гневе. Лукас привык к тому, что женщины вешаются на него, так что, услышав, что кто-то сказал ему "нет", был ошарашен…
– Вот он какой! Значит, хотя твой ответ по-прежнему "нет", у тебя еще есть время привыкнуть к этой идее?
– Он дал мне шесть недель. После чего я должна преодолеть свои сомнения. Мне придется оставить все, что мне дорого, и позволить ему поместить меня в некое любовное гнездышко в Афинах или Салониках. Выбор за мной. Потом я буду рисовать свои акварельки и ждать, когда он найдет время навестить меня.
Джоанна от негодования не сразу нашла что сказать.
– В каком веке он живет?! – завопила она наконец. – А что произойдет, если ты снова скажешь "нет"?
Изабель подавила вздох:
– Лукас, как все греки, верит в судьбу. Поскольку он нашел меня на своем пляже, он верит, что судьба преподнесла меня ему, как говорится, на блюдечке. Он настолько уверен в этом, что клянется, будто никогда не откажется от меня.
– Какая дикость! – поморщилась Джоанна. – Но раз женщины вешаются на него, надо полагать, что этот мужчина недурен собой?
Изабель, улыбаясь, извлекла портрет Лукаса из своего багажа.
– Вот он. Не похож ни на одного мужчину из тех, кого я когда-либо встречала. И я так сильно люблю его, что мне будет адски тяжело ответить ему "нет".
Недели после возвращения Изабель домой были очень напряженными во многих отношениях – и это помимо того, что она ощущала почти физическую боль от разлуки с Лукасом. Работая в галерее, она и раньше уставала, а теперь, с больной ногой, к концу рабочего дня была совершенно обессилена. По ночам она долго не могла уснуть, а когда ей это удавалось, часто просыпалась от одного и того же кошмара: ей казалось, что на ее голове повязка, которую надо снять… Единственной отрадой в ее жизни были его телефонные звонки. А он никогда не упускал возможности напомнить ей, что шесть недель, которые он ей отвел, скоро истекают…
Лукас передавал ей приветы от Алисии, которая просила его сделать все, чтобы уговорить Изабель вернуться на ее свадьбу. Изабель удивлялась тому, что скучала по месту, в котором провела такое короткое время. Она почувствовала боль, когда узнала о том, что Лукас вернется на Чирос в день рождения Элени, который, как он подчеркнул, совпадает с окончанием шести недель, отпущенных Изабель.
Она почтой отправила Элени кашемировую шаль в подарок. Потом, проведя несколько часов за сочинением письма Лукасу, послала ему это письмо, выбросила свой мобильный телефон и купила себе новый.
– А это ты зачем сделала, скажи на милость? – строго спросила Джоанна.
– Мое время истекло, но я не в состоянии сказать Лукасу в лицо, что мой ответ "нет", поэтому написала ему. Я не сообщила свой адрес и выбросила телефон.
– Значит, приняла окончательное решение?
– Да.
Приняв решение, Изабель убрала портрет Лукаса, но повесила в галерее акварель с изображением его пляжа, правда, с наклейкой "Продано".
В рабочие дни Изабель как-то еще справлялась с собой, но по воскресеньям, когда галерея была закрыта, у нее было слишком много свободного времени, чтобы задаваться мучительным вопросом: не допустила ли она самую большую ошибку в своей жизни, отрезав себя от Лукаса?
Однажды, через два месяца после своего возвращения из Греции, Изабель, собиравшаяся закрывать галерею, увидела остановившуюся рядом машину. Она приготовилась сказать водителю, что парковки тут нет, и вдруг замерла. Кровь отлила от ее лица, когда этот водитель вышел и встал, глядя на нее поверх своего автомобиля.
У Изабель пересохло во рту и бешено застучало сердце, когда знакомые черные глаза встретились с ее глазами. Первой ее реакцией было вбежать в галерею и запереть за собой дверь. Но вместо этого она осталась стоять и широко улыбнулась:
– Привет. Вот так сюрприз!
– И не слишком приятный для тебя, как я полагаю, – сказал Лукас, запирая машину. На нем были красивые замшевые ботинки, толстый свитер и джинсы – ничего общего с одеждой, которую он обычно носил в Греции. Но его лицо было той красивой маской, которую она помнила слишком хорошо… С непроницаемым лицом он подошел к ней. – Но разве ты не ждала этого после своего письма, Изабель?
– Нет, не ждала, – искренне ответила она.
– Ты закончила работу на сегодня?
– Да. Как раз собиралась запирать. Хочешь войти?
Лукас прошел вслед за ней в галерею, внимательно следя за тем, как она запирает за ними дверь.
– Может, ты походишь вокруг и посмотришь, пока я приготовлю кофе? – предложила она. – Или предпочитаешь выпить что-нибудь? У меня есть вино…
Он покачал головой:
– Я бы хотел посмотреть картины. Твои здесь есть, Изабель?
– Да. Небольшой отдел одних моих картин. Вон там.
Лукас прошел в дальний конец зала и молча остановился перед коллекцией акварелей кисти Изабель.
– Ты продала картину с моим пляжем.
– Нет. Просто повесила наклейку, что она продана.
– Собираешься сохранить ее?
– Да.
– Зачем?
Она пристально посмотрела на него:
– Как сувенир на память о моем отпуске. Я когда-то говорила тебе, что вместо фотографий, которые все другие делают на память, я рисую эскизы или картины.
Маска на лице Лукаса слегка дрогнула, когда он подошел к ней:
– Спиро показал мне сделанный тобой мой карандашный портрет. Ты мне польстила.
Она пожала плечами:
– Я редко рисую портреты. Это не мой конек.
– А у тебя волосы стали короче, – заметил он. – А мне больше нравятся длинные.
Ее глаза вспыхнули.
– И мне тоже. То, что я лишилась одной пряди, не моя вина.
– Нет, моя, – мрачно согласился он и подошел ближе. Его взгляд смягчился. – Ты выглядишь усталой, Изабель.
– Я была очень занята сегодня.
– Тебе никто здесь не помогает?
– Есть один помощник, но он ушел пораньше. – Устав от ничего не значащего разговора, Изабель спросила напрямик: – Я не написала своего адреса в письме. Как ты нашел меня?
– Какое-то время я пребывал в такой ярости, что у меня не было желания искать тебя. Но твою акварель с изображением моего бассейна увидел мой преданный Андрис. Он-то и предположил, что ты наверняка продаешь свои работы через Интернет. Остальное было просто. Разве ты забыла возможности Сети, Изабель?
– Нет. Просто посчитала, что, получив мое письмо, ты так разозлишься, что вычеркнешь меня из своей жизни и забудешь.
– Это и была моя первая реакция, – подтвердил он. – Меня разозлила твоя трусость: ты отвергла меня, не глядя в глаза, а написав письмо. Но потом мне захотелось услышать, как ты ответишь мне "нет" прямо в лицо. И дашь объяснения. – Он подошел ближе. – И вот я здесь.
С минуту Изабель молча смотрела на него, потом проговорила с вежливой улыбкой:
– Может, поднимемся в мою квартиру? Мне страшно хочется чашку чаю.
– С удовольствием, Изабель. А потом я отведу тебя поужинать.
Ничего не ответив на это, она отперла дверь, ведущую на ее лестницу.
– Придется подняться на два пролета.
– А твоя нога лучше? Наверное, тебе трудно было подниматься по этой лестнице в первое время после возвращения, – проговорил он, идя за ней.
– Сейчас все хорошо, – вежливо ответила она, открыла дверь в небольшую гостиную и жестом пригласила его войти. – Посиди, а я приготовлю чай.
Лукас с интересом осмотрелся. Было видно, что здесь живет художник. Синее покрывало, наброшенное на бархатный диван. Рубиново-красные и золотистые шелковые диванные подушки на кожаном кресле. На маленьких столиках в живописном беспорядке – книги. Лампы с яркими абажурами.
"Не комната, а шкатулка для драгоценностей", – подумал Лукас, потом повернулся, когда "драгоценность", которая жила здесь, вернулась в комнату с подносом.
– Позволь мне, – сказал он и забрал у нее поднос. – Куда его поставить?
Изабель расчистила место на столике, стоящем перед софой, и Лукас осторожно поставил поднос, чувствуя себя очень неуклюжим в этой женственной комнате.
– Садись в кресло, – предложила она. – Тебе я сварила кофе.
– Спасибо. – Он взял чашку из ее рук и осторожно поставил на столик. – Итак, почему ты не приедешь ко мне, Изабель? – прямо спросил он.
Она сделала глоток, прежде чем ответить:
– Я думала об этом… Думала долго и тяжело. Потом произошло кое-что, что сделало это невозможным. Поэтому я написала это письмо.
Лукас поднес свою кофейную чашку к губам, не обращая внимания на обжигающий пар.
– Ты встретила другого мужчину?
– Нет. – Изабель сделала глубокий вдох, надеясь немного успокоить свое колотящееся сердце, и выпалила: – Я узнала, что беременна – у меня будет ребенок, Лукас.
У него был такой вид, словно она нанесла ему удар в живот.
– Он… мой?..
Лукас сидел неподвижно и, напрягшись всем телом, следил за тем, как кровь отливает от ее лица.
– Нет, – сказала она после напряженной паузы.