Пару недель спустя после прибытия на Шаггитерру и команда, и пассажиры начали проявлять заметное нетерпение насчет обещанных учений для одних и путешествия - для других. Немного поразмышляв, командир решил совместить оба мероприятия, и велел всем собираться. Девушки захлопали в ладоши и запищали от нетерпения, в эмоциях его подчиненных тоже отразилось ликование: всем объективно наскучило безвылазное пребывание на корабле.
По правде, Тхорн и сам уже готов был хорошенько размяться. Короткие прогулки возле корабля не удовлетворяли, хотя ему нравилось вечерами улетать с Асхелекой чуть подальше и гулять по колено в траве, влажной от вечерней росы, держа ее за руку, вдали от посторонних взглядов. Их корабль приземлился в незаселенном районе, в поясе относительно прохладного климата. Тепло было только за счет того, что они попали сюда в разгар лета, но вечерами спускалась прохлада и туман, подобного которым на Горре Асхелека не видела.
С изумленным и восторженным выражением в первый день она разводила руки, пытаясь пощупать белую пелену, которая почти скрывала ее, стоило ей сделать несколько шагов в сторону. Тхорн улыбался, изучая ее эмоции и впечатленное лицо. Ему нравилось, когда она прижималась к нему, слегка замерзая, и тогда он поднимал девушку на руки, гладил по спине, согревая, невзначай лаская, касаясь губами ее ароматных пышных волос.
Они о многом говорили во время этих прогулок и часто допоздна засиживались в его каюте, увлекаясь беседой так, что Тхорн не заметил, как начал нарушать режим, и пару раз даже позволял ей не являться на тренировки, чтобы подольше поспать с утра. Асхелека постепенно открывалась, с улыбкой вспоминая друзей, изредка жалуясь ему на отца, и тогда он брал ее на колени, и обнимал, обещая, что больше никто ее не обидит.
Он видел, как она все больше доверяет ему, и как тянется за его целомудренными поцелуями и позволяет себя ласкать, бесхитростно флиртуя с ним, не понимая, как ему хочется сгрести ее в охапку и утащить в постель. Иногда его кровь буквально закипала, стоило ей коснуться губами его руки. Она делала это почти бессознательно, когда он обнимал ее - целовала его обнаженную руку чуть выше локтя, а один раз коснулась губами его татуировки на локтевом сгибе. Это сводило с ума. Ему до смерти хотелось по-настоящему поцеловать ее, прижать к кровати всем телом, чтобы пискнула, и задрать платье…
Когда на ум приходили такие картины, ему приходилось напоминать себе, что Асхелека - почти ребенок. Но проблема заключалась в том, что она не была ребенком: сказывалась шаггитеррианская кровь. Девушки на Шаггитерре в ее возрасте, как правило, уже имели двух-трех детей, начиная половую жизнь в двенадцать-тринадцать. Их тела к этому возрасту полностью оформлялись, и неудивительно, при продолжительности жизни сорок-сорок пять лет.
Внешне Асхелека мало чем напоминала подростка: ее тело оформилось и уже перестало расти. И все же она оставалась несовершеннолетней по закону до дня рождения, и он не имел права даже целовать ее. Даже теперь, когда она сама начинала этого хотеть.
Этот поход-прогулка по Шаггитерре придется как нельзя вовремя, чтобы отвлечь их обоих, размышлял Тхорн.
Через пару часов после объявления о сборах весь корабль жужжал, как сады Амдины весной. Настроение царило приподнятое, все с большой охотой снаряжались, и только несколько дежурных, которым предстояло остаться на корабле, выглядели унылыми и хмурыми. Но, несмотря на всеобщий почти праздничный настрой, Тхорн подвесил на ремень максимальное число боевых ножей и провел соответствующий инструктаж старших офицеров.
Хотя последние серьезные волнения на Шаггитерре случились уже почти три года назад, он не собирался рисковать: из командования докладывали, что обстановка не выглядит безоблачной, и никто на самом деле не понимал, чего ждать от шаггитеррианцев. Последний засекреченный доклад Сезару, с которым Тхорну позволил ознакомиться Величайший, выглядел тревожно. Исследовательская миссия работала долгие месяцы, ученые и психологи проводили массовые тесты с шаггитеррианцами, но обнаружить естественных причин их агрессивности во время прошлых обострений назад не удалось. И командование делало осторожные предположения о внешнем вмешательстве, направленном против горианцев.
Ариадна.
Уголовное наказание, показавшееся сначала концом света, на практике выходило на удивление не страшным. Когда она поняла, что будет отбывать его на том же корабле, на котором прилетела с Земли, ей почудилась злая ирония. Казалось, что теперь-то все офицеры, которые радушно общались с ней как с гостьей, обернутся безжалостными надсмотрщиками. Но на деле все вели себя так же доброжелательно, как и два с половиной года назад.
Ее не унижали, не мучили тяжелой работой, не ограничивали в передвижении по кораблю, не лишали ни еды, ни сна, ни даже права учиться. По правде, учеба на корабле Тхорна не уступала по качеству тем урокам, которые она получала на Горре вместе с Лиской и Марией. Командир не обращал на нее никакого внимания, а новый пре-сезар ей нравился больше, чем Астан, оставшийся на Горре.
Все, что отличало ее быт от дня той же Асхелеки, которая была просто пассажиром - два-три часа ежедневной работы вместе с офицерами. Иногда она участвовала в уборке служебных помещений, иногда это было приготовление еды на кухне. Иногда Рикэн брал ее с собой вниз, в двигательный отсек - там дежурные находились по очереди, следя за огоньками на огромной панели - они отражали состояние двигателей и детекторов. Если какие-то огоньки начинали часто мигать или меняли цвет - нужно было реагировать, самостоятельно отлаживать работу систем или вызывать техников или электронщиков, но при ней такого никогда не происходило, и они, как правило, просто сидели там два часа и болтали.
Она немного помнила его еще с того путешествия с Земли, но тогда ее опекуном был другой офицер, а сама Ариадна была слишком взволнована, чтобы запомнить кого-то еще. Тогда горианцы казались ей на одно лицо - здоровенные, угрюмые, малоэмоциональные. Теперь она понимала, что эмоции у инопланетян точно такие же, как и у землян, только выражаются немного иначе - в основном, телепатически. Овладев азами этой науки, она стала чувствовать себя намного комфортнее среди горианцев и теперь, конечно, легко различала их.
Рикэн охотно рассказывал ей про корабль, про его электронные и двигательные системы, про службу и про другие планеты. Ариадна отвечала на его вопросы про Землю, слегка ностальгируя. Однажды он осторожно спросил ее, почему она отказала Сезару. Ответ с ее стороны последовал уклончивый и неловкий.
Вероломство того, на кого вся Горра только что не молилась, поразило ее сильнее, чем она сначала полагала. Она тысячу раз прокручивала в голове его фразу: "Репрессий не будет. Нет - значит, нет", и в тысячный раз не понимала, как можно быть таким лицемерными - и главное, зачем? Она была вполне достаточно напугана тогда, чтобы согласиться, если бы он только дал понять, что требует этого. Или же это было ниже его достоинства - после ее резкого "нет"?
Или он сам не хотел помолвки, размышляла Ариадна, а повесил всех собак на нее для собственного удобства. Последнее более всего походило на правду и сильно злило ее: он оказался настоящим подлецом. Но сильнее всего ранил и шокировал, конечно, обман. Что ему стоило сразу сказать ей о наказании? Она, по крайней мере, была бы готова - и к суду, и к огласке. Суда, правда, как такового не было. Явился судья вместе с ее опекунами - быстро, в спешке, зачитал приговор от имени Сезара, пояснив, что по таким вопросам Величайший судит единолично - и все, ее забрали на "Черную звезду".
"Величайший! Да он просто подонок", - бесилась она про себя, понимая, что здравый смысл никогда не позволит ей сказать такое вслух. Повторное оскорбление Сезара, вероятнее всего, приведет к тому, что она навечно окажется заключенной на каком-нибудь космическом корабле или закончит свою жизнь уборщицей на Горре - стоило ли ради этого лететь с Земли?
Пока, по всей видимости, ее не собирались наказывать всерьез. Когда Ариадна оказалась на "Черной звезде", она даже не сразу сообразила, что ее капитан - муж Лиски, а командир - тот самый Тхорн, о котором она столько слышала и из прессы, и от подруги. Когда прилетел Дейке, и появилась Лиска - ей стало намного легче, потому что они ее успокоили. Никто из них не обращался с ней, как с преступницей.
Командир тоже вел себя с ней довольно мягко. Он спокойно поприветствовал ее на борту своего корабля, затем просканировал, объяснив, что это нужно для проверки ее здоровья, и познакомил с Рикэном, от которого она за все время не услышала ни единого грубого слова и тем более - не получала никаких наказаний, если не считать таковыми легкую работу, учебу и тренировки.
Правда, пару раз перед сном она все равно плакала от чувства жалости к себе - ну что стоило чертовой системе подобрать ей в женихи кого-то вроде Дейке эс-Хэште? Кого-то нормального, не читающего мысли, не правящего планетой и не ссылающего за "оскорбление" в летающую тюрьму.
Ей хотелось забыть о Сезаре, но почему-то мыслями Ариадна все чаще возвращалась к нему, вспоминая некстати то о шокирующе пронзительных глазах, то о черных ногтях, то о его вранье - пока ее не осенило, что надо просто узнать о нем больше. Пока ее любопытство не будет удовлетворено - бессмысленно гнать его из головы.
Эта мысль, пришедшая ей в голову после отбоя, заставила ее подняться и включить лампу-ночник, а потом включить коммуникатор. Горианская сеть на Шаггитерре, разумеется, не работала, поэтому в ее устройство перед вылетом загрузили все мыслимые и немыслимые энциклопедии и учебные пособия. Пролистав список наименований, Ариадна нашла нужное и погрузилась в чтение.
И, уже на второй или третьей странице, она поняла, что не заснет до утра - будет читать, читать и читать: Сезар оказался совсем не тем, что она о нем думала.
До знакомства с Величайшим Ариадна краем уха слышала, что он - представитель иной цивилизации, с иным родным телом, отличающимся от горианского. Когда она смотрела на его ногти, ей казалось: это тело представляет собой нечто страшное, чудовищное, некрасивое. В одном она была права: это выглядело чудовищно. На иллюстрациях в книге было изображено существо, которое горианцы называли драконом. И родное тело центарианцев, действительно, походило на дракона: огромные жилистые крылья, здоровенное ящерообразное туловище, когтистые лапы, острые зубы.
Но назвать центарианцев уродливыми у нее бы не повернулся язык: величественные, огромные создания - просто поражающих размеров, если верить масштабу, приведенному в книге. Сущность центарианцев, согласно энциклопедии, не вполне материальна - именно это позволяло им "отображаться" в теле дракона и человека одновременно. Ариадна перечитала еще несколько глав, но так и не поняла, что означало "отображаться" и что означало "одновременно". Представить себе присутствие одного и того же человека на двух планетах сразу и в двух разных телах ей никак не удавалось.
Отчаявшись уяснить это, Ариадна решила читать дальше. Необыкновенная сущность центарианцев позволяла им всем обретать высочайшие телепатические способности уже к тридцати годам. Они обладали массой возможностей, недоступных горианцам: например, могли сканировать без увода, почти мгновенно блокировать любые телепатические способности людей, лечить некоторые физические повреждения с помощью телепатии.
Некоторые центарианцы могли даже предсказывать будущее и, самое главное: благодаря своим необыкновенным способностям все они умели эффективно управлять. Именно поэтому только центарианцы последние две тысячи лет правили горианской системой планет. Для горианца высшим политическим постом оставалась должность советника - одного из членов совета, законодательного органа при Сезаре.
Дойдя до браков, Ариадна прочитала, что центарианцы чаще всего заключают их на родной планете, но бывает, что находят счастье и с горианками - за всю историю известны двадцать три таких случая, отмечалось в книге. Автор пособия не останавливался на этом подробно, но намекал, что это была большая удача для этих горианок: их телепатические способности и продолжительность жизни после слияния резко увеличивались, не говоря уже о благосостоянии и месте в горианской иерархии.
Отложив книгу, Ариадна вновь почувствовала, что с ней обошлись несправедливо. Кто-то должен был дать ей прочитать нечто подобное до того, как Сезар предложил ей помолвку, а не после. Хотя это вряд ли повлияло бы на ее реакцию и ответ, но это было бы справедливо. С другой стороны, теперь все встало на свои места: разумеется, Сезар не хотел помолвки с какой-то там бескрылой землянкой-недоучкой. Ему явно нужна другая женщина, хоть он и подлец.
Размышляя таким образом, она заснула под утро, чтобы пробудиться от звонка разрывающегося коммуникатора.
- Ариадна, ты где? - осведомился голос Рикэна на ее хрипловатое "да". - Тренировка уже началась.
- О, черт, - выдохнула она, резко открывая глаза.
- Что?
- Я говорю, что уже иду. Прости.
- Быстрее, - сухо скомандовал ее пре-сезар и отключился.
После тренировки и душа Рикэн нашел ее и отвел в сторону от девушек:
- Ты плохо себя чувствуешь?
- Нет, - Ариадна еле заметно порозовела. - Просто не выспалась.
- Почему?
- Я читала.
Она опустила глаза, вспомнив, что является заключенной и не имеет права нарушать режим под таким неуважительным предлогом.
- Ну, отлично, - слегка раздраженно ответил ей Рикэн. - Тогда ты наказана за нарушение режима. Посмотри мне в глаза.
Ариадна послушно подняла глаза, позволяя затянуть себя в увод. Хотя она никогда раньше не получала традиционных наказаний, но ждала этого давно, поэтому маленькая, умеренно болезненная трепка в уводе ее не напугала. Ей только показалось очень странным, что ее отшлепали как ребенка - все время хотелось засмеяться, и только, может, на последних двух ударах из десяти она прикусила губу от боли. И тут же все кончилось, и боль мгновенно прошла. Тогда ей снова пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться вслух: горианцы действительно полагали, что это настоящее наказание для взрослого человека?
Зато удивила реакция Рикэна - он оказался еще более мягким, ранимым человеком, чем она полагала: необходимость ее наказать выбила его из колеи. Глядя на то, каким взъерошенным и слегка вспотевшим он оказался, после того, как отшлепал и выпустил ее из увода, Ариадна невольно улыбнулась ему:
- Я в порядке, Рикэн. Прости меня.
- Иди завтракать, - сердито буркнул он, глядя в сторону.
Когда после завтрака командир объявил о путешествии, она мгновенно забыла и о неприятном эпизоде, и даже о том, как сильно хочется спать. Рикэн тоже развеселился и принялся инструктировать девушек.
- Будете жить в палатке втроем, - сообщил он. - Не забудьте средства от насекомых, когда будете собираться. И одевайтесь потеплее - помните, что вечерами холодно.
- А мы увидим шаггитеррианцев? - возбужденно осведомилась Микея и тут же осеклась, когда Асхелека резко обернулась на нее. Все застыли, опасаясь ее болезненной реакции, но тут лицо рыжеволосой девушки стало насмешливым:
- Обязательно увидишь, Микея. Причем в своей палатке и каждую ночь.
Дружный смех трех девушек прозвучал так заразительно, что на них обернулись все офицеры, еще не успевшие покинуть столовую, но это лишь усилило веселье. Рикэн сдержанно улыбнулся:
- Я думаю, командир обязательно запланирует экскурсию в поселение местных жителей. Это часть учений, и вас тоже наверняка туда сводят.
Асхелека.
После обеда все офицеры и пассажиры, направляющиеся в поход, организованно покинули корабль. Асхелека поразилась, как мало времени на это потребовалось: каждый шаг был отточен, каждый член команды знал, куда и за кем идти. Рикэн вывел их наружу первыми, и они наблюдали за тем, как офицеры проходят через главный верхний выход и спускаются вниз по лестнице. Из-за тяжелых вещей крылья никто не использовал - на плечах каждого мужчины висели объемистые сумки, в которых находилось сложенное оборудование, палатки, еда, запасная одежда.
Со смущением и потаенной радостью она заметила, что Тхорн сам держал сумку с ее вещами, не передав ее никому, хотя свои собственные вещи отдал нести младшим. Ей нравилось наблюдать за ним немного издалека - как он отдает короткие распоряжения подчиненным, с какой готовностью и сноровкой они их выполняют. Ей очень хотелось подойти и взять его за руку, как накануне вечером, когда они гуляли вдвоем.
Но Тхорн никогда не касался ее на людях. Асхелека полагала, что он и ей не позволит себя коснуться на глазах у подчиненных. Временами это уязвляло. Она понимала, что при команде ему не положено с ней нежничать, но он мог хотя бы иногда положить руку ей на спину или подержать ее ладонь. От того, что Тхорн этого не делал, ей казалось, будто он скрывает от всех их отношения, которые все больше походили на настоящую помолвку, хоть пока и неофициальную. Ей хотелось поговорить с ним об этом, но она робела, боясь услышать что-нибудь насмешливое, в его обычной слегка снисходительной манере.
Она не переставала думать об этом, пока они проходили первые меры в группе под руководством Рикэна. Командир разделил всю группу на три отряда, и ушел с первым далеко вперед. Девушки и Цесин оказались во втором, двигающимся медленнее, а третий двинулся в другом направлении, с каким-то заданием и с расчетом на то, что их пути в какой-то точке пересекутся к ночи. Профессор отделился от группы девушек, чтобы поговорить о чем-то с Рикэном. Идущие рядом Ариадна и Микея тоже о чем-то оживленно болтали, но она не хотела присоединяться к беседе, глубоко погрузившись в свои размышления.
Иногда Асхелеке казалось, что в Тхорне живут два разных человека. Один весьма жесткий, упрямый и вечно насмешливый, постоянно чего-то требовал от нее, пытался воспитывать и подшучивал, когда ему казалось, что она ленится на занятиях - иногда довольно обидно.
А другой нежнее нежного касался ее, гладил, целовал. Когда его губы касались волос или виска, она чувствовала, как ее буквально обволакивает его нежностью, и это глубоко трогало. Она верила, что он всегда будет ласковым с ней и никогда не даст в обиду. Если только он не обидит ее сам. Если только он не передумает заключать с ней помолвку, когда поймет, что она не оправдывает ожиданий.
Возможно, она для него слишком маленькая и глупая, или ее характер оказался на его вкус недостаточно тверд, когда выяснилось, что она не слишком усердно занимается телепатией. Иначе почему бы он так тщательно скрывал от всех то, что делает с ней, когда они бывают наедине? Почему бы на виду у команды ему хоть раз не посмотреть на нее с нежностью, не обнять за плечи, не потрепать по волосам, как когда они одни?
Ей не хотелось даже вспоминать о том, как она надеялась, что хотя бы в походе все изменится. Но ничего не изменилось - более того, он удрал от нее с другим отрядом. Что это было тогда, если не бегство?