София не нашлась что возразить, и дальше они шли в молчании.
День был хмур, будто сожалея о том, что на его долю выпали столь грустные события. Видимо, собиралась непогода – бог Тор глухо рокотал в небесах, уже готовый поразить землю молнией.
Молодая женщина бросила взгляд на пасмурное небо и поежилась, не без оснований опасаясь, что вот-вот начнется ливень. По правде говоря, она с детства отчаянно боялась гроз, слишком близко к сердцу восприняв рассказы няньки о колеснице, запряженной козлами, на которой восседал грозный Тор. Забавы ради он с хохотом метал на смертных свой молот Мьельнир, который все время возвращался к нему.
Оставалось надеяться, что визит будет недолгим и она успеет вернуться домой до начала ненастья.
Особняк Шоровых, на взгляд госпожи Черновой, походил на сарай: прямоугольный, с узкими окнами-бойницами, без всяких архитектурных излишеств и украшений. К дому вели деревянные ступени, что делало его еще больше похожим на обычную хозяйственную постройку. Впрочем, Шоровы уже давно поговаривали, что вскорости расширят и благоустроят свое жилище.
Будто чувствуя опасность, хозяева категорически отказались их принять, и мировому судье даже пришлось воспользоваться своей властью и прибегнуть к угрозам, чтобы их впустили.
Весьма недовольный такой настойчивостью господин Шоров ждал их в богато обставленной гостиной. Он прохладно поприветствовал соседей и скомканно пробормотал что-то о болезни супруги, которая не позволила ей спуститься к гостям.
– Чем обязан? – поинтересовался он, налил себе коньяку и стал настойчиво предлагать угощение господину Рельскому.
– Господин Шоров, мне не до любезностей. Не буду увиливать, нас привело сюда весьма неприятное дело, – начал мировой судья, поигрывая тростью и непритворно хмурясь, и закончил резко: – У меня есть самые веские доказательства, что вы причастны к шпионажу в пользу Муспельхейма. Я без труда могу начать процесс по обвинению вас в государственной измене.
Сосед прекратил расхваливать выдержанный напиток, залпом выпил все, что было в его стакане, затем вытер взмокший лоб и повернулся к Софии. Побагровевшее лицо вояки вдруг сделалось жалким.
– Вы что же, верите в эту ерунду? – спросил он. – Я честный человек, это точно!
Пожалуй, при иных обстоятельствах женщина действительно не поверила бы в такую нелепицу, но не было никаких оснований сомневаться в словах господина Рельского.
– Верю, – подтвердила она тихо.
– Не пытайтесь перетянуть госпожу Чернову на свою сторону, – вмешался мировой судья холодно. – В конце концов, вы не выказывали к ней никаких добрых чувств, когда я просил госпожу Шорову прекратить поносить ее на каждом углу.
София укоризненно взглянула на господина Рельского, задетая тем, что о ней говорили в третьем лице, и лишь потом осознала смысл его слов.
– Вы просили оставить меня в покое? – переспросила она.
– Разумеется, – неохотно подтвердил он, кажется, уже сожалея, что наговорил лишнего. Он не любил показной благотворительности и терпеть не мог изъявлений признательности.
– Как давно?
Он лишь пожал плечами.
– Неважно.
София попыталась возразить, находя это как раз существенным, но мировой судья ее не слушал.
– У вас есть выбор, – произнес он, обращаясь к господину Шорову, – или вы сейчас же признаетесь во всем, и тогда я дам вам месяц, чтобы покинуть Мидгард, или же мой доклад поступит в столицу уже завтра. Выбирайте.
– Господин Шоров, но вы ведь всегда ненавидели Муспельхейм и его жителей, – вмешалась София, – как вы могли им продаться?
– Вы меня презираете, да? – вдруг спросил господин Шоров, и в его басовитом голосе послышались визгливые истеричные нотки. – Вы считаете меня предателем. Это точно! Но я всего лишь взял свое! Я отдал этому… – последовало непечатное выражение, – Мидгарду двадцать лет, и что взамен? Скудное содержание, которого едва хватало на самое необходимое. А когда я получил серьезное ранение, они не нашли ничего лучшего, чем просто списать меня, это точно! Жить на гроши и питаться капустным супом… Нет уж! Поэтому да, я согласился! Я ненавижу Муспельхейм, ненавижу! Но они платят, и платят хорошо!
Он уже кричал, захлебываясь от злости. И без того красное лицо сделалось багровым, вытаращенные глаза горели ненавистью.
– Вижу, вы нашли себе оправдание, – заключил мировой судья, с отвращением глядя на соседа. И закончил сухо: – Вас бы следовало раздавить, как таракана, и только ради госпожи Черновой я этого не сделаю. Советую вам как можно скорее убираться отсюда, пока не оказались в руках правосудия.
– Вы ничего не докажете! – проворчал господин Шоров, внезапно успокаиваясь. – Конечно, вы влиятельны, но у вас нет свидетелей, кроме госпожи Черновой, а ей теперь никто не поверит, это точно.
– Зря вы на это рассчитываете. – Мировой судья покачал ногой и был как будто полностью поглощен сверканием пряжки на туфле. – Письменных доказательств тоже вполне достаточно. Махинации с бракованным оружием, шпионаж – уверен, найдется, что вам предъявить. А ваша досточтимая супруга расскажет все, чтобы себя выгородить, еще и намеренно вас очернит, лишь бы самой выкарабкаться.
Господин Шоров молча хватал ртом воздух, напоминая то ли выброшенную на берег рыбу, то ли вареного рака. Вот только выросла эта рыбешка отнюдь не в чистой горной речушке, а в сточных водах войны.
– Взгляните, вот копии некоторых материалов, – господин Рельский протянул ему какие-то бумаги.
Тот принял их с опаской, будто ядовитую змею, и стал просматривать, по мере чего его руки все явственнее дрожали. Просмотрев последний лист, он отшвырнул их в сторону, упал в кресло и закрыл лицо руками.
– Убедились? Уже этого достаточно для смертной казни. Власти не склонны такое спускать, – заверил мировой судья. – Так что сейчас мы пойдем к нотариусу, при котором вы напишете все: подробно расскажете о своих преступлениях и признаете, что намеренно оговорили госпожу Чернову. Или я вас арестую на месте, полиция ждет неподалеку. К слову, зачем вам потребовался этот фарс с обвинениями в адрес госпожи Черновой?
К счастью, давать признательные показания можно было и письменно, а вот обвинять кого-то закон требовал только лично.
– Это все жена, – буркнул сосед, сдаваясь. – Она видела той ночью женщину, но толком не рассмотрела, это точно. А потом наболтала всякой чуши.
– Я считала вас своим другом, – горько произнесла София, вставая. Для этого ей пришлось опереться на столик. Отрешенно взглянув на свои дрожащие руки, она закончила: – А вы так легко от меня отвернулись и к тому же оказались предателем… В погоне за сиюминутной корыстью вы поставили под удар будущее своих детей, разве вы этого не понимаете?
– Какое вам дело до моих детей? – взвился господин Шоров. Он с силой потер лицо и проговорил: – Я проиграл и во всем сознаюсь. Но не надо читать мне нотации!
София отвернулась, поняв, что никакой дружбы между ними на самом деле никогда не было, одно лишь притворство и поиски выгоды. В конце концов, ведь господин Чернов был лейтенантом, быть может, сосед приходил к ней, чтобы между делом что-то выведать. Другое объяснение также было неприглядным: господину Шорову нужен был влиятельный свидетель, который в случае чего подтвердил бы, что он ненавидел Муспельхейм и ни за что не перешел бы на сторону вражеского государства.
На мгновение у нее даже мелькнула подленькая мыслишка: раз уж господин Шоров не считал себя ее другом, она вовсе не обязана ему попустительствовать, пусть ответит по всей строгости закона! Но София тут же устыдилась и прогнала от себя эту идею. Хоть сосед был негодяем, но это вовсе не означало, что она должна ему уподобляться!
Тем временем понурый отставной майор в сопровождении мирового судьи уже двинулся к выходу.
– Вы пойдете с нами? – обернувшись, деловито уточнил господин Рельский. – Или попросить кого-нибудь сопровождать вас?
– Не нужно, – поспешно отказалась София. – Чернов-парк совсем недалеко, а мне хочется пройтись.
– Конечно, – согласился мужчина, и они вышли на улицу.
Молодая женщина глубоко вдохнула целительный свежий воздух. Ветер пах удивительно свежо и как-то остро, будто покалывал нос и небо. Она лишь теперь осознала, как душно было в гостиной Шоровых. Будто там воняло гнильцой – почти неуловимый, но мерзкий запах. А может быть, ей мерещилось это сладковатое амбре? Она покачала головой, посмотрела на поникшего господина Шорова в окружении полицейских, которые усаживали его в экипаж, и действительно отправилась домой…
За время визита к соседям небо совсем потемнело, и София ускорила шаг, торопясь поскорее добраться домой.
Когда сорвались первые тяжелые капли дождя, она подхватила юбку и бросилась бежать, наклонив голову, чтобы козырек капора защитил лицо, а потому перепугалась, с размаху врезавшись в кого-то или что-то.
Ее подхватили, удерживая от падения, и София уткнулась лицом в плотную ткань. Знакомый смолистый запах окутал ее, и она улыбнулась, поднимая голову.
– Здравствуйте, Шеранн.
Дракон заботливо поправил выбившуюся из-под шляпки прядь и пробормотал отвлеченно:
– Тебе не кажется, что теперь звать меня на "вы" глупо?
Она слегка зарделась (говорить о таких вещах не принято!) и смущенно призналась:
– Я не могу!
– Почему?
– Это невежливо.
Шеранн расхохотался, услышав последний аргумент. Запрокинув назад голову, он смеялся, и ему вторил гром.
– Ты неисправима. – Он легонько тронул ее губы пальцем, заставляя замолчать.
Полыхнула молния, София вздрогнула, а дракон прижал ее к себе покрепче.
– Не бойся, – успокоил он, – я ведь огненный, так что нечего опасаться грозы.
– Я не боюсь, – сказала она, почти не покривив душой. В объятьях Шеранна она чувствовала себя, будто в уютном коконе, окруженной со всех сторон пушистым ласковым теплом.
– Побежали в дом? – спросил дракон и лукаво предложил: – Если ты не боишься, мы могли бы прогуляться.
– Под дождем? – ужаснулась София.
– Конечно! – подтвердил Шеранн и продолжил с озорной улыбкой: – А потом я тебя согрею…
Молодая женщина вновь покраснела, уже не замечая ни ливня, ни резких порывов ветра. Подобные вольности, тем более на улице, были ей в новинку, но дракон умел соблазнять, а потому она согласилась:
– Хорошо, только… отпустите меня.
– Отпусти, – поправил Шеранн и заглянул в ее лицо. – Ты меня стесняешься?
– Не… тебя, – с усилием выговорила она. – Но что подумают люди?
– Мне нет дела до людей! – пожал плечами дракон.
Дождь усилился, и струйки воды уже бежали с его насквозь промокших волос.
– Зато мне – есть, – возразила она.
– Как скажешь, – отвернулся он.
– Не обижайтесь, – проговорила она, порывисто коснувшись смуглой щеки, и тут же поправилась: – Не обижайся, Шеранн, но для меня это действительно важно.
Даже решившись отбросить условности и сделаться его возлюбленной, она не могла столь дерзко преступить правила приличия.
Стекающая по его лицу вода оказалась горячей, и София испуганно отдернула руку, вспомнив рассказ господина Рельского о взаимодействии огненных драконов со стихией воды. Мысль о мировом судье была сейчас совсем неуместна, к тому же думать о нем отчего-то было совестно, и она отбросила размышления, улыбаясь своему дракону.
Разумеется, молодая женщина, опаленная горящим в нем пламенем, напрочь позабыла о разумных доводах, которые недавно с такой горячностью отстаивала…
Потом они бродили по лугу под дождем, смеялись и целовались, Шеранн кружил ее, подхватив на руки. Их исступленное веселье и страсть вплетались в буйство стихии, наполняя мир первозданной чистой радостью…
Когда наконец дождь кончился и они добрались до Чернов-парка, Лея лишь всплеснула руками и принялась хлопотать вокруг хозяйки, смерив недовольным взглядом своего провинившегося любимца-дракона.
Тот, неся Софию на руках, изобразил глубочайшее раскаяние и пропустил мимо ушей ворчание домовой о распоясавшихся развратниках, равно как и мрачный взгляд верного Стена…
Глава 31
Стук в дверь раздался вечером, когда госпожа Чернова уже собиралась лечь спать.
Простоволосая Лея отворила дверь и приглушенно ахнула: на пороге стояла госпожа Ирина Каверина, дама средних лет и отнюдь не среднего самомнения. Упитанный и самодовольный вид ее свидетельствовал о преуспевании. На ней было богатое платье, сшитое по последней столичной моде.
– Надеюсь, сестра дома? – поинтересовалась гостья для проформы и весьма язвительно добавила: – Посторонись и впусти меня! Или София никого не принимает, кроме своего любовника?
Домовая сглотнула и наконец шагнула в сторону, молча приняла у гостьи шляпку и зонтик и бросилась к хозяйке.
Темную комнату освещала единственная свеча, при свете которой госпожа Чернова то ли пыталась читать, то ли грезила над томиком сонетов. Устроившись в кресле, она отрешенным взглядом смотрела на раскрытую книгу и улыбалась светло и мечтательно.
При стуке в дверь София вздрогнула, вырвавшись из плена мечтаний, подняла голову и вопросительно взглянула на служанку, которая вдруг решила потревожить ее в столь поздний час.
Лея сделала книксен и сообщила:
– Госпожа, к вам приехала сестра. Просить?
– Конечно!
Молодая женщина вскочила, отложив в сторону книгу и мимоходом порадовавшись, что Шеранн уже ушел, не то могла создаться весьма неловкая ситуация.
Ирина стремительно вошла в комнату, вместо приветствия смерила госпожу Чернову взглядом и процедила:
– Ты непозволительно хорошо выглядишь для убитой горем вдовы… Выходит, ты даже не считаешь нужным скрывать интрижку с драконом?!
София онемела от неожиданности, замерев напротив разъяренной сестры.
– Может быть, ты присядешь? – спросила она наконец. – И объяснишь, с чего все эти обвинения?
– Изволь не отпираться! – возмутилась госпожа Каверина, плавным жестом отметая возражения. Ее холеные руки были унизаны украшениями, да и сама она оставляла впечатление дамы ухоженной и самоуверенной, твердо убежденной, что ей доподлинно известно все важное в этом мире. – Я получила письмо, в котором меня любезно информировали о твоем возмутительном поведении. Неужели это правда, что ты намерена уехать с драконом?!
Госпожа Чернова подивилась, какой неведомый "доброжелатель" сообщил об этом сестре, ведь она не афишировала свои планы. Впрочем, это могли быть просто сплетни.
Что ж, в свете последних событий гадалка не видела смысла что-либо отрицать.
– Тебе известно, что я всегда гордилась своей сдержанностью… – промолвила София задумчиво и улыбнулась уголками губ, устало и печально. – Я была глупа и самонадеянна. Вся моя уравновешенность зиждилась на скудости чувств – я попросту не ощущала ничего, что могло бы вывести меня из себя. Теперь… теперь все изменилось, и я больше не в силах вести нудную благопристойную жизнь! Не знаю, кто известил тебя о моем решении, но твой приезд ничего не изменит.
– Не изменит?! – Ирина задохнулась и побагровела от негодования. – Ты, дрянная девчонка, немедленно бросишь даже мысли об этом твоем драконе, иначе…
– Иначе что? – спокойно поинтересовалась госпожа Чернова, и только разлившаяся по лицу бледность указывала, что слова сестры ее задели. – Мы никогда не были с тобою особенно близки, чтобы твое мнение имело для меня сколько-нибудь весомое значение, к тому же я вдова, и у тебя нет надо мною власти.
– Какая же ты распущенная! – бросила ей госпожа Каверина и воздела руки в патетическом жесте. – Ты совсем не думаешь о семье! Что будет с моими малышками, если ты убежишь с этим… – Она запнулась, подбирая эпитет пооскорбительнее, видимо, не нашла и продолжила, все повышая голос: – Все станут твердить только об этом, и о моих девочках скажут, что у них распутная семья – что тетка, что бабка!
– Не смей так говорить о матери! – выкрикнула София, разом лишившись спокойствия. – Она была порядочной женщиной, и никто не мог сказать о ней ничего плохого!
– За исключением того, что она – босоногая дикарка из Муспельхейма! – саркастически заявила Ирина, подбоченившись. – И боги знают, что она вытворяла в юности, на какие сомнительные приключения соглашалась! А теперь еще и ты! Разве ты не понимаешь, что такая родня очерняет меня и мою семью в глазах знакомых?
– Что ж, тогда тебе незачем здесь больше оставаться! – Госпожа Чернова, из последних сил сдерживаясь, недвусмысленно указала сестре на дверь.
– Я уйду, – величественно изрекла госпожа Каверина, – но запомни: ноги твоей больше не будет в моем доме! И когда он бросит тебя, ты умрешь от голода в канаве, а я не пророню и слезинки!
После ухода Ирины молодая женщина опустилась в кресло и расплакалась. Злые и жестокие слова сестры сильно ее ранили. Теперь она сполна осознала, каковы будут последствия ее любви к дракону. Не зря господин Рельский предрекал, что ей придется жить отшельницей, позабыв о друзьях и знакомых, смириться с тем, что родные отвернутся от нее, а прийти погадать кто-нибудь решится лишь в самом крайнем случае…
Вся беда в том, что они с Шеранном принадлежат к разным расам. Пусть ныне в обществе спокойно принимают представителей всех рас, однако смешанные браки не одобряются ни одной из сторон. К тому же дети в таких союзах рождаются крайне редко и часто имеют отклонения. Исключение составляют лишь эльфы и драконы, которые могут иметь здоровое потомство от представителей любой расы, но и они весьма неодобрительно смотрят на таких малышей.
Если однажды у них с Шеранном родится ребенок, то судьба его будет незавидна. Дети стихии изредка воруют человеческих девиц, однако это порицается, и отпрыскам непутевых женщин не будет места в обществе. Малыши в таких семьях ничем не отличаются от чистокровных детей стихии, но сородичи принимают их в лоно драконьей семьи весьма неохотно.
С другой стороны, никто не станет мешать Шеранну, если у него возникнет желание жениться на человеческой женщине. Быть может, она найдет свое счастье рядом с любимым, невзирая на все сложности и помехи?
София склонила голову на скрещенные руки, горько размышляя, за что боги так ее покарали. В детстве она была покладистым ребенком, почти не шалила, и мечты свои о путешествиях и приключениях прятала ото всех. Когда в ней обнаружился дар гадания, матушка сочла, что отныне девочка должна всецело служить своему таланту.
Потом был брак с господином Черновым, основанный на взаимной приязни и расчете, а никак не на нежном чувстве. Впрочем, вполне возможно, что супруг ее любил, но теперь София честно призналась себе, что питала к нему лишь привязанность. Но она была добропорядочной и верной женой, старательно выполняла свой долг супруги и гадалки…
Разве теперь она не заслужила кусочек своего собственного счастья? София молила о снисхождении милостивую Лофн, богиню снисхождения.
"Простите меня, Андрей, – прошептала она чуть слышно, – но вы умерли, а я хочу жить!"…
Утром Лея подала госпоже на сверкающем подносе грязный клочок.
– Что это? – Молодая женщина с недоумением посмотрела на домовую, не рискуя даже прикасаться к бумажке.
– На рассвете это передал оборванный мальчишка-рома, – произнесла Лея с выражением хозяйки, узревшей прямо посреди своей сверкающей кухни таракана, удобно устроившегося на свежеиспеченном пироге.
Разом позабыв о своих сомнениях и брезгливости, София схватила записку.