Однако я опасалась, что сейчас Дэвид оставался видимым для Черис по той простой причине, что на магию отвода глаз у него не хватало сил.
Правда, если и так, ничто в его облике и манере держаться этого не выдавало. Он выглядел непринужденным, открытым и дружелюбным.
- Привет. Меня зовут Дэвид, - промолвил он и протянул ей руку. Она приняла ее и пожала, как мне показалось, задержав в своей чуть дольше, чем следовало.
- Я могу быть подругой. Настоящей, настоящей близкой подругой.
Она поджала подведенные помадой "Мэйбеллин" губки и, подавшись еще сильнее вперед, бросила на меня умоляющий взгляд.
- Так вот, может, ты от него устала и уступишь его мне?
- Нет.
- Меняю на свидание с Джонни Деппом.
- Черис, но у тебя же не назначено свидания с Джонни Деппом.
Она фыркнула.
- Подумаешь. Было бы назначено - будь у меня такое желание. Но, как я понимаю, появление мистера Классного означает, что мы с тобой по магазинам не идем?
- А сама-то ты пошла бы по магазинам на моем месте?
- Смеешься, да? Да у меня произошла бы хирургическая ампутация самой мысли о покупках, а ты ведь знаешь, что это для меня значит.
Черис одарила меня отстраненной улыбкой, оторвавшись на пару секунд от созерцания Дэвида, после чего наконец театрально вздохнула.
- Боюсь, сегодня я нанесу серьезный удар по своему кредитному рейтингу. Нет, правда, я собираюсь сделать много покупок, и если бы нашелся симпатичный, крепкий мужчина, чтобы нести…
- Иди, - сказала я.
Она приподняла изящное плечо и зашлепала по направлению к своей красной тачке с откидным верхом, покачивая бедрами так, что татуированный инопланетянин, можно сказать, прямо-таки вытанцовывал хула.
Ага. Давай-давай, сама потаскай свои пакеты. Не переломишься.
- Могу я кое-что сказать? - спросил Дэвид, снова подавшись ко мне на поцелуйную дистанцию. - Мне ведь известно, как серьезно ты относишься к такому занятию, как хождение за покупками. Мне бы не хотелось становиться на твоем пути.
Это, если кто не понял, он меня дразнил. Я тоже подалась к нему, так что губы соприкоснулись, и заглянула в его горящие бронзовые глаза. Дразниться ведь можно по-разному, и так и эдак. Его зрачки расширились, втягивая меня внутрь.
- До десяти торговый центр закрыт, - прошептала я, прямо в его полураскрытые губы. - Уйма времени.
Он поцеловал меня, и я полностью растворилась в накатившей искрящейся, покалывающей волне жара. Его губы - влажные, настойчивые, страстные - полностью поглотили мое внимание. Я почувствовала, что падаю на него, и больше всего мне хотелось бы оказаться в горизонтальном положении где-нибудь за запертой дверью. Господи, меня всю трясло!
- Мне не хватало тебя, - промолвил он низким, хриплым голосом, прозвучавшим откуда-то из глубины горла. Большие пальцы его рук гладили мои скулы, оставляя жаркие следы, словно при татуировке.
- Докажи это.
- Прямо здесь?
Он опустил взгляд на гравий, асфальт и тощую травку.
- Местечко, конечно, не воодушевляет. Но, с другой стороны, я помню, как ты любишь публичную демонстрацию страсти.
- Зверь!
Эти невообразимые брови вновь поползли наверх, на опасную высоту. Улыбка помрачнела.
- Ох, лучше тебе не знать, до какой степени это правда.
Я ощутила легкую внутреннюю дрожь. Иногда Дэвид и впрямь казался мне ручным тигром, прекрасным и ужасным. Да, на самом деле он вовсе не являлся таким уж милым, покладистым, добродушным малым, хотя определенно был на это способен. Просто он вообще был способен на что угодно. На все. Джинны - это вам не пушистые кролики, которых можно держать при себе в качестве домашних любимцев, они опасны. Дэвид был со мной нежен, я знала это. Но порой, случалось, мне открывались под этим такие бездонные, мрачные глубины, что голова шла кругом и перехватывало дыхание. И бросало в жар. Боже правый, в такой жар, что это походило на самовозгорание!
И он это, конечно, знал. Я видела по блеску его глаз.
- Сам ведь знаешь, я не боюсь, - вырвалось у меня.
Его руки застыли. Налетевший ветерок пробежался по нам любопытствующими ладошками, взъерошив мне волосы и распахнув его пальто.
Повеяло океаном. Ветви пальм шелестели, раскачиваясь над нашими головами.
- А может, стоило бы. Ты не все обо мне знаешь.
Ну, по большому счету, Дэвид был прав. Он ведь прожил не одну эпоху, был свидетелем возвышения и угасания цивилизаций. Я едва ли знала и малую толику о том, кто он и что собой представляет.
Но порой просто об этом забывала.
- Испытай меня, - сказала я.
Откровенный, яркий флирт Черис заставил меня, ощутив холодок, вспомнить, что я уже больше не очаровательная юная девушка: скоро мне будет впору делать покупки в секции "Женский мир", куда ссылаются на покой приговоренные к смерти тряпки, и читать "Модерн мэтьюрити", иллюстрированный журнал для пенсионеров. Учиться плести кружева и готовить свиной студень. Но я хотела узнать Дэвида. Хотела, чтобы это стало чем-то большим, более глубоким, чтобы было навсегда - во всяком случае, в той мере, в какой понятие "навсегда" применимо ко мне.
- Если мы намерены оставаться вместе, ты не можешь всегда демонстрировать мне лишь свою хорошую сторону. Я понимаю это. И не боюсь.
Вид у него сделался необычно торжественный: он не моргнул, но во взгляде его снова появился намек на что-то тигриное.
- Не думаю, чтобы ты понимала, о чем говоришь.
Я вздохнула.
- Да уж конечно, само собой, куда мне. Все, что касается джиннов, это превеликая, мрачная, обалденная тайна, и даже то, что я сама сподобилась побывать в этом качестве, не дало мне возможности…
Он прервал мой монолог медленным, влажным, лишившим меня дыхания поцелуем и запустил пальцы в мои волосы, поглаживая чувствительные места за ушами и на затылке… Нить своих мыслей я утратила.
Что позволило мне перескочить на другую тему, когда он дал мне возможность набрать воздуха.
- Тебе нужно домой.
На самом деле это означало вернуться в бутылку, да, самую настоящую, потому что для джиннов существуют бутылки. Непременно стеклянные, затыкающиеся пробками или чем еще, это непременно. Худшим из того, что я видела, была похожая на мыльный пузырь тончайшая бутылочка из-под туалетной воды, хранившаяся в подвале Ассоциации Хранителей в задании ООН в Нью-Йорке: казалось, эта хреновина могла разбиться от слишком пристального взгляда. Обиталище Дэвида представляло собой прочную декоративную кухонную бутылку из синего стекла, из тех, в каких хранят ароматические масла или цветную соль. Я держала ее в самом надежном месте, в моей прикроватной тумбочке, вместе с кремами, лосьонами и всем прочим, что не выставлялось на обозрение случайным визитерам. Впрочем, вспомнив о тумбочке, я тут же подумала о кровати, мягких простынях, прохладном океанском ветерке, обдувающем мою кожу…
- Да. Двигаем домой.
Его ладони скользнули вниз, по моим плечам, потом по рукам, пока он их не убрал. А их тепло осталось на моей коже. Как послевкусие.
Моя машина была припаркована в дальнем углу площадки, в стороне от прочих. Это был полуночно-синий "Додж-Випер": среди машин, на которых мне доводилось ездить, эта занимала в моем сердце второе место. Первое принадлежало "Мустангу", тоже полуночно-синего цвета. Эта машина, которую я называла "Далилой", была уничтожена примерно тогда же, когда я познакомилась с Дэвидом, словно я должна была отказаться от одной любви ради другой.
Дэвид устроился на пассажирском сиденье, и, влившись в утренний транспортный поток, я направила "Мону" к моему дому. Я люблю водить машину, по-настоящему люблю. А ехать мне, благодаря чрезмерному усердию арендодателей, решивших, что похороны положили конец моему договору найма, что в итоге привело меня в квартиру на побережье, на втором этаже с видом на море, было довольно далеко. Вся мебель там стояла подержанная, предметы никак не подходили один к другому, но кровать была удобной, а вид с балкона просто убийственным.
Но сейчас значение имела только кровать.
Должно быть, я припарковалась, но это как-то не отложилось в памяти. Потом была лестница, потом я на площадке рылась в поисках ключа. Большинство моих соседей уже отправились на работу, так что вокруг было тихо, только за дверью в дальнем углу монотонно бубнил телевизор. Кажется, у миссис Эппил; она работала по ночам, а утром, перед тем как вздремнуть, имела обыкновение расслабиться, посмотрев программу кабельного телевидения.
Войдя следом за мной, Дэвид положил руки мне на плечи, после чего они, поглаживая, медленно заскользили вниз. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что это может быть так сексуально, да и мы, ясное дело, не собирались предаваться утехам прямо на площадке, но от его прикосновений меня повело так, что я закрыла глаза, держась руками за дверь.
Просто в самих его руках, в медленных, выверенных касаниях таилось некое волшебство. Они очертили линии моих плеч и прошлись по рукам, до самых запястий.
Он придвинулся ближе, пока не прижался ко мне, как вторая кожа. Я попыталась снова попасть ключом в замочную скважину, да куда там. Руки мои дрожали.
- Джо? - прозвучал его бархатистый, с легкой, делавшей его чуть похожим на мурлыканье, хрипотцой голос. - Может, лучше мне это сделать?
Я приподняла кольцо с ключами. Он забрал их из моих ослабевших пальцев и наклонился мимо меня, чтобы вставить ключ в замок и повернуть его.
Уж в этом-то, казалось, ничего провоцирующего не было, но, видимо, на меня оказывало воздействие кипение собственных гормонов в сочетании с теплом его прижимавшегося ко мне тела: тем паче, что и прижималось оно почему-то ну в самых нужных местах.
Дверь со щелчком отворилась. Я проскользнула внутрь, включила мягкий, рассеивающийся верхний свет, отшвырнула сумочку и сбросила с ног туфли.
Он снова оказался позади меня, только теперь нам уже не приходилось остерегаться соседей. Его руки обхватили меня за талию и притянули к нему, а я обернулась, чтобы взглянуть на него.
В бездонную черноту зрачков и жаркую медь радужной оболочки его глаз.
- Ты нужна мне, - промолвил он, сдвигая в сторону мои волосы, чтобы прикоснуться сбоку губами к моей шее, облизывая ее и целуя, сначала нежно, а потом так страстно, что это было уже где-то на грани между наслаждением и болью. Его ладони коснулись моих грудей.
- Ты нужна мне.
- Я… погоди, Дэвид. Я не… ты уверен, что…
Я задыхалась от предвкушения и желания, но все же попыталась закончить фразу:
- … Достаточно силен, чтобы…
- Ты придаешь мне сил.
Его губы делали с моим самоконтролем нечто немыслимое.
- Ты даришь мне жизнь.
Это он промурлыкал, уткнувшись в невероятно чувствительное место за ухом.
- Ты даришь мне мир.
Мне показалось, что ничего более сексуального я никогда не слышала от мужчины или от джинна мужского пола.
- Мы что, так весь день и будем болтать? - бездыханно спросила я и ощутила его смешок. Не то чтобы веселый, без всякого юмора, а того рода смешок, какой, наверное, можно услышать, заключив договор с дьяволом. Господи, у меня от этого произошло разжижение хребта!
- Это зависит от тебя, - промолвил он, и его руки стали шарить по мне с еще большей настойчивостью, еще сильнее прижимая меня к нему.
- Может, у тебя подходящее настроение для долгой, милой беседы, а? За чаем с печеньем?
Ну уж нет, в настоящий момент мой рот желал вовсе не печенья.
Мы повалились на кровать. Раздевать его мне не было надобности: едва мои руки потянулись к нему, как вся одежда исчезла, обнажив все великолепие его безупречной, золотистой кожи. Когда я стала водить пальцами вверх и вниз по его груди, он чуть прикрыл затуманившиеся глаза, а мускулы напряглись, словно стальные канаты. А потом он перевернул меня и оказался сверху. Спина моя, непроизвольно прогнулась дугой: уловив блеск его глаз, я подалась бедрами ему навстречу. Он подался назад: то была долгая, медленная, жаркая пытка.
- Да! - прошептала я.
Он поцеловал меня. На сей раз то был не романтический поцелуй, нет. Жадный, алчущий, движимый чем-то, для меня непонятным. Таким, как сейчас, я его еще не видела. Он словно желал поглотить меня, вобрать в себя.
Владеть мною.
Здесь не было равенства. Равенства быть не могло, поскольку у меня хранилась его бутылка, он был призван мною к служению, и наши отношения оставались отношениями раба и госпожи, вне зависимости от того, как хороша собой была госпожа и как желал ее раб.
Меня это беспокоило.
И сейчас, в самый жаркий миг, меня мучил вопрос, не тревожит ли это и его.
Он был слишком слаб. Если я отпущу его на свободу, он просто развеется в дым. Этого я допустить не могла. Права я или нет, но этого не должно было случиться.
Позже я лежала в полудреме, прижавшись к его теплому телу и ощущая, как он вычерчивает на моей спине волшебные узоры. Они просто не могли не быть волшебными: каждое его прикосновение оставляло во мне озерца пульсирующего серебристого света. Какие-то части моего тела болели. Какие-то жгло, какие-то покалывало. На моей шее ощущалась горячая пульсация, и это была не единственная такая точка. Подобные имелись и на внутренней стороне бедер, да и вообще, я чувствовала себя пережившей полное, ошеломляющее обладание. Более полное невозможно было себе представить, если только не разорвать меня на части.
Его рука скользнула мне ниже спины, задержалась там на пару сердцебиений, и я ощутила внутри слабое, очень слабое шевеление.
Я повернулась и посмотрела на него. Он отвел глаза.
- Нам надо поговорить, - сказала я.
- Знаю.
- Не понимаю, как это должно работать.
Я перевернулась, взяла его руку и положила себе на живот.
И теперь шевеление внутри ощутили мы оба. Его глаза вспыхнули. А потом потемнели.
- Этому три месяца, - промолвила я. - Ничего не изменилось.
- Ты не…
Он осекся, покачал головой, и его длинные, восхитительные пальцы нежно погладили мою кожу. Лаская меня и снаружи, и внутри тоже.
- Это трудно объяснить.
- Но я беременна. Верно?
- Именно это и трудно объяснить. Она не растет так, как человеческое дитя. Она, подобно семени, ждет солнца. Просто… ждет.
- И как долго?
На это он не ответил.
- Я должен был спросить тебя первым, - промолвил он, и его рука задвигалась снова, чертя серебряные узоры.
- Да, это было бы любезно.
- Это делалось ради твоей защиты.
- Знаю.
В то время, когда в Лас-Вегасе мне была уготована ловушка и меня ждало противостояние с единственным джинном, от которого он не мог меня защитить, его лучшим другом Джонатаном, это был единственный известный ему способ обеспечить мое выживание. И способ таки сработал: Джонатан меня не убил. Более того, он, как можно было судить по некоторым признакам, даже увидел во мне нечто большее, чем просто грязь под ногами, что уже являлось значительным прогрессом.
- Ладно, расскажи тогда, как это должно происходить.
Дэвид покачал головой, что, как я уже хорошо усвоила, на его языке означало "я не хочу об этом говорить". Но я молча ждала, упорно глядя на него, и в конце концов он сказал:
- Этого может и вообще не произойти. Дети-джинны появляются на свет крайне редко. И даже в этих редких случаях оба их родителя, как правило, тоже джинны. Дети джиннов и смертных… они не… Она существует в тебе только потенциально, но она может не выжить.
- Джонатан сказал, что она родится только в случае твоей смерти.
Его глаза медленно поднялись и встретились с моими.
- Это… вероятно, правда. Мы порождения смерти, а не жизни.
Вообще-то убить джинна невероятно трудно, но Дэвид был весьма уязвим. Сделав меня джинном и тем самым вернув меня к жизни, он, однако, передал мне половину своей жизненной силы; несмотря на то, что впоследствии я снова вернулась к первоначальному, человеческому состоянию, это не прошло для него бесследно. А потом вдобавок он подвергся нападению ифрита, едва не выпившего остатки его энергии.
И сейчас, после всего этого, он балансировал на неустойчивой грани между жизнью и своего рода посмертным существованием, связанным с утратой себя. Слишком длительное пребывание вне бутылки было чревато для него превращением в ифрита, сущность, представляющую собой ледяную тень, существование которой сводится к высасыванию чужой энергии.
Он как будто бы прочел мои мысли, потому что его рука на моей спине замерла. Я почувствовала, как по нему пробежала дрожь, а его глаза слегка затуманились.
- Дэвид?
Я села. Он, напротив, развалился на кровати и уставился в потолок.
- Мне не следовало этого делать, - промолвил он. - Не следовало делать с тобой ничего подобного. Ты заслуживаешь…
- Не терзай себя. В этом нет твоей вины.
Он закрыл глаза и неожиданно показался мне страшно, безумно усталым. Прямо как человек.
- Я ведь не причинил тебе боль, правда?
- Нет! Господи, да ничего подобного.
Я положила ладонь ему на грудь, а потом пристроила туда и голову. Мои черные волосы рассыпались по его коже.
- Во всяком случае, не в большей степени, чем я сама того хотела.
- Боюсь, это еще впереди, - промолвил он. Голос его звучал словно издалека, приглушенный изнеможением. - Нет, я знаю, что это предстоит, я чувствую…
Он открыл глаза, и я снова увидела последние отблески еще светящейся среди оранжевых завихрений раскаленной меди.
- Не позволяй мне сделать это, Джо. Я серьезно. Ты должна… должна защититься от меня. Должна научиться…
Я чувствовала, как уходило тепло из-под его кожи, как покидал его свет.
- Мне пора идти, - промолвил Дэвид. - Я люблю тебя.
Я поцеловала его, быстро и нежно.
- Я тоже тебя люблю. А теперь давай возвращайся в бутылку.
Я ощутила, словно вдох, поток втягивающегося воздуха и неожиданно упала на смятые простыни, а когда снова открыла глаза, он исчез. От него осталась лишь выемка на подушке.
Перевернувшись, я выдвинула ящик прикроватной тумбочки и достала из закрывавшегося на "молнию", проложенного для надежности серым пеноматериалом футляра его бутылку и уже начала вставлять пробку, но замешкалась. На каком-то очень глубоком уровне мы по-прежнему составляли с ним единое целое, и вставить пробку означало прервать сохранявшуюся между нами магическую связь, обрезать поток идущей к нему от меня магической силы. А я, хоть сам он мне ничего подобного не говорил, подозревала: чем больше этой энергии он получит, тем лучше будет для него. Ради него я вообще с готовностью вскрыла бы свои магические вены. Черт возьми, я ведь не принадлежала больше к Хранителям, не управляла погодой, не спасала жизни. Я являлась всего-навсего одной из превеликого множества скудно оплачиваемых поденщиц.
И мне он сейчас был нужен вовсе не затем, чтобы творить чудеса для других людей.