Грохотал барабан, обещая бесконечные танцы и вечную жизнь, и я закрыла глаза, отдаваясь грезе. Огонь, идущий от пальцев Джеймса в узкую полоску кожи у меня на пояснице, его запах - кожа и мыло, - единое плавное движение наших соприкасающихся тел, музыка, настойчиво требующая "танцуй-танцуй-танцуй"…
Я не понимала, то ли мир крутится, то ли я сама.
Я так хотела, чтобы Джеймс был здесь, что почти слышала его голос.
Нуала.
Нуала, открой глаза.
Свет волшебных шаров понемногу уступал темноте, музыка затихала. Я слышала только барабан, стучащий как сердце.
Черт, Нуала!
Я видела над собой звезды, чувствовала его запах, его дыхание, его кожу.
Нуала, скажи мне, что делать. Я не знаю, что делать. Чем тебе помочь?
А меня занимала только одна мысль: если бы он пришел раньше, мы бы могли потанцевать.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
я до сих пор не верю что убила. я убийца, знаешь что сделал люк? пожал плечами, я все это время врала себе. настоящий люк исчез а я просто пыталась все равно его любить.
он знал что со мной будет и ничего не сделал.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
человек которому я могла верить все время был рядом.
я писала ему смс но не отправляла. и это не отправлю.
слишком поздно. не хочу чтобы ты нес на себе этот груз.
они идут, я люблю тебя.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Было так рано, что свет казался хрупким, как будто стоит дохнуть - и горизонт вместе со светом улетучится и растворится в темноте. Я нашел Нуалу в ледяной полутьме на самом крутом из холмов за школой. Одежда почти не защищала меня от холода, и уже через пару минут после того, как я опустился рядом с ней на колени, меня трясло.
- Нуала, - позвал я снова.
Я так привык, что она - сильная, крутая, колючая… а она лежала в траве, закинув руки над головой и сплетя длинные голые ноги, похожая на контуры тела, которые полицейские оставляют на месте преступления. Просто девчонка, которую нарядили в чужую одежду, чтобы казалась старше.
"Почему ты не просыпаешься?"
Она так медленно дышала… Вот-вот - и она пропустит один вдох, потом следующий, а потом вовсе перестанет дышать.
Я стиснул зубы, готовясь встретить холод, стянул фуфайку и укрыл ноги Нуалы. Затем просунул одну руку под ее коленями - боже, она совсем заледенела, - а вторую под шею и прижал к себе.
По коже бежали мурашки, но не из-за нее, а из-за настоящего холода. Наклонившись к ней, я почувствовал на лице ее дыхание, но не почувствовал запаха. Ни цветов, ничего.
- Что с тобой?
Я не тосковал и не сердился, просто не понимал, почему она не открывает глаза. Я мог думать только о том, что я сижу посреди поля с умирающей девушкой на руках, а мой мозг не работает, и остается лишь рассматривать волосы, упавшие ей на лицо, и тусклую рассветную траву.
Вдруг я понял, что напротив меня кто-то сидит на корточках.
- Сентиментальность - опасная штука.
Меня охватил ужас.
- Вы о чем? - спросил я, вытаскивая руку с железным браслетом из-под ног Нуалы.
- Не беспокойся, волынщик, - сказала Элеонор, - сейчас я тебя не убью. Я просто заметила твое горе и пришла посмотреть, нельзя ли помочь своей умирающей подданной.
Она была ужасно красива, дикой, сладкой красотой, от которой перехватывало горло. Стоя передо мной на коленях, Элеонор потянулась ко лбу Нуалы:
- Не понимаю, как она терпит железо, бедняжка. Занятно, что в конечном итоге ее убьет человек.
- Откуда вы знаете?
Элеонор выпрямилась, бледно-зеленое платье улеглось вокруг нее на траве как лепестки.
- Она - лианнан сида, волынщик. Тебе известно, за счет чего она живет?
- За счет человеческой жизни.
- Годы, волынщик. Она забирает годы жизни у тех, кого удостаивает своим вдохновением. У тебя она ничего не забрала? - Элеонор изящно сложила руки на коленях и любовно на них посмотрела, как будто ей очень нравилось, как выглядят ее сплетенные пальцы. - Я же говорю, сентиментальность - опасная вещь. И очень человечная.
Меня знобило от холода и присутствия Элеонор. Все во мне кричало, что она - древнее, дикое создание, от которого мне нужно держаться подальше. Больше всего на свете я хотел подхватить Нуалу на руки и убежать.
- Сколько ей нужно?
Элеонор подняла голову и улыбнулась, сверкнув идеальными жемчужными зубами. Не зря она надеялась, что я спрошу.
Плевать. Я должен выяснить.
- Полагаю, года два ей будет достаточно, чтобы протянуть до Хеллоуина. - Элеонор снова улыбнулась сдержанной загадочной улыбкой, от которой вокруг нас задрожала трава. - Видишь ли, она должна сгореть. Ее тело живет всего шестнадцать лет, даже если она не отказывается от человеческих жизней. Поэтому каждые шестнадцать лет она добровольно идет на костер. Бедняжка понимает, что если она не сгорит, - Элеонор пожала плечами, - то умрет насовсем. Правда, теперь она умрет в любом случае.
Я на мгновение закрыл глаза. Я не хотел их открывать, но не следить за каждым движением Элеонор было страшно.
- Как это сделать?
Элеонор ласково смотрела на меня:
- Что сделать, волынщик?
Я с большим усилием сдержал рычание.
- Как отдать ей два года?
Два года - пустяки. Когда я состарюсь, мне будет все равно, умру я двумя годами раньше или позже. Лишь бы согреть холодную влажную кожу Нуалы, лишь бы вернуть цвет ее губам.
- Учти, она все равно тебя забудет. - Элеонор поджала губы в маленькую хорошенькую розу, однако ее глаза блестели. Она напоминала ребенка, который чуть не лопается от желания рассказать секрет.
- Так я думал раньше, - сказал я. - По-моему, вы можете рассказать мне, как сделать так, чтобы она не забыла.
В свете восходящего солнца Элеонор радостно улыбнулась, и в этой улыбке были бабочки, цветы, солнечный свет, смерть и разложение.
- Воистину, я - добрая королева для моих подданных. Если она доверит тебе, волынщик, свое истинное имя, которое даст тебе контроль над ней, над ее сущностью феи, ты сможешь сохранить ее воспоминания. Ты должен смотреть, как она горит, от начала до конца, и пока она горит, ты должен без помех произнести ее истинное имя семь раз подряд. Тогда, восстав из пепла, она будет помнить все.
Мою кожу покалывали иглы подозрения, но ее слова звучали правдиво. Я все равно спросил:
- Почему ты хочешь ей помочь?
Элеонор развела ладони в стороны, как будто открывая книгу, и изящно пожала плечами:
- От доброты душевной. А теперь торопись, волынщик, поцелуй ее и вдохни в нее два года жизни, если хочешь. - Она встала и отряхнула колени бледными-бледными руками. - Пока.
Воздух вокруг нее задрожал, я ощутил рывок, и она исчезла.
Всходило солнце, а Нуала угасала.
Я отбросил светлые волосы с ее лица и легко ее поцеловал. Казалось, я целую не Нуалу, а труп. Ничего не произошло.
"Два года, Нуала. Я хочу отдать их тебе. Прими их".
Я поцеловал ее вновь и попытался вдохнуть в нее жизнь.
Я ничего не чувствовал. Черт! Разве она не должна очнуться?… Я попробовал снова - Бог любит троицу, правда же? - и попробовал представить, как вливается в нее моя жизнь. Мне было все равно, заберет она два года или десять.
Ее голова безвольно запрокинулась, кожа выглядела мертвой и холодной, как у мороженой курицы.
- Черт, Нуала!
У меня тряслись руки, и время от времени по телу проходила дрожь. Я достал мобильный и зажмурился, пытаясь вспомнить форму цифр. Я представил, что они написаны у меня на руке, и увидел их. Позвонить.
Гудок. Второй.
- Алло, - сонным голосом ответил Салливан и добавил: - Говорит Патрик Салливан из школы Торнкинг-Эш.
- Вы мне нужны, - сказал я. - Мне нужна ваша помощь.
Его голос резко изменился:
- Джеймс? Что случилось?
Я не знал, как объяснить.
"У меня на руках умирает девушка. Из-за меня".
- Я… все спят? Мне нужно кое-кого принести. Мне нужна ваша помощь.
Я понял, что повторяюсь, и заткнулся.
- Не понимаю, о чем ты, но сейчас открою заднюю дверь. Если ты еще сам ее не открыл.
- Сейчас буду, - ответил я, не слушая, что отвечает Салливан.
Запихнув телефон в карман, я неловко просунул руки Нуале под ноги и под мышками.
- Давай, детка. - Я, шатаясь, поднялся. Моя фуфайка свалилась на землю. Плевать, потом заберу. Я брел через траву по пояс высотой, пока обходными путями не дошел до общежития.
Одетый в спортивные штаны Салливан уже ждал. Его комната по-прежнему пахла корицей и маргаритками; на полу почему-то были рассыпаны бумаги. Салливан указал на аккуратно заправленную кровать, освещенную квадратом холодного солнечного света из окна.
У меня так устали руки, что, укладывая Нуалу, я едва ее не уронил.
Салливан смотрел через мое плечо:
- Она здесь учится?
- Нет. - Я убрал волосы с ее лица. - Помогите.
Он беспомощно рассмеялся:
- Ты так в меня веришь. Что с ней?
- Не знаю. Думаю, это из-за меня. - Я не поднимал глаз. - Она - фея. Муза.
- Господи Иисусе, Джеймс! - Салливан схватил меня за руку и развернул к себе. - Ты говорил мне, что не заключал сделок! Какого черта она оказалась на моей кровати?!
Его пальцы сжимали мою руку, а я, к своему стыду, не мог унять дрожь.
- Не заключал. Поэтому она здесь. Она ничего у меня не взяла. По-моему, она умирает. Салливан, пожалуйста.
Он смотрел на меня.
- Пожалуйста!
Мой голос звучал странно. Отчаянно.
Салливан выдохнул, отпустил мою руку и потер лицо:
- Джеймс, ты, наверное, ошибаешься. Лианнан сида от голода тает. Она не может оставаться видимой. Эта фея… девушка… у нее человеческая реакция.
- Она - не человек.
Салливан положил руку ей на лоб и пробежался глазами по ее телу.
- Очень худая, - заметил он. - Когда она ела в последний раз?
- Что? Я не знаю. Она не ест.
Я вспомнил зернышко риса у нее на губе.
- Давай сделаем по-моему. Укрой ее. Она замерзает.
Он исчез на кухне, и я услышал, как открывается маленький холодильник. Я вытащил из-под Нуалы одеяло и укрыл ей ноги. Провел пальцем по холодным скулам - казалось, они выступали сильнее, чем при нашей первой встрече. Очертил темные круги под глазами. Какое-то странное, горестное чувство внутри меня требовало свернуться калачиком рядом с ней и тоже закрыть глаза.
Салливан вернулся в сопровождении фруктового запаха.
- Газировка, - извиняющимся тоном сказал он, на мгновение остановил взгляд на моих пальцах на коже Нуалы и продолжил: - Самое сладкое, что у меня было. Еще есть мед, но я решил, что он слишком липкий. Приподними ее. Надеюсь, что она сможет попить… Что я делаю?
Я одной рукой обнял Нуалу. Мы с Салливаном с горем пополам изобразили из себя сиделок: я придерживал ее челюсть, а он понемногу вливал ей в рот питье.
- Осторожнее, смотри, чтобы не захлебнулась.
Я запрокинул ей голову и провел пальцем по горлу. Когда-то я видел, как это делала Ди, заставляя собаку проглотить таблетки.
Нуала сделала глоток.
Повторить. Так мы влили в нее примерно полстакана, а потом она закашлялась.
Кашель - это хорошо?
- Еще? - спросил неизвестно у кого Салливан.
Нуала открыла глаза, медленно посмотрела на меня, на Салливана, обвела взглядом комнату и сказала:
- Вот черт.
Нуала
Моя подруга Смерть пощипывает кожу,
Изнашивает тело, приближая срок,
Вот я в ее руке, все меньше, все моложе,
Уйду в ее улыбку за один глоток.Стивен Слотер (стихи из сборника "Златоуст")
- Тебе лучше? - спросил Джеймс.
Почему-то он напоминал мне яблоко. Джеймс загорел во время репетиций на свежем воздухе, а в отрастающих волосах все явственней был заметен красно-рыжий оттенок. Он стоял рядом со мной на холме, трогая пальцами колосья золотой травы, и все в нем напоминало мне о яблоках. Тех самых фруктах, которые проявляются во всей красе в конце года, когда лето давно прошло.
Я смяла и отпустила обертку от зернового батончика:
- Все лучше, чем быть в отключке. Зачем Салливан отправил нас на этот холм? Я же не енот, которого нашли на свалке. Меня нельзя отвезти обратно в лес и ждать, что я скроюсь в кустах.
Джеймс улыбнулся, хотя его пальцы оглаживали покой-камень:
- Вряд ли он полагает, что ты скроешься в кустах, моя драгоценная змея. Он сказал, что хочет поговорить.
- Я могу говорить где угодно.
- Я его понимаю. Твое… не вполне обычное появление, особенно в мужском общежитии, способно привлечь нежелательное внимание.
Я легла на спину, с хрустом сминая сухую траву. На небе не было ни облачка, и, лежа, я не видела ни одного из разноцветных деревьев у подножия холма, но все равно и прохлада в воздухе, и запах костров, и стремительнее порывы ветра возвещали о том, что Хэллоуин почти пришел.
Джеймс стоял надо мной, отбрасывая тень. Там, где солнце меня не касалось, было холодно.
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрати спрашивать, - сказала я. - Я чувствую себя отлично. Великолепно. Никогда не была счастливее. Как ты меня нашел?
- Запросто: ты лежала на траве в полутора метрах от меня.
- Приляг, чтобы я могла тебя стукнуть, - попросила я, и он улыбнулся в ответ бескровной улыбкой. - Я спрашивала про то, как ты нашел меня до этого. На холме, когда я вырубилась. Ночью.
О боже, он покраснел. Вот уж не знала, что Джеймс Морган способен краснеть. Он отвернулся, пытаясь спрятать раскрасневшиеся щеки, но я все равно видела, как у него горят уши.
- Ты мне… снилась.
- Я тебе снилась?
Сначала я могла думать только о том, сколько раз он спал и видел во сне не меня, а Ди. Потом я поняла, что может означать его румянец.
- Что же это был за сон?
- Ха!.. Ты сама знаешь.
Я нахмурилась, а потом поняла: он имеет в виду, что я прочитаю его мысли. А потом я поняла, что не читаю.
А потом я поняла, что и не могу их прочитать.
Я уставилась на Джеймса, пытаясь уловить нити мыслей… Не получалось. Не получалось даже вспомнить, как я раньше это делала.
Джеймс поднял руки:
- Эй, я не контролирую свое подсознание. К фантазиям нельзя предъявлять претензии! Вряд ли в реальной жизни я способен так танцевать.
Я все еще пыталась поймать его мысли и вдруг поняла: он больше не золотой. Когда я перестала видеть его музыку?… Я знала, что он не изменился. Значит, изменилась я.
Я закрыла лицо руками.
- Дело, выходит, не в моем сне. - Джеймс не спрашивал, а утверждал. Он рухнул на траву. - С тобой что-то случилось прошлой ночью?
- Я не слышу твоих мыслей, - прошептала я, не отрывая рук от лица.
Джеймс замолчал. То ли растерялся, то ли сразу понял, что это для меня означает. Я убрала руки, потому что мне нужно было его видеть, раз уж я не могла слышать его мысли. Он с отсутствующим видом глядел перед собой.
- Скажи что-нибудь, - попросила я. - Так тихо… Скажи мне, что ты думаешь.
- Добро пожаловать в мою жизнь. Мне постоянно приходится угадывать, что думают другие. - Джеймс посмотрел на меня, пожал плечами, и его голос смягчился. - Я думал, что, может быть, это все из-за приближения Хеллоуина. Элеонор сказала, что твое тело износилось и тебе придется сгореть. Может, это все из-за изношенного тела.
- Я не чувствую себя изношенной. Я чувствую себя… - Я боялась произнести это вслух.
Джеймс с невообразимо важным видом провел пальцами по тыльной стороне моей руки.
- Знаю. Слушай, Нуала… - Он заколебался. - Элеонор сказала кое-что еще. Есть способ сохранить твои воспоминания.
У меня в животе все сжалось.
- А ей какое дело?
- Понятия не имею. Она может врать?
Я покачала головой, слушая, как подо мной шелестит трава. Вспомнились слова Брендана и Уны.
- Нет. Но может недоговаривать.
Джеймс скривился:
- Да. Я тоже так подумал. Она сказала, что, если я семь раз произнесу твое имя, пока ты будешь гореть, ты сохранишь свои воспоминания.
- Истинное имя?
На самом деле я думала: "Мои воспоминания?!"
Джеймс кивнул:
- Ты знаешь, что это означает?
- Примерно представляю: очень нежелательно его кому-то говорить. Потому что если кто-то узнает твое истинное имя, то тебя могут заставить грабить ночные магазины, совершать запрещенные сексуальные действия, смотреть фильмы со Стивеном Сигалом и делать прочие вещи, которые ты никогда бы не стала делать. И именно поэтому я никому никогда его не скажу, - ответила я.
Он снова посмотрел на свои руки, прикрыв глаза ресницами:
- Ясно.
- Кроме тебя. - Я села. - Но ты должен мне обещать…
Джеймс то ли невинно, то ли ошеломленно распахнул глаза. Я не видела на его лице ни того, ни другого выражения.
- Что обещать?
- Обещай, что ты не будешь меня заставлять…
- Нуала, - серьезно ответил Джеймс, - я никогда бы не заставил тебя смотреть фильмы со Стивеном Сигалом.
Ни одна фея не говорила свое истинное имя человеку. Ни одна.
- Пообещай… Пообещай мне… - Я не знала, какое обещание с него взять. Как будто человеческие обещания чего-то стоят. Люди могут врать совершенно безнаказанно.
Джеймс потянулся ко мне, и я думала, что он меня поцелует. Однако он просто обнял меня и прикоснулся щекой к моей щеке. Я чувствовала, как бьется его сердце, медленно, размеренно и тепло, вдвое реже, чем у меня; я чувствовала его прерывистое дыхание. Поцелуй с этим не сравнится.
- Нуала, - произнес он низким хриплым голосом, - не бойся меня. Ты можешь не говорить, но если ты захочешь, я попытаюсь. Тут есть какой-то подвох, но я попытаюсь.
Я закрыла глаза. Это слишком. Шанс сохранить воспоминания, предупреждения фей во время вчерашнего танца, опасность раскрывания имени, его слова… Я не думала, что все так далеко зайдет.
Я так крепко зажмурилась, что под веками у меня замигали серые огоньки.
- Оран-Лиа-на-Мен.