Я посмотрела на его протянутую руку, невольно вспоминая такое же движение Джеймса.
- Это ты здесь, чтобы танцевать, - ответила я, - у меня совершенно другие планы.
- Не глупи, девочка, - сказал сид, потянув меня за руку. - Мы все здесь ради удовольствия.
Я попыталась отнять руку, он ее не пускал.
- Ты не слышал? Я умираю. Что за радость танцевать с умирающей феей?
Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее, затем перевернул ладонью вверх и то ли поцеловал, то ли прикусил нежную кожу запястья:
- Ты еще жива.
Он держал мою руку крепко - гораздо крепче, чем мог бы держать дайне сид так близко к людям, железу и современным вещам.
- Отпусти, а то здесь станет одной умирающей феей больше.
- Ты что, танцуешь только с людьми?
Он говорил мягко, как будто не он держал меня за руку, как будто я не произнесла слово "фея". Он притянул меня ближе и прошептал на ухо:
- Говорят, когда лианнан сида целует мужчину, он видит рай.
Если бы я знала его имя, я убила бы его. Я плохо дерусь, но хорошо убиваю. Впрочем, ни одна фея не скажет мне своего имени, тем более один из дайне сидов, которые сохранили в себе столько нашей магии.
- Правда?
- Правда. А еще говорят… - он вплотную прижал губы к моему уху, обещая, как все феи, вечную жизнь и бездумную радость, - что разделить ложе с лианнан сидой - неземное удовольствие.
Он потянулся и схватил мою вторую руку.
Значит, он намерен меня изнасиловать. Только феи так не говорят. Они говорят "соблазнить" или "овладеть". Обычно такое случается только с людьми. У настоящей феи есть права; будь я настоящей феей, дайне сид не коснулся бы меня губами, пронизывая меня музыкой, - не позволила бы Королева. Однако я ни фея, ни человек, поэтому только мне есть дело до того, что со мной происходит.
Я думала о том, как мне противно прикосновение его пальцев, липких, как сок молочая, о том, какой ярко-белой кажется восходящая над общежитием луна, как колонны здания похожи на оскаленные зубы… а он шарил руками по телу, которое Джеймс сделал прекрасным.
Его длинные пальцы почти полностью обхватили мою шею, сильно, чтобы дать понять, на что он способен.
- Я очень хочу увидеть рай.
Я плюнула в него. Слюна блестела на его щеке ярче, чем сияли в слабом свете его темные глаза, а он улыбался, как будто я преподнесла ему лучший в мире подарок. Я ненавидела его, ненавидела всех фей за их снисходительность. Я могла бы закричать, но с неожиданной ясностью поняла: где бы я ни была, в мире не найдется такого существа, которое, услышав меня, придет мне на помощь.
- Я вижу слезы? Ты и правда как человек, - заметил сид, хотя это было чистое вранье, потому что я никогда не плачу. - Не плачь, красотуля, слезы тебя портят.
Он полез мне под рубашку. Я дернулась и отчаянно забилась, во второй раз в жизни не имея возможности получить то, что хочу.
Знакомым, привычным движением я сжала свободную руку в кулак и двинула его в нос. Я где-то читала, что, если правильно ударить, можно убить противника, загнав косточку из переносицы в мозг.
Он головокружительно быстро увернулся, и мой кулак лишь скользнул по его челюсти. Он попытался схватить мою руку. Я оказалась быстрее и разодрала ему ногтями лоб и щеку, оставив белые отметины, которые моментально налились кровью. Наверняка это было больно, но он не переставал улыбаться.
Моя вторая рука все еще была так плотно зажата в его пальцах, что я задохнулась от боли.
Я сопротивлялась, толкала его, пинала ногами, выкручивалась, как будто могла освободиться… Он был слишком силен. Как в солнцестояние. Слишком силен для дайне сида, стоящего рядом с человеческим сооружением.
Я хотела, чтобы мой разум вырвался, растворился в невыносимо прекрасном сне, но не могла дотянуться ни до одного навеянного сновидения, великолепного и нездешнего. Он забирал их себе.
Джеймс
Я проснулся и широко распахнул глаза, всей кожей ощущая покалывание. В комнате было темно как в погребе, и я точно знал, что часы показывают 3:04, потому что перед глазами по-прежнему стоял сон о том, как я секунду назад проснулся.
Я сел, схватил рубашку, натянул джинсы, подумал о ботинках. Не успею. Нет времени.
Пол на соседней кровати застонал, перевернулся как невидимая темная глыба и затих, обняв подушку. От жары он сбросил одеяло, хотя меня знобило.
Затаив дыхание, я выскользнул в коридор, стараясь двигаться быстро и бесшумно, даже не зная, куда я иду и почему так тороплюсь.
В тусклом зеленоватом свете просматривались очертания закрытых дверей. Я прошлепал на едва освещенную лестницу, где пахло потом и глубокой ночью. Я на мгновение задержался у окна, через которое я выбирался, чтобы послушать оленерогого короля; впрочем, во сне я видел не его. Нужно идти к задней двери.
Я прокрался в холл первого этажа мимо комнаты Салливана, опасаясь, что он выпрыгнет из двери, как чертик из коробки, но мне удалось дойти до цели в полной тишине. Я повернул ручку, чтобы замок за мной не защелкнулся, и, дрожа от холода, вышел на веранду.
Нуала прижималась к стене, неестественно вывернувшись, до предела вытянув руки вверх и в стороны, как на распятии. По ее щекам бежали слезы, и она пыталась пнуть что-то впереди себя. Казалось, она целую вечность не замечала, что я смотрю на нее, а когда она все же поняла, что я рядом, на ее лице отразилось какое-то странное чувство. В это же мгновение ее тело странно дернулось, и я наконец сообразил.
"Я Их вижу, а ты - нет".
- Не стой! - прорычала Нуала. Но не злобно. Скорее как пойманный зверь.
Я схватился за железный браслет, стягивая его с запястья, и бросился к ней. Ее руки освободились, и она указала на невидимого противника. Слишком поздно.
Меня что-то ударило - твердое, нечеловеческое, наполненное электричеством; я пошатнулся и взмахнул браслетом. Может, я и слепой, но не дурак. Невидимое тело с шумом стукнулось о колонну, и я рванул вперед, вытянув железо перед собой, как меч. Я снова ударил - и на этот раз увидел зеленоватое, прекрасное, но совершенно чуждое существо, которое прошипело:
- Здравствуй, волынщик.
А потом оно обратилось в лебедя и улетело прочь. Я посмотрел, как белое пятно растворяется в темном небе, и повернулся к съежившейся на кирпичном полу Нуале. Она суетливо пыталась пригладить волосы, словно желая выглядеть пристойно, и при этом не прекращала плакать. Но не по-человечески. Слезы одна за другой бежали по ее лицу, а она их даже не замечала, поправляя рубашку и зализывая какой-то порез или царапину на запястье.
- Он был один? - спросил я.
- Мерзавец! - Нуала говорила так, будто слезы не меняют ее голос. - Мерзкие феи. Ненавижу Их ! Ненавижу!
Я опустился перед ней на колени, чувствуя сквозь ткань джинсов холодные и острые края кирпичей. Что делать? Спросить "Ты в порядке?" Я даже не знал, что произошло. Он ее изнасиловал? Почти изнасиловал? Так вообще можно сказать? Одежда растрепана, волосы всклокочены, сама плачет - эта психованная стерва плачет! - значит, она не в порядке. Значит, случилось что-то плохое.
Может, ее нужно обнять? Правда, она ни разу не дала понять, что ей приятны человеческие ласки…
- Заткнись. - Нуала прикрыла лицо руками. - Черт, Джеймс, ты можешь просто заткнуться?
Я понял, что она имеет в виду мои мысли в то же мгновение, когда Нуала поняла, что плачет. Она встала, отвела от лица мокрую ладонь и ошеломленно на нее уставилась. Потом пошевелила пальцами, наблюдая за переливами слабого света в слезинках, и из ее глаз снова покатились слезы.
Я растерялся. У каждого из нас своя роль, а теперь Нуала меня подводит, потому что я уже не знаю, кем я должен быть рядом с ней.
Нуала сердитым движением вытерла руки о короткую джинсовую юбку и одернула подол.
- Теперь ты знаешь. - Не глядя на меня, она продолжала собирать с одежды невидимые пылинки.
- Что я знаю?
- Каково мне.
Я моргнул. Судя по выражению ее лица и прерывающемуся голосу, она сказала что-то важное и значительное. Я прокрутил в голове всю предшествовавшую сцену и все ее слова.
- Нуала, я не умею читать мысли.
- Я - фея-одиночка. Понимаешь, что это значит?
Она запнулась, как будто и правда ждала, что я отвечу.
- Джеймс, это значит, что я - урод.
По-моему, она еще ни разу не называла меня по имени. Странно, я чувствовал себя так, будто я уже не мог доверять мнению, которое у меня о ней сложилось. В кармане лежала ручка, и мне ужасно хотелось достать ее. Я прямо-таки видел буквы, которые напишу: "Звать по имени".
- Если хочешь - зови, - промолвила Нуала, указав подбородком на карман, где лежала ручка. - Не понимаешь? Я - еще больший урод, чем ты.
Я плотно сложил руки на груди. Надо было бы сказать что-нибудь ехидное, чтобы разрядить обстановку, но я не хотел. Я хотел, чтобы она договорила до конца.
- Никто меня не поддерживает. Ты и не представляешь, Какой ты счастливчик. Человеческие законы, школьные правила, родители, Салливан, даже Пол. Они не дают тебе остаться наедине с миром. Я - всего лишь я, никто. Глупо, да? До меня только сейчас дошло, что я завидую… - Она исступленно и горестно рассмеялась. - Завидую тебе, придурку, который всего-то должен был помочь мне продержаться до момента, когда я сгорю и обо всем забуду.
Я вздохнул. Если бы на ее месте была Ди, я бы подождал еще мгновение, чтобы она выплеснула все эмоции полностью, но Нуала - не Ди, она устроена по-другому. Я подумал о том, что хотел написать на руке.
- Нуала, - сказал я.
Она посмотрела на меня.
- Нуала, давай устроим, ну, не знаю… передышку? Завтра ты опять начнешь называть меня придурком и уламывать добровольно расстаться с жизнью, а я снова буду считать тебя стервой и отказываться от твоего предложения, но на сегодня давай объявим перемирие? У меня от всех этих мыслей голова болит! Может, пойдем куда-нибудь поедим? В это время вообще можно где-нибудь поесть?
Я не мог прочесть ее реакцию.
- Никак не привыкну к твоей идиотской храбрости… Ты меня хоть когда-нибудь боялся?
- Я боюсь тебя до потери сознания, - честно ответил я.
Она безумно расхохоталась, на этот раз по-настоящему, как будто я - остроумнейший человек на свете. Этот смех делал ее то ли самой страшной, то ли самой прекрасной девушкой в мире, и я не мог понять, чего хочу больше: рассмешить ее снова или убежать со всех ног?
Джеймс
Я сидел в кинотеатре, на часах было 4:13, а рядом со мной сидела фея, она же муза, она же энергетический вампир. Мы смотрели "Шестое чувство".
Мне уже доводилось попадать в странные, сюрреалистические ситуации. Например, я видел, как моя лучшая подруга передвигает предметы силой мысли. Еще меня вытаскивал из разбитой машины бездушный сид-убийца. О том, что я чувствую неумолимое притяжение еженощной песни короля мертвых, я вообще молчу. По всем правилам в этот список стоило бы добавить и то, что мы сидели с Нуалой в кино: смотрели, как сумасшедший маленький мальчик говорит Брюсу Уиллису, что видит мертвых людей.
А на душе у меня было, как ни странно, почти хорошо.
Ну разве что Нуала немного перестаралась с маслом в попкорне, но, черт возьми, я тоже не знаю, как обращаться с этими дурацкими автоматами. И вообще, много масла в попкорне не бывает.
- Смотри, - скомандовала Нуала.
Она не ела. Я знаю, что людям нельзя есть еду фей, потому что тогда они навсегда останутся в Волшебной стране. Может, у фей с человеческой едой то же самое?
Нуала шлепнула меня по руке, чтобы привлечь внимание:
- Смотри. Видишь? Каждый раз, когда должно произойти что-то сверхъестественное, режиссер дает подсказку. Что-то красное. Видишь там красный цвет?
Странно, что именно Нуала говорит мне об этом.
- Ага.
Я так долго сидел, что затекла задница. Я пошевелился и пристроил ноги на спинку впередистоящего сиденья. Нуала продолжала, не отрываясь, смотреть на экран, свет картинки мигал на ее лице, и при каждой перемене освещенности ее зрачки сужались и расширялись. Удивительно похожа на человека… и в то же время бесконечно далека от человечности.
- Сколько фильмов ты видела? - спросил я. Не то чтобы фильм не занимал, но я уже раз четырнадцать видел концовку, так что мне интереснее было, зачем Нуала потащила меня в кино и почему из всех фильмов выбрала именно этот.
- Наверное, несколько тысяч. Не знаю. Пока я не разобралась, что со мной происходит, я хотела стать режиссером.
Я устал, поэтому не сразу сообразил, что она имеет в виду. Я не успел прокомментировать, когда Нуала испепелила меня взглядом и сказала:
- За шестнадцать лет режиссером не станешь. Да и какой смысл?
Вопрос был глупый.
- Такой же, как у всех остальных, кто хочет стать режиссером. Ты правда этого хочешь? Кино снимать?
- Именно кино. Прожить все эти жизни, да еще с музыкой на фоне. Это как прожить тысячу жизней, не отказываясь от своей. - Нуала лениво улыбнулась в экран. - Я даже придумала себе псевдоним. Иззи Леопард.
Я расхохотался.
Нуала меня стукнула, и по руке опять побежали мурашки.
- Прекрати!
Я прикрыл лицо рукой:
- И как ты только такое придумала? Прямо цирковой псевдоним. Смертельный номер! Весь вечер на арене Иззи Леопард!
Нуала снова шлепнула меня по руке:
- Зато оригинально! Хорошо запоминается. Люди будут говорить: "Кто режиссер?" - "Иззи Леопард, она просто гений!"
- Цирковой.
Нуала яростно взглянула на меня:
- Знаешь, я могу тебя убить.
- О, если бы каждый раз, когда мне это говорят, я получал деньги… Даже так: каждый раз, когда мне это говоришь ты.
Она забрала у меня ведерко с попкорном и поставила его на кресло с другой стороны.
- Зачем я угощала тебя попкорном? Надо было заставить тебя пить масло, чтобы не издевался над моим режиссерским псевдонимом!
Я ухмыльнулся:
- Да, такая участь страшнее смерти.
Я задумался о ее словах про тысячи жизней, которые можно прожить на экране. Тысячи человеческих жизней. Важное уточнение.
- Все-таки шестнадцать лет - немалый срок. Ты вполне могла бы стать режиссером.
Нуала развернулась лицом ко мне, нахмурив брови, и заговорила, перекрывая напряженное музыкальное сопровождение последней сцены:
- Ты что, совсем дурак? Вроде несложно догадаться. Меня раздражают люди, которые выдумывают отговорки.
- Только не говори, что времени недостаточно. Ты могла хотя бы попробовать. Шестнадцати лет хватит, чтобы попробовать.
Она зашипела сквозь зубы и покачала головой:
- Точно дурак. Ты не слышал, как я играю на фортепиано? Так вот, слова я писать тоже не в состоянии. Если бы мне нужно было что-то создать во время режиссуры, я бы не смогла.
- Тяжело. Но преодолимо, - заметил я.
Она не прищурилась, скорее просто уголки ее глаз стали жестче.
- Ладно. А что, если у меня поменяется внешность?
Я криво усмехнулся:
- Мадонне это сходит с рук.
Нуала подняла руки перед собой и сжала их в кулаки, как будто представляя, что душит меня:
- Ну да, конечно. А что делать с тем, что я, как все феи, должна следовать за самым сильным клеверхендом? Что будет, если, как только я начну работу, клеверхенд решит переехать на другой край страны? Ты что, не понимаешь? Я вообще не могу вести нормальную жизнь, и уж тем более не могу строить карьеру. Дело не в том, пытаюсь я или нет.
Я понял подтекст: в ней столько от человека, что быть феей ей в тягость, и столько от феи, что она не может вести человеческую жизнь. Но я просто сказал:
- При чем тут клеверхенд?
Нуала, не глядя, махнула рукой в сторону экрана. Он погас, и мы очутились в полной темноте. Через несколько секунд мои глаза начали приспосабливаться к едва различимому свету предупреждающей подсветки в проходах, но все равно я видел только огромные синие глаза Нуалы. Даже по одним глазам было понятно, что на ее лице застыло недоверчивое выражение.
- Вспомни свою недевушку. - Мне понадобилось ровно две секунды, чтобы понять. - Неужели ты знаешь о феях и о ней, но не знаешь, кто такие клеверхенды?
Когда она упомянула Ди, у меня что-то сжалось в животе. Я больше не хотел сидеть в липком кресле кинотеатра. Хотелось вскочить, мерить пол шагами, двигаться. Хотелось пробить стену кулаком.
Нуала взглянула на мои руки, как будто тоже представила, как я пробиваю стенку:
- Предыдущая Королева была клеверхендом. Она умерла. Теперь твоя ненастоящая девушка приехала сюда, она - самый сильный клеверхенд, а значит, мы тоже здесь.
- Не называй ее так.
- Их так называют. Тех, кто притягивает фей. Мы должны оставаться рядом с ними. Волшебная страна всегда находится где-то поблизости от клеверхенда.
Я вспомнил слова Ди в ту первую ночь, когда мы встретились в школе. "Ты Их видел?"
Я устал всматриваться в темноту, устал держать глаза открытыми, поэтому опустил веки и уткнулся лбом в кулаки:
- Выходит, Они всегда будут рядом с ней…
Не знаю, сможет ли Ди это выдержать.
- Пока не появится более сильный клеверхенд.
Голос Нуалы был совсем близко, но я не открывал глаз. Я чувствовал ее дыхание.
- Зачем ты написал на руке "мертвые"?
- Не помню.
- Я тебе не верю. О чем ты думал, когда это писал?
- Не помню.
- Ты ее любишь?
- Нуала, отстань от меня.
Она не сдавалась:
- Ответь: "да" или "нет"? Я даже не человек. Это все равно что признаться себе.
Я так плотно прижимал веки кулаками, что перед глазами бессмысленно заплясали разноцветные узоры светло-сиреневого и зеленого цвета.
- Нуала, я очень вежливо попросил тебя оставить меня в покое. Это не значит, что в глубине души я хочу, чтобы ты долбила меня, пока я не передумаю. Это значит, что я и правда не хочу об этом говорить. Ни с тобой, ни с кем другим. Ничего личного.
Нуала схватила мои кулаки, рассыпая по моим рукам озноб:
- Почему ты больше не играешь после того, как поцеловал ее?
Отстань.
Что мне было говорить, даже если бы я хотел ответить? Что всякие глупости, вроде музыки и дыхания, потеряли смысл? Что после того, как я поцеловал Ди, в моей голове был один только белый шум, в котором я не мог найти ни единой ноты?
- Это уже кое-что, - сказала Нуала.
Опять мысли читает. Может, она не в состоянии прекратить?
Мне не хотелось ничего прибавлять к мыслям о Ди. Я вроде как сменил тему.
- По-моему, тебе повезло.
- Мне?!
- Ага. - Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и одна рука Нуалы легла мне на щеку. Под чуждым прикосновением кожа на моем лице подобралась.
- Если бы в нашем дурацком мире бессмертие было у одной тебя, это было бы ужасно. Только представь, тебе пришлось бы помнить многие годы, в течение которых все, кого ты знала, исчезают.
Нуала нахмурилась, разглядывая свои пальцы:
- Другие феи помнят.
- Ты сама сказала, что не такая, как остальные. У них нет настоящих чувств. Тебе нужно быть человечнее, правильно? Чтобы легче было нас ловить.
Она молчала.
- Так сколько в тебе человеческого?