Я запела, сперва вполголоса, потом погромче. Мне хотелось удивить Люка.
Солнечный лучик заглянет в окно,
Но на душе моей будет темно.
Душу не радует солнечный свет,
Если со мною любимого нет.Буду сидеть у окна я и ждать,
Буду судьбу я свою вопрошать:
Скоро ль услышу я голос родной?
Скоро ль любимый вернется домой?Услышу ли я голос твой,
Вернешься ли домой?
Услышу ли я голос твой,
Будешь ли со мной?
Я замолчала, услышав, что флейта подхватила мотив.
- Ты знаешь эту песню?
- Да, знаю. Помнишь куплет о его смерти?
Я нахмурилась.
- Я спела все, что знала. Разве в конце герой умирает?
- Ну конечно. Это ведь ирландская песня. В ирландских песнях все умирают. Я тебе спою. Подыграй, чтобы я не сбился.
Я заиграла, мысленно настроив себя продолжать, как бы ни зазвучал его голос.
Он повернулся лицом к солнцу и запел:
Нет, не вернется любимый ко мне.
Голову он положил на войне.
Некого больше мне ждать у окна.
Сердце навечно сковала зима.Не петь мне больше для тебя,
На арфе не играть.
Не петь мне больше никогда,
Тебя не обнимать.
- Видишь? Его убили…
- Как грустно! - воскликнула я.
- Это очень старая песня, - продолжил Люк. - Тот куплет, что ты спела, появился позднее. Я его не слышал. Но то, что спел я, было частью песни с самого начала. Ты не знала?
- Нет, - сказала я и искренне добавила: - У тебя чудесный голос. Когда слушаешь тебя, кажется, что звучит профессиональная запись.
- У тебя тоже, - сказал Люк. - У тебя ангельский голос. Эту песню должна исполнять девушка. Это девчачья лирика.
Мои щеки вспыхнули. Глупо, конечно, ведь всю жизнь настоящие профессионалы и люди из музыкального бизнеса говорили, что я отлично пою. Я так часто слышала эти слова, что они больше ничего для меня не значили. Но от его похвалы мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
- Девчачья… - Я изобразила насмешку.
Люк кивнул.
- Хотя ты можешь петь еще лучше. Ты совсем не рискуешь.
Мое настроение скакнуло с отметки "польщенное" на "раздраженное". Я много месяцев репетировала "Прощальную песнь феи", украшая мелодию сложными аккордами. Я настолько изменила аранжировку, что самый строгий ценитель остался бы доволен. Я не была готова услышать оценку "не рискуешь" даже от загадочного Люка Диллона.
- Еще немного риска, и пальцы не справятся, - с показным равнодушием сказала я. У меня мамин характер: я всегда скрываю свое раздражение. Я всего-навсего обдаю собеседника ледяным холодом, так, чтобы у него онемел язык. Думаю, своим замечанием Люк вызвал наступление ледникового периода.
Он слегка улыбнулся.
- Красавица, не сердись. Я всего лишь хотел сказать, что ты могла бы оживить мелодию небольшой импровизацией. Не бойся спонтанности. Пусть мелодия тебя ведет. У тебя талант… а ты используешь лишь малую его часть.
Я не сразу поняла, что он хотел сказать своим комплиментом.
- Я пробовала сочинять, но на создание мелодии требуется время. Недели. Хотя бы несколько дней. Я подумаю, можно ли сочинить несколько тактов для этой песни.
Он подвинулся ко мне и поднял флейту.
- Так не пойдет. Попробуй прямо сейчас.
- Ничего не выйдет. Получится полная ерунда.
Люк посмотрел в сторону.
- Все так говорят.
У меня появилось странное чувство, что многое зависит от моего решения: сдамся я или рискну. Не знаю почему, но мне не хотелось его разочаровывать.
- Помоги мне. Подыграй. Я попробую.
Не глядя на меня, он снова поднял флейту и взял первую ноту. Я присоединилась полтакта спустя, и мы заиграли дуэтом. Впервые пальцы действовали сами, на автомате, чему я пыталась их научить месяцами тренировок. Я будто бы следовала за Люком, подчиняясь неписаным правилам неизвестного сценария, как все время с момента нашего знакомства.
Затем мои пальцы осмелели. Они позволили себе больше, намного больше. Они не просто сыграли несколько новых нот: они проявили собственную волю и взяли мелодию под контроль. Под моими пальцами рождалась мелодия, влекущая за собой…
Флейта смолкла. Я сыграла восемь совершенно новых тактов. Люк улыбнулся.
- Злорадствовать не очень-то вежливо, - заметила я.
- Согласен.
Я задумалась, прикусив губу. Передо мной открывалась неизведанная территория, а правил игры я не знала.
- Ты сыграешь со мной на конкурсе? В отделении для дуэтов?
- Да.
- Нужно, чтобы твое имя внесли в программу.
Я было поднялась, но Люк поймал меня за локоть.
- Организаторы уже в курсе, - мягко сказал он. - Не хочешь порепетировать еще немного?
Видимо, от меня уже ничего не зависело. В груди защемило - то ли от неясного страха, то ли от предвкушения. Я могла сама решить, какому чувству поддаться. В прежнем, безопасном мире я выбрала бы страх.
Я решительно кивнула.
- Да, давай порепетируем.
- Ди, так вот ты где!
Подошел Джеймс. Я не сразу вспомнила, когда мы в последний раз разговаривали.
- Меня вырвало, - сообщила я.
- Отличный килт, - сказал Люк.
Джеймс недобро посмотрел на него.
- Мы знакомы?
- Встречались на парковке у музыкального магазина, - спокойно ответил Люк.
Совершенно немыслимо представить его в таком заурядном месте, но Джеймс, казалось, поверил.
- Понятно. А где скрипач, с которым ты должен выступать?
- Ему пришлось уехать домой.
У меня родилось смутное ощущение, что оба недоговаривают. Я решила, что нужно будет расспросить Джеймса.
- Когда твоя очередь?
- Только что закончились выступления а капелла, или как еще это называется, и теперь пришла очередь дуэтов. Мы с Джейсоном Байлером, ну, ты его помнишь, решили, что волынка неплохо звучит с электрогитарой. К тому же выделимся из общей массы. Так что скоро мне на сцену. Пойду за напарником. Но к твоему выступлению я вернусь. - Джеймс не отводил взгляда от Люка, словно изучая редкий вид растения.
- Удачи, - пожелал Люк.
- Спасибо. - Джеймс дотронулся до моей руки. - Ди, увидимся.
Когда он ушел, Люк сказал:
- Ему нравится быть не таким, как все.
Я согласилась.
- А тебе наоборот, - добавил он.
Я нахмурилась.
- Неправда. Мне не нравится быть как все. Но почему-то все, что делает меня заметной вне стен школы, делает меня невидимой в самой школе. - Я пожала плечами. - Джеймс мой единственный друг. - Мне показалось, что я сказала слишком много и могу стать невидимой для Люка тоже.
Он только с отсутствующим видом протер флейту.
- Тем хуже для окружающих.
- Дейдре Монаган. Люк Делон.
Я вздрогнула, услышав свое имя из громкоговорителя.
- Спокойней. Нам совсем не нужен очередной обморок. Жюри подождет. - Люк взял мою арфу, протянул мне шкатулку с флейтой и распахнул передо мной дверь. - После вас, моя королева.
Дверь захлопнулась за моей спиной. Я на мгновение прикрыла глаза, ожидая приступа паники.
- Знаешь ли ты, что для некоторых людей нет невозможного?
Я открыла глаза. До меня дошло, что он ждет, пока я направлюсь к залу, и пошла к лестнице.
- Что ты имеешь в виду?
Чем ближе мы подходили к залу, тем больше людей попадалось навстречу. Несмотря на шум, я отчетливо слышала голос Люка за спиной.
- Если попросить их написать мелодию, они напишут симфонию, не сходя с места. Попросишь их сочинить рассказ, и через день перед тобою роман. Попросишь сдвинуть ложку, не прикасаясь к ней, и вот пожалуйста. Если им чего-то хочется, они делают так, чтобы их желание осуществилось. Можно сказать, они творят чудеса.
- Верится с трудом, - ответила я. - Такое только по телевизору показывают. Ты сам знаешь кого-нибудь из них?
Голос Люка упал.
- Если бы знал хоть одного, то попросил бы совершить для меня чудо.
Мы прошли за кулисы. Предыдущий дуэт (два трубача) еще не закончил выступление - играли до отвращения хорошо.
Люк настойчиво продолжал:
- Как узнать такого человека, если встретишь его на улице? Как узнать, не ты ли такой человек, пока не попробуешь?
- Ты о моей импровизации? - Я чувствовала легкое головокружение и теплоту, что означало либо приближающийся обморок, либо рвотный позыв. - Понятно. Я бы даже не узнала, что способна импровизировать, если бы не ты.
- Дейдре Монаган и Люк Диллом? - спросила дама с блокнотом. Ужас, как она переврала фамилию Люка. - Отлично. Вы следующие. Подождите, пока ребята уйдут за кулисы, и вас объявят. Можете сказать пару слов о том, что будете играть. Только коротко, - устало закончила она, повернулась к конкурсантам позади нас и повторила свою речь.
- Я думаю, что ты недостаточно стараешься, - сказал Люк, вернувшись к своей мысли. - Ты довольствуешься заурядным.
Меня задело за живое. Я посмотрела ему в глаза. Надо взять себя в руки.
- Не хочу быть заурядной.
Люк улыбнулся мне, а может, своим мыслям. О чем он думает, понять было невозможно. Потом он достал маленький пузырек без этикетки из кармана. Глазные капли.
- У тебя сохнут глаза?
- Да. А сегодня вечером я должен видеть все. - Его глаза заблестели от капель, на ресницах показались слезинки. Люк вытер глаза рукой, отчего те не утратили свой блеск. Мне захотелось увидеть все, что предстояло увидеть ему.
- Дейдре? - К нам подошел мистер Хилл, учитель музыки и дирижер школьного оркестра. Он был моим наставником с первого класса и предрекал мне большое будущее. - Ну как ты?
Я обдумала его вопрос.
- Не так плохо, как могло бы быть.
Глаза мистера Хилла за стеклами очков улыбнулись.
- Отлично. Хотел пожелать тебе удачи. Не то чтобы ты нуждалась в удаче. Главное, не переусердствуй с высокими нотами.
Я улыбнулась в ответ.
- Спасибо. Кстати, вы знаете, что я выступаю не одна?
Мистер Хилл посмотрел на Люка, и его улыбка испарилась. Он нахмурился и спросил:
- Я вас знаю?
- Нет. Меня никто не знает, - ответил Люк.
Я посмотрела на него. Я стану той, кто его узнает.
- Дейдре? Лукас? Ваша очередь. - Дама с блокнотом взяла меня за локоть и направила к сцене. - Удачи.
Бок о бок мы вышли на залитую светом сцену. Волосы Люка казались совсем белыми. Я пыталась найти взглядом мою семью, но зрительный зал был погружен во тьму. Так даже лучше, не увижу вечно самодовольное лицо Делии. Я в последний раз вгляделась в темноту, прежде чем сесть на складной стул, неприятно теплый после предыдущего взволнованного участника.
Поставив арфу, Люк прошептал мне:
- Не будь заурядной.
Я вздрогнула и потянулась к инструменту. Внутренний голос подсказывал, что рядом с Люком "заурядности" не место; эта мысль одновременно и пугала, и волновала больше, чем мог испугать и взволновать конкурс.
- Дейдре Монаган и Люк де Лонг. Арфа и флейта.
Я повернулась к Люку и прошептала:
- Опять твое имя исковеркали.
Люк улыбнулся, показав зубы.
- Всегда так.
- Но я же произнесла его правильно?
Огни сцены отразились в его глазах, словно в озере, заворожив меня против моей воли.
- Да.
Он поправил микрофон и окинул взглядом зал, будто ожидая увидеть кого-то знакомого.
- Как настроение?
В зале послышались хилые хлопки и несколько приветственных возгласов.
- Судя по всему, не очень. Знаете ли вы, где находитесь? Это самое значимое событие в мире музыки на шесть сотен миль вокруг. На кону большие ставки. Здесь выступают ваши дети и друзья ваших детей, они играют от всего сердца! Ну что, осознали важность события?
Аплодисменты и выкрики стали значительно громче.
- А теперь мы с Ди сыграем для вас старую ирландскую песню под названием "Песнь девушки". Надеюсь, вам понравится. Поддержите нас!
В обычный день на этих словах я бы свалилась в обморок или меня начало бы рвать, но сегодня все было по-другому. Мне хотелось улыбаться так же широко, как Люк. Мне хотелось покорить зал. Я никогда так хорошо себя не чувствовала. Куда девалась заурядная девчонка? Я не хотела, чтобы она возвращалась.
- Ди, ты готова? - тихо спросил Люк.
Глядя на его улыбку, впервые в жизни я почувствовала, что на сцене мне нравится.
Я заиграла. Струны уступали моим пальцам. Здесь была чудесная акустика: казалось, играет не арфа, а целый оркестр. Люк подхватил мелодию. Флейта звучала сдержанно, как его голос, но выразительно и чувственно. Мы заполнили музыкой весь зал; старая мелодия лилась, как и много лет назад, вольно и дерзко. Когда я запела, зал стих, словно ветер в зимнюю ночь.
Неужели у меня и вправду голос ангела? Голос, заполнивший зал, был зрелым, богатым полутонами; он страдал, как страдала девушка в песне.
Закончилась первая строфа, и я кожей почувствовала, как на мгновение заколебалась флейта. Она ждала. Я заиграла мелодию, которую никогда не играла раньше. Но на этот раз я знала, что смогу вести ее за собой и не потеряться. Я с нежностью и неистовством впивалась в струны. Мелодия звучала и горько, и сладко.
Флейта подхватила мотив. Ее низкий голос сливался со звуками арфы, придавая мелодии почти невыносимую глубину.
Я запела последнюю строфу, ту, что узнала от Люка. В любой другой день я бы забыла слова - но не сегодня. Казалось, слова, слетая с моих губ, приобретали новое значение: они словно оживали.
Я сама стала героиней песни.
Нет, не вернется любимый ко мне.
Голову он положил на войне.
Некого больше мне ждать у окна.
Сердце навечно сковала зима.Не петь мне больше для тебя,
На арфе не играть.
Не петь мне больше никогда,
Тебя не обнимать.
К тому моменту, когда мы добрались до последних нот, Люк так широко улыбался, что почти не мог играть. Я позволила своему голосу постепенно стихнуть, умереть вместе со звуками флейты.
В зале царила гробовая тишина.
Зрители вскочили на ноги, хлопая и свистя. Даже судьи не усидели. Я прикусила губу, залилась краской и переглянулась с Люком.
Мы освободили сцену для следующих конкурсантов. Люк сжал мою руку. Его лицо словно светилось изнутри.
- Отлично! Просто отлично! Мне нужно идти, вернусь к вечеринке.
- Куда ты? - спросила я, но он уже исчез в толпе. Я почувствовала странное опустошение.
Два
- Надень что-нибудь поприличней, - сказала мать и вышла из комнаты.
"Спасибо за совет", - подумала я, глядя на беспорядочную кучу одежды на кровати. Я еще не решила, что именно надену на вечеринку, но уж точно не то, что выбрала она.
Сейчас в моих руках было платье, которое мне присоветовала мама. В нем я выглядела как пенсионерка, сбежавшая из дома престарелых. Бросив его на кровать поверх строгих платьев и брючных костюмов, я выглянула из окна. По прозрачному небу плыли пушистые облака, скрывая солнце и смягчая жару. За ними прятался и серебристый диск луны (если он все еще был там).
Вместо того чтобы одеться, я вставила в проигрыватель диск, сдвинула кучу одежды на край кровати и рухнула на покрывало. Из колонок полилась музыка, оживляя воспоминания о том, как я играла на сцене.
Черт побери, Люк Диллон и вправду существует. Трудно поверить. Человек не может просто взять и материализоваться из сна.
Я позволила себе несколько минут помечтать о Люке. Я вспоминала его немногословность: он говорил, будто знал цену каждому слову. Я вспоминала нежный голос его флейты, страстный и готовый поведать все секреты. Я вспоминала его глаза, ясные, как стекло. Я представляла себе, как он берет меня за руку, и я становлюсь одним из его секретов. Мне было неловко, что вместо того, чтобы встать и одеться, я валяюсь на кровати и думаю о парне, но ни один парень никогда не нравился мне так, как он.
Хотя нет, вру. В седьмом классе я влюбилась в одноклассника, Роба Мартина. Он был худощав, темноволос и напоминал задумчивого ангела. Падшего ангела. Пользуясь своей неприметностью, я каждый день неотрывно смотрела на него, но так и не набралась смелости заговорить. Я знала, что он почти святой: он громко рассуждал о защите прав животных и выковыривал мясо из обедов в школьной столовой. Однажды перед всем классом он отчитал учителя за то, что тот пришел в кожаном пиджаке. Он употреблял слова вроде "анафема" и "классовая ненависть". Он стал моим кумиром.
А за несколько дней до летних каникул, когда я тенью следовала за Робом во время перемены, я увидела, как он ест сэндвич с ветчиной.
С тех пор я ни в кого больше не влюблялась.
Закончилась одна мелодия и, навевая сладкую грусть, полилась другая, моя любимая баллада "Если бы я был черным дроздом". Я начала подпевать. Вдруг ухо уловило знакомую фразу. В душе засаднило, будто заноза в пальце. Так вот откуда моя неожиданная способность к импровизации. Мелодия, которую я считала своей, в чем-то повторяла звучавшую из колонок. Не с точностью до ноты, но весьма ощутимо. Я внимательно прислушалась. Нет, не эта часть. И не эта. Постойте, вот эти несколько нот… Да. Стало болезненно очевидно, где я черпала вдохновение.
Я тяжело вздохнула, в глубине души, однако, почувствовав облегчение. Если существует правдоподобное объяснение моих неожиданно пробудившихся способностей, может, и появление Люка можно объяснить. Ведь люди и вправду не приходят из снов. Наверное, я раньше его где-то видела. Он музыкант… может, играл в какой-нибудь группе? Я ничего о нем не знала, кроме того что он красив, талантлив и увлечен мной. Что еще могло иметь значение?
Хотя его неожиданное появление в туалете…
- Дейдре! - крикнула мать. - Ты собралась?
- Да, мам! Уже иду!
Когда мы добрались, я порадовалась, что не пошла у нее на поводу. Конечно, народ пришел не в джинсах, но и маленьких черных платьев не было видно. Голубой сарафан и белые сандалии на ремешках идеально соответствовали обстановке. Плечи и шея были открыты - на случай, если снова появится Люк.
- Ненавижу вечеринки на открытом воздухе, - громко заявила Делия. Ее высокие каблуки застревали в песке. - Хорошо, хоть музыка приличная, а не волынки, как в прошлый раз.
Я не могла с ней согласиться. Нет ничего ужасней, чем быть запертым в зале, где воняет чистящими средствами, в толпе из сотни незнакомцев. Вместо этого на улице играл музыкальный квартет, а конкурсанты, родители, учителя и члены жюри бродили между белыми тентами с едой. Еда пахла просто отлично, напоминая о семейных обедах по выходным. Солнце скрылось за линией деревьев, и летнюю жару сменил прохладный ветерок.
- Ну и вонь, - скривилась Делия. Корчила из себя звезду, как всегда. Она прекрасно знала, что еду готовила кейтеринговая компания матери. Отец всегда называл Делию "моя самая нелюбимая невестка". Шутил, конечно, ведь Делия - единственная мамина сестра. Но я его понимаю. Меня тошнило от Делии, как от торта со слишком жирным кремом.
- Ди, ты молодчина! - воскликнул Джеймс, неожиданно появляясь передо мной. Увидев Делию, он замер. - Прости, не видел, что ты не одна.
Делия окинула взглядом его килт, растрепанные волосы, руки, исписанные напоминалками…
- Ты волынщик? - холодно спросила она.
Джеймс сдержанно улыбнулся.
- Да, но не по своей воле. Меня заставляют пришельцы.