- В конце концов, Говард четыре года провел почти в тюремных условиях. - Она помедлила. - И, возможно, в страхе за свою жизнь.
- Ты действительно так думаешь?
В голосе Адама слышалось такое сомнение, что Конни едва не вышла из себя. Интересно, подумала она, представляет ли он, что значит жить среди повстанцев, как бы дружески ни были они настроены. Легко быть прагматиком, живя в удобном, комфортабельном доме, совсем другое дело, когда твои соседи даже спать ложатся с автоматом.
- Я действительно так думаю, - ответила она. Словно почувствовав ее настроение, Адам попытался пойти на попятную:
- Разумеется, Говард понимает ситуацию гораздо лучше, чем мы. - Он отложил салфетку в сторону. - А как его родители? Им ведь пришлось нелегко.
Нелегко? Конни закусила губу, пытаясь скрыть раздражение.
- Отец и мать Говарда? - с расстановкой спросила она, давая себе время подумать. - Что ж, пожалуй, с ними все в порядке.
- Но ты нашла его… агрессивным, - осторожно напомнил Адам. - Заметили Барнеты эту перемену в поведении сына?
- Как тебе сказать… - Конни помедлила. - Видишь ли, они не все время были там. На следующий день я разговаривала с Говардом наедине.
- Он… не ударил тебя?
Адам обеспокоенно взглянул на Конни.
- Нет. Дело совсем не в этом, - смутилась она. - Я… Говард никогда бы меня не ударил.
А так ли это? Достаточно ли хорошо она знает своего мужа?
- Тогда в чем же?
Адам ждал от нее объяснений, и, понимая, что должна сказать хоть что-нибудь, Конни поднялась на ноги и отвернулась.
- Просто… просто я не могу понять, о чем он думает, - ответила она, выбирая путь наименьшего сопротивления. - Не знаю, чего он от меня ждет.
- Послушай, Конни. - Тоже поднявшись, Адам подошел к ней. - Похоже на то, что ему стыдно за случившееся. Иначе, почему бы он стал на тебя сердиться?
- Не знаю, - покачала головой Конни, испытывая неловкость за то, что ввела его в заблуждение. - Может быть, в этом есть и моя вина. Я так нервничала, что могла сказать что-нибудь не так.
- Ты не должна винить себя. - После некоторого колебания Адам все-таки поддался искушению заключить ее в свои объятия. Она явно ощущала бьющую его дрожь и подумала, что на следующее утро он наверняка пожалеет об этом. Губы Адама коснулись ее виска. - Обещай мне, что больше не позволишь ему пугать себя.
Охотно прильнув к нему, Конни, однако, не стала делать обещания, которого могла и не выполнить. Говард действительно напугал ее, но с этим она ничего не могла поделать. Впрочем, на случай появления Говарда ей хотелось бы иметь поддержку Адама.
- Когда я увижу тебя снова? - спросила она. Отстранившись, Адам заглянул ей в лицо.
- Когда захочешь, - ответил он. - Ты всегда можешь найти меня дома! Присутствие миссис Уитсон исключит всякую возможность возникновения кривотолков.
- Я не имею в виду твой дом, - нетерпеливо возразила Конни. - Когда мы снова проведем вместе вечер?
- Дорогая… - Он положил ей ладони на плечи. - Я думаю, что мы не должны этого делать. До тех пор, пока ты не разведешься с Говардом.
- Адам!
- Извини меня, Конни. - Адам выглядел смущенным. - Но должен признаться, что епископ уже говорил со мной об этом. И я заверил его в том, что нашим отношениям пришел конец… - Он торопливо добавил. - На некоторое время, по крайней мере…
Сердце Конни упало.
- Ты же знаешь, как осторожны должны быть в наше время люди, занимающие определенное общественное положение… - проговорил Адам, потупившись.
- Но ведь на развод могут понадобиться… годы, - возразила она.
- О, все не так грустно. - Отпустив ее, Адам протянул руки к горевшему в камине огню. - Если станет очевидным, что у вас с Говардом ничего не выходит, то ты сможешь получить развод уже через несколько недель. И кто тогда тебя сможет осудить?
Кроме Говарда и его родителей, подумала Конни. Неужели Адам действительно верит в то, что говорит? Даже он должен понимать, что все далеко не так просто. Как может она попросить у Говарда свободу, когда он только что получил свою?
Через несколько минут Адам ушел, и, хотя Конни чувствовала, что, говоря об осторожности, он скорее всего прав, было бы неплохо, если бы он не столь сильно посвящал себя церкви. Часы показывали всего лишь половину восьмого вечера, и она не возразила бы, если бы Адам побыл у нее подольше. После возвращения с базы вечера длились томительно долго.
Но еще до того как спросить его о том, когда они увидятся снова, Конни знала, что он никогда не совершит поступка, который мог бы подорвать его положение в обществе, и со дня разрыва их помолвки все больше и больше времени проводит в церкви. В последнее время он несколько пренебрегал своими прихожанами, сказал ей Адам, когда она попеняла ему за это. Он даже позаботился о том, чтобы сообщить всем, что, несмотря ни на что, они с Конни останутся друзьями.
Друзьями! Закрыв за Адамом дверь, Конни с тяжелым сердцем прислонилась к ней. Вместо того чтобы благодарить Бога за то, что Говард живой, она думает только о том, что еще несколько недель тому назад они с Адамом строили планы на свадьбу.
Жена Говарда Барнета… Вот кем она была - женой Говарда Барнета. Конни болезненно поморщилась. Все последние четыре года она называла себя вдовой Говарда Барнета и уже успела забыть, что это такое - быть женой.
Когда Говард исчез, Конни, разумеется, была потрясена. Услышав о засаде и сгоревшей машине, она так страдала, что временами это было просто невыносимо. Если бы не родители Говарда, нашедшие в те несколько месяцев в ней опору, она могла бы поддаться искушению и свести счеты с жизнью. Тогда любовь Конни к Говарду была всепоглощающей, и в жизни не оставалось места ни для чего другого.
Поначалу она осталась жить в купленном ими с Говардом доме и преподавала в находящейся по соседству школе. Это казалось тогда самым разумным решением. Но выплаты по ипотеке были высокими, подоспели непредвиденные расходы, и ее жалованья стало просто не хватать на все. К тому же жить в доме, который они когда-то делили с Говардом, оказалось нелегко. Он навевал слишком много воспоминаний. Конни начала плакать по ночам.
Поэтому, когда тетя Софи упомянула в разговоре о вакантном месте в одной из сельских школ, это показалось Конни решением всех проблем. Жаль, конечно, было уезжать так далеко от Барнетов. Но, в конце концов, они дали ей свое благословение, хотя свекровь не переставала жаловаться на удаленность нового местожительства Конни.
Переехав, она никак не надеялась найти здесь новое счастье, а просто хотела избавиться от болезненных воспоминаний. Однако все получилось совсем не так, как ожидала Конни. Ей понравилось преподавать в сельской школе, а благодаря Адаму она получила в свое распоряжение коттедж и дружбу самого надежного человека из всех, которых когда-либо знала.
Вернее знает, внезапно рассердившись, подумала Конни. Вторичное появление Говарда в ее жизни отнюдь не означает того, что она собирается отказываться от своих чувств к Адаму. Он всегда был рядом, помог ей смириться со смертью Говарда, научил тому, что любовь бывает разной и что те пылкие взаимоотношения, сложившиеся у нее с Говардом, не обязательно самая приятная ее разновидность.
Вся беда была в том, что возвращение Говарда, хочет она этого или не хочет, вновь внесло в ее жизнь элемент неустойчивости. Всю эту неделю Конни продолжала работать, но боялась, что в школу нагрянет пресса. Вид фотокамер у ворот базы напомнил ей то, что было после исчезновения Говарда. Не одну неделю ей пришлось бороться с их вторжением в свою жизнь, в свое горе.
Спала Конни плохо и проснулась с головной болью и неприятным привкусом во рту. Видимо, этим она была обязана вину, которое допила после ухода Адама. Он успел выпить за ужином только один бокал, остальное перед сном докончила Конни.
Допивая третью чашку кофе, она услышала стук заслонки почтовой щели. Было еще рано, так что это должна была быть утренняя газета. Но с той поры, как они с Барнетами посетили Говарда на базе и на следующий день обнаружили свои фотографии на первых полосах всех изданий, Конни с подозрением смотрела на каждую газету.
Однако, полагая, что этим утром ей бояться нечего, она почти автоматически поднялась на ноги, прошла в холл, подняла упавшую на пол газету и, затаив дыхание, взглянула на первую полосу. К ее великой радости, заголовки по-прежнему были посвящены недавно происшедшему случаю массового пищевого отравления.
Облегченно вздохнув, Конни вернулась к столу и налила себе еще кофе. Ее не слишком интересовала история об отравлении, хотя она сочувствовала владельцу ресторана, где все это произошло.
На следующей странице была большая фотография полуобнаженной фотомодели, и Конни, не испытывая никакого желания выставляться подобным образом, не могла не позавидовать достоинствам женщины.
В последнее время она уделяла не слишком большое внимание своей внешности. Будучи невестой Адама, Конни вынуждена была забыть про короткие юбки и брюки в обтяжку. Конечно, он любил ее, но можно было представить себе его ужас, если бы она опозорилась подобным образом. С точки зрения Адама, секс и замужество были нераздельны. Как бы он ужаснулся, узнав, что до вступления в брак они с Говардом около года жили вместе.
Но Говард был совсем другим. Адам никогда не понял бы, почему он залез в ее постель, не дождавшись свадебной церемонии. Или, вернее, это она залезла в его постель, виновато подумала Конни, в то время не меньше Говарда стремящаяся утолить охватившее их желание.
Разумеется, это была всего лишь похоть, раздраженно подумала она, не имеющая ничего общего с теми чувствами, которые питали друг к другу они с Адамом. Сейчас это был духовный союз, родство душ… Так, во всяком случае, любил говорить Адам. И если иногда Конни хотелось, чтобы он был немного смелее в своих ухаживаниях, это показывало слабость ее характера, но никак не его.
Короче, нельзя было не признать, что воспоминания о занятиях любовью с Говардом до сих пор возбуждали ее. В начале их отношений они никак не могли насытиться друг другом и вытворяли такое, что теперь ей с трудом в это верилось…
Воспоминания вызвали горячую волну во всем теле. Пытаясь отогнать их, Конни торопливо перевернула газетную страницу. В самой середине ее красовалась фотография: она и Адам, стоящие у дверей коттеджа. Надпись над фотографией гласила: "ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЛЕННИКА ДОСТАВЛЯЕТ БЕСПОКОЙСТВО СЕЛЬСКОМУ СВЯЩЕННИКУ".
Глава шестая
Конни обмерла.
- О Боже!.. - пробормотала она и быстро пробежала глазами текст под фотографией.
Там говорилось, что возвращение Говарда Барнета из мертвых нарушило блаженство преподобного Адама Прайса и его невесты.
Нарушило блаженство! Конни простонала. Статья пестрела цитатами из Библии и всячески подчеркивала привязанность Адама к женщине, которую он любил и на которой собрался жениться.
Она была в ужасе. Это был образчик как раз той самой публичности, которой так боялся Адам. И потом было совершенно ясно, что фотография сделана вчера, когда он выходил из ее коттеджа. Но каким образом? Кем? Ни Конни, ни Адам не заметили никого постороннего. К счастью, он был слишком обеспокоен событиями, а она не поддалась искушению поцеловать его на прощание, так что все выглядело вполне безобидно.
Как папарацци нашли ее? А Адама? Это ведь не какая-нибудь местная газетенка, а центральное издание. Должно быть, кто-то сообщил им. Их с Адамом отношения ни для кого не были секретом, а для бульварной прессы оказались просто находкой. Теперь уже не имело никакого смысла жалеть о том, что она настояла на визите Адама. К тому же у нее было ощущение, что эта статья появилась бы в любом случае, с фотографией или без нее.
Конни вылила остатки кофе в раковину, ее уже немного тошнило от него, а для того, чтобы как следует обдумать сложившееся положение, необходима была ясная голова.
Она уже собралась на работу, когда зазвонил телефон. Встрепенувшись, Конни несколько секунд смотрела на аппарат, потом подняла трубку.
- Да?
Голос ее прозвучал тихо, но Адам… интересно, почему она сразу поняла, что это Адам… услышал ее.
- Конни? Конни, это ты?
- А кто же еще? - ответила она намеренно безразлично. - Конечно, это я. Как раз собралась выходить.
Но Адама мало интересовали ее планы.
- Ты видела утренние газеты?! - полуистерическим тоном спросил он.
Не прикинуться ли ничего не понимающей? - подумала Конни.
Однако, решив, что это будет не слишком порядочно, она ответила сочувственным тоном.
- Да, конечно. Дорогой, у меня просто нет слов.
- Можешь ты не называть меня "дорогой"! - раздраженно воскликнул Адам, и Конни поняла, что он находится на грани нервного срыва. - Господи, они могут прослушивать твой телефон. Об этом ты не подумала?
- Помилуй Бог, Адам!..
- Это вполне возможно. - В трубке явно различалось его тяжелое дыхание. - Откуда они взяли фотографию? Ты им дала? Я даже не помню, когда именно она…
- Конечно, я им ничего не давала! - Намек на то, что она может быть виновата в случившемся, обидел Конни, хотя в этом была своя доля правды. - Они, должно быть, сделали ее вчера, когда ты выходил из дома.
- Вчера вечером! - Адам был явно напуган. - Ты хочешь сказать… ты говоришь, что кто-то прятался за углом и снял меня, когда я выходил из коттеджа?
- Вполне может быть. - Конни тоже не слишком нравилась мысль о том, что кто-то может караулить возле ее дома. - Кто-нибудь знал, что ты вчера вечером собирался быть в коттедже?
- Не хочешь же ты сказать, что кто-то из моих прихожан… сообщил прессе о моих намерениях?
- Кто знает? - Конни было известно не больше, чем ему. - Может быть, фотографию сделал кто-нибудь из местных, желая просто подзаработать.
- Подзаработать! - Теперь Адам, кажется, немного успокоился. - Мне не хочется, чтобы ты употребляла такие выражения, Конни. Кто бы это ни был, я считаю это просто преступлением. - Его голос дрогнул от отвращения. - Я чувствовал, что надо отказаться от твоего приглашения, но ты была так уверена в том, что от этого не будет никакого вреда…
- Его и не было, - возразила Конни. - Ведь наши взаимоотношения ни для кого не являются секретом.
- Не являлись! - резко поправил Адам. - Для епископа у нас с тобой нет больше никаких взаимоотношений. Я хочу, чтобы ты это запомнила. Что он скажет, когда увидит фотографию?
Конни вздохнула.
- Может быть, он не читает эту газету, - пошутила она, но Адаму было не до смеха.
- Читает или не читает… Кто-нибудь все равно обратит на нее его внимание. - Он тяжело вздохнул. - Мне придется навестить епископа. Если я скажу, что тебе понадобился мой пасторский совет, это нейтрализует действие статьи.
- Но мы не сделали ничего плохого. - Конни почувствовала, что начинает терять терпение. - Адам, пообедать с женщиной, неважно, замужем она или нет, еще не означает совершить святотатство.
- Я понимаю. - Адам явно пытался сохранить лицо. - Но ты должна признать, что содержание этой заметки просто отвратительно. Они намекают на то, что я надеюсь возобновить наши… наши отношения!
- Неужели надеешься? - холодно спросила Конни, но, услышав его мучительный сдавленный стон, тут же пожалела об этом. - Послушай, Адам, - ласково сказала она, - викарии тоже люди, такие же, как и все остальные.
Было слышно, как тяжело он дышал, видимо, пытаясь взять себя в руки.
- Может быть, ты и права, - сказал он наконец. - Наверное, я реагирую чересчур остро. Но ты прекрасно знаешь, какие пуританские взгляды у епископа.
Конни знала. При встрече епископ Доменик не замедлил поведать ей, что в качестве жены викария она должна будет придерживаться определенных стандартов поведения. Он не объяснил, что именно имел в виду, но все было ясно и так. Став миссис Прайс, она попадала под пристальное внимания прихожан, и любое отклонение от строгих моральных норм с ее стороны немедленно отразилось бы на муже.
- Послушай, мне надо идти, - сказала Конни, поняв, что если не сделает этого немедленно, то опоздает на школьную молитву и только усугубит этим ситуацию. - Позвоню тебе позднее. - Она помолчала. - Постарайся не волноваться, ладно?
- Попробую. - Голос Адама звучал не слишком оптимистично, но успокаивать его не было времени. - А ты попытайся следить за тем, что говоришь, хорошо? - добавил он, заставив ее стиснуть зубы. - Я не хочу, чтобы в завтрашних газетах опять появилось что-нибудь в том же роде.
Как и предполагала Конни, статья не прошла незамеченной. Кэтлин, ее ближайшая подруга в школе, посочувствовала ей, но большинство коллег отнеслись к этому с юмором. Они знали Адама по его церковным и общественным делам, и мысль о том, что в сложившейся ситуации он может страдать, казалась просто смешной.
Как бы то ни было, Конни была рада, когда прозвонил звонок, извещающий о конце занятий, и класс, с которым она занималась - восьмилетки, больше интересующиеся тем, сыт ли школьный хомячок, нежели любовными делами своей учительницы, - опрометью бросился к дверям. Была пятница, и дети предвкушали предстоящий уик-энд. Кажется, прошла целая вечность с той поры, когда она была в их возрасте, с завистью подумала Конни. Если бы только можно было вновь стать такой же юной и беззаботной!..
- Собираешься куда-нибудь завтра? - спросила Кэтлин, когда они вышли на прохладный мартовский воздух.
- Не уверена.
- Как понять, не уверена?
Кэтлин была явно озадачена. Конни печально вздохнула.
- Видишь ли, мне, может быть, придется поехать навестить Говарда, - ответила она с несчастным видом. - Барнеты собрались ехать, так что мне тоже придется.
- Придется!
Кэтлин бросила на нее укоризненный взгляд.
- Конни, я уверена, что в данный момент ты для Говарда важнее всего в жизни.
- Сомневаюсь, - покачала головой Конни, с содроганием вспоминая презрительный взгляд мужа. - А если это и правда, то я вовсе не хочу брать на себя такую ответственность. Знаю, это может показаться жестоким, но у меня было четыре года, чтобы смириться с мыслью о том, что этот период моей жизни позади.
- Период твоей жизни с Говардом?
- Да. - Конни закинула один конец шарфа за спину. - После его исчезновения, или гибели, как мы тогда полагали, мне было очень одиноко. Пока я не встретила Адама.
- Понимаю, - задумчиво сказала Кэтлин. - Что ж, жаль, конечно, что у тебя получилось именно так, но мне кажется, что, если бы это случилось с моим мужем, я была бы без ума от радости. Ты уверена, что не позволяешь Адаму оказывать на себя влияние? Я ведь помню, какой опустошенной ты была, когда приехала сюда.
- Да, тогда я чувствовала себя опустошенной, - с несчастным видом согласилась Конни, но, увидев стоящего возле ворот школы человека, встрепенулась. На шее у него болталась камера, и было очевидно, что он поджидает именно ее. - О, Боже! Ты не можешь подвезти меня, Кэт? Мне кажется, что это репортер, папарацци…
- Кто? - Кэтлин взглянула на нее с недоумением, но потом тоже увидела стоящего у ворот незнакомца, - Господи! - воскликнула она. - Конечно, могу. Как думаешь, теперь они все время будут тебя преследовать?