– Что ты с ней сделал? – рявкнул в ответ Ройс.
– Она жива?! – в ужасе крикнул Малкольм. МакНейл даже не удостоил его взглядом.
– Жива, едва жива, – бросил он, не поворачивая головы.
Он возложил на Клэр руки, возвращая ее к жизни.
Малкольм моментально почувствовал, как жизнь понемногу возвращается к ней. Ресницы ее дрогнули, и она прошептала его имя.
У Малкольма отлегло от сердца. Она жива! Их взгляды встретились, и, прежде чем вновь смежить длинные ресницы, Клэр улыбнулась ему.
Он едва не убил ее.
Разъяренный зверь вырвался на свободу, его намерения были исполнены злобы и жажды смерти.
Бездушный зверь…
Ройс с силой хлопнул Малкольма по плечу. Мол, давай, посмотри мне в глаза.
– Ну и который из братьев – бесславное отродье Морэя? – бросил ему Ройс.
Малкольм вздрогнул. Впрочем, Ройс имел полное право задать этот вопрос.
Клэр приоткрыла глаза. Было видно, что она с трудом понимает происходящее, тем не менее нашла в себе силы улыбнуться.
Неужели она не понимает, что он сделал? Как он мог сделать такое?
Ей следует бояться его!
Но боялась не она, а он – боялся самого себя.
– Не двигайся! – велел ей МакНейл. – Ты жива, но пока еще очень слаба. Не трать сил понапрасну.
Видимо, на его лице читалось такое отвращение к самому себе, что Клэр негромко сказала:
– Все в порядке, Малкольм. Я жива.
Он ничего не ответил и, развернувшись, молча вышел из комнаты.
Спускаясь вниз, он набросил на плечи рубаху. Образ полураздетой Клэр, лежащей на полу, неподвижной и мертвенно-бледной, казалось, навсегда отпечатался в его памяти. Впрочем, пусть он там навсегда и останется. Он едва не убил ее. Он забрал ее жизнь.
Состояние было отвратительное. На душе было мерзко. Малкольм был противен самому себе. Слыша, как Ройс следует за ним по пятам, он прошел в зал.
Он решил не обращать на дядю внимания. Подойдя к буфету, налил себе из графина вина. Нет, он понимал, вином ему не заглушить раскаяния, не стереть навсегда из памяти вкус жизненной силы Клэр и тот небывалый экстаз, который он испытал от слияния их тел.
Малкольм спиной уловил пристальный взгляд Ройса и, стиснув зубы, медленно обернулся. В эти мгновения он ненавидел себя так, как никогда в своей жизни.
– Смотрю, ты облизываешься, как кот. Малкольм напрягся.
– Не отрицай. Тебе понравился вкус ее смерти. Малкольм попробовал возразить, но не смог.
– Тебе придется вступить в борьбу с самим собой, – продолжил Ройс. – Ты же поклялся защищать Невинных, а не убивать их.
Малкольм отвернулся. Он предал священный обет, он нарушил Кодекс. Он изведал запретное наслаждение, упивался им, не зная раскаяния.
Ройс схватил его за плечо и резко развернул к себе:
– Только попробуй встать на сторону зла, обещаю, я убью тебя!
Мужчины посмотрели друг на друга. Было видно, что Руари не шутит.
– Если это произойдет, я буду ждать той минуты, когда меня лишит жизни твоя рука, – ответил Малкольм. Его слова прозвучали не менее искренне, что и угроза Ройса.
– Нет, ты переборешь это в себе и уничтожишь Морэя! – оборвал его Ройс и, сняв руку с плеча, отошел в сторону. Казалось, он был готов взорваться от злости.
– Я не примкну к силам зла, – пообещал Малкольм, не до конца уверенный, сумеет ли сдержать слово. – Иначе я умру от позора.
– Ты прав. Ты запятнал себя позором, – сказал Ройс и дрожащей рукой налил в хрустальный бокал вина.
Малкольм еще ни разу не видел Руари в таком гневе.
– Тебе легко говорить, – произнес Малкольм. – Во мне проснулся зверь. Против моей собственной воли.
– Как ты думаешь, почему я запер тебя в башне, словно дикого зверя? – спросил Ройс.
Малкольм посмотрел Ройсу в глаза. Ему до конца его дней не забыть, что случилось сегодня в башне.
– Я едва не убил женщину, которую поклялся защищать, Руари.
– Женщину, которую ты поклялся защищать или в которую ты без памяти влюбился? – уточнил Ройс. Лицо его оставалось серьезным и строгим, вопрос прозвучал как обвинение.
Малкольм вздрогнул. Ройс ошибается.
– Я никого не люблю, – заявил он, с минуту помолчав. Терзаемый раскаянием, он гнал от себя предательские воспоминания.
– Ты любишь эту американку. Это было написано на твоем лице. И еще я слышу эту любовь в твоем сердце.
– Черт побери! – взревел Малкольм. Этот наглец смеет читать его мысли! – Она мне просто нравится, только и всего.
– Но ты ведь думаешь о ней день и ночь! – съязвил Ройс и отошел в сторону.
От злости Малкольм был готов все крушить вокруг себя.
– Ты сам на нее заглядываешься! Ройс обернулся как ужаленный.
– Малкольм, одумайся! Ты подверг ее смертельной опасности. Да, сегодня ты не переступил опасной черты. Но что будет в следующий раз?
– Следующего раза не будет! – с жаром выкрикнул Малкольм, чувствуя, как истекает потом. В эти минуты он доверял себе еще меньше, а ведь его долг – защищать Клэр. Ради этой женщины он готов сделать все что угодно – даже пожертвовать собственной жизнью!
– Хотелось бы надеяться! Но ты молод, и кровь у тебя слишком горячая. А Морэй все равно не уймется. Мы оба слышали, что он сказал. Он затащит ее к себе в постель и, сделав ей ребенка, отошлет назад. Или же снова заманит тебя в ловушку, а затем использует эту женщину в качестве приманки, чтобы самому выпить до последней капли ее жизненную силу.
Малкольм закрыл глаза. Тело сотрясала дрожь. Он сам все прекрасно понимал.
Ройс смягчился и, подойдя к Малкольму, сжал его плечо.
– Вам обоим следует держаться как можно дальше друг от друга. Даже если ты выдашь ее замуж за кого-нибудь из своих воинов, тот будет читать ее как книгу, а вместе с ней и тебя. Независимо от того, какое решение ты примешь, Морэй уже избрал ее своим оружием, чтобы расправиться с тобой. Отпусти ее назад, в ее время.
Малкольм инстинктивно понимал, Руари прав, но сердце отказывалось принять эту правду.
– Нет. Наверняка есть способ защитить ее от опасностей.
– Нет такого способа! Особенно когда рядом ты! – выкрикнул Ройс.
– Нет, так придумаю! – упрямо стоял на своем Малкольм.
– Ничего не получится, – хмуро отозвался Ройс. – Да, я действительно был прав. Ты – влюбленный дурак. Твоя любовь погубит ее. Ее же любовь погубит тебя!
Малкольм задыхался от гнева и отчаяния. Он уже не мог без Клэр. Он привык к тому, что она рядом, в его доме и – после недавней ночи – в его постели. Ему нравились их разговоры, он ждал ее слов, ее улыбки. Он же из кожи вон лез, чтобы понравиться ей. И пусть порой ее самонадеянность раздражала его, с этим можно было смириться, потому что – что греха таить – ум у нее был не женский.
Он мог вытерпеть ее оскорбления, ибо знал: Клэр его любит. И пусть она называет его самовлюбленным мачо, в глубине души она думает иначе. Единственное, что по-настоящему задевало его, – это своеволие и упрямство, да и как не задевать, если он сильнее и красивее других мужчин. Но он согласен терпеть любые ее капризы, лишь бы искупить вину за содеянное.
Она нужна ему, как бы странно это ни звучало. Ему стало больно при мысли о том, что придется отправить ее обратно. Каково ему будет без нее?
– Я подумаю, – мрачно пообещал он. – Только не подталкивай меня, не торопи!
– Нечего тут думать! – разъярился Ройс. – Либо ты хочешь однажды утром увидеть ее мертвой, либо хочешь, чтобы она осталась в живых. Выбирай.
Малкольм пристально посмотрел на Ройса. Был ли у него выбор? Разве могла Клэр остаться с ним, если в нем по-прежнему затаился темный зверь, а Морэй знал, как спустить этого зверя с цепи?
Она стала его Мейрид. И, как и в случае с Мейрид, оставалось лишь одно безопасное место, в котором можно было бы ее спрятать, – монастырь.
– Ни один демон не посмеет войти в священное место. Я отправлю ее на Айону, – заявил Малкольм и, давая, наконец, волю гневу, с силой стукнул кулаком по стулу. Резной стул с грохотом упал на пол, подлокотник отломался. Сердце противилось решению разума.
– Там она будет в безопасности, – согласился Ройс. – Но отвезу ее я. Сейчас уже поздно, придется подождать до завтра. Мы отправимся в путь на рассвете.
Малкольм в гневе обернулся.
– Не ты здесь распоряжаешься, Ройс, – угрожающе процедил он. – Кто из нас двоих вассал? Или ты забыл?
– Нет, конечно, но только не тогда, когда ты, как мальчишка, ослеплен похотью, – ответил Ройс и вышел вон.
Тяжело дыша, Малкольм прислонился к другому стулу. Его душил гнев. Да, в монастыре Клэр будет спокойнее и безопаснее. Не зря же мать удалилась в монастырь, более того, пожелала остаться там до конца своих дней. Даже Морэй не осмелится проникнуть в священные пределы. Впрочем, Клэр вряд ли согласится надолго остаться на Айоне. Более того, он был готов поклясться, что она наотрез откажется отправиться туда.
Эта гордячка наверняка закатит скандал. Впрочем, не важно, ведь он ее лэрд, так что выбора у нее нет. Вернее, он просто не оставит ей выбора. С этими мыслями Малкольм выпрямился и со злостью оттолкнул ногой стул. Тот пролетел через весь зал.
В следующую секунду в зал вошел Эйдан:
– Если у тебя чешутся руки, отправляйся-ка лучше в лес и круши там деревья. А мой чудный дом оставь в покое!
Малкольм одарил его колючим взглядом. К несчастью, этот человек – его сводный брат. Прошлой ночью он пытался исцелить его.
– Как там Клэр? Что с ней?
– Спит. Интересно, с чего бы это?
Малкольм напрягся. Лицо Эйдана сохраняло бесстрастное выражение, и было трудно понять, куда он клонит.
– Я не исцелил тебя. Морэй наложил на тебя чары, и я не смог их снять. – Взгляд Эйдана сделался суровым. – Клэр остановила кровотечение собственными руками. Она вдохнула в тебя жизнь. Она молила Древних о том, чтобы они подарили тебе жизнь.
Малкольм уже знал, что услышит дальше.
– А потом ты попытался забрать у нее жизнь, – укоризненно бросил брату Эйдан. – И после этого ты еще считаешь меня дьявольским отродьем?
– Себя я ненавижу еще больше.
– И поделом, – отозвался Эйдан и, помолчав, добавил: – Кстати, Клэр может остаться здесь.
– Я не намерен делить ее с тобой! – взорвался Малкольм. – Она поедет на Айону.
– У меня и в мыслях нет тащить ее к себе в постель, – заверил его Эйдан.
– На рассвете я отвезу ее на Айону, – процедил сквозь зубы Малкольм.
Он не столь наивен, чтобы поверить, что его братец не положит глаз на такую красавицу, как Клэр.
– Только прикоснись к ней, и тебе не жить!
– Ты болван, – отозвался Эйдан и, пройдя мимо Малкольма, поднял с пола стул. – С тебя французское кресло. Стиль Людовика Четырнадцатого.
Малкольм отвернулся. Ему не обрести спокойствия, и он знал почему. Эта странная женщина Клэр ранила его в самое сердце.
Завтра он отвезет ее на Айону. Но что же будет потом? Морэя ему пока еще не уничтожить. Клэр придется провести в монастыре долгие годы, пока демон не забудет про нее. Первое время она будет злиться, а потом ощутит себя несчастной. Что до него самого, он уже самый несчастный в мире.
– Она не Мейрид, – тихо сказал Эйдан.
– Ты читаешь мои мысли? – рассердился Малкольм.
– Мне не нужно их читать. Все и без того ясно. Твое разбитое сердце кричит, – добавил Эйдан с улыбкой. Впрочем, уже в следующее мгновение он сделался серьезен. – Малкольм, оставь на мгновение свою ненависть ко мне и послушай, что я скажу. МакНейл ничем не помог Клэр там, в башне.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он сказал, что, когда начал ее исцелять, она уже сама исцеляла себя.
Малкольм остался невозмутим.
– Неужели это камень?
– Не знаю. Может, это и впрямь магия камня, но может, и нет. Его силу я почувствовал, еще стоя на валу. Ты тоже не мог не ощутить ее.
– Верно, прошлой ночью я уловил силу камня, как и в ту ночь, когда нас атаковали в Морверне. Но это не то, что ты думаешь, – произнес Малкольм и вопросительно посмотрел на Эйдана.
– Ты прав, – ответил Эйдан, пристально глядя брату в глаза. – Я думаю, она может быть одной из нас.
Глава 13
Клэр проснулась с такой жуткой мигренью, какой отродясь не испытывала. Боль была неописуемой, всепоглощающей. Она с великим трудом поднялась с кровати и доковыляла до ночного горшка, в который ее тотчас вырвало.
Она сидела на полу, пытаясь понять, где находится. Господи, поскорее бы ей стало легче. Жуткая боль отступила, сменившись тупой, ноющей, а вот тошнота никак не хотела отпускать. Ощущение было такое, будто вчера вечером она выпила слишком много вина.
Правда, никакого вина минувшей ночью она не пила. Ни единого глотка.
Минувшей ночью был Малкольм.
Клэр в ужасе посмотрела на окна комнаты. Снаружи было пасмурно, солнце едва видно за тучами. Вскоре она почувствовала, что дрожит, как будто ее бьет лихорадка, однако болело не тело, а сердце. Болела душа.
Она была в Оу, и прошлой ночью Морэй едва не убил Малкольма. Это был уже второй случай. Но Малкольм не умер. Он жив и здоров.
О боже! Что же она наделала? Что он наделал?
Малкольм был близок к смерти. Он был заперт, как дикий зверь в клетке, и она сходила с ума от тревоги за него. Клэр медленно встала. Ей тотчас вспомнилось ее отчаяние, ее потребность быть с ним в эти мгновения. Прошлой ночью она точно слышала, как он ее звал, как страстно желал ее. Казалось, они слышали мысли друг друга. Она не раздумывая подчинилась его зову. Более того, никто и ничто было не в силах ей помешать.
Ни тело, ни разум не повиновались ей. Зато повиновались Малкольму. Впрочем, он сам был на грани безумия.
Его последняя ночь.
Охваченная ужасом, Клэр опустилась на стул. Наслаждение от смерти. Это еще мягко сказано. Прошлой ночью она была готова отдать за него жизнь. Прошлой ночью ей хотелось умереть в корчах животного экстаза.
Насколько близка была она к смерти? Она смутно помнила, как над ней склонились Эйдан и МакНейл. Она сидела на стуле, и ее била дрожь, от которой зуб на зуб не попадал. Неужели Малкольм остановился?… Или его силой оттащили от нее, как бешеного зверя? Подробностей она не помнила.
С трудом верилось, что она превратилась в игрушку в его руках. От этой мысли Клэр даже поежилась.
Но и Малкольм тоже не отвечал за себя. Близость смерти превратила его в ненасытное существо, вознамерившееся выжить любой ценой.
Морэй едва не завладел душой Малкольма. Или все-таки завладел?
По щеке Клэр скатилась слеза. За ней другая, третья. Клэр вспомнился его полный нежности взгляд, его потрясающая улыбка, те мгновения, когда она лежала в его объятиях после долгих любовных игр в ту единственную ночь их настоящей близости. Тогда он до глубины души поразил ее, сказав, что хотел бы остаться ей верен.
Нет, крикнуло ее сердце, нет! Прошлой ночью Малкольм не превращался в слугу дьявола, иначе была бы она сама сейчас жива и почти здорова?
Он не способен подчиниться злу – Клэр понимала это и душой и сердцем. Не он, а Морэй с его присными был воплощением зла. Это Морэй оставил Малкольма умирать в надежде, что Малкольм ради собственного спасения лишит Клэр жизни и тогда его можно будет превратить в демона, как он это уже пытался сделать раньше.
Но Малкольм сумел сохранить ясность ума. Впрочем, сомнения продолжали грызть ее душу. Морэй лишь чудом не довел до конца свой злокозненный план. Мысли путались в голове Клэр: Малкольм дважды нарушил свой обет, пусть даже она осталась жива. Неужели он стоит у той опасной черты, по другую сторону которой – зло?
И как поступит она сама, когда, придя к Малкольму, увидит вместо него кого-то другого?
Клэр была готова признать страшную правду. Она по уши влюбилась в средневекового рыцаря, ведущего происхождение от богини. Прошлой ночью он оказался на грани помешательства, став жертвой невероятного приступа похоти.
Клэр подошла к окну и, сообразив, что оно открывается наружу, распахнула его. Со стороны озера тотчас потянуло свежим, влажным воздухом. Она глубоко втянула его в себя, чувствуя, как бешено стучит в груди сердце. Но что это? До ее слуха донесся звон клинков.
Клэр напряглась. Внизу, во дворе замка, бились на мечах Малкольм и Ройс. На какой-то миг она оцепенела, глядя, как эти двое сражаются друг с другом.
Противники были настолько увлечены схваткой, что со стороны могло показаться, будто они вознамерились лишить друг друга жизни. Малкольм набрасывался на Ройса с такой яростью, что в какую-то секунду Клэр испугалась, что тот обречен. Однако Ройс ловко отбил удар, и они вновь сошлись в жуткой пляске, сопровождавшейся лязгом металла о металл. Дрожа от страха, Клэр отпрянула от окна.
Сердце забилось еще быстрее. Ей, конечно, никогда не забыть того, что случилось прошлой ночью. Но если ей и было страшно, то боялась она не Малкольма. Она боялась за него.
Она направилась вон из комнаты и, проходя к двери, заметила в небольшом зеркале на единственном столике свое отражение. Лицо ее было бледным, под глазами залегли темные полукружья.
Вид был больной, а все потому, что прошлой ночью она чуть было не отдала богу душу.
Клэр поспешила отвернуться от зеркала. Натянув на ноги ковбойские сапожки, она поспешила по лестнице вниз. В зале оказалось пусто. После ночного дождя горное утро было сырым и зябким. Запах летнего дождя, свежих цветов и мокрой травы был сильным и терпким, но и он был бессилен избавить ее от гнетущего чувства, гнездившегося где-то глубоко внутри.
Клэр остановилась. Малкольм и Ройс настолько увлеклись поединком, что она решила, будто они просто оттачивают свое мастерство. Однако, понаблюдав сначала за Малкольмом, а потом и за Ройсом, сделала вывод, что оба не на шутку разъярены. Потому что если это пробный поединок, то какова тогда для них настоящая схватка.
Каждый явно намеревался одержать победу над соперником. Она могла лишь догадываться, отчего рассвирепел Ройс, но и Малкольм выглядел как настоящий безумец. Терзаемая дурным предчувствием, Клэр устремилась к ним.
Удар следовал за ударом, выпад за выпадом. Рубашка Малкольма, темная от пота, прилипла к разгоряченному телу, подчеркивая рельеф его мускулистой груди и рук. Длинные, до плеч волосы были влажными и отдельными прядями липли к потному лицу.
Ройс выглядел не лучше.
Клэр была уверена, что причиной ссоры, приведшей к поединку, были события последней ночи. По-хорошему, Малкольм должен уступить. Или он забыл, что, когда ему было девять лет, Ройс заменил ему отца. Клэр был понятен гнев Ройса. Старый горец боялся за судьбу племянника.
Заметив ее присутствие, Малкольм обернулся на Клэр. Воспользовавшись моментом, Ройс ловко выбил из рук противника меч и приставил клинок к его горлу.
Малкольм запрокинул голову назад, признавая свое поражение. Правда, вид у него был злющий.
– Ройс! – выкрикнула Клэр. Услышал ли Малкольм ее мысли? Вряд ли в намерения Ройса входило убивать собственного племянника!
Горец что-то прорычал и, с силой размахнувшись, метнул меч в землю, где тот застрял клинком. После чего, смахнув с лица мокрые от пота волосы, решительным шагом прошел мимо Клэр.