Избранная морского принца - Арнаутова Дана "Твиллайт" 21 стр.


- Еще как можешь. И отец будет только рад. За жизнь наследника никакая цена невелика, - с бесконечной уверенностью сказал Алестар. - Джиад, не упрямься. Я никогда не смогу изменить прошлого, но будущее - могу. Если кто-то и создан для счастья - так это ты. Захочешь - останешься в своем храме, но по доброй воле, понимаешь. И если… - он замолчал, но продолжил с явным усилием, - если ты кого-то встретишь… кто сделает тебя счастливой… ты сможешь уйти с ним. Лучше уж тебе будет хорошо без меня, чем плохо со мной. Любые деньги - это очень мало за такое…

- Спа… сибо…

Она бы разрыдалась снова, если бы слезы не кончились уже давно. Так что Джиад сделала единственное, что сейчас могла, - потянулась и коснулась губ принца быстрым поцелуем, совершенно не боясь того, как это можно понять. И замерла, как замер, даже дыхание затаив, и сам Алестар.

ГЛАВА 12. Золото и жемчуг

Как она уснула после того злосчастного разговора, Джиад не помнила. Просто в какой-то момент ее обволокло тяжелое, но не удушливое тепло, проникая в каждый уголок измученного тела, а плотная вода превратилась в колыхание волн, поднимающих и опускающих Джиад в странном ритме под биение огромного глухого барабана. В надвигающемся сне она точно знала, что это чье-то сердце, но не понимала - чье. А потом и это стало неважным, только волны укачивали ее с материнской заботой, как воспоминание из самого-самого далекого детства. Такое раннее, почти стертое… А может, оно и вовсе никогда не существовало, просто редкий ребенок в храме не придумывал себе совсем другую жизнь и родителей, которых никогда не знал.

Что-то очень глубокое и болезненное, как давно зажившая и все-таки иногда ноющая рана, растревожил в ней прошлый день, за который сейчас было стыдно, но как-то не всерьез, не по-настоящему. Да, она вела себя недостойно жрицы Малкависа. Но она давно ступила на дорогу, которая неминуемо должна была увести ее прочь от храма, и случилось это по дозволению самого Малкависа. Если, конечно, тот сон в лихорадке Зова не был бредом.

Окончательно запутавшись, Джиад просто глубоко вздохнула, не торопясь поднимать приятно тяжелые веки. Ей, наконец-то, не было холодно, и тянущая боль в пояснице отступила, а вместе с ней ушла буря чувств, туманящая рассудок. Все-таки это было странно… Ведь совершенно точно талисману еще не вышел срок, да и действие его в последние месяцы очередного года становилось слабее, так почему все это? Не иначе, Зов и жизнь под водой нарушили какое-то равновесие в ее теле. А может, и запечатление постаралось?

Она все-таки лениво приоткрыла глаза и обнаружила, что по уши закутана в ворох покрывал, толстым мягким слоем облепивших тело. И это тоже было непривычно: какой страж позволил бы себе лишиться возможности в любой момент вскочить и схватить оружие? А у нее и оружия-то нет, если не считать нож близнецов, снятый вместе с поясом и лежащий на постели в ногах. Убрать, кстати, надо, а то Жи погрызет кожаные ножны.

Мысли текли ленивые и расслабленные, словно что-то притупилось в ней после вчерашнего. Или, наоборот, раздвинулись некие границы, так что теперь все воспринималось иначе. Умом понимая, что храмовые требования заставляют стыдиться такого поведения, Джиад всей сутью отказывалась чувствовать свою вину. Какое, оказывается, облегчение - позволить себе хоть иногда побыть слабой! Как сказал рыжий: и море не закипело. Где он, кстати?

Джиад приподнялась и наткнулась взглядом на спящего рядом - только руку протяни - принца. Вот уж кому не было холодно. Разметавшись по ложу, обнаженный Алестар даже руки раскинул, будто обнимая все море, и улыбался во сне. Огромный пышный плавник, похожий на серебристо-прозрачное кружево, принц расстелил по кровати, и тот слегка колыхался краешками в едва заметном течении внутри комнаты. Джиад бросила вороватый взгляд на безмятежное лицо принца, пригляделась внимательнее… Нет, точно спит. Не удержавшись, она осторожно выпутала из одеяла ногу и пальцами коснулась блистающей серебряной роскоши. Совсем чуть-чуть, только попробовать, действительно ли на ощупь так мягко, как на вид…

Плавник лежал на ложе совершенно неподвижно, она быстро убрала ногу, чувствуя себя глупо и странно смешно, и тут услышала лениво-расслабленное:

- Мой хвост в полном твоем распоряжении, можешь просто пощупать.

Не открывая глаз, принц все так же якобы спал. Джиад залилась краской, кляня себя за любопытство, и неловко отозвалась:

- Прошу прощения. Я… нечаянно.

- Конечно, - кротко отозвался Алестар, распахивая ресницы над смеющимися, невозможно наглыми глазищами. - Я так и подумал. Знаешь, я раньше считал двуногих уродливыми. Эти ваши пальцы на ногах, да и сами ноги… Дурак был, признаю. Под водой ты и правда странно двигаешься, а вот на суше…

Он приподнялся на локте, весело посмотрев на смущенную Джиад, убрал со лба выбившуюся из прически прядь и продолжил вроде бы не всерьез, но с мягкой настойчивостью:

- На суше ты очень красиво ходишь. Я видел тогда на острове. А людям наши хвосты нравятся?

- Да, - ровно сказала Джиад. - Люди считают вас красивыми.

Она отвела взгляд от лица самодовольно улыбнувшегося принца и не удержалась:

- Хвост прекрасен, ваше высочество. Совсем как у павлина.

- У павлина? А кто это?

Подтверждая сказанное о красоте, Алестар плавно взмахнул предметом обсуждения, и великолепный блестящий веер плавника опустился на бедра Джиад, скрытые, к счастью, одеялом.

- Птица такая, - невинно сказала Джиад. - Очень красивая. Если распустит хвост, всю эту кровать накрыть можно.

- Ого…

Судя по вытянувшемуся лицу, Алестар сравнил размеры и понял, что соотношение не в его пользу.

- Но… все-таки я похож? - уточнил он, немного подумал и решительно поинтересовался: - Так, а в чем подвох? С этим… павлином?

- Что? Какой подвох? - растерялась Джиад, уже жалея о начатом разговоре.

- Такой. Я-то знаю, что я красивый. Всю жизнь вокруг твердят, надоело уже. Только ты никогда не похвалила бы меня именно за это просто так. А если похвалила, значит, с этим павлином какой-то подвох. Ну, скажи, я не обижусь. Интересно же.

Усмехнувшись, он откинулся на подушку, глядя на Джиад блестящими яркими глазами, в которых и впрямь светилось чистое азартное любопытство. Она невольно устыдилась, потому что вспомнила павлина не только за роскошный хвост и привычку им красоваться, но и за чрезвычайную глупость. А это, выходит, было как раз несправедливо…

- Поет павлин ужасно, - выдавила она, наконец, чувствуя себя совсем неловко. - Куда хуже других неприметных птичек.

- А-а-а-а, - понимающе протянул Алестар. - Ясно… То есть, кроме хвоста, других достоинств нет?

Он скорчил надменно обиженную физиономию, но тут же фыркнул:

- Ну и ладно! Лучше уж быть красивым павлином, чем дурной чайкой, например. У тех ни хвоста, ни голоса. Жалко, что другие птицы над морем не живут, только пролетают иногда.

Улыбнувшись без малейшей обиды, Алестар сел на ложе, как обычно свернув хвост полукругом, и внимательно глянул на Джиад.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил он негромко и совершенно серьезно.

Перед ответом Джиад слегка замялась. Не потому, что искала в себе следы несуществующего нездоровья, а потому что ответ на этот вопрос явно был мостиком к разговору о других случившихся вчера вещах.

- Хорошо, - настороженно отозвалась, наконец, она. - И… прошу прощения за вчерашнее…

- Зачем? Ты ни в чем не виновата.

Принц перебросил через плечо растрепанную косу и принялся распускать сложное плетение.

- Я помню, что обещал тебе вчера, - сказал он совершенно обыденным тоном. - Сегодня же поговорю с отцом - зачем тянуть? Твоя Аруба, она ведь на морском берегу? Туда ходят корабли?

- Да… - все сильнее настораживалась Джиад.

- Не доверяю я вашим человеческим корабелам, - объявил Алестар, расплетя косу, так что рыже-золотое покрывало волос укрыло его плечи и грудь до самого пояса, мягко стелясь и колыхаясь в воде. - Тебе, конечно, туда плыть на салру слишком далеко, придется нанимать корабль. А вот золото… Его лучше доставить под водой. Ну, это моя забота.

- Ваше высочество…

Слова снова потянули внутри что-то болезненное, Джиад едва не поморщилась.

- Может быть, лучше дождаться решения вашего отца?

Алестар вскинул голову, глянул надменно, став до ужаса похожим на холодного наглеца, впервые встретившего Джиад тогда у скалы, и бросил с тем же пугающим высокомерием:

- Ты не веришь? Мое слово - честь всего моря. А мой отец сам никогда не позволит мне нарушить обещание, это недостойно королевской крови. Джи… - добавил он гораздо мягче, будто возвращаясь к себе новому и недавнему, - думай обо мне как хочешь, только не сомневайся в моих обещаниях, прошу. И… скажи, сегодня ты тоже не станешь надевать украшения?

- Зачем? - поразилась Джиад перемене темы для разговора, но даже обрадовалась этому. - Ах, да…

У нее действительно вылетело из головы, что сегодня особенный день для всего Акаланте. Но что же решил Алестар? Неужели будет участвовать в гонках?

- Я хочу, чтобы ты сопровождала меня на Арену, - подтвердил ее опасения принц. - Это интересно, поверь. Прошу тебя!

Джиад вздохнула: любопытство и, пожалуй, желание выполнить просьбу Алестара, боролось в ней с яростным несогласием оказаться на виду у целого города да еще и в сомнительной роли избранной наследника. И все-таки отказать было неловко. Вот она, обратная сторона благодарности, когда лишаешься возможности сказать "нет".

- Если вы хотите, ваше высочество, - согласилась она, утешаясь тем, что увидит зрелище, которое вряд ли наблюдал кто-то из людей за последние несколько сотен лет. - А украшения обязательны?

Принц возвел глаза к потолку и отозвался тоном, исполненным ядовитого страдальческого терпения:

- Нет, не обязательны. На Арену пускают и без них. Но в одном-единственном обручальном браслете ты будешь выглядеть странно. Последний День Арены - праздник всего города, сегодня наряжают даже салту. Уж поверь, если что и привлечет внимание, то как раз такое пренебрежение обычаями.

И снова проницательность Алестара показалась неожиданной и почти пугающей. Но сказанное выглядело правдивым, и это решило дело. Джиад покорно согласилась отдаться в руки наложниц, предусмотрительно заручившись разрешением не краситься и надеть только то, что захочет сама. Алестар, не ожидавший и этого, просиял и, поспешно натянув первую подвернувшуюся тунику, умчался из комнаты, прежде чем Джиад успела спросить, где ее рыбеныш.

* * *

День сегодня, хоть и праздничный, обещал быть неприятным, как мутная вода. Еще недавно Алестар и представить не мог, что будет смотреть Гонки не из седла Серого, а сверху, из королевской ложи. Это он-то, не пропустивший ни одного заплыва за последнюю дюжину лет. С самого первого раза, когда отец, скрепя сердце, разрешил ему выплыть на Арену, Алестар знал, что рожден для этого. Скорость и опасность горячат кровь многим, но секрет успеха в том, чтобы кровь кипела, а разум оставался ледяным. Только тогда можно слиться в одно существо с огромным могучим зверем, почувствовать Арену вокруг и внутри себя, рассчитать правильный путь и скорость. Так было всегда - до того дня, когда…

Алестар в бессилии стиснул кулаки, невидяще уставившись на стену в своей комнате. Как давно, оказывается, он сюда не заглядывал. Сначала ночевал у Санлии, потому что остаться одному было невыносимо, потом появилась Джиад и перевернула его жизнь, как королевский шторм - утлую рыбацкую лодку. А вот теперь прошлое ударило в него, словно острие вражеской остроги на дуэли, в которой ему, наследнику и будущему королю, никогда не участвовать.

Опустившись на постель, Алестар свернул хвост, поджал его и, обняв руками, замер. Вот это покрывало ему подарила Кассия. Огромные глубоководные скаты, две шкуры которых пошли на полотнище, водились только в глубинах Карианда, да и там были редкостью. Кассия заказала покрывало задолго до его двадцатого дня рождения, чтобы подарок успели расшить мелким жемчугом и кусочками перламутра. Широкая разноцветная кайма вилась по краю, а посередине они с Кассией как раз могли уместиться на толстой мягкой коже…

А он пообещал, что подарит ей Золотой Жемчуг, когда получит его - высочайшую награду Гонок. И теперь уже никогда не сдержит обещание. Обидно… Кассия смеялась и отказывалась заранее. Нет, конечно, она не сомневалась в его победе ни одной чешуйкой, но Золотой Жемчуг? Его вручают тем, кто одержал полную победу в Круге Гонок семь раз подряд, и за последние сто лет таких счастливчиков не бывало. А имена получивших Золотой Жемчуг навечно высекаются на Стене Славы, и Алестар знал их наперечет - все восемнадцать. В этом году была бы его седьмая победа. Уже никому не нужная, кроме него самого, да и ему-то больше из упрямства. Горячая сладкая греза, заставлявшая до крови биться о скалы на тренировках и до потери сознания наматывать круги по Арене, обернулась ярким, но дешевым перламутром.

Алестар тихо вздохнул. Да, он обещал отцу. Только это теперь и имеет значение, а Золотой Жемчуг… что ж, пора расстаться с детскими мечтами. Вот будет радости у тех троих-четверых, кого он мог назвать соперниками.

Он посмотрел на широкую полку вдоль стены, где в ряд блестели шесть витых золотых раковин размером в ладонь каждая. Еще три стояли поодаль - это из тех времен, когда победы перемежались поражениями. И за каждой драгоценной наградой тянулся след хмельной радости и восхитительного чувства преодоления. Соперников, обстоятельств, себя самого. Ну, и кому теперь нужны эти победы?

Зло толкнувшись хвостом, он подплыл к полке, в который раз рассмотрел и так знакомые до мельчайших черточек раковины, похожие и в то же время совсем разные, ведь каждый год королевские ювелиры делали для победителя Гонок новый приз. Вот эта - массивная, украшенная крупными темными изумрудами. Эта - из чудесного многоцветного стекла, переливается и горит на солнце, рождая крошечную радугу, - они с Кассией нарочно плавали на поверхность в солнечный день, чтобы полюбоваться. А эта, усыпанная цветным жемчугом, - с тайником, внутри створок маленькая шкатулка, открывающаяся, если нажать на завиток… Двенадцать лет его жизни. Стоило ли оно того, если последний Круг так и не покорился?

Алестар задумчиво провел пальцами по поверхности ближайшей раковины, той самой, радужной. Что, если подарить ее Джи? Она не любит украшения, но, может, возьмет на память? А еще лучше - пусть сама и выберет. Да, так будет правильнее всего. И нечего жалеть о несбывшейся мечте, Золотом Жемчуге лучшего наездника. Он отдал бы и его, и все эти красивые бесполезные драгоценности за одну только встречу с Кассией, за несколько минут, чтобы не пустить ее на Арену. Но ничего нельзя вернуть, и следует думать о живых.

Надо навестить отца и заверить его, что единственный сын и наследник не станет глупо рисковать собой на Арене. Надо узнать, как там Эруви, до сих пор беспробудно спящая под зельями, чтобы не тревожить зарастающую рану. А потом надо отправиться на Арену, делая вид, что все именно так, как и должно быть. Улыбаться, отвечать на приветствия и вопросы. О, на самый главный вопрос придется отвечать очень-очень часто. Прямо хоть табличку на грудь вешай с надписью: "Я не буду участвовать, а почему - вас не касается". Вчера спросили раз двадцать, причем некоторые, особо рьяные, даже ухитрились поздравить с неминуемой победой. Если бы собирался плыть - в опалу отправил бы за такое отпугивание удачи.

Да, решено, после Гонки он приведет сюда Джиад и попросит выбрать самую красивую раковину. Якобы в подарок кому-то… А потом расскажет ей все и на самом деле подарит - на прощанье. Наверное, еще и уговаривать придется. Жаль, ювелиры не успеют, а то он заказал бы фигурку павлина - вот уж точно была бы память.

Алестар грустно и насмешливо улыбнулся, отворачиваясь от полки и выплывая прочь из комнаты. Как просто и приятно было жить самодовольным любимчиком судьбы. Его обожал город, они с Кассией собирались пожениться наперекор всему, а отец еще был здоров, и жизнь плыла, как на легких мягких волнах. А потом будто ударил неожиданный шквал - и все разом изменилось, буря закрутила и понесла его куда-то, родная вода стала предательски-жестокой, скрывая рифы, а небо и море то и дело менялись местами. Все эти последние месяцы Алестар плыл в горькой темной мути, захлебываясь то болью, то тоской, то просто непониманием, что же происходит с его жизнью. Джиад стала его Острием лоура, путеводной звездой, по которой плывут странники-иреназе, но и это сияние вот-вот исчезнет… И ничего с этим не поделать. Когда волна или соперник выбивают тебя из седла, вернись в него и плыви дальше - вот и все, к чему свелась для него многолетняя мудрость Арены.

Проплывая коридорами и отвечая на поклоны встречных придворных, Алестар перебирал в памяти все, что успел и не успел сделать сегодня. У Гонок свой распорядитель, в работу которого даже членам королевской семьи совать хвост не следует. Но отец всегда на праздниках принимал просителей или встречался с послами других городов. Сегодня он предупредил, что на Гонки не поплывет: не следует народу видеть своего владыку больным и немощным. Но отговорится, конечно, делами… А в ложе будет Алестар, и именно к нему приплывут выражать почтение гости Акаланте.

Он нерешительно замялся на развилке, потом все-таки свернул в сторону отцовского кабинета. У двери плавал курьер, ожидая распоряжений, значит, отец работал. Вот же неугомонный, и целителей не слушает.

- А, мальчик мой…

Отец при его появлении поднял голову от документов, улыбнулся и указал на кресло рядом со столом.

- Доброго утра, отец.

Алестар низко поклонился и устроился в кресле, бросив взгляд на стопку табличек. Все хорошо знакомо: расчеты с Маравеей за поставки водорослей и шкур салту.

- Вот, - пошутил отец, - торгую плодами твоей охоты. Надо бы ставить на шкуры особое клеймо и продавать дороже. Сам наследник Акаланте лоур приложил.

- Еще скажи - хвостом поработал, - фыркнул Алестар. - Отец, а подождать это не могло? Я бы вечером все проверил и отправил.

- Невелик труд, - вздохнул тот. - А я так скучаю по делам… Алестар, мальчик мой, ты же все решил на сегодня, верно?

- Разумеется. Я буду смирно глядеть на Гонки сверху, не беспокойся.

Пожалуй, усмешка вышла горьковатой - отец сочувственно покачал головой.

- Мне жаль, поверь. Алестар, я помню, как ты хотел Золотой Жемчуг. Мне очень жаль…

- Отец…

Алестар все-таки запнулся, глядя на постаревшее, почти изможденное лицо, всегда исполненное мудрости и величия, готовое к ласковой улыбке или заботливой строгости. Вместо слов, рвущихся изнутри, выскользнул из своего кресла и опустился к отцовскому, взял сухую костистую руку и прижался лицом к ладони.

- Отец… - сказал все-таки негромко, выбирая слова так же тщательно, как выбирал бы сбрую для последнего заплыва. - Весь жемчуг мира не стоит твоего здоровья. Это же просто игра - ты сам так всегда говорил.

- Мало ли что я говорил…

Вторая рука ласково провела по его волосам.

- Я бы гордился тобой, мальчик мой. Очень гордился, не сомневайся. Но сейчас я горжусь больше. Ты все-таки стал взрослым - теперь я спокоен. Ну, плыви… Конечно, ты хочешь показать Гонки нашей гостье?

Назад Дальше