* * *
Анне казалось, что о душевных терзаниях она знает все. Увы, лишь казалось. От того, что они с Тумановым заключили перемирие, легче не стало. Умом она все понимала, даже кое в чем соглашалась, но сердцем… Видно, не зря говорят – сердцу не прикажешь. А когда сердце это влюблено?..
Миша ее избегал, с самого раннего утра ушел из поместья. Анна знала, специально спросила у Клавдии. Заглушить боль помогла часовая башня и осознание того, что вот этот удивительный механизм вместе с мастером Бергом запускал ее папа. Работа Анну всегда успокаивала, особенно такая увлекательная. Успокоила и на сей раз. А когда на башне очнулись до этого много лет спавшие куранты и ожили механические фигуры, стало почти хорошо. А еще ей польстило удивление Туманова. Уж чего он не ожидал от графини Шумилиной, так это таких вот познаний. И в глазах его было не только удивление, но и… восхищение? Или показалось? С Тумановым ничего нельзя было знать наверняка. Кстати, к обеду он тоже не явился. Клавдия сказала – отправился в город. Ну и пусть, ей и одной хорошо!
Оказалось, не хорошо. Оказалось, с одиночеством вернулась и тоска о том, что так и не сказано, о том, что так и не случилось. Ей ли не знать, какой Миша ранимый, как тяжело ему даются чувства. А тут не простое чувство, тут обида пополам с оскорблением. Публичным оскорблением. И она, Анна, стала невольной тому виновницей, причинила боль. Значит, и исправить все должна она одна, а для этого нужно поговорить с Мишей.
Появление его Анна не пропустила, потому что весь вечер сидела у окна, ждала. Он шел по дорожке усталым шагом, с опущенными плечами, с полей его шляпы стекали капли дождя. Дождь, зарядивший с самого утра, к вечеру усилился.
Из своей комнаты Анна выбежала бегом, даже шаль на плечи не накинула. Ей казалось особенно важным поговорить с Мишей прямо сейчас: объясниться, попытаться все исправить. Ведь что-то еще они в силах исправить! Туманов может сказать всем там, на острове, что пошутил. Он такой… все поверят, что он способен на такие глупые шутки. О том, что скажут о ней самой, Анна старалась не думать. Сейчас главное, что думает о ней Миша.
– …Миша! – В спешке она поскользнулась и едва не упала.
Он подхватил, удержал от падения. И это показалось добрым знаком.
– Миша. – Она хотела погладить его по мокрой от дождя щеке, но он отстранился. И руки убрал. Оставшись без поддержки, Анна снова едва не упала, на ногах устояла чудом. Или силой воли. Ведь осталось у нее еще немного силы воли. – Миша, нам нужно поговорить.
Голос дрожал, как ни старалась Анна, чтобы он звучал решительно. Наверное, это от дождя и от холода.
– О чем же мне нужно говорить с чужой невестой, Анна Федоровна? – Он смотрел на нее сверху вниз, взгляд его был таким же стылым, как и треплющий волосы Анны ветер.
О чем? Им о многом нужно было поговорить. О том, что случилось страшное недоразумение, которое любящим людям не может стать помехой. И она уже начала говорить, но Миша ее перебил неожиданно резко:
– Или мне следует обращаться к вам иначе? Может так статься, что вы вовсе не Анна Федоровна Шумилина?
Она не понимала, стояла под проливным дождем, как утопающий за соломинку, хваталась за рукав Мишиного пиджака, а он все пытался стряхнуть ее руки.
– А кто же я? – Вопрос был такой же дикий, как и тот, что задал ей Миша. – Кто я, по-твоему?
– Дочь графа Шумилина погибла много лет назад, утонула в Стражевом озере. – Голос Миши был хриплым, в нем словно бы слышался механический скрежет шестерней. – Ты слышишь меня, Анна, та девочка погибла! Непростительная небрежность с моей стороны, не узнать правды, не проверить… – Все-таки ему удалось разжать онемевшие пальцы Анны. – Я узнал для тебя все, кроме самого главного, я не узнал, кто ты есть на самом деле! А сегодня мне открыли глаза.
– Кто?.. – Не о том нужно было спрашивать, спрашивать следовало о том, как подлая ложь может так изменить отношения между любящими людьми?
– Нашлись желающие. – Миша раздраженно дернул плечами, и холодная вода с полей его шляпы полилась Анне в лицо, смешиваясь с горячими слезами. Выходит, она плакала. – Да в том и нет никакого секрета. Оказывается, в Чернокаменске до сих пор помнят ту историю с погибшей девочкой. И теперь я спрашиваю тебя, Анна, кто ты на самом деле?
Она отступила на шаг, злым движением стерла с лица и дождевые капли, и слезы, сказала громко, чтобы на сей раз он ее точно расслышал:
– Я никто, Миша! Для тебя я никто!
Он шагнул было следом, и на мгновение, на долю секунды, во взгляде его Анне почудились боль и сомнение, а потом вдруг спросил:
– А твой новый жених знает, что ты никто?
– …Жених знает, можете не сомневаться. – Из темноты и дождя выступила высокая фигура, встала рядом с Анной. – Пойдем в дом, дорогая. Ты можешь простудиться. – И ее холодную руку сжала его горячая ладонь. Сжала крепко, совсем не ласково, но Анна отчего-то вдруг успокоилась. Даже зубы ее перестали выбивать барабанную дробь. – А вас, господин Подольский, я бы попросил держаться подальше от моей невесты. Для вашего же блага… – Голос Туманова упал до угрожающего шепота.
– И вам не интересно? – Миша сделал шаг назад, то ли уступая дорогу, то ли нащупывая пути отступления. – Не интересно, кому вы предложили руку и сердце? Она вам рассказала?
– Если потребуется, я все узнаю сам. – Туманов сильнее сжал запястье Анны, будто боялся, что она убежит. Анна и убежала бы. И от него, и от Миши, и от самой себя, если уж на то пошло. Но не позволили… – А теперь с дороги!
Он шел быстрым, широким шагом, плечами рассекая пелену дождя и словно на буксире волоча Анну за собой.
– Довольно! – Она вырвалась уже перед входной дверью.
– Довольно? – Туманов посмотрел на нее сверху вниз почти тем же взглядом, каким до этого смотрел Миша, но больше не стал ничего спрашивать, лишь толкнул перед Анной дверь. – Прошу, миледи!
Путаясь в подоле насквозь мокрого платья, она взбежала вверх по лестнице, захлопнула за собой дверь, прижалась к ней спиной. Поплакать бы, но слезы вдруг закончились. А на место боли пришла злость. Она графиня Анна Федоровна Шумилина! И отныне она сама по себе! Порыв ветра вдруг распахнул плохо закрытое окно, сыпанул к ногам Анны горсть холодного дождя, а в темноте за окном ей почудилась призрачная женская фигура. Конечно, почудилась. Такая вот у нее чудная жизнь!
В дверь тихо постучали, и сердце дрогнуло. Который из них? Подольский или Туманов?
Оказалось, ни тот ни другой. На пороге стояла Клавдия. Она куталась в цветастую шаль и на насквозь мокрую Анну смотрела с жалостью. Видела ее недавнее унижение? Ну и пусть!
– Пойдемте чай пить! – сказала Клавдия и улыбнулась. – Я чаю липового заварила и блинчиков испекла! И мед у меня есть.
– А теплое молоко есть? – Теплое молоко – вот лучшее средство от хандры. А к молоку можно и блинчики с медом.
– А как же! Есть молоко! – Клавдия кивнула. – Вы, Анна Федоровна, пока переодевайтесь в сухое, а я молочко согрею и вам принесу.
– Не надо приносить, я спущусь на кухню. – Не хотелось ей этим вечером оставаться одной. Пусть уж лучше на кухне с Клавдией.
Когда за Клавдией закрылась дверь, Анна переоделась, еще влажные волосы заплела в косу, накинула на плечи любимую шаль. Из своей комнаты она вышла с высоко поднятой головой, словно бы кому-то было до нее дело…
На широком кухонном столе ее уже ждала большая кружка молока и тарелка с блинами. В фарфоровой масленке таял кусок масла. Рядом стояла розетка с медом. Жизнь определенно налаживалась.
Есть в одиночестве не хотелось, и Клавдия без лишних слов разделила с Анной ужин. Она ела неспешно, намазывала сложенный "конвертиком" блин маслом, а сверху поливала медом и довольно щурилась, откусывая кусочек. И без того румяные щеки ее делались еще ярче. Когда блинов на тарелке почти не осталось, она посмотрела на Анну заговорщицки и сказала:
– А не хотите наливочки? Чудесная у меня есть наливочка! Для сугреву и успокоения нервов.
Согреться Анна уже давно согрелась, а нервы…
– А пожалуй, и хочу! – сказала и рукой махнула этак ухарски. – Исключительно для успокоения нервов!
Наливочка оказалась сладкой и на первый взгляд совсем нехмельной. Только на первый взгляд. После третьей рюмки Анна поняла, что жизнь и в самом деле налаживается, что нет в ее нынешнем положении ничего особо постыдного, такого, с чем она бы не смогла справиться. Она так и сказала Клавдии:
– Я со всем разберусь.
– А чего тут разбираться? – Клавдия подперла румяную щеку кулаком, смотрела на Анну по-матерински ласково. – Девке плохо, когда у нее ни одного ухажера. Вот это, я вам скажу, беда. А когда их аж два, так радоваться нужно.
– Уже ни одного. – Удивительно, но факт этот Анну больше не волновал. – Я теперь сама по себе!
– Глупости говорите, барыня! – Клавдия кулачок от щеки убрала и погрозила Анне пальцем: – Ладно, Мишка Подольский – кавалер сомнительный, я б такого родной дочке не пожелала, но вот господин Туманов! – Она принялась загибать пальцы. – Интересный, обходительный, самостоятельный, при деньгах. И видно, что об вас печется, все время спрашивает, где Анна Федоровна, да куда Анна Федоровна пошла. Колечко вон какое красивое вам подарил. Сразу видно, что у человека сурьезные намерения.
Анна невесело усмехнулась. С рассуждениями Клавдии она была не согласна, но спорить не хотелось, уж больно вечер получился славный. Вот только что-то из сказанного за столом ее то ли насторожило, то ли просто удивило, но коварная наливка не позволяла понять, что же это было. Зато наливка придала решительности:
– Скажи-ка мне, Клавдия, а правда, что в городе меня считают самозванкой? – спросила Анна шепотом.
Прежде чем ответить, Клавдия разгладила скатерть, передвинула с места на место масленку, а потом сказала:
– Считают.
Сердце екнуло. Не ожидала Анна такого поворота. Даже не подозревала, что может с таким столкнуться.
– Считают те, кто вашу матушку в глаза не видел. – Клавдия оставила в покое и скатерть, и масленку. – А кто Айви знал, у того сомнений нет, что вы ее дочка.
– Разве я на нее похожа? – Сколько Анна ни смотрела на портрет мамы, сходства с собой не находила. Мама была красавицей, а она сама родилась с внешностью самой заурядной.
– Похожи, – сказала Клавдия уверенно. – Конечно, не волосами и не цветом глаз. Я таких глаз, как у Айви, вообще ни у кого не видела, но фамильное сходство имеется, в том ни у одного разумного человека сомнений быть не должно. Вам бы Августа Берга порасспрашивать. Тот с родителями вашими был очень близок, особливо с отцом. Говорят, он уже подтвердил, что вы, еще младенчиком будучи, каким-то чудом выжили, спаслись от ирода Злотникова.
Не знала Анна эту часть своей биографии, не рассказывали ей об этом ни тетя Настя, ни дядя Витя. И про то, что Злотников пытался в младенчестве утопить ее в озере, тоже не знала. За что?
Наверное, вопрос этот она задала вслух, потому что Клавдия ответила:
– А кто ж его знает? Зверем он был, еще страшнее того волколака, который его самого загрыз. Скольких людей он с Сироткой, подельником своим, загубил! И не пересчитать. Ванюшу, братца моего младшего, застрелили ни за что ни про что. У, ненавижу! – Пухлое лицо Клавдии вдруг сделалось каменным, черты заострились, утратили привычную мягкость. – Но есть бог на свете, каждому воздастся по делам его. Вот и Злотникову воздалось. Перевел боженька весь его гнилой род. Машка Кутасова, женушка его, самоубилась, с замковой башни сбросившись. Расшиблась об камни.
– Какой башни? – не поняла Анна.
– Дык той, что с нечестью крылатой на крыше. Тьфу, срамота одна! – Клавдия сплюнула и тут же перекрестилась.
– Так ведь нет там камней, башня прямо над водой нависает.
– Я же говорю, боженька покарал. Когда Машка Кутасова с башни в озеро сиганула, вода отошла. Сродственница моя в те времена в замке кухаркой работала, все в подробностях мне рассказала. А потом-то вода снова вернулась.
Это казалось странным. Озеро ведь не море, не должно быть в нем приливов и отливов. Наверное, просто мелкое дно под башней с горгульями, вот жена Злотникова и расшиблась насмерть. А остальное уже люди додумали. Как с оборотнем. Про оборотня надо бы тоже порасспросить. Очень любопытно, что же это было на самом деле.
– И весь род его под корень… – Клавдия разлила остатки наливки по стопкам. – С Машкой-то у них детей не было, но мальчонку Злотников от другой какой-то бабы прижил. И даже признал законным наследником. Видно, так сильно ему наследника этого хотелось, что молвы не побоялся, байстрюка в дом привел. Привести-то привел, а любить не любил. Да и мальчонка, говорят, дикий был, что тот волчонок.
– И что же с ним стало после смерти Злотникова?
– Говорю же, весь род под корень. – Клавдия одним махом осушила стопку. Анна к своей не притронулась. – После той резни на острове мальчонку евоной мамке назад отдали. Кому ж он такой нужен? А потом, я слыхала, приключился пожар. Сгорели и мальчонка, и мамка его.
Несмотря на наливку и жар, идущий от печи, вдруг сделалось зябко.
– Мальчик-то в чем виноват? – спросила Анна шепотом.
– Кровь, чай, не водица, – сказала Клавдия неожиданно резко. – Сова не ро`дит сокола! – а потом, словно бы опомнившись, торопливо добавила: – Заболтала я вас, Анна Федоровна! Ночь уже на дворе, шли бы вы спать, голубушка! А господину Туманову я про вас всю правду, как есть, рассказала, чтобы не верил злым языкам, чтобы не сомневался даже.
– Спасибо, Клавдия. – Вот только не нужна господину Туманову правда. А что нужно, Анна пока еще не поняла. – Спокойной ночи!
Когда Анна выходила из кухни, ей послышался звук удаляющихся шагов, и входная дверь, кажется, хлопнула. Или это не дверь, а еще одно окно распахнул ветер?
Как бы то ни было, несмотря на волнения минувшего дня, спала Анна крепко. Так крепко, что не почувствовала чужого присутствия в своей комнате.
Молодая женщина расчесывала костяным гребнем белые волосы и едва слышно пела колыбельную. В глазах женщины была нежность пополам с нечеловеческим голодом…
* * *
Утро следующего дня выдалось солнечным и звонким. Щебетали птицы, ветка старой липы деликатно постукивала в закрытое окно. Анна проснулась с головной болью – давала о себе знать наливочка Клавдии, – но с решительным настроем. Никому больше она не позволит себя унижать! Ни перед кем не станет оправдываться! Не за тем она приехала в Чернокаменск. А то, что и сама она толком не знает, зачем приехала, так это только ее проблемы. Остальным о них знать не нужно!
К завтраку она спустилась все в том же решительном настроении, одетая со всей возможной тщательностью, с видом совершенно независимым. За столом уже сидел Туманов, место Миши пустовало, столовые приборы оставались не тронуты.
– Господин Подольский отбыл по делам, – сказал Туманов вместо приветствия.
В ответ Анна лишь пожала плечами, уселась напротив.
– Прекрасно выглядите, миледи! Душевная смута идет вам на пользу.
– Нет никакой душевной смуты! Не выдумывайте, Туманов!
– Клим. Мы ведь договорились, что перейдем к общению более доверительному.
– Хорошо. – Анна придвинула к себе тарелку. – Вы невыносимы… Клим.
– Не смею вас разочаровывать, миледи. – Он усмехнулся этак снисходительно, и Анне подумалось, что расставание с таким женишком станет для нее сплошным удовольствием. – И в подтверждение своих намерений хотел бы предупредить – не планируйте ничего на вечер. Мы приглашены на ужин.
Спрашивать, кто их пригласил, Анна не стала. И без того все понятно. Туманова тянет на остров так же, как и ее саму. Хоть в этом они похожи.
День прошел на удивление быстро. Туманов исчез вслед за Мишей, а Анна отправилась на разведку в город. Город показался ей самым обыкновенным, ничем не примечательным, не вызывающим ни воспоминаний, ни ассоциаций. Она попыталась найти дом, в котором жила в детстве, но не вышло. Может, забыла, как он выглядел на самом деле, а может, дома того больше и не было.
Отправляясь на прогулку по Чернокаменску, Анна боялась, что станет привлекать к себе излишнее внимание, поэтому оделась как можно скромнее и неприметнее. Но опасения ее оказались беспочвенными, горожанам не было никакого дела до богатой бездельницы, слоняющейся по городу в самый разгар дня.
К обеду ни Миша, ни Туманов не явились, и Анна решила поесть в кухне в обществе Клавдии, а заодно и расспросить ту об оборотне. Рассказ получился долгим, больше похожим на сказку, но было видно, что каждому своему слову Клавдия верила. Как верила она и в оборотня, много лет назад державшего в страхе всю округу. Она не могла сказать наверняка, куда делся тогдашний оборотень и откуда взялся нынешний. Был ли это один и тот же зверь или напасть следовало считать новой, но в одном была уверена.
– Вам следует быть осторожной, голубушка. Та тварь между мужиками и бабами различий не делала. После заката без оружия нынче выходить опасно. А на вашем месте, так я бы и вовсе дома сидела. Дома-то спокойнее всего.
– Не могу, мы с Климом Андреевичем приглашены в замок на ужин.
– Вот же лишенько! – Клавдия перекрестилась. – У них там человека зверь на клочки порвал, а они все ужинают! Тогда хоть держитесь рядом с женихом. Он, по всему видно, человек бывалый.
Она все говорила и говорила, все нахваливала Туманова, а Анна пыталась вспомнить, что же вчера в разговоре с Клавдией показалось ей странным. Так и не вспомнила.
Туманов явился за ней в семь вечера, деликатно постучался в дверь, сказал:
– Миледи, я жду вас внизу через четверть часа!
Внизу вместе с Тумановым ее ждала еще и пара оседланных жеребцов. Один из них стоял под дамским седлом.
– Надеюсь, вы умеете ездить верхом, миледи? – Туманов держал жеребцов под уздцы, и те недовольно мотали мордами, но стояли смирно. На плече Туманова висело ружье. Права Клавдия, похоже, в женихи ей достался человек бывалый.
– Умею. – Не дожидаясь помощи, Анна вскочила в седло. Надо сказать, не без удовольствия вскочила. Лошадей, как и конные прогулки, она обожала. – Зачем вам ружье, Туманов?
– Как зачем? – Он удивленно вскинул черные брови. – Чтобы защищать вас от всякой нечисти.
– Глупые у вас шутки. Человек погиб при ужасных обстоятельствах. – Анна погладила жеребца по холке.
– Вот вы и ответили на мой вопрос. Человек погиб при ужасных обстоятельствах. Чтобы мы с вами избежали его печальной участи, мне и нужно ружье.
Анна хотела было съязвить, спросить, умеет ли Туманов ружьем этим пользоваться, но не стала. И так ведь видно, что умеет. Вместо этого она тронула жеребца с места, дожидаться Туманова не стала. Но он не отстал, нагнал почти сразу же.
– Как быть с лошадьми? – спросила она, не глядя на своего спутника. – Вы хотите оставить их у озера без присмотра?
– Почему без присмотра? – удивился Туманов. – Я нанял человека для этих целей.
– Это безответственно!
– Отчего же?
– В округе рыщет… – Она не договорила, замолчала.
– Кто рыщет? Оборотень? Анна вы же образованная барышня! Как вы можете верить в такую ерунду?!
– Не оборотень! – Она посмотрела на него со злостью. – Конечно, я не верю в оборотней! Но ведь кто-то же напал на господина Шульца! Что, если это был зверь?
– Если это и был зверь, то на двух ногах.
– Мы видели следы!