– На что мало? – В горле першило, и собственный голос звучал глухо. – Что ты делаешь, Миша? Зачем?..
– Я устраиваю свою судьбу, Анна Федоровна. Только и всего. Не всем же повезло родиться графиней, иным приходится самим крутиться. – Не сводя взгляда с Анны, он приоткрыл пошире дверь, позвал: – Сева, заходи. Она очнулась. Я же говорил, живучая она, что кошка!
Вошел Всеволод Кутасов, с совершенно неуместной в сложившихся обстоятельствах вежливостью поклонился Анне.
– Как себя чувствуете, Анна Федоровна? – спросил голосом вполне светским.
– После того, как вы ударили меня по голове, Всеволод Петрович?
Главное, нож не уронить, чтобы эти не нашли. На дедов подарок теперь единственная ее надежда.
– Это не я, это Миша. Я женщин не бью. Моя б воля, Анна Федоровна, я бы обошелся без всего этого, – он развел руками, – драматизма. Но не получается. Без вас ничего у нас не получается.
– Что же у вас должно получиться, Всеволод Петрович? – Разговаривать, задавать вопросы, тянуть время. Больше ей ничего не остается. Пока…
– А давайте я расскажу! – Миша улыбнулся Всеволоду, подмигнул Анне, и ей вдруг подумалось, что любить такого человека совершенно невозможно, что она, наверное, ослепла или и вовсе сошла с ума, когда позволила себе полюбить его. – Моя неверная невеста имеет право знать, что ее ждет. Впрочем, я еще и сам до конца не знаю. Тем интереснее! – Он хлопнул себя ладонями по бедрам ухарским, бандитским каким-то жестом, а потом сказал совершенно серьезным тоном: – Мы ищем клад, дорогая Аннушка. И вы нам в наших поисках должны помочь.
– Карта?.. Миша, ты в самом деле веришь, что с помощью той карты можно найти клад?
– Я не верю, я знаю. Кстати, предвосхищая следующий ваш вопрос, да, мы нашли вторую часть. Она была у архитектора. Старик даже не озаботился тем, чтобы спрятать ее как следует.
Значит, с самого первого дня Анна думала верно, Август Берг поддерживал связь с дядей Витей и об острове знал куда больше, чем рассказывал. Не подвела интуиция. Интуиция подвела в другом, в самом главном… Та встреча в библиотеке была неслучайной.
– Ты в самом деле думала, что я воспылал страстью? – Миша словно мысли ее читал. – Ах, Аннушка, Аннушка, как можно быть одновременно такой умной и такой наивной?! Признаться, вариант с женитьбой я тоже рассматривал. Думаю, наследство за тобой дали бы немалое, но клад – это совсем другое! Это другой уровень!
– Да какой же клад?! – Думать про библиотеку не хотелось, как и смотреть на Мишу. Нож бы не уронить. Пальцы затекли.
– Она ведь и в самом деле ничего не знает. – Миша обернулся к Всеволоду. – Я же тебе говорил. Расскажем графине сказочку?
Прежде чем ответить, Всеволод взглянул на нагрудные часы, а потом кивнул, соглашаясь.
– Значит, слушай, Аннушка, сказочку!
С раннего детства Мишка знал, что он особенный. Нет, батя ему об этом не говорил. Батя вообще мало говорил, бывало, и поколачивал, если приходил к ним с мамкой в дурном расположении духа. Сначала мамку бил, потом Мишке подзатыльник отвешивал, а уже потом, успокоившись, стряхнув с себя лютую злобу, как собаки стряхивают блох, начинал говорить.
Разговаривал он большей частью с мамкой, но Мишке слушать не запрещал, иногда даже поглядывал этак одобрительно. Мамка утверждала, что это оттого, что Мишка на папку сильно похож, а кровь – не водица. Что это значило, Мишка не понимал, но кровь на отцовской одежде видел частенько. Мамка ее отстирывала, а когда не получалось, оттирала мелким песком, за которым гоняла Мишку на речку. Бывало так, что одежу отстирать не выходило, и тогда отец снова злился и снова бил, но уже только мамку. Говорил, что за нерадивость. Нрав у него был лютый, боялись его все в округе. А узнав, что Мишка – Сироткин сын, начинали бояться и его. Это оказалось неожиданно приятно, вот только друзей все никак завести не получалось. Ну да Мишка быстро привык к одиночеству. А когда отец говорил, слушал очень внимательно, запоминал каждое сказанное слово.
Рассказывал отец все больше про разбои да грабежи, но бывали моменты, когда речь заводил про клад, припрятанный еще в старые времена одним из золотодобытчиков. Фамилия у золотодобытчика была известная, звали его Злотниковым, как отцовского хозяина. Хозяин, наверное, отцу про клад и разболтал по пьяной лавочке, а дальше уж тот сам начал искать, у людей выведывать, когда по-доброму, но большей частью пытками. Да только правды про клад никто не знал. Так его отец и не нашел, сгинул раньше, но одно имя назвать успел. Кайсы, охотник из местных, из марийцев. Человек опасный, подолгу на одном месте никогда не задерживающийся. Имя Мишка запомнил, как запомнил он все рассказанное отцом про клад.
Прошли годы. Отца уже не то что бояться, но и вспоминать перестали, и только повзрослевший Михаил помнил все. Мамку считали беспутной, может, она такой и была, но единственного сына на ноги поставить сумела, денег на образование дала. Наверное, имелся где-то оставленный отцом тайник. Михаил никогда об этом не спрашивал, по сравнению со спрятанными на Стражевом Камне несметными сокровищами, материны запасы казались ему сущими пустяками.
А полученное образование, как и острый ум, пригодились. Михаилу удалось заполучить в товарищи Севку Кутасова. Был тот маменькиным сынком, и маменька же за него все решала и про то, чего самому Севке хочется, даже не слушала. А хотелось ему свободы, хотелось сорваться с короткого финансового поводка, заняться своим собственным делом, потому что видел, что под материным управлением – по старинке, по накатанной – производство разваливается. Потому что знал, что производству этому очень скоро потребуется реконструкция и немалые деньги, которых нет.
На том они и сошлись – на злой, остервенелой жажде денег. Про клад Михаил приятелю рассказал после того, как в один из редких своих визитов в Чернокаменск увидел охотника-марийца в косматой волчьей шапке. Был это тот самый Кайсы, о котором говорил когда-то отец. О Кайсы и о тех, с кем он встречался, Михаил узнал все, что мог. Узнал бы и больше, если бы не оказался стеснен в средствах. Кайсы в Чернокаменске оставался ненадолго, а потом куда-то исчезал. Проследить бы куда…
Всеволод ему поверил. И денег на соглядатаев дал. И не попрекнул ни разу потраченными средствами, потому как траты эти оправдались очень быстро. Кайсы нашелся в Петербурге, в доме инженера Серова. Того самого, что много лет назад запускал на Стражевом Камне маяк. Одного из тех, кого мамка винила в исчезновении отца. Женат Серов был на Анастасии Шумилиной. Фамилию эту в Чернокаменске знал каждый, как и трагически-романтическую историю, с ней связанную. В истории той были замешаны многие, в том числе и девочка Анюта, дочь графа Шумилина и Айви. Девочку все считали погибшей, да вот чудо – у инженера Серова, преспокойно и сытно живущего в столице, имелась взрослая племянница по имени Анна. К ней-то, к своей внучке, и наведывался Кайсы. А кому, как не единственной кровиночке, он мог передать свою тайну?
В том, что тайна имелась, Михаил не сомневался, как не сомневался он и в том, что тайну эту у Кайсы не получится выведать ни хитростью, ни силой. Больно уж крепким, больно уж матерым был старик.
Оставалась внучка, девица на выданье, ничего особенного собой не представляющая. Легкая жертва… Вопрос о том, чьей жертвой станет графиня Шумилина, решили быстро. У Всеволода фамилия была слишком уж известная на Урале, а Михаил никто, так, молодой, но талантливый ученый. Романтические девицы на выданье на таких весьма падкие.
У Михаила все получилось. Даже стараться особо не пришлось. Очень скоро Анна уже делилась с ним самым сокровенным, даже карту показала. Ту самую карту, которая могла привести их к кладу! Да вот незадача – карта была неполной, не хватало второй части. А Анна рвалась в Чернокаменск, интересно ей, понимаешь ли, разобраться в своем прошлом! Михаилу тоже было интересно. Ох как интересно! Шкурой чувствовал – рядом несметные богатства, и девчонка его к ним непременно приведет. Оттого и стал помогать Анне в ее авантюре, а Всеволоду письмецо написал. Жди, мол, дорогой товарищ! Еду в Чернокаменск с невестой!
Все у Михаила было хорошо, все складывалось самым наилучшим образом. До тех пор пока на дороге им с Анной не повстречался Туманов! Вот кого он возненавидел с самой первой секунды! Вот чье горло мечтал перерезать! Но терпел, прикидывался этаким простаком-неумехой, у которого невесту увести – раз плюнуть.
А если начистоту, то и не думал Михаил, что Анну кто-то может у него забрать! Привязалась девчонка, прикипела к нему. По глазам было видно, что влюбилась. Прикажи он, пошла бы за ним в огонь и воду. Сам виноват, не устоял перед соблазном проверить свою власть, чувством вины привязать к себе невесту еще сильнее. Как когда-то батя привязал мамку. А сколько раз удерживался от желания ударить – со всей силы, наотмашь! Мамка часто повторяла, кровавую юшку утирая: "Бьет, значит, любит". Да что-то подсказывало, что одно дело руку поднять на деревенскую бабу, и совсем другое – на графиню. Может, потом, когда деваться ей от него будет некуда. И руку можно будет поднимать, и подол задирать, когда вздумается. Подол задрать тоже хотелось, чего греха таить. Анна пусть и не пышна формами, но чувствовалось в ней что-то этакое, породистое. А породистую лошадку обуздать – это же одно удовольствие!
Не вышло с удовольствием, опередил Туманов. Убрать бы. Перо под ребро или по горлу – и нет проблем. Но Всеволод запретил. Сначала должна была состояться сделка по продаже дома, а уж потом все остальное. Всеволод хоть и верил в клад, но и малое богатство упускать не хотел. Михаил его понимал, оттого и терпел. До поры до времени. До тех пор как на острове все не пошло наперекосяк…
Вторую часть карты Михаил нашел без проблем. Обыскал маяк, пока старик был в замке, и нашел. И появилось у него великое искушение наказать неверную невесту. Да так наказать, чтобы никто ее больше не нашел. Отчего-то думалось не про любимый, давно уже прикормленный чужой кровью нож, а про воду – свинцовую, озерную. Концы в воду, и никто не найдет! Даже хлыщ Туманов. И только один Михаил будет знать, где она, что от нее осталось.
Это были яркие, острые мысли, избавиться от которых не получалось даже во сне. Михаилу снилось, как он топит Анну в озере, снились ее полные ужаса глаза и раззявленный в безмолвном крике рот. И случай подходящий подвернулся почти сразу! Девку за какой-то надобностью понесло на башню, к распахнутому настежь окну. Двигаться Михаил умел быстро и бесшумно. Был соблазн показать ей истинную свою суть, но внутренний голос настойчиво нашептывал – не надо, просто столкни, остальное сделает вода! Он и столкнул, в последний момент только не сдержался, ударил по голове, а потом целое мгновение любовался, как девка камнем летит вниз.
Но и тут Туманов помешал, спас, вытащил из озера! В тот момент Михаил подумал, что Туманова непременно убьет, может быть, даже еще до завершения сделки. Но убить пришлось другого – дурачка Анатоля. Хотя дурачком муженек Матрены Павловны был лишь с виду, а на деле же оказался еще тем пронырой. Видел, оказывается, гаденыш, как Михаил столкнул графиню с башни, и взялся шантажировать, требовать денег. А если у Михаила нет, так пускай ему дружок Севочка поможет.
Михаил с требованиями Анатоля согласился, пообещал принести денег на рассвете, договорился о месте встречи. И пришел, вот только не с деньгами, а с ножом. Анатоль даже не понял, как все вышло, захрипел, схватился за горло и повалился навзничь. Всеволод будет доволен, ему отчим никогда не нравился, а Михаилу хоть какое-то развлечение.
И подозреваемый нашелся! Юродивый Гришка на тело наткнулся, в кровище перепачкался. Очень ловко все вышло! Вот только беспокоили Михаила иные происходящие в замке убийства, те, к которым он лично отношения не имел. В разговоры про оборотня он не верил, хоть своими собственными глазами видел кровавые волчьи следы. Думалось, что это архитектор чудит, что сошел с ума старый хрыч и таким вот способом хочет отвадить от острова посторонних. Ну ничего, у каждого своя забава! А ему, Михаилу, просто нужно быть осторожнее. Глядишь, получится все наилучшим образом обстряпать и на мифического зверя собственные злодеяния списать. Так даже интереснее. Жив был бы отец, гордился бы сынком.
Обо всем этом Михаил думал недолго, потому что иных дел у них с Всеволодом было еще очень много. Карта оказалась не простой, а содержала схему подземных переходов и подземных же пещер, расположенных под островом. Кто бы мог подумать!
Вход в подземелье нашелся в сарае, был он завален всяким хламом, но не слишком старательно, вероятно, не так давно входом этим пользовались. Неужто еще кто-то ищет спрятанное золотишко?
По подземелью, по сырым, гулким переходам, они с Всеволодом бродили не один день, но так ничего и не нашли. Уверенность в том, что клад спрятан где-то здесь, крепла с каждым часом, но где именно?! А Всеволод нервничал, не нравилось ему подземелье, все чудилось что-то, мерещилось. Сказать по правде, Михаилу и самому не нравилось. Жуткое место, так и кажется, что за спиной твоей прячется какая-то тварь, а обернешься – и нет никого! А еще сны! В снах своих Михаил тоже бродил по подземелью, но бродил осмысленно, словно бы знал, куда следует идти. Был он не один, по сочащимся озерной водой каменным стенам следом за ним ползла, змеилась длинная тень, а голос в голове нашептывал:
– Найди зеркала, приведи Анну, и я покажу, где сокровища. Увидишь такое, о чем и не мечтал. Только сделай, что велю.
От снов этих Михаил сначала пытался отмахиваться, но они не отступали, даже днем, стоило только глаза закрыть, перед внутренним взором вспыхивала, змеилась серебряная тень, а голос в голове все шипел и шипел…
Михаил уже смирился и с голосом, и с видениями, даже к зеркалам, что висели в замке, начал присматриваться, да только зеркала то были самые обыкновенные, а он чуял – нужны особенные. Вот только где же их взять?
– Старик знает… – прошуршало в голове. – Старик покажет.
Не покажет старик! Этот старик даром что выглядит чудаком, а стержень имеет точно такой же, как и мариец Кайсы. И смерти не боится. Никакой! Может даже так статься, что смерть он примет как избавление. Тогда как же его заставить?
Решение пришло само, безо всяких нашептываний. Видно же, что старику Анна небезразлична, что печется он о ее судьбе, хоть и виду старается не подавать. Многое его связывало и с ее родителями, и с ее дедом. Вот и вторая половина карты оказалась у него. Значит, и нужно-то всего лишь похитить Анну, а потом пригрозить расправой. Глядишь, и не устоит старик, пожалеет девчонку.
Если бы Туманов Анну с острова не увез, решить задачу стало бы легче, но он увез, даже охранника приставил. Так себе охранника, надо сказать. Пока Всеволод ему зубы заговаривал, Михаил сзади подкрался и чик по горлу. А остальное уже совсем легко вышло. И вот она, Анна! Стоит, к стене спиной прижалась, смотрит со страхом, но одновременно и с вызовом. А глазищи в темноте светятся, что у кошки, только не желтым, а серебряным. Ох, непростая это девка, особенная! И сны его тоже особенные. Уж не выбрал ли тот, о ком в Чернокаменске до сих пор страшные сказки рассказывают, его своим помощником? Не шанс ли это для Михаила стать еще опаснее, еще страшнее своего отца? Да и какая разница, кому служить, если плату обещают более чем щедрую?
* * *
У Августа не было никакого плана. Был лишь ядовитый страх да предчувствие, что сегодня все закончится. Чем закончится, он старался не думать, просто молился, испрашивал для себя силы, чтобы выстоять в этой, дай бог, последней битве. Девочке угрожала смертельная опасность. По его, Августа, вине. Не уберег, не сдержал данное Феде обещание.
Еще и мальчишка… Не мальчишка уже, а взрослый мужчина, но за него Август тоже чувствовал себя ответственным. Только они двое у него сейчас и остались. И все принятые решения лишь его. Вот только времени мало, чтобы рассказать, объяснить. Пусть не все, но самое главное. Только бы мальчишка не перебивал, только бы слушал…
Клим не перебивал, слушал очень внимательно. И с каждым сказанным словом его и без того бледное лицо бледнело все сильнее.
– …И сейчас эта тварь снова рвется в наш мир. Для этого ему нужна Анна, кровь ее серебряная нужна и сила. Веришь?
Ничего не ответил, но кивнул. Хорошо хоть так.
– Подольский думает, что по той карте можно клад найти. Можно, клад тоже имеется. Но не клад главное, а тайник с чешуей. С теми самыми зеркалами. Смотреть в них простому человеку смертельно опасно. Ты, – он глянул на Клима, а потом перевел взгляд на Тайбеков перстень, наверное, сможешь. Но лишь один раз. А потом все… конец.
– Из-за кольца?
– Из-за кольца.
– А Анна?
– А Анна продержится дольше, пока кровь ее серебряная не закипит…
Мотнул вихрастой головой, со свистом втянул в себя воздух. Хороший мальчик – злой, но злость эта правильная. Такая Августу сейчас как раз и нужна.
Они зашли в маячную башню, дверь запирать Берг не стал, лишь прикрыл. Если он все правильно понял, незваные гости долго ждать себя не заставят. А албасты уже тут, выступила из темноты за спиной Клима. Тот поежился, почувствовал нежить.
– Не оборачивайся, – сказал Август мальчишке. – Не надо тебе ее видеть.
– Кого?
Не послушался, обернулся. А потом отшатнулся, но не закричал. Крепкий мальчик, зря Август за него боялся. Или не зря?..
– Она тебе не тронет.
По крайней мере, не сейчас, пока девочка ее в опасности, а Клим может помочь. Да и кольцо Тайбека на нем…
– Не трону. – Из старухи албасты перекинулась девицей. Пожалела мальчишку? Или просто забавлялась? Впрочем, ей сейчас тоже не до забав.
А Клим не стал спрашивать, кто она такая. Просто молчал и смотрел.
– Виделись мы с тобой. – Белая коса потянулась было к Климу, но отдернулась. – Не один раз. Помнишь?
Он помнил. Может, оттого не испугался так сильно, как мог бы.
– Ты помогла мне найти Анну. Там, в озере, – заговорил, а голос сиплый, словно простуженный.
– Помогла. – От мальчишки албасты отвернулась, сказала, обращаясь к Августу: – Они заперли ее под башней. Мне туда дороги нет.
Дороги нет. Значит, до сих пор сильно заклятье Шварца, не пускает нежить в восточную башню. И Желтоглазый о том знает. Знает, что албасты им ничем помочь не сможет, придется самим…
– Идет. – Белая коса потянулась к прикрытой двери, обвила ручку. – Шаги слышу. За тобой идет, старик. Зеркала им потребовались.
– Я уже понял. – Август кивнул. – Девочку хотят обменять на зеркала. Обменяю.
Она покачала головой.
– Все равно не отпустят. Она нужна ему, старик. Ты же понимаешь.
– Понимаю, но иначе не могу.
– Хорошо. – Албасты кивнула. – Иди с ними, а мы следом. Сказала и кончиком косы поманила Клима за собой, вверх по лестнице.
Пошел. Ни возражать, ни спрашивать не стал. Вот и хорошо.
А за ним и в самом деле пришли. Михаил Подольский, Сиротки сын, проскользнул в незапертую дверь, наставил на Августа ружье:
– Вы пойдете со мной, господин Берг.
И Август пошел. Без лишних разговоров, как телок на заклание.
В подземелье вошли через сарай, дальше двинулись темными переходами. Август впереди, Сироткин сын следом, тыча в спину ружейным дулом. Зеркала, завернутые в холстину и для надежности спрятанные в кожаную сумку, лежали в тайнике. Да и где же им еще быть?