* * *
Я умирала от стыда, но сидеть и зябнуть в пустой холодной комнате, где из мебели имелась лишь одна кровать с отсыревшими простынями, покачивавшийся магический светильник под потолком, да лохань, куда стекала вода с крыши, становилось невыносимо. Из-за закрытой двери раздавались неразборчивые разговоры. Желудок подводило от голода, и возникал непреодолимый соблазн хлебнуть дождевой водички из посудины посреди комнатки, чтобы смочить окончательно пересохшее горло. В подобной обстановке я чувствовала себя лазутчиком в глубоком вражеском тылу.
Еще хотелось… В общем, последнее "осложнение" заставило меня чуть приоткрыть дверь, так осторожно, чтобы остаться незамеченной, но та, как назло, истошно заскрипела ржавыми петлями, будто в предсмертных судорогах, и мои тайные намерения выбраться из заточения по собственному желанию стали явными и известными всем без исключения.
С гордо вздернутым подбородком я появилась в зале. Свечка, вероятно, уже уехала, гостеприимный хозяин-бородач тоже исчез, только Стриж занимал прежний табурет, что-то с увлечением изучая в лэптопе. Толстячок, которого, кажется, называли Доком, успел зажечь пару дополнительных светильников, и теперь помещение заливал яркий неживой свет. После потемок каморки глаза неприятно резануло, так что я непроизвольно зажмурилась и наступила на развязавшийся шнурок. Тут же раздался ехидный смешок следившего за мной парня-зубоскала.
Фыркнув, я направилась к единственной закрытой двери, уверенная, что за ней прячется нужная мне комнатенка, и пораженная застыла на пороге. Оказывается, здесь имелось еще одно не меньшее по площади обжитое помещение, превращенное в лабораторию. На длинных медицинских столах громоздились многочисленные штативы с пробирками, подмигивали большие экраны. В клетках шуршали белые мыши с ярко-красными глазами, как у истинных упырей. В самом дальнем углу темнела громада ткацкого станка, прикрытая коротковатым кожухом.
Зал, бывший мануфактурный цех, утопал в глубокой полумгле, и только над единственным столом посреди лаборатории светился крохотный шар. Док со странной штуковиной, скрывавшей половину лица, нагнулся над столом и что-то внимательно изучал. При моем появлении ученый недоуменно поднял всклокоченную голову. Чудная конструкция, надетая на голову, имела огромные диоптрии вместо очков, и глаза сумасшедшего профессора казались невероятно и непропорционально огромными.
– Простите, – пробормотала я, смутившись окончательно, и поспешно прикрыла дверь. Странного хозяина сего милого уголка беспокоить не хотелось.
– Туалет направо, – весело оповестил меня Стриж, – с душем не перепутай.
Только обернувшись, я заметила коридорчик и, скрипнув зубами, буркнула:
– Спасибо.
– Да не за что, – отозвался парень со смешком.
Похоже, меня он воспринимал подобием необычайно забавного зверька, запущенного в экспериментальный лабиринт и теперь отчаянно искавшего по запаху кусочек сыра.
Обнаружив, наконец, туалет я резко распахнула дверь и оцепенела, все-таки перепутав его с душевой. В лицо пахнуло влажной теплой дымкой. Передо мной, отвернувшись к зеркалу, стоял по пояс обнаженный Ратмир с мокрыми спутанными после душа волосами, приспущенные штаны едва держались на бедрах. Его спину с широкими плечами и твердыми мускулами обезображивал огромный ожог в виде пятиконечной звезды, заключенной в правильный круг. Печать, перекрывающая природную магию, легко узнавалась и считывалась. Именно подобным клеймом отмечали в отрочестве аггелов, в тот момент, когда в них впервые вспыхивала магическая сила!
Непроизвольно я отшатнулась и шарахнулась о стену, с трудом отводя взор от рубца. Ратмир пристально разглядывал меня через отражение в зеркале с запотелыми следами, и от цвета глаз моего спасителя сердце окончательно оборвалось. Один по-прежнему оставался черным, зато второй…
– У-у-у тебя один глаз, – я судорожно сглотнула, – желтый…
Быстрый взгляд непроизвольно зацепился за маленький флакончик с магическими каплями для изменения цвета радужки, который мужчина держал в руках. В гробовом молчании Ратмир развернулся, измерив меня убийственным взором, словно бы застал на подглядывании за ним в замочную скважину, и захлопнул перед носом дверь.
Чувства меня охватывали препоганые. Я застряла в здании заброшенной мануфактуры в лаборатории полубезумного профессора в компании двух аггелов. Господи, скажи, пожалуйста, как меня угораздило вляпаться в историю, связанную с аггелами?! За что ты меня так возненавидел?!
Неожиданно все стало ясно. Никто из них не красил ногти черный лаком, этот цвет являлся природным! От обоих шел противоестественный, невозможный для человеческой природы жар. И эти дурацкие шапки! Новые знакомые прятали под ними…
Опрометью я бросилась в общую залу.
Подскочив к Стрижу, я резко сдернула с его вихров кепку, отчего парень только испуганно вжал голову в плечи. Между прилизанными темно-каштановыми, гораздо светлее, нежели у брата, прядями волос торчали маленькие черные рожки, гладкие и полукруглые. Подо мной качнулся пол, и сглотнуть получилось исключительно громко и испуганно.
– Вы, – пробормотала я и обвинительно ткнула трясущимся пальцем в сторону Стрижа, недоуменно изогнувшего брови, – вы…
Слова застряли в глотке, ноги пританцовывали, подчиняясь желанию броситься наутек.
– Аггелы? – подсказал он любезно и жизнерадостно.
– Да!!! – воскликнула я, сама не ожидая подобной страстности. – Вы же похожи на людей! Вы… вы совсем, как люди, но вы не люди!
Док, приподняв очки, заинтригованно покосился на меня, бледную и трясущуюся от нервного тика, и снова вернулся к изучению сильно дымившейся склянки, внутри которой самопроизвольно кипела ярко-оранжевая жидкость. Из тонкого горлышка пробирки валил густой расползающийся по лаборатории дым, словно из огромного горна. Зал стремительно наполнялся неприятным приторным запашком, сладковатым и тягучим.
– Это и есть женская истерика? – с любопытством уточнил у профессора Стриж, ткнув в меня пальцем.
– Определенно, – пробормотал Док в ответ, разглядывая на свет пробирку.
– Надо же, – наглая улыбка искривила губы парня, – никогда не видел ничего подобного.
– Ведушка, тебе, может, валерьяночки накапать? – не оглядываясь, дружелюбно предложил лекарь.
Они еще и мое имя знают?! Мне очень хотелось подробно объяснить, куда именно они могут засунуть свою валерьянку, но и ученый, и аггел уже потеряли ко мне всякий интерес, предоставляя возможность беситься сколько душеньке угодно, но без их на то участия или ушей.
– Я отказываюсь находиться в их обществе! – едва сдерживая нарождающиеся слезы, сквозь зубы процедила я непонятно кому и решительно уперла руки в бока.
– А тогда, почему ты еще здесь? – донесся до меня глубокий голос Ратмира, появившегося из коридорчика. Влажные торчавшие в разные стороны волосы мужчины открывали маленькие забавные рожки, а глаза снова радовали угольной чернотой.
На провокационный вопрос я отвечать не пожелала, а потому порывисто развернулась на пятках и сбежала обратно в холодную темную комнатушку.
– Птаха, ты же в туалет хотела! – со смешком крикнул мне вслед Стриж, после чего я снова громыхнула дверью.
* * *
От смущения за собственное поведение я тихо застонала и резко перевернулась на кровати, прикрывая горящую голову подушкой. Водяной матрас заколыхался подо мной, жаль, его убаюкивание усыпить не могло. Мне хотелось выйти из спаленки, но мучил стыд. На протяжении всего дня охваченная паникой я вела себя, как истеричка с многолетним стажем, и в конечном итоге превзошла сама себя, обвинив помогавших мне людей (вернее сказать, совсем не людей) в том, что они аггелы! Стыд, да и только! Какая разница, кем являлись парни по рождению – людьми, гоблинами или аггелами – они спасли меня сегодня!
Неожиданная тревожная мысль заставила меня испуганно сесть на постели и тут же завалиться обратно на подушку. Я же предупредила родителей, что завтра сяду на поезд и приеду в Бериславль!
Быстро натянув ботинки, по-прежнему заскорузлые, я кинулась в общий зал. Он оказался совершенно пуст. Братья, видно, оставили меня на Дока. Вдруг в осиротевшем помещении мигнули шары-светильники под потолком, и, беспорядочно сталкиваясь под действием непонятной силы, потухли. Стало темно и необычайно тихо, только в соседнем цехе из-под двери пробивалась тонкая полоска света.
От страха я опрометью бросилась туда, врываясь без стука. В клетках шуршали мыши, и лаборатория утопала в полумгле, разгоняемой единственным светильником.
До меня донесся неясный шорох, заставивший испуганно вздрогнуть.
– Док?
– Я здесь, Ведушка, – произнес мягкий голос профессора.
Я резко оглянулась и с удивлением обнаружила в углу импровизированную кухоньку, незамеченную вначале. На маленькой плитке ярко-красным цветом светился раскаленный блин конфорки, и на ней в металлической кастрюле бурлило какое-то варево.
Док в прежнем замусоленном халате внимательно отменял в столовую ложку оранжевые капли из уже знакомой пробирки с опаленным почерневшим горлышком.
– Что это? – полюбопытствовала я, подходя и заглядывая в кастрюлю. В ней кипела ржавая вода.
– Это будет тыквенный суп, – почмокал губами Док и быстро опрокинул ложку в кастрюлю. Капли мгновенно растворились, и варево стало густеть, становясь зеленовато-охрового цвета.
– Тыквенный суп без тыквы? – недоверчиво протянула я, вдыхая ароматный дымок, чуть попахивающий кисловатой магией. – Ты ведун, Док?
– Нет, – он довольно улыбнулся, воспринимая мои слова комплиментом, – но умею пользоваться всеми благами современной цивилизации.
– Не помню, чтобы в магических лавках продавали концентраты супов, – заметила я.
– Это мое собственное изобретение, – с гордостью отозвался тот и размешал варево ложкой.
Конечно, в нашем мире настоящих магов осталось не так много, и большинство из них занимало высшие должности, входило в советы, политические фракции, управляло миром. Маги – род вымирающий, архаизм. Источники природной магии практически иссякли, от выдающихся родителей детям доставались крохи сил, и все-таки колдовство витало повсюду. Его кисловатый запах заполнял улицы и дома, вился за жителями. В магических лавках продавалась куча необходимых в быту мелочей.
– Слушай, Док, – спохватилась я, следя, как он любовно дует на ложку, чтобы попробовать кулинарный изыск, – мне очень нужно связаться с родителями, – бородач перевел на меня внимательный взор, – они будут волноваться…
– Ратмир запретил давать тебе коммуникатор, – незамедлительно оповестил меня профессор с сожаленьем. – Тебя могут разыскать по звонку.
– А еще ваш Ратмир сказал, что меня здесь никто не держит! – разозлилась я, сердито сунув руки в карманы перепачканных за целый день метаний штанов. – Я не в плену, и могу уйти, когда пожелаю!
Снисходительная гримаса Дока ответила лучше любых слов.
– Он знал, что я все равно никуда не уйду… – сконфуженно пробормотала я, краснея.
Этот Ратмир невозможен! И все-таки в душе я не могла не восхититься, как тонко он все просчитал.
Док, с блаженством прикрыв глаза, вытянул губы трубочкой и, хлюпнув, втянул в себя суп. Тут профессора перекосило от отвращения, и он едва слышно пробормотал:
– Нужно соли добавить.
Мужчина суетливо открыл дверцы навесного шкафчика с разношерстыми баночками со специями и магическими усилителями вкуса.
– Док, почему это все происходит? – мой вопрос прозвучал неожиданно даже для меня. Я заметила, как у профессора дрогнула рука, когда он с видом виртуозного повара сыпал в кастрюлю толику соли.
– Ведушка, – ласково произнес он, стараясь избегать моего взора, – уже завтра для тебя все закончится. Так что, не переживай.
– Понимаю, Ратмир запретил мне рассказывать? – я с притворной легкостью пожала плечами и изогнула брови. – Наверное, ему лучше знать, ведь это не на его руке и, замечу, даже не на руке его брата украшение, которое он не может снять…
Док быстро глянул на меня, но, тяжело вздохнув, сдался.
– Ну, хорошо, – смерившись с неизбежными расспросами, он засеменил к рабочему столу.
Стараясь не отставать ни на шаг, я заторопилась следом мимо клеток с мышами и мерцающих экранов. Док долго копался в ящике стола, пока не вытащил оттуда пачку мятых листов с копиями документов. Со старых черно-белых фотографий, еще неподвижных и явно извлеченных из закрытых архивов, смотрел неприятный типчик с квадратиком усиков над губой и глубоко посаженными светлыми глазами с узкой точкой зрачка.
– Гориан? – не поняла я.
– Что ты знаешь о Мировой войне? – от серьезного тона Дока у меня по спине побежали мурашки.
– Ну, – я замялась, чувствуя себя лицеистской, отвечавший урок истории, – она произошла в начале прошлого столетия, тянулась около семи лет. Чернокнижник Гориан сумел поднять народ аггелов против остальных. Ну, или типа того… – Док глядел на меня с жалостью высоко эрудированного человека перед неучем. – Что?
– Как ты думаешь, каким образом Гориан сумел привлечь на свою сторону аггелов? – задал он, казалось бы, простой вопрос. Должна признаться, что, вызубривая курс истории для сдачи экзамена в лицее, я меньше всего озадачивалась деталями, просто принимала их за аксиомы или давно доказанные теоремы.
– Откуда я знаю? – буркнула я, надувшись. – Мы с ним по этому поводу с утра не созванивались. Может, он имел дар убеждения.
– Нет, не имел, – покачал головой Док. – Гориан, вообще, был крайне слабеньким магом.
– Как? – изумилась я. В учебниках, книгах и в видео-былинах Черного диктатора всегда изображали крайне опасным и невероятно мощным чернокнижником. Впервые на моей памяти подобное утверждение ставилось под сомнение.
Профессор, быстро перебрав листы, вытащил из вороха копию генеалогического дерева, такие за серебряный четвертной составляли для всех желающих в любой конторе. Даже беглый взор на многочисленный род Гориана доказывал правоту Дока. При рождении самому великому и ужасному магу прошлого столетия, шестому сыну своих родителей, даже гипотетически не светило колдовать и, уж тем более, развязать мировую войну!
– Тогда почему аггелы пошли за ним?
– Аггелы восприимчивы к черной магии. Она для них, как леденцы для ребенка, вредна, но крайне соблазнительна, – снова неожиданный ответ, сбивший меня с толку. – Это может быть один аггел или целый народ.
– Без сомнения туман рассеялся, – пробормотала я сквозь зубы, злясь, на собственную недогадливость.
– Посмотри на фотографии, – кивнул Док, – ты видишь в них что-нибудь необычное?
Я внимательно изучила несколько снимков черного мага с нервным лицом и глубокими залегшими морщинами, тянувшимися от крыльев носа до уголков узких губ. Кривая длинная челка падала на лоб, выбритые виски. На всех изображениях Гориан складывал руки крестом.
И тут я заметила…
Сердце невольно екнуло. Длинные рукава старомодного одеяния на одном из портретов немного задрались, открывая широкие витки браслетов на обоих хрупких для мужчины запястьях.
Кажется, от моего лица отхлынули все краски. Док удовлетворенно цокнул языком:
– Да, именно его ты надела на руку.
– Этот браслет… – я не могла поверить, холодея внутри, – он принадлежал… Черному диктатору? Поэтому за мной охотятся?..
Водоворот мыслей захлестнул – паника, страх и в итоге горячее желание поскорее избавиться от украшения. Не произнося ни слова, Док кивнул. Тяжелая тишина наполнила зал, и в этот момент раздалось шипение. Мы вздрогнули и резко оглянулись. Закипевший суп, разбрызгивался по плите. Жирные оранжевые капли падали на каменный пол, моментально прожигая его. Дыры исходили зловонным дымком.
– У нас чай есть? – напряженно пробормотала я, не желая дегустировать забористого профессорского кушанья.
– Есть, – отозвался Док, поправляя очки. Он опасался приблизиться к кастрюле, пока ядовитый супчик плескался в разные стороны, оставляя после себя прожженные кляксы.
– А хлеб?
– Давнишний, – признался эскулап.
– А масло сливочное?
– Нет, маслице я в водичку для супчика бросил, – разочаровал он меня. – Похоже, оно-то и испортило заклинание.
– Тогда попьем чаю с хлебом, – предложила я, найдя наилучший выход, чтобы не умереть от голода.
Мы сидели на высоких табуретах за стойкой, заменявшей обеденный стол, и прихлебывали пустой чай, пахнущий соломой. Разрезать хлеб, давно превратившийся в камень, у нас не получилось, и теперь, отламывая по кусочку, мы размачивали его как сухарики. Учитывая зверский голод, на вкус оказалось не так уж и плохо.