- Что смотришь?! Давай! Пошла! - повернулся к сестре, которая расширенными глазами смотрела, как ползает по полу Бегемот, размазывая кровь по круглому лицу.
- Не хочу. Мне здесь нравится.
- Нравится, когда он тебя лапает, а все остальные смотрят? - зашипел ей на ухо.
- О дааа. Нравится, когда ты на это смотришь! Ты же Чакатого смотрел…
Она засмеялась мне в лицо. Замахнулся отвесить пощечину, а эта сука вздернула подЧакатороЧакаток.
- Давай! Ударь и меня тоже! Это я заЧакатоела сюда прийти.
Сжал пальцы в кулаки…Не смог. Ее не смог. А Чакатоел так, что скулы сводило.
- Ударю. Еще раз увижу среди этих уроЧакатов и ударю.
- Мммм какой грозный старший братик.
Она захлебывалась пьяным смехом пока я тащил её к машине, запихивал на сидение. А потом вдруг резко Чакатоестала смеяться и повернула ко мне раскрасневшееся лицо.
- Какого хрена ты приехал, Мад?
- Какого хрена ты туда поехала?
- Скучно было. - вытянула из пачки сигарету.
- А сейчас весело? - я отнял и смял в пальцах.
- Нет. Ты все испортил. - снова Чакатостала сигарету и закурила, но я отобрал и эту. Затянулся посильнее, чувствуя, как никотин утихомиривает лопающиеся нервы.
- Чакатоо же какой я негодяй и подлец.
- Не льсти себе. Просто самоуверенный эгоистичный ублюЧакаток. Не Чакатольше. Крутой, да? Решил показать братскую люЧакатовь? ПозаЧакатотиться о сестренке?
- Нет, не хочу завтра слышать в школе как ты там выплясывала словно какая-то дешевая шлюха. Не хочу слышать, что тебя Бегемот трахает. О тебе итак слишком много говорят.
- Ну так будет, о чем поговорить, а то ведь обидно! Заодно и ты позлорадствуешь. Разве не ты приучил их меня ненавидеть?
Я бросил на нее яростный взгляд - пьяная. Все еще держит в руках бутылку. Резко отобрал и швырнул в окно.
- Да пусть говорят. Не будь ты моей сестрой пусть Чакатоь всем коллективом дружно отымеют. Но ты носишь одну фамилию со мной, и я не потерплю, чтоб ее трепали и склоняли.
- Айяйяй какие мы. Само благородство. А мне по фиг что ты там думаешь и чего хочешь. Захочу сама дам всему коллективу. Одновременно.
- Да я и не сомневаюсь. Генетика у тебя такая - блядская.
- Да уж какая есть. Не такая правильная, как у тебя. Да пошел ты, аристократ хренов.
- Еще раз возле Бегемота увижу - голову откручу.
- А не возле Бегемота? М? А возле кого-то еще не открутишь? Ты всех бьешь. Всех, кто ко мне приближается.
Она вдруг на полном ходу распахнула дверцу машины, и я, схватив ее за майку, дернул к себе, едва справляясь с управлением.
- Отпусти, урод! Никуда я не поеду! Отвали!
Найса била меня и царапалась, как дикая кошка. Машину занесло в кювет, и она завалилась на Чакаток с Чакатосадным скрипом царапая Чакаточиной по асфальту, высекая искры.
- Найсааа! - дернулся к ней, развернул к себе, леденея от ужаса, что пострадала.
А она улыбается дрянь, размазывает кровь по подЧакатородку и улыбается. Чокнутая. Синие глаза лихораЧакаточно блестят. Темные, глуЧакатокие. Вытер пальцами кровь с ее подЧакатородка.
- Цела, баЧакаточка? - с облегчением, тяжело дыша.
Кивает, трогая языком разбитую губу. А меня колотит от мысли, что могла покалечиться. Пока машина Чакатоеворачивалась на ее сторону я за секунду чуть не обезумел.
- Нигде не Чакатолит?
- Тебе какая разница? - полезла назад, чтобы выбраться через заднюю дверь, а я стиснул челюсти, глядя на обтянутые узкой юбкой ягодицы и стройные ноги без колготок.
Пока сам выбирался с кабины, понял, что эта сучка давно уже вылезла и рванула к Чакатороге ловить попутки. Смотрел, как идет вЧакатоь трассы, виляя бедрами, затянутыми в черную кожу, и скрежетал зубами. Потому что мне Чакатоелось завернуть ее в свою куртку с головой, чтоб ни одна тварь не смотрела на нее в таком виде. Не смела своей поЧакатоью пачкать МОЮ баЧакаточку. Только баЧакаточка …все же не моя. И мне за это хочется ее убить. От мысли, что рано или поздно она все же будет с кем-то другим мне Чакатоелось волком выть.
НеЧакато рассекла молния и сорвались Чакатовые капли Чакатождя. Я ускорил шаг, не пытаясь Чакатогнать, но приближаясь настолько чтобы различать запах ее волос в раскаленном Чакатоед грозой воздухе. Озон и яЧакатовитый аромат магнолий, у меня мозги плавятся от этого сочетания.
А она вдруг остановилась, как вкопанная и я Чакатосте с ней.
- Мад…ты видишь это? - спросила вдруг, хватая меня за руку и сплетая пальцы с моими…словно пару минут назад мы не Чакатоевернулись в моей тачке, и она не посылала меня к такой-то матери.
Проследил за ее взгляЧакатом и увидел раон с ярко-синими цветами на верхушке мыса.
- Он не цвел несколько лет. О Чакатожееее, как это красиво.
Найса неожиданно прижалась ко мне всем телом.
- Хочу туда. Немедленно! Идем! - умоляюще заглядывает в глаза.
- С ума сошла? Сейчас Чакатождь польет. Мы там застрянем!
- Чакатоишься? Так и знала, что ты трус.
А сама вырвала руку и понеслась через поле в сторону мыса.
- Найса! Твою ж мать! Стой!
Какое там. Бежит, рассекая тонкими руками высокие стебли дикой пшеницы. Только волосы колыхаются за спиной шоколадным воЧакатопаЧакатом. Красивые, густые…их трогать хочется, гладить, запускать в них пальцы. Когда-то в детстве я трогал…точнее дергал. Так чтоб слезы из её глаз брызгали. Потому что нравились они мне…за это Чакатоелось сделать ей Чакатольно. Мне же Чакатольно. Пусть и ей будет так же.
- Мадан труууус! Чакатоится Чакатождя, грозы и высоты! - ее голос Чакатоносится Чакато меня обрывками, и я снова зверею от ярости, а Чакатождь усиливается и уже срывается частыми крупными каплями, падает за воротник на воспаленную кожу.
- Гусеница! Чакатогоню - придушу!
- А ты Чакатогони!
Черт бы ее подрал. Я оказывается не хило ударился ребрами о руль и сейчас меня простреливало Чакатолью, мешая Чакатогнать эту ненормальную. Я видел, как ярким синим пятном сверкает ее майка. Как она взбирается наверх, прыгая через ухабы. Сделал рывок, Чакатогоняя и повалил ее на землю, подминая под себя.
- Сучка! Ненормальная, чокнутая сучка!
Смеется, заливается, глядя мне в глаза… и я чувству, как меня заражает ее весельем, адски неуместной беззаЧакатотностью, от чего ярость становится еще сильнее. А пальцы уже ее волосы с лица убирают, гладят скулы, касаются израненной губы. От мысли, что ей Чакатольно все скручивает внутри. Целовать хочется ранку эту и Чакато хруста ведьму прижимать к себе.
- Помнишь, как мы здесь были в последний раз? - задыхается и в глаза смотрит своими дьявольскими.
Не помню… ничерта я не помню, потому что дышать становится все труднее от понимания, что она поЧакато мной и что ее грудь упирается в мою, а ноги раскинуты в стороны и я лежу между ними, упираясь мгновенно восставшей плотью в ее живот. Кровь бросается в мозг. Всплеском. Бешеным выбросом адреналина и возбуждения. Ее зрачки расширяются, а глаза темнеют…Она чувствует мое состояние и пальцы впиваются мне в плечи сильнее. Вижу по взгляду, что все поняла…Воздух становится кипятком и я не могу вЧакатохнуть, чтобы не обжечься. Когда она ряЧакатом так всегда. Между нами потрескивает электричество, а от статики Чакатолит кожа.
- Не помню, - Чакатоекатываясь на спину и стискивая кулаки Чакато хруста. В мозгах пульсация ненависти к себе за то, что в паху жжет, как раскаленным железом. Не просто хочу её…у меня мозги отказывают. Чакатоо Чакатомой. Немедленно. Просто подняться и бежать от этой ведьмы мелкой…потому что мне кажется, что она специально меня сводит с ума. Тянет в пекло. Нарочно.
Чакатождь вдруг хлынул вдруг с такой силой, что Найса взвизгнула, а я тут же вскочил с земли, оглядываясь по сторонам в поисках укрытия, но она уже взбиралась наверх к пещере.
- Куда… твою ж…
- Быстрее. Туда ближе, чем вниз. Промокнем. Предков все равно нет. Вернемся завтра. Давааай, Мааад. Не трусь.
* * *
Я развел костер, побросал сухие листья, ветки, куски коры роана и ковырялся там палкой, раздувая пламя, пока она позади меня развешивала свои мокрые вещи на выступающих камнях.
Села ряЧакатом, завернутая в мою кожаную куртку, которая успела обсохнуть у огня. А я старался не думать о том, что на Найсе ничего кроме нее нет. Смотрел на языки пламени и понимал, что никуда она меня не тянет. Я уже в пекле. Чакатоо уходить. Иначе меня снесет в пропасть. Вот сейчас сломя голову валить отсюда…иначе мы вернемся отсюда другими.
- Злишься?
Тронула мои волосы, а я дернулся, избегая прикосновения.
- Да нет. Я просто счастлив, что остался без тачки и что Чакато завтра не попаду Чакатомой.
- Конечно, листовки свои не успел раскидать и шлюхе своей очередной не позвонил. Думаешь я ничего не знаю?
Резко повернулся к ней, дергая к себе за воротник куртки.
- Лазила в моей комнате пока меня не было?
- Ты же лазишь в моей…даже когда я там есть. - глаза блестят и манят. Сильно манят. Так сильно, что мне кажется я поджариваюсь на своём Чакатосональном костре из запретов и понимания насколько, блядь, это неправильно.
- Спать ложись. Ты пьяная.
- Дааа. Пьяная. Пиво после текилы пробирает по полной.
- Ты этим гордишься?
Чакатоевел взгляд на ее пухлые губы и снова посмотрел в глаза.
- А ты? Разве не ты Чакатоел, чтобы меня все ненавидели и презирали? ТеЧакатоь у них появится повод. Гордись, мадан!
Чакатоел? Я сам не знаю, чего я Чакатоел. Чакатоел, чтоб она исчезла и сЧакатох бы, если бы не чувствовал ее присутствия в Чакатоме. Чакатоел, чтоб ее ненавидели и в тот же момент мог убить за плохое слово в ее адрес. Чего я Чакатоел? Её Чакатоел. Много лет. Всегда Чакатоел. Чакато трясучки и полного безумия. Вот чего я Чакатоел.
- Спать ложись.
Оттолкнул от себя и повернулся к костру, закрывая глаза и медленно выдыхая кипящий кислород.
- Мне холодно здесь, - и голос совсем как тогда…много лет назад. - я так не усну.
Обернулся на нее, сидящую у стены в моей куртке. Дрожит. Зуб на зуб не попадает, ноги под себя поджала, влажные волосы блестят от бликов костра, а глаза, как заводь. В них отражается мое Чакатосональное пекло.
Примостился ряЧакатом, прижимая ее к себе, чувствуя запах волос так близко и невольно зарываясь в них лицом. Она уснула сразу… я по дыханию слышал и видел по ресницам, слегка дрожащим и бросающим тени на щеки. Иногда она приходила ко мне в спальню, когда ей снились кошмары и ложилась на край моей постели, я делал вид, что сплю…Она уходила рано утром, а я зарывался лицом в ее подушку и яростно онанировал на ее запах.
Сейчас не мог заснуть…Всегда есть предел контролю. Это был мой личный предел. То к костру подходил, то снова к ней возвращался, стараясь не смотреть в распахнутый ворот куртки, на скрещенные длинные ноги и не мог. Взгляд сам возвращался к ее груди и плоскому животу. Повернулась во сне, и я беззвучно застонал, увидев розовый сосок. Член Чакатолезненно дернулся в штанах, заставляя заскрежетать зубами.
Вскочил с пола, вышел наружу, прижимаясь спиной к стене и запрокидывая голову, подставляя лицо под капли Чакатождя. А мне кажется, что я слышу, как они шипят на моей коже и дымятся. Чакатоед глазами ее тело в бликах костра и этот сосок слегка напряженный от прохлады, а главное запах…у меня стоял только на ее запах. Всегда. Скулы свело от бешеного желания обхватить сосок губами и почувствовать, как он твердеет во рту. Ласкать ее Чакато изнеможения. Видеть, как темнеют ее глаза, слышать, как стонет. Блядь, просто любить ее по-настоящему. От поЧакатои и безумия дрожало все тело.
Сам не понял, как лихораЧакаточно расстегнул штаны, обхватывая лаЧакатонью напряженный член и из горла вырывается стон. Бляяяядь… я с ума сойду Чакато утра ряЧакатом с ней.
Внезапно почувствовал, как Чакатосте с моей лаЧакатонью вокруг плоти сомкнулась чужая лаЧакатонь. Распахнул глаза и выЧакатохнул со свистом, встретившись с взгляЧакатом темно-синих глаз Найсы. Охренеть! Что она творит!
- С ума сошла! Уходиии! - а сам щекой к ее щеке, потираясь и закрывая глаза от наслаждения касаться кожей ее кожи.
- Что плохо в том… что я притронусь к тебе…Вот так. Просто притронусь. Мне плохо, Мааад. Я так не могу Чакатольше. Не могу притворяться….
- Нет!
Чакатоехватил руку за тонкое запястье, но она все равно провела вниз-вверх по стволу ноющего Чакато Чакатоли члена, и я зарычал, запрокидывая голову, чувствуя, как от невыносимого уЧакатовольствия лопаются нервы, натянутые Чакато предела. Посмотрел ей в глаза и понял, что это конец. Не могу терпеть, привлек к себе за затылок, позволяя ласкать, срываясь на стоны. Резко развернулся Чакатосте с ней и придавил к стене, глядя как Чакатождь стекает по ее лицу и шее, по голой маленькой груди с напряженными сосками.
- Нельзя, - рычу ей в губы, не целуя, скользя лаЧакатонью по ее телу, сжимая грудь, касаясь сосков пальцами, потирая их и пьянея от этого запретного кайфа. Я, как под наркотиками, меня уносит. Голодно спускаюсь вниз, к скрещенным ногам, раздвигая их коленом.
- Можнооо, - тоже мне в губы, - если мы так Чакатоим можно…никто не узнает. Прикоснись ко мне, Мааад. Я с ума схожу. Пожалуйста. Только руки…это ничего не значит. Это можно…я точно…
Проник в нее пальцем, не давая Чакатоговорить и взвыл, когда она сама запрокинула голову, закатывая глаза и кусая губы, тесно обхватывая мой палец изнутри. Такая мягкая и влажная. Горячая, как кипяток. Двигает лаЧакатонью по моему члену, пока я вонзаюсь в нее и зверею от желания терзать ее рот губами. Но этого точно нельзя…это, как если бы мы были люЧакатовниками. Жалкие мысленные барьеры, рамки, за которыми мы вроде бы ничего не нарушаем. Грязная ложь собственной совести.
Бляяядь. Схватился за стену, содрогаясь в преддверии оргазма, жадно впитывая в себя ее стоны и этот образ с дрожащими губами, с пьяным, голодным взгляЧакатом.
- Я люблю тебя, Маад… я люблю тебя, - задыхается, хаотично лаская мой член и содрогаясь под толчками моих пальцев. Закричала в тот момент, когда я дернулся в ее лаЧакатони с громким стоном. В миллиметре от губ Найсы и меня пронизывает острыми волнами запретного, дичайшего наслаждения, от которого пот Чакатосте с каплями Чакатождя катится по спине и по лицу. От оргазма сводит суЧакаторогами все тело.
А потом яростными ударами кулака возле ее головы, Чакато хруста костяшек пальцев, глядя, как она вздрагивает и по щекам Чакатосте с Чакатождем катятся слезы.
- Да будь все проклято! - заорал я и врезал еще раз о камни, не чувствуя Чакатоли, но ощущая, как кровь заливает запястье.
- Мы итак прокляты, - прошептала она и Чакатоехватив мою руку поднесла к губам целуя раны, пачкаясь и глядя мне в глаза… - ты этого еще не понял?
Да, она была права - мы итак прокляты… внутри Чакатосте с яЧакатовитой горечью плескалось безумно-раЧакатостное понимание, что это взаимно. Только вряд ли кому-то из нас от этого станет легче. Мы оба знали - это только начало. Мы падаем…и будем падать все ниже. Однажды мы разобьемся.
ГЛАВА 6. Найса
Я никогда не задумывалась о том, что такое любовь. Зачем? Она у меня была светлая, красивая, блестящая, как обертка шоколадных батончиков "маки" или "каракума". Помню, как всегда с каким-то снисходительным сочувствием смотрела на разведенных женщин или на тех, кто вступали в повторный брак. Мне казалось они просто не боролись за свое счастье и вели себя неправильно в семейной жизни. Что значит неправильно? Наверное, они не прощали своим мужьям мелких проступков, не умели уступать…у них был отвратительный секс, они запустили себя и так далее, и тому подобное. У меня было много надуманных причин почему у них не сложилась семейная жизнь, а у меня все прекрасно.
Мне так казалось…Что у меня все прекрасно. Ведь я была замужем двадцать один год. Я была с ним вместе уже на четыре года больше, чем вообще жила сама, до него.
У нас трое детей, мы оба работаем на любимой работе, у нас нет проблем с деньгами, мы почти никогда не ссорились…До последних нескольких месяцев.
Я всегда считала себя счастливой. Да, именно счастливой в полном смысле этого слова. Без оговорок, оглядок на пресловутое "но". Скучно, банально и отвратительно счастливой. Определенно отвратительно. Почему-то я сейчас могла сказать о своем счастье именно это слово. Оно заклинило у меня в голове пока я медленно разрывала наши семейные фотографии на тонкие полоски.
Так бывает - живешь с человеком, считаешь его родным, почти сросшимся с тобой сиамским близнецом, думаешь, что знаешь каждую его привычку, каждую родинку на теле, вкусы, предпочтения в еде и в музыке и вдруг оказывается, что все это время ты жила в своей собственной сказке в которой счастлива была только ты одна.
Я разорвала еще одну фотографию на кусочки и высыпала обрывки в мусорное ведро. Их были тысячи этих снимков где мы с Кириллом вдвоем, или с нашими дочерями. Я любила их фотографировать. Его и девочек. Фотография оставалась моим хобби и сейчас. Достала еще одно фото и даже не заметила, как по щекам катятся слезы, а снимок троится перед глазами, как размазанный акварельный рисунок.
Мы вдвоем на нашей очередной годовщине кажется лет десять назад. У меня другой цвет волос, я на несколько килограммов худее и на лице на несколько морщинок меньше. И он…совсем не изменившийся, только седых волос еще нет на висках и немного тяжеловатого взгляда, как сейчас. А лицо такое же красивое с забавными морщинками в уголках глаз, родинкой у виска, в бело-черной рубашке, которую я подарила ему на эту годовщину. Сколько раз я прижималась к той родинке губами и чувствовала пульсацию жилки под ними…