Торопливо проходя по комнатам, я почти ожидаю увидеть Элиота, наблюдающего за мной из сада.
Когда я приехала, наш курьер сидел на стуле возле дома. Он, несомненно, живет в нижней части города. Мы могли бы идти вместе, по крайней мере, часть пути до квартиры Уилла. Светло будет еще как минимум час, поэтому Уилл и дети будут дома. В любом случае, дети никогда не выходят на улицу. Курьер осторожно улыбается, когда я открываю дверь.
- Мои родители оставили мне сообщение?
- Меня не было утром. Они отправили меня обследовать повозки снова, искать тело молодой леди.
Я вздрагиваю.
- Вам приходилось дотрагиваться до ... тел? - я не могу не спросить, думая об этих ужасных черных каретах, о руках и ногах.
- Мне приходилось перекладывать их, если не было видно лиц. Было несколько хорошо одетых молодых леди. - Его голос обыденный. Теперь это нормальная тема для диалогов?
- За те часы, когда вы были тут, вы видели что-нибудь подозрительное, скажем, людей, которые хотели причинить отцу вред?
До того, как он качает головой, в его глазах что-то мелькает. Независимо от того, что он скрывает, заставляет меня чувствовать себя менее виноватой во лжи.
- Они оставили распоряжение, что вам нужно поехать со мной. У меня есть дело в нижнем городе.
- В нижнем городе? - звучит так, словно он никогда не слышал об этом месте.
- Разве не там вы живете?
- Да, но...
- Вы можете проводить меня, а затем вернуться домой пораньше. Я не думаю, что нам сегодня вечером понадобятся ваши услуги.
Он поднимается.
- Вы уверены, что ваши родители дали мне разрешение уйти раньше? - он в лицо меня лгуньей называть не хочет, но, конечно, так думает.
- Да. Вы доставите меня, вместо того, чтобы доставить продукты. - Я пытаюсь улыбнуться, но это сложно.
- Нижний город опасен. Если нас атакуют, я не смогу вас защитить.
- Нас не атакуют, - говорю я с большей уверенностью, чем имею, но, кажется, он мне верит.
Я прижимаю кожаный ранец ближе к телу и спешу вниз по лестнице, через фойе, выхожу через боковую дверь, курьер же следует по пятам. Улицы пустынны. Единственные люди, которых мы видим - это рабочие, чистящие здание старой оперы.
Проходя мимо, я протягиваю руку и касаюсь позолоченной лепнины, тем самым окрашивая пальцы в золото. На боковой стене здания кто-то нарисовал черную косу. Ее нарисовали прямо поверх позолоты, не давая той шанса просохнуть.
- Они говорят, что принц может восстановить оперу и заставить людей ходить туда.
Звучит так похоже на принца. Или как ложь, которую распространили Мятежники. Я видела места в опере. Мысли о том, что столько людей соберутся в одном месте, достаточно, чтобы заставить кого-то паниковать.
Мы идем дальше. С каждым шагом, который мы ступаем по изломанному тротуару, здания становятся все более ветхими. Мы свободно проходим через контрольно-пропускной пункт. Солдаты не останавливают людей, выходящих из верхнего города.
Каждое грязное окно может скрывать недружелюбное лицо.
Может быть Элиот прав. Есть что-то нечеловечески зловещее в замаскированных лицах. Мужчина от дверей делает неприличный жест в мою сторону.
Мы идем быстрее.
С тех пор, как все лошади вымерли, а паровые кареты стали редкостью, боковые улицы снова стали грязными тропами. Тротуары около высоких зданий лучше, чем улицы, но все еще забиты мусором, что усложняет ходьбу.
Я ищу фигуры в плащах, но вместо этого постоянно натыкаюсь взглядом на группу подростков, идущих за нами уже половину квартала.
- Вы живете поблизости? - спрашиваю я.
- На несколько улиц западнее, - отвечает он.
Взглядом ловлю вспышку красного. Молодой человек в красной футболке. Я говорю себе, что то, что улицы в большинстве своем заброшены, не значит, что каждого человека нужно подозревать. Когда мы заходим за угол, взгляду открывается ряд кирпичных зданий, длинных и приземистых. Я прокручиваю в голове номер квартиры Уилла. Я уже близко.
Мы снова поворачиваем за угол, и я могу лучше видеть группу, следующую за нами. Они молоды. Жилистая молодежь, носящая самодельное оружие.
- Почему они идут за нами?
- Вы слишком элегантно одеты для подобного места.
Я чуть не рассмеялась. Моя юбка настолько изношена, что вряд ли кто с уверенностью сможет сказать, что однажды она была дорогой. Возможно, это из-за корсета. Может, китовый ус - востребованный товар?
Выглядит так, что они преследуют меня из-за того, что я девушка, что еще более пугающе. Я снова оглядываюсь назад, чтобы удостовериться в их возрасте. Они могут быть старше, чем мне в первый раз показалось. Они не первые ребята, у которых из-за недоедания задержки в росте.
Я смотрю на дерево в конце тротуара возле дома Уилла. Я помню его с тех пор, как мы гуляли с Уиллом. На окнах, мимо которых мы проходим, трепещут ставни. Еще одна черная коса. Я останавливаюсь, увидев еще вспышку красного, которая помечает двери мертвых, но черные меня пугают.
- Как зовут вашу дочь?
- Ли.
Один из парней достает тяжелую деревянную дубинку. Я не помогаю себе, представляя, как она опускается, ломая мою маску, тут, на улице, где воздух точно зараженный. Ломая драгоценную маску, которую я несу.
- Мы почти возле дома моего друга. Видите, там дерево, возле главного входа? Нас отделяет пара шагов. Вы продолжайте идти вперед. Я войду через переднюю дверь прямо в квартиру моего друга. Когда я исчезну, они не последуют за вами.
- Мисс!
- Думайте о своей дочери. Еще четыре шага, и вы будете в безопасности.
Я отчетливо считаю шаги в голове, мой разум мчится.
Один.
Теперь, когда мы зашли дальше вниз по улице, я вижу апартаменты, уходящие в долину. И я вижу, что одиночное дерево и перед этим зданием, и перед следующим. Оба дерева стоят в стороне, и оба слегка потрепаны.
Два.
Я вижу латунную табличку сбоку здания.
Три.
Я отхожу от курьера, слишком поздно говорить ему, что в итоге это оказывается не то здание.
Глава 16
Интерьер здания освещается только солнечными лучами, проходящими через грязные окна и пустые оконные проемы. Пол засыпан разбитым стеклом. Я спешу через холл и поднимаюсь по лестнице, стараясь не задыхаться и не позволяя страху завладевать мною. Возможно, они подумают, что я вошла в квартиру. Возможно, они не последуют сюда за мной.
Заходя в квартиру, отчаянно нуждаясь в укрытии, я слышу звук открываемой двери. Я останавливаюсь, опасаясь, что лестница заскрипит и выдаст меня. Тяжелые шаги на лестничной площадке. Некоторые в одном направлении, некоторые в другом. Мне нужно рискнуть шумом двери. Если я этого не сделаю, они точно обнаружат меня.
Когда я достигаю того, что, по идее, должно быть верхним этажом, в коридоре становится темно из-за отсутствия окон. Я двигаюсь вперед, касаясь стены левой рукой, а правой крепко прижимаю к себе сумку. Когда деревянная щепка со стены попадает под ноготь, я вздрагиваю, но не останавливаюсь.
Стена резко заканчивается, и я наощупь следую к нише. В конце оказывается дверь. Я поворачиваю ручку, но она заперта. Меня всю трясет. Падая в обморок, я притягиваю колени к груди, становясь как можно меньше, молясь, чтобы никто не зашел в эту нишу, что у них нет факелов.
Кончиками пальцев я цепляюсь за ковер. Ковер ощущается как губка, и я представляю, как мои пальцы зеленеют от какой-то неизвестной формы грибка. Я высвобождаю коробку с маской из рюкзака и передвигаю ее к стенке ниши. Коробка из темного дерева. Возможно, даже если они найдут меня, они не заметят ее.
Я сгребаю свои юбки, пытаясь унять дрожь.
Я могу слышать тяжелые шаги этажом ниже.
Что они сделают, когда найдут меня?
С лестничной клетки доносятся голоса, и я задерживаю дыхание, боясь, что даже самый крошечный шум выдаст меня.
- Верхний этаж ликвидирован.
- Она могла бы скрыться там. Ты хорошо ее рассмотрел? У нее с собой была сумка? - спрашивает хрипящий подростковый голос.
Я дрожу. Они понятия не имеют, насколько ценна вещь, которую я несу.
Я надеюсь, что они отпустили курьера. Пытаюсь сосредоточиться, пытаюсь подумать. Такое чувство, что наркотики Элиота все еще в моей крови, или яд. Или противоядие. Тошнота накатывает на меня. Я сосредотачиваюсь, чтобы дышать бесшумно. Если меня сейчас стошнит, то это будет совсем не в тему.
Я хочу оставаться на ногах, но не могу думать, как стоять, не создавая слишком много шума.
Уже почти вечер. Скоро совсем стемнеет, и даже если я смогу сбежать, вряд ли я буду в безопасности в нижнем городе. Мне нужно добраться до Уилла, прежде чем он уедет в клуб Распущенность.
Голос пугает меня:
- Может, она выбралась на крышу.
Он так близко, что я могу слышать его дыхание. Я задерживаю свое собственное дыхание, такое испуганное и болезненное, слезы незаметно катятся по моему лицу.
Светлеет, когда они открывают дверь и выходят на крышу.
Я наклоняюсь к ногам. Сумка качается у коленей. Пустая. Если уходить, то прямо сейчас. Дверь закроется меньше, чем через секунду. Я, спотыкаясь, выползаю из ниши, оставляя коробку.
Как можно быстрее бегу вниз по лестнице. Слышу кого-то позади себя. Что-то врезается в мое плечо, и дубинка гремит у моих ног, сбивая меня с ходу. Со всеми этими наркотиками в моей крови, я чувствую что угодно, но не боль. Парень хватает меня за руку, но я все равно падаю, его хватка не сильна. Приземляюсь на нижней ступени лестницы, проклиная непрактичные туфли, и снова начинаю бежать.
Парень за мной зовет своих друзей, но они на крыше.
У меня было достаточно времени вычислить расстояние до здания Уилла. Если я не ошибаюсь, то оно через два квартала.
Я вижу еще двух парней, выходящих из здания. Они смотрят вниз на переулок, но затем быстро отступают. Не хочу знать, что в том переулке напугало их.
Таща за собой оборванное пальто, я чувствую вес дневника отца и прижимаю его к себе, пока бегу. Вскоре я уже вижу дверь в здание Уилла. Сосредотачиваюсь на ней. Она символизирует безопасность.
И тогда моя лодыжка подворачивается, и я падаю на холодный тротуар.
Глава 17
Боль переходит из лодыжки в колено. Достаточно для того, чтобы притупить действие того, что все еще находилось в моем организме.
В переулке очень холодно. Я легко оделась, и знаю, даже не оглядываясь, что что-то выходит из тени между домами. Фигуры в черных плащах.
Я встаю на ноги и бегу вверх на три ступеньки к дому Уилла, хлопая дверью за собой.
Интерьер здания, в котором живет Уилл, не отличается от того, в котором я пряталась, за исключением того, что окна почти не битые и в большинстве своем чистые. Его квартира на верхнем этаже, поэтому я, хромая, иду на один лестничный пролет вверх по скрипящей лестнице. Я некоторое время стою перед дверью, непривыкшая к отсутствию курьера или хотя бы швейцара, прежде чем несколько раз стучу кулаком, а потом отказываюсь от вежливости и пытаюсь открыть ее. Естественно, она закрыта.
После длительной паузы мое сердце начинает биться в горле снова. А что, если их нет здесь?
Когда вся надежда оставляет меня, деревянная планка на двери открывается, и оттуда выглядывает пара голубых глаз.
- Аравия! - я слышу щелчок и звук открывающегося замка, и затем открывается и сама дверь.
Я толкаю ее, прохожу мимо детей и запираю дверь.
- Снаружи опасно, - говорю я.
- Ты говоришь как Уилл, - Элис носит маску, и я ненавижу то, что она скрывает ее лицо и подчеркивает уязвимость ее брата. - Он на кухне.
Уилл сидит на одном стуле, закинув ноги на другой, сжимая обеими руками чашку.
В тот момент он - все, о чем я мечтала.
Он - парень, работающий в ночном клубе, худой, хорошо одетый и опасно выглядящий со своими татуировками и косматыми волосами. Уставший от работы допоздна, но все еще загадочный.
Но кухня вокруг него, дети, один держащий меня за руку, другой сжимающий все, что осталось от моей юбки - они рассказывают историю Уилла, на которую у меня есть привилегия взглянуть. Секретного Уилла.
Мои глаза перемещаются на зеркало в холле. Мое лицо грязное. Он поднимает взгляд и видит меня.
- Привет, - говорю я.
Его первый ответ - усталая улыбка, но, когда он замечает, как я выгляжу, вскакивает на ноги.
- У тебя кровь, - говорит он.
- Я так не думаю...
- Иди сюда, - он ставит кружку на стол и проводит меня к раковине, затем льет воду с кувшина на тряпку и прикасается к моему лицу.
Я снимаю маску и поднимаю лицо. Он свою маску не носит.
Вода холодная. А его голос теплый.
- Ты очень доверчива.
- Нет, - говорю я. Не после того, как меня провели над рекой, кишащей крокодилами, и затем отравили. Я снова начинаю дрожать. - Какие-то парни преследовали меня. Мне пришлось прятаться, а затем были люди в темных плащах...
- Сейчас ты в безопасности. Они не войдут в здание, но будут охотиться на любого, кто выглядит уязвимым.
Я не говорю ему, что они последовали за мной до самого здания, потому что он так близко, прикасается к моему лицу. Он сжимает меня в нежных объятиях и усаживает на стул, вручая мне ту кружку, которую он держал, когда я вошла.
- Наверное, уже не горячее, но все равно выпей. Твоя рука и колено кровоточат. - Он вытирает кровь с моего колена, прежде чем положить мои руки на стол. Чистой тряпкой он вытирает кровь на моих руках, а затем снимает бриллиантовое кольцо с моего пальца.
Оно выглядит странно на фоне скатерти. Блестящее, нескромное.
- Кольцо не было способом... - говорю я.
- Нет.
Уилл просит Элис принести иглу.
Тикают часы, висящие над раковиной, и я смотрю, как он пытается вытащить занозу. Десять мучительных минут.
Его руки нежные, но всякий раз, когда он дотрагивается до меня, мои нервные окончания вспыхивают. Когда он сосредотачивается на моих руках, его темные волосы щекочут меня.
Я смотрю на кружку, вынуждая себя дышать нормально.
- Вот, - он держит уродливую деревянную щепку. - Так лучше. - Он наклоняется, будто собираясь поцеловать мою руку, но в комнату забегает Элис.
Она крутится, указывая на маску. - Прямо как у тебя, Аравия! - говорит она.
Моя сегодняшняя неудача обрушивается на меня.
Я схватила Уилла и спрятала лицо на его плече.
- У меня была маска, - прошептала я. - Для Генри. Я несла ее тебе, - я вздрагиваю, думая о том, как сильно отличается эта сцена от той, что была в моей голове, когда я представляла, что отдаю коробку Уиллу. - Отец купил ее для Финна.
Уилл тянется к моей руке, но я отступаю, более осведомленная в том, как мало я заслуживаю даже малейшего счастья.
- Я говорила отцу о том, что Генри нужна маска, и он дал мне кое-что драгоценное для него. А я это потеряла.
Я слишком много раз сегодня плакала. Уилл протягивает мне платок, и я прижимаю его к глазам. Я не слишком симпатичная, когда плачу.
- Ты наказываешь себя за смерть Финна, - догадывается он. - Поэтому ты не хочешь взять меня за руку? - его голос до боли нежный. Но я не уверена, как он может так говорить. Иногда этому нет объяснения, даже для меня.
- Я дала клятву.
Я не хочу плакать. Когда вина настолько велика, ты не можешь. Это просто улаживается и остается с тобой, и от этого холодно. Печаль теплая, но вина очень, очень холодная.
- Я пообещала себе, что никогда не буду делать того, что... не делал бы Финн.
- Ты принесла маску для Генри? - в его голосе неуверенность, словно он не позволяет себе поверить, но он слегка улыбается.
- Да, но я спрятала коробку, перед тем как на меня напали. Почему ты улыбаешься?
- Потому что это значит, что мое внимание к тебе не напрасно. Не напрасно ты мне нравишься. Я думал, что же со мной не так, когда наблюдал за тобой в клубе, ожидал разговора с тобой. Я начал презирать себя за такую заинтересованность. Я представлял, что бы ты сказала, когда я проверял тебя, о чем вы с подружкой хихикали.
Это как-нибудь должно было нарушить мою клятву. Я слишком счастлива для этого.
- Я никогда не хихикаю, - говорю я, пытаясь скрыть собственные чувства.
Он усмехается.
- Ты думал, что с тобой не так, потому что я тебе нравилась? - наконец спрашиваю я.
- Ты уже знаешь, что я неравнодушен к девушкам с яркими волосами и глянцевыми помадами, но обычно их притягательность пропадает. За исключением тебя.
Он смотрит в сторону. Его щеки вспыхивают.
- Уильям, - говорит Элис. Безотлагательность в ее голосе поражает меня. - На улице темнеет. Тебе нужно идти на работу после темноты.
Поэтому Уилл не застрахован от опасности на улице. Я не хочу, чтобы он уходил.
- Она права. Мне пора уже быть готовым, но я отвлекся. - Он улыбается медленной, кокетливой улыбкой, и затем снова сдерживает себя. - Прости, - на краткий миг он смотрит вниз, будто взвешивая решение, - оставайся здесь. Поспи. Я скажу соседу, что Элис и Генри останутся дома сегодня ночью. Скажи мне, где ты оставила коробку и я сделаю все возможное, чтобы достать ее. Я не хочу, чтобы твоя отвага и великодушие были потрачены впустую.
Я ощущаю удивление. Отвага и великодушие? Я не отважна и не великодушна, но то, что он так думает - очень мило. Я сообщаю ему номер дома и описываю темную лестничную площадку третьего этажа.
Он дает мне одну из своих рубашек, красную. Она мягкая, когда я провожу ею по своему лицу. - Ты не сможешь спать в этом платье. Надень это и думай обо мне, - кокетливый тон вернулся. Он хмурится. - Я хочу, чтобы ты сделала одну вещь для меня. Подумай об истории про брата, которую ты сможешь рассказать мне. Не о тебе и твоем чувстве вины, а историю, которая прославляет Финна.
Я провожаю его до двери. Прежде чем выйти, он останавливается и сжимает мою руку. Я осторожно поворачиваю каждый замок и проскальзываю в другую комнату, чтобы переодеть платье.
Я надеваю рубашку Уилла через голову и падаю на кровать. Странно снова быть здесь. Его последняя улыбка остается со мной, пока крохотные ручки не касаются моего плеча.
- Ты знаешь какие-нибудь истории? - спрашивает Элис. Ее лицо взволнованное, словно рассказать ей историю это очень важно. Я закрываю глаза. Моя мама часть рассказывала истории. За этим я скучаю больше всего со времен лет в подвале. Финн становился все более больным, но я любила ее истории.
- Я знаю много историй, - говорю я. - Моя любимая - о принцессе, которой пришлось сражаться с драконом.
Начав говорить, я не могу представить каково это - быть там, где она сейчас, спрятавшаяся с моим братом и слушающая историю.
Три истории спустя, дети уснули, и я задула свечу.
Когда я просыпаюсь, должно быть, часы спустя, на улице почти полная темнота. Мне что-то снилось, не о крокодилах, а о том, как меня держали над водой. О напрасной борьбе. Кто-то держал меня.
Удостоверившись, что маска на месте, я задеваю Генри. Его лицо без маски доброе и милое. С другой стороны от меня, Элис надевает свою. Я не знаю, носит ли она ее всегда, или пытается подражать мне.