- Я говорил тебе не доверять мне, - его голос резкий. На мгновение я уверена, что он действительно отпустит меня. - Но ты начала верить, да? Прошлой ночью. Этим утром. Я могу видеть это в твоих глазах, - он опускает лоб к моим волосам. На один мучительный момент, когда моя нога начинает соскальзывать, он не двигается.
- Я влюбился в тебя, - прошептал он. - Но я брошу тебя в воду и буду наблюдать, как тебя терзают крокодилы, если подумаю, что это поможет мне достичь моих целей. Никогда. Никому. Не верь. Особенно мне.
Он тянет меня обратно. Двигаясь, одним пальцем я касаюсь деревянных перил. Палуба подо мной, но я все еще слишком боюсь, чтобы сопротивляться. Его большой палец гладит меня по щеке.
- Да что с тобой не так? - задыхаюсь я.
- Я не знаю, - его честность пугает даже больше, чем что-либо еще.
Он тяжело дышит, когда сдвигает мою маску и находит мое лицо. Его маски уже нет, несмотря на то, что я не представляю, когда он успел снять ее.
Он целует меня.
Я вся дрожу от напряженности последних нескольких моментов. Я позволяю ему целовать меня. И затем отрываюсь от него.
Я вкладываю весь свой гнев в кулак, сильно ударяя его в глаз.
Прошло много лет с тех пор, как у меня была привычка драться, но у меня был брат. Я знаю, как это делается. Мы оба падаем на полированную палубу. Я борюсь, чтобы получить назад свою маску.
Он протягивает руку к своему глазу, ощупывая то место, куда я его ударила. Теперь мы оба задыхаемся. Его маска лежит на палубе рядом с ним. Я держу ее подальше от него.
В передней части лодки идет шквальная стрельба, но принц не наблюдает за убийством. Он, перегнувшись через перила передней палубы, наблюдает за нами.
Внезапно Элиот хватает меня в охапку и уносит в чулан.
- Прости, - говорит он низким голосом. Он все еще дрожит, прячась обратно за маску, стараясь сделать вид, что те глубокие чувства, вырвавшиеся из него, были притворством. Но я лучше знаю.
Я с удовольствием вижу, что его глаз уже заплывает фиолетовыми. Он достает серебряный шприц из кармана. Он предлагает мне все больше моментов забвения. Он выглядит таким опустошенным, таким серьезным. Но он держал меня над рекой, полной крокодилов.
Я рассматриваю шприц и чувствую странную вспышку силы. - Он мне не нужен.
- Правда?
- Убери его.
Позднее слуги говорят нам двоим, что нам нужно вернуться во дворец в закрытой карете принца.
Просперо едва уселся на свое место, а Элиот уже спрашивает:
- Где моя сестра?
- Это единственная причина твоего приезда? Потому что думал, что Эйприл тоже... навещает меня? Ты меня ранишь, племянник.
- Две недели назад ты просил меня не позволить ей опозорить себя. И прежде чем я успел что-либо предпринять, она пропала.
- И ты думаешь, что я сам что-то с этим сделал? - спрашивает принц. Он дарит Элиоту легкую улыбку.
Элиот не отвечает.
Я борюсь с телом, заставляя себя быть полностью неподвижной, сохранять лицо бесстрастным. Принц не может увидеть, как сильно я его презираю. Это было бы полным провалом. Тишина растягивается. Невыносимая.
- Твоей сестры у меня нет. Если определишь ее местонахождение, пришли мне курьера с весточкой немедленно. Что бы ты там не думал, все, что я делал, я делал для того, чтобы вы с сестрой стали сильнее.
Я не двигаюсь, не издаю ни звука, но внимание принца смещается с Элиота. Его глаза ползут по мне, и я представляю, вспоминает ли он мою мать.
- Я пошлю людей в город, чтобы навели справки об Эйприл. Сделаете ли вы мне одолжение? - его взгляд возвращается к Элиоту. - Три дня с текущего момента ты будешь править моим пароходом. Твой проект. Твое путешествие ради открытий. Дочка ученого может ехать с тобой. Пока вы будете в отъезде, мы переселим ее родителей во дворец, чтобы им не было одиноко без их живого ребенка.
Он делает паузу на слове живой. Это была его вина, и я прямо сейчас понимаю ее глубину. Его виной было то, что мама пропустила годы жизни Финна. Так много мгновений, когда они могли быть вместе. Он ранил столь многих людей.
- Доктор Уорт всегда повторял, что средневековый замок задушит креативность его мысли, - говорит Элиот. - Не нужно этого.
- Зачем? Ты пытаешься заставить ее тебе доверять? Расскажи ей, как я заставлял тебя совать пухленькие маленькие пальчики в воду, когда ты был еще мальчишкой. Может быть, она тебя пожалеет.
Принц посмеивается. Если бы у меня было какое-нибудь оружие, я бы его убила прямо сейчас.
- Ты выглядишь бледной, моя дорогая, - говорит принц. - Вот, у меня есть кое-что для восстановления твоих сил, - он наливается белое вино в тусклую серебряную чашу.
Вино обжигает мне горло, но он смотрит на меня, поэтому я должна опустошить кубок.
- Мы собираемся обратно в город искать Эйприл, - говорит Элиот. Я не могу с уверенностью сказать, было ли это сказано для моей выгоды, или для выгоды принца.
- И я желаю тебе удачи в ее поисках, - говорит принц. - Хотя я рад, что ее шоу имени себя подошли к концу.
- Тяжело обременить свою семью, когда ни один из них не видел тебя в течение нескольких дней, - бормочет Элиот.
- Действительно. Твоя паровая карета дожидается у ворот, все ваши вещи собраны.
Я расслабилась и удивилась, что принц позволяет нам уехать. Он распознает мое облегчение и улыбается себе. Смеется надо мной.
Глава 15
Элиот помогает мне выйти из закрытой паровой кареты принца и подняться в его карету.
- Это было слишком просто, - говорит он. - Может быть, все равно Эйприл у него.
- Он заточит моих родителей?
- Он хочет этого. Всегда хотел.
И теперь я привлекла, завоевала его внимание. Если теперь он их заберет, это будет моя вина.
Элиот ведет слишком быстро, проносясь на поворотах и изгибах, которые мы проехали только вчера. Мы вздыхаем с облегчением, когда замок скрывается из вида.
- Мне нехорошо, - говорю я спустя час путешествия. Мое лицо горит, руки покрыты гусиной кожей и я дрожу. Первое, что приходит в голову - Болезнь Плача. Она так начинается? Я никогда не снимала маску, за исключением раза, когда Элиот меня поцеловал. И она была сдвинута тогда, когда я проснулась у Уилла. Я подавила дрожь.
- Тебе будет тем лучше, чем дальше мы оставим это место позади, - говорит Элиот. Но мне не становится легче. Я откидываюсь назад и наблюдаю за деревьями за окном, пытаясь игнорировать пульсацию в голове.
Наконец, я тянусь к шелковому шарфу, одолженному у матери, но теряю равновесие и падаю на Элиота.
- У тебя жар, - говорит он.
Когда он дотрагивается до моего лица, я замечаю, что его пальцы все безупречно чистые, но один из них слегка почернел.
- Аравия?
- Кажется, мне плохо, - шепчу я.
- Опиши точно, что чувствуешь, - теперь он беспокоится, останавливает карету.
Я рада, что он обеспокоен, но не могу ответить на его вопрос, поскольку свешиваюсь сбоку, и меня рвет. - Выведи это из своего организма, - говорит он. - Этот ублюдок мог отравить тебя.
- Яд? - спрашиваю я слабо. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и ударяюсь спиной о паровую карету.
- Твои зрачки расширены. Черт подери, я должен был понять... - его рука все еще на моих волосах.
- Как ты собираешься рассказать моим родителям? - мой голос срывается, я понимаю, что плачу, но никакая жидкость не выходит из меня, поэтому это лишь сухие всхлипывания.
Элиот нащупывает несколько пузырьков и бутылочек, которые достает из-под сиденья. - У меня нет нужных ингредиентов для общего противоядия. Мне нужно отвезти тебя к другу в городе.
Он передает мне бутылку воды.
- Мы сейчас поедем быстро, но если тебе нужно будет вырвать - сделай это. Чем больше выйдет из твоего тела, тем лучше.
- Я умру?
То ли он не слышит меня, то ли предпочитает не отвечать.
Я сворачиваюсь на сидении паровой кареты, пытаясь игнорировать боль. Я не дура. Даже если мы найдем драгоценное противоядие, негативные эффекты все же останутся. Я думаю об Уилле. Отчаянно хочу жить.
Элиот передает мне носовой платок.
- Прости. Это был не твой удар. Атака была направлена на меня. Он показал, что может отобрать все, что мне дорого.
Я закрываю глаза. Прямо сейчас мне все равно насчет его дяди или восстания. Я собираюсь умереть посреди бесконечного леса, и у меня никогда не будет возможности извиниться перед родителями.
- До города всего лишь час, - Элиот берет меня за руку, и я прикусываю губу, делая вид, что плачу из-за боли, когда карету безжалостно трясет на корнях и развалинах.
- Я не собираюсь позволять тебе умереть, - говорит он. - Я не позволю тебе умереть. - Он повторяет это снова и снова, пока звук его голоса не смешивается со скрежетом колес и жужжанием двигателя. В конечном счете, его голос - это единственное, что я осознаю, и только тогда я закрываю глаза.
Когда я их открываю, мы уже в городе. Воздушный шар Района Распущенности медленно колеблется над нами в тумане низких облаков. Элиот направляет паровую карету на аллею и через ворота к задней стороне здания.
Когда она останавливается, я выхожу из кареты, неловко подкашиваясь, когда ноги касаются камня. Но долго они там не остаются, потому что Элиот подхватывает меня на руки.
- Где мы? - спрашиваю я.
- Рабочее место, которые мы используем для производства масок.
- Действительно? - в какой-то момент, еще до его сегодняшнего безумия, я перестала верить в него. Это было легче, чем ненавидеть себя, чем думать, что я предала отца зря, чем верить, что Элиот, возможно, сдержит свои обещания.
- Посмотри на меня, - говорит он. И я выполняю. Единственная причина, по которой я не паникую - потому что он так спокоен, но сейчас он выглядит взволнованным. Я хочу к родителям. Когда мы встретились, Элиот обвинил меня в том, что я не боюсь смерти, но я ужасно напугана сейчас.
- Я рад, что ты настолько доверяешь мне, - говорит он.
Он несет меня по узким ступенькам подвала. Один раз спотыкается.
В подземной котельной, освещенной газовыми лампами, над столом склонился молодой человек, вертя в руках кусочки фарфора. Поверх маски он надел пару толстых очков, левая линза которых - увеличительная. Он не поднимает взгляда, когда Элиот протискивается в дверь.
- Я ждал тебя вчера с деньгами. Я не могу это закончить без ...
- Помоги, - просто говорит Элиот.
Молодой человек вскакивает на ноги.
- Это дочь...
- Кент, думаю, она умирает.
Я сглатываю, когда он произносит слово "умирает". И затем мой желудок взрывается, и я изворачиваюсь туда-сюда в его руках. Он кладет меня на металлический стол. Я потная, мои волосы пропитались потом.
- Это ужасный яд, - говорит Элиот.
- Твой дядя?
Я пытаюсь пожаловаться на то, что крышка стола металлическая, и я дрожу от холода, но Элиот и его друг Кент игнорируют мои попытки. Они перебирают банки и бутылки.
- Позволь мне это сделать, - говорит Кент. - Для тебя это слишком личное.
Мог ли Элиот говорить праву, когда признался, что влюблен в меня? Нет, не верю этому.
- Аравия, можешь меня слышать? - спрашивает Кент. - Ты пробовала что-то необычное? Со специфическим вкусом? - я встречаюсь с ним взглядом и сразу понимаю, что знаю его.
- Я тебя уже видела, - каркаю я. - В книжном магазине.
- Да, - говорит он. - Полагаю, мы однажды почти встретились.
Он отдает мне кубок, полный густой, холодной жидкости.
- Выпей это.
Я проглатываю.
- Я не заметила никакого... привкуса, - говорю я. - Может быть он был слишком сладкий.
Он наливает что-то из тестовой трубки в чашу. Она пенится и шипит.
- Я собираюсь сделать укол, - говори Элиот. Я фокусируюсь на увеличительных линзах, которые носит Кент.
- Ты ученый, - слышу себя со стороны я. Подпольный ученый, скрывающийся от принца, помогающий Элиоту с революцией.
- Вообще-то я изобретатель. Мой отец был ученым.
Затем Элиот втыкает иглу мне в руку, и я теряю сознание.
Когда я просыпаюсь, Элиот держит меня за руку, мы возвращаемся в паровой карете.
- Я не сумел защитить Эйприл, но, я клянусь, я защищу тебя, - шепчет он. - Мы дома, - я поднимаю голову, чтобы увидеть, что мы перед Аккадиан Тауэрс. Должно быть, прошли часы, так как уже поздний день. Элиот помогает мне выбраться из кареты и приглаживает волосы.
- Не знаю, как тебе удается выглядеть хорошенькой...
- Сэр, - швейцар стоит позади нас. - Лифт все еще небезопасен, - говорит оператор. - Мне так жаль, сэр. Мисс Уорт больна?
- Мое вождение ее укачало, - говорит быстро Элиот. Он не хочет, чтобы швейцар подумал, что я заражена. Последнее, что люди хотят в нашем городе - быть заподозренными в укрывательстве чумы, но он должен понимать, сколько раз я натыкалась на тех же работников, возвращаясь из клуба.
Солнечный свет ударяет мне по глазам, и голова начинает пульсировать.
Я должна спросить Элиота остался ли от яда какой-то эффект, но не уверена, что хочу знать.
Вестибюль Башен Аккадиан изящный, как никогда. Трое охранников сидят в полукруге, но сегодня они не играют в кости. Они осматривают комнату, бросая взгляды на оббитое золотисто-белым шелком кресло. Девушка в кресле поворачивается и улыбается. Эйприл.
Рука Элиота, обхватывающая мои плечи, держит меня жестко.
- Ты можешь самостоятельно стоять? - спрашивает он себе под нос.
- Да, - мой голос дрожит.
Он отпускает меня, ожидая, пока я схвачусь за спинку другого кресла для устойчивости, и тогда делает три быстрых шага и стаскивает сестру из кресла, чтобы обнять. Она вырывается.
Мое облегчение от вида Эйприл сразу сменяется разочарованием. Почему не могла вернуться два дня назад? Где была?
- Я прождала все утро, - говорит она мне, игнорируя Элиота. - Уж и не думала, что ты когда-нибудь придешь домой, - меня шатает, и Элиот моментально встает за мой спиной.
- Если я помогу, как думаешь, сможешь подняться по лестнице? - спрашивает он меня.
- Я помогу. У меня достаточно практики по ее перетаскиванию, - говорит Эйприл.
Она одной рукой обхватывает меня и ведет к лестнице. Левая сторона ее лица опухла, она разукрашена синяками.
- Один из твоих наркотиков? - спрашивает она Элиота.
- Принц ее отравил.
- Ты нашел способ ее спасти? Антидот?
- Конечно.
- Вам обоим надо быть осторожными. В городе творятся ужасные вещи, - настаивает она. Волнуется о нем, о нас, но он не замечает.
- Эйприл, ты должна мне все рассказать ... - начинает Элиот.
- Да. Ты сможешь это использовать. Ты захочешь узнать, кто меня забрал и что они со мной сделали. Твои враги.
Элиот вздрагивает.
Эйприл смотрит снизу вверх на его лицо. Он отводит взгляд первым, словно не может выдержать вида ушибов.
- Да. Я хочу все узнать. Но сперва я должен отвести тебя к матери. Она волнуется. И, уверен, Аравия тоже хочет встретиться с родителями. Должны ли мы встретиться этим вечером, чтобы обсудить планы?
- Не в секретном саду, - говорит Эйприл. - В нашей гостиной.
- Конечно, - соглашается он. И мы начинаем подниматься снова.
На лестнице тепло, и я потею. Я откидываю волосы с лица.
- Милое колечко, - говорит Эйприл.
- Спасибо, - говорим мы с Элиотом одновременно.
Мы останавливаемся на вершине первого лестничного пролета, и Элиот кладет руку на маску.
- Иногда я не могу дышать через эту штуку.
- Ты должен заставить себя. Это не безопасно ... - я спотыкаюсь, и Элиот подхватывает меня. Мы балансируем на краю лестницы. Он тянет меня назад, и мы припадаем к стене. Он смеется, и по какой-то причине я смеюсь вместе с ним.
- Это смешно? - спрашивает Эйприл. - Вы почти упали с лестницы.
- Это забавно, так как пока она читала мне нотации о безопасности, мы чуть не... - улыбка Элиота исчезает. Он хмурился. - Я нахожу это немного комичным. Абсурд.
Она кладет руки на бедра и оглядывается.
- Спорю, тебе нравятся высокопарные слова, которые он использует, - говорит Эйприл.
Я могла бы многое ей рассказать.
- Вообще-то он мне не нравится в принципе, - говорю я.
Мы поднимаемся дальше в тишине. Я отчаянно желаю побыть подальше от Элиота и Эйприл хотя бы несколько часов. Побыть в безопасности, дома с родителями. Я репетирую извинения в голове, и затем мы оказываемся на верхнем этаже, и дом прямо передо мной. Я отрываю ноги и срываюсь вперед. Когда мы заворачиваем за угол, наш курьер открывает двери. Я ныряю внутрь подальше от конфликтов и заговоров, захлопываю дверь и закрываю ее на замок.
- Мама? Папа?
Я одна.
Я прохожусь по всем комнатам, зовя их, удивляясь эху своего голоса в пустом пространстве. Падая на пол в гостиной, я кладу голову на руки. Мамы нет здесь, чтобы принести мне крекеров. Отца нет здесь, чтобы посмотреть на меня, как на чужую. Все, что я знаю, это то, что яд до сих пор бежит по моим венам, и без родителей я не смогу загладить свою вину перед смертью. Я подвергла их такой опасности. Я хочу, чтобы они опекали меня, успокаивали. Даже Мама. Особенно Мама.
Я спешу в мамину комнату, к шкафу и смотрю на ее платья. Хоть одно пропало? Может, кожаный чемодан просто убрали со шкафа?
Как отец мог свободно вести переговоры в этой квартире, которая некогда принадлежала принцу? Доставая папин дневник из сумки, я открываю его слова. "Во всем виноват я". Мне нужно знать, что он имел в виду. Но слова расплываются, и я понимаю, что в голове пульсирует.
Бьют часы. Прошел час, но родителей до сих пор нет. Я начинаю подозревать, что они никогда не вернуться.
Запах одеколона принца липнет к моему платью.
Свет в моей спальне изменился. В дальнем углу - окно, выходящее в сад. Я никогда не обращала на него достаточно внимания, поскольку его всегда закрывала растительность. Но ветви деревьев сейчас сдвинуты в сторону. Впервые с тех пор, как я здесь живу, я могу смотреть сквозь окно. И любой человек, находящийся в саду может смотреть в мою комнату.
Я поворачиваюсь, чтобы взять покрывало и только тогда замечаю коробку, лежащую на моей кровати подобно подарку. Иногда папа покупает книги мне и раскладывает их среди подушек, но это больше, чем книга. Это тяжелая коробка, деревянное покрытие которой лакированное и глянцевое. Внутри маленькая маска.
У меня перехватывает дыхание. Пальцами я провожу по имени, выгравированному на поверхности. ФИНН. Отец, должно быть, изготовил ее после смерти Финна.
Маска мертвого мальчика.
Возможно, она будет немного велика Генри. Это причина, по которой бедные не всегда покупают маски для своих детей. Те их перерастают.
Я должна отдать эту маску Уиллу. Срочно. Я вижу, как Финн слег от инфекции. Я знаю, как быстро это может наступить. Я аккуратно кладу маску обратно в коробку, достаю кожаный ранец из шкафа и кладу коробку внутрь.
Я снимаю платье, отбрасывая его на пол, и надеваю любимое, бархатно-черное, уместно изодранное, с юбкой, которая едва достигает колен и легко зашнурованным корсетом. Платье удобное и родное, но не согревает. Я надеваю длинное и прозрачное пальто, через которое видны ноги, и кладу дневник отца в карман.