Признание без слов, что их всегда связывало что-то большее, чем борьба друг с другом. Признание, что он был не прав, когда упрекал ее за то, что она такая, какая есть, а она была не права, упрекая его за честность.
Рован открыл рот, желая что-то сказать. Но не сказал ничего. Вместо этого он прижал Гвинет к своему мокрому обнаженному телу и долго смотрел ей в глаза, потом поцеловал ее в губы. Он не намерен был так поступать, даже боролся против этого - кажется, целую вечность. Потом вдруг почувствовал, как ее пальцы скользят по влажной коже его груди, изгибаются, двигаясь по плечам, осторожно забираются в его мокрые волосы и притягивают его ближе к ней.
Ее губы возвратили ему поцелуй с той же медленно закипающей страстью, которая была в его собственном поцелуе. А потом страсть вырвалась наружу. Гвинет была нежной. Она пахла мятой, любовной жаждой и желанием больше узнать о нем. Он, дрожа, сжимал ее в объятиях и чувствовал под бархатом тепло ее тела, красоту форм и то, как оно сливается с его телом в одно целое. Сегодня он не пил. Не было никакого оправдания тому хмельному безумию, которое вдруг охватило все его существо, разум и душу.
Рован крепче прижал Гвинет к себе и повел к массивной кровати. Он не положил ее нежно на постель, а тяжело повалился вместе с ней. Ее пальцы доверчиво начали ласкать его тело. Он оторвал губы от ее губ и снова посмотрел ей в глаза. В ее взгляде не было ни протеста, ни объяснения. Гвинет шевельнулась, высекая искру из его тела, и он поцеловал ее снова. Его быстро охватила нестерпимая жажда снова и снова пробовать на вкус этот сладостный рот, ее губы открылись навстречу мужской ласке и язык нежно столкнулся с его языком.
Бархатное платье распахнулось. Он нащупал ее горло и, проведя рукой по тонкой льняной сорочке, отыскал груди. Она потянулась к нему. Ее пальцы напряглись в его волосах. Ее тело стало изгибаться, и эти движения поддерживали горение сумасшедшего огня, который пылал в нем. Он почувствовал прикосновение ее губ к своим плечам, инстинктивные движения ее языка и все сильнее прижимался к ней, касаясь губами, влажными и обжигающими одновременно, пока не захотел большего.
Он поднялся на ноги и снял с нее платье и льняную сорочку. Он снова посмотрел ей в глаза. Они были загадочными, как полумрак этой комнаты. Потом он снова лег и прижал ее к себе - тело к телу. Он снова начал ласкать ее пламенем своих губ, гладить ладонями ее шелковистую плоть, наслаждаясь ощущением тепла и жизненной силы ее тела. Ему пришло на ум, что они оба могут быть прокляты за это. Она - фрейлина королевы, а он поклялся защищать ее. Но проклятие было не слишком большой ценой за эту минуту, когда мир казался правильным, а его душа, много лет остававшаяся пустой, снова была полна. Он чувствовал себя так, словно нашел суть своей жизни, ее основу, которой не хватало, и теперь словно парил над облаками.
Она жадно глотнула ртом воздух и изогнулась от прикосновения Рована. Ее пальцы и губы ласкали его тело, и он забыл обо всем, кроме ее запаха, легкого прикосновения рук, изысканных мучительных прикосновений языка. Она двигалась всем своим телом по его телу, ее волосы скользили по его коже, как шелковые нити, возбуждая и волнуя. Он знал, что она хрупкая и он должен быть осторожным. И все же, пока они ласкали друг друга губами и прикосновениями, в нем нарастала, как волна, ликующая страсть. С каждой минутой нежности росли его сила и пыл. Она лежала под ним, а он скользил по ней, находя губами каждый дюйм ее тела. Он нежно ласкал ее груди и, когда у нее стали вырываться короткие вздохи, спустился ниже и стал ласкать ее талию и живот. Потом удобнее вытянулся на ней, и его руки заскользили от щиколоток к внутренней стороне бедра.
А потом - к средоточию ее женской сути.
Она обхватила руками его спину, опустила пальцы в глубину его волос. Он почувствовал, как кончики этих пальцев скользят по его спине, не лаская, а лихорадочно, настойчиво цепляясь. Почувствовал испуганный рывок и движение, услышал шумное, прерывистое дыхание. Она на мгновение замерла, а потом вскрикнула.
Он приподнялся над ней, снова завладев ее губами, и плавно вошел в ее тело - медленно и очень осторожно, хотя по его венам словно струилось пламя.
Она больше не кричала и плотно прижималась к нему, когда он, стараясь смягчить рывок и скольжение своих бедер, уверенно вводил ее в тот ритм, который задал. Когда он почувствовал, что она поворачивается и вздрагивает под ним, он дал полную волю силе, которую до сих пор сдерживал. Ее руки крепко обвились вокруг него, она словно хотела перелить себя в его тело.
А потом она начала двигаться…
Она двигалась так, что волны абсолютного безумного наслаждения проносились по его рукам, ногам, мужскому достоинству. Больше не было ни времени, ни огня, ни теней. В мире были только полная тьма и абсолютный слепящий свет. Она больше не была хрупкой, она мчалась в вихре любовной лихорадки - скользила по нему, гладила все его тело с головы до ног, принимала в себя его мужское естество.
Он силой задерживал свой взрыв наслаждения, желая, чтобы первой испытала его она. И когда он уже думал, что сейчас умрет, не выдержав огня, который сжигал его изнутри, она затрепетала, напряглась, потом обмякла. Он тоже позволил себе задрожать и дал этому огню вспыхнуть и взорваться. Пламя снова и снова пробегало по его телу, а она даже теперь обнимала его, была одним целым с ним, трепетала, крепко держалась за него…
Прошло много времени, прежде чем он повернулся и лег на бок рядом с ней. Теперь ее глаза были закрыты, но она быстро нашла место рядом с его плечом и положила голову ему на грудь.
Он отчаянно искал подходящие слова. И наконец признался себе, почему так злился на нее, почему ему было так нужно находиться как можно дальше от нее.
Переспать со шлюхой легко. Любить трудно.
Она без всякого намерения со своей стороны манила и соблазняла его с той минуты, как он впервые увидел ее. И в этом не было ее вины. Он сам не имел права чувствовать ее очарование.
Он не мог вынести того, что оказался неверен Кэтрин: пока его жена была жива, он был обязан любить ее одну.
Гвинет молчала, а Ровану все не приходили на ум подходящие слова… Хотя она сама вынудила его, сама завлекла, он не был уверен, что может открыть ей свои чувства, и поэтому укрылся за иронией.
- Это гораздо лучше, чем полотенца, - сказал он.
От этих слов ее удовлетворение мгновенно превратилось в ярость. Она хотела спрыгнуть с кровати, но он удержал ее и в результате с изумлением обнаружил, что ей хорошо знакомы гэльские ругательства.
- Дайте мне встать! - потребовала она.
Вместо этого он притянул ее к себе, стараясь не засмеяться. Как быстро могут меняться ее глаза! Сейчас они цветом напоминают жаркий огонь и в этом мраке кажутся почти глазами демона.
- Нет! Останься! - потребовал он.
Голос его звучал тихо, но сила его рук удерживала ее на месте.
- Не останусь, если вы собираетесь снова насмехаться надо мной, - сказала она, и ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы не улыбнуться: она произнесла это так чопорно и с таким достоинством, лежа голая в его постели!
- Я и не думал насмехаться над тобой.
- Прислушайтесь к вашему голосу! Вы смеетесь надо мной, когда говорите мне, что не делаете этого.
Она по-прежнему прижималась к нему, вся вытянувшись. В свете огня ее лицо было прекрасно, а волосы похожи на темно-красный, украшенный золотом плащ. В ответ Рован не засмеялся, и это еще больше разозлило ее. Вместо смеха он повернулся и прижал ее своим телом к кровати так, что она не могла вырваться.
- Клянусь тебе, я не насмехался над тобой. И если ты пришла извиниться, то заверяю тебя, что еще никто никогда не просил у меня прощения так великолепно.
- А я клянусь, что если ты не прекратишь…
- Не прекращу что? Я не знаю, какие слова сказать тебе. Рад ли я, что ты здесь? Да. Не могу поверить, что ты пришла ко мне так… что отдалась мне… Ты хочешь правду? Всю правду? Я считал тебя редкостной красавицей с первого раза, как увидел твое лицо. Я считал тебя драгоценностью, поистине достойной служить королеве. Боялся ли я тебя? Без сомнения: да.
Она немного расслабилась, озадаченная этими словами, но ее настороженность не исчезла.
- Вы боялись меня? Это, может быть, самая злая ваша насмешка, милорд Рован.
Она замерла. Он покачал головой и нежно просунул свои пальцы в ее волосы, снова любуясь ею.
- Нет, моя девочка, поверь мне: я боялся тебя.
- Почему?
- Потому что я хотел… этого. Я так хотел тебя, когда это было совершенно не по правилам.
Ее густые блестящие ресницы опустились на глаза.
- Это и сейчас не по правилам, - прошептала она.
Он вздрогнул и ответил:
- Нет. Теперь я честно оплакал свою жену. И я достаточно долго чувствовал отвращение к себе за то, что хотел тебя. Я ведь даже ненавидел тебя, так как не мог быть таким, каким я был нужен Кэтрин, когда она умирала. И еще больше я ненавидел себя. Я мог простить себе многое, но никогда не прощу, что предал ее в своем сердце.
Она изумленно смотрела на него и искала глазами его взгляд, словно ее душа так же мучилась, как душа Рована.
- Если ты ищешь во мне раскаяние и сожаление о том, что ты пришла сюда, боюсь, что этого во мне нет, - произнес он.
- Я была не права, - тихо сказала Гвинет, и на ее губах появилась печальная улыбка, хотя ее глаза оставались серьезными. Потом она едва слышно прошептала: - Я даже в глубине сердца не допускала такой мысли, но я пришла сюда… для этого.
Ровану больше ничего не было нужно. Он снова поцеловал ее. А потом снова занялся с ней любовью. В этот раз она была еще более открытой и такой же пылкой, прекрасной и возбуждающей, как вначале. "Я даже за целую жизнь не смогу насытиться ею, никогда не устану от этого сладкого, соблазнительного запаха ее тела, от вкуса ее губ", - мелькнуло в уме Рована.
Но позже, когда Гвинет не могла уснуть и лежала, глядя в потолок, он испугался, что в ее сердце могло прокрасться сожаление, прижал ее к своей груди и шепнул:
- В чем дело?
Он не добавил еще одно слово, которое возникло у него в мыслях:
- В чем дело, любимая?
Любит ли он ее? Да. Любит так же, как любил Кэтрин. Любит потому, что она, как Кэтрин, добрая и всей душой желает, чтобы жизнь была хорошей, чтобы никто не страдал.
Но он любит ее и за то, что она совершенно не похожа на Кэтрин. В ней быстро вспыхивают страсти. Она быстро бросается в опасную авантюру по просьбе или ради пользы другого человека. Она - боец, и еще какой боец. Даже умирая, она не признает свое поражение.
- Я… - Гвинет повернулась к нему… - Я не должна была приходить.
- Нет, ты должна была.
Она покачала головой:
- Ты не понимаешь. Королева - самая целомудренная женщина на свете. А ее фрейлины… да, они все любят петь, танцевать, кокетничать, любят наряды и роскошные праздники, но они… благоразумные девушки.
- Ты очень хорошая, - заверил ее Рован и тут же прикусил губу, сообразив, что эти слова могут иметь много значений.
- После этого я стала…
- Нет, все в порядке, Я предложу тебе стать моей женой.
Он был поражен, увидев, что Гвинет резко мотнула головой.
- Нет? - ошеломленно спросил он.
Он знал, что однажды женится снова - либо ради обоюдной выгоды, после долгих переговоров, либо на той, кто ему понравится. Ему был нужен наследник, а для этого ему нужна была подходящая женщина.
Он, конечно, не думал, что так быстро сделает предложение. И уж точно не мог себе представить, что его покорит женщина, у которой поместье меньше, чем у него, особенно после того, как она пришла в его комнату в ночной одежде.
- Я не могу выйти замуж без разрешения королевы.
- Ты думаешь, она не позволит тебе выйти за меня? - подняв брови, спросил он.
Эти слова наконец заставили ее улыбнуться.
- Я пришла сюда по собственной воле и по своему желанию, - прошептала она. - Ты не должен считать, что вынужден жениться на мне.
- Я все равно должен жениться снова, - ответил он.
Она словно окаменела. Опять он сказал не то.
- Но вы не обязаны жениться на мне, и я тоже не обязана выходить за вас замуж, милорд, - заявила она и высвободила, готовая встать.
Он нежно поймал ее за руку:
- Куда ты идешь?
- Мне пора возвращаться. Я одна из фрейлин королевы. Если она проснется и я буду ей нужна, а меня не будет на месте, она станет волноваться и пошлет стражников на поиски.
Рован улыбнулся. Какая она серьезная! Сегодня королева одержала величайшую победу - не только выиграла сражение, но и завоевала своих горцев. Сегодня она точно будет спать крепко и долго.
- Еще не пора, - сказал он.
- Я не могу остаться.
- Еще немного.
В этот раз ему легко удалось уговорить ее.
Глава 11
Она любит Рована. Любит уже так долго, что не знает, когда это началось.
Теперь она поняла, что именно о любви и тихом семейном счастье с такой тоской мечтала и королева. Марии нужен был супруг, который подходил бы для государства, но не только для него. Королева хотела, чтобы муж дал ей то сияющее счастье и тот восторг, которые сама Гвинет испытала этой ночью. Мария хотела любить и быть любимой.
И тут Гвинет словно упала с небес на землю.
Рован предложил ей стать его женой. Он не сказал, что любит ее.
Весь следующий день Гвинет была словно в тумане. Разумеется, она ни с кем не могла говорить о том, что произошло. Даже с Энни, которая помогла ей выскользнуть из усадьбы и узнала имя молочницы, работавшей на кухне в охотничьем домике, - это была милая девушка, роль которой Гвинет играла, когда пробиралась в домик.
Энни была уверена, что ее чистая и непорочная госпожа ходила, полностью одетая, объяснить лорду Ровану, что пошла на разведку в чужом обличье только для того, чтобы не дать этого сделать королеве. Гвинет плохо представляла себе, как она смогла сохранять невозмутимый вид, когда сказала Энни, что они очень вежливо все обсудили. Но каким-то образом ей все-таки это удалось.
Потом она помогала королеве одеться в один из самых роскошных нарядов и сопровождала Марию, когда та пришла в замок и обратилась к своему народу. Королева явно была на вершине счастья и от своей победы, и от всеобщей поддержки. Но при этом она была очень серьезна. Она убедительно объяснила народу важность того, что произошло, и заверила собравшихся, что никому не желает зла и стремится лишь к счастью и процветанию всех своих подданных независимо от того, какую веру они выбрали. Терпимое отношение к различным концессиям необходимо не только для личного спокойствия граждан, но и для того, чтобы мир уважал Шотландию.
Все это время Гвинет старалась не смотреть на Рована, который стоял вместе с лордом Джеймсом и другими военными советниками. На его лице не было ни малейшего намека на то, что этой ночью произошло что-то настолько… необычное. А может быть, для него это не было так уж необычно.
Но она… она теперь была другой.
Она совершенно изменилась.
Вечером, когда они продолжали праздновать победу в зале, Гвинет сумела убедить королеву, что горцам будет гораздо веселей, если их пригласят петь и танцевать. Но когда королева согласилась и предложила всем принять участие в танцах, на первый же тур Гвинет пригласил лорд Джеймс. Ее сердце чуть не разорвалось, когда она увидела Рована в паре с Мери Ливингстон. Правда, позже она все-таки оказалась в его объятиях и снова испугалась, что выдаст себя.
- Хорошо ли вы провели день? - спросила Гвинет, когда они в танце приблизились друг к другу, но танец развел их в стороны раньше, чем Рован успел ответить.
Когда они снова оказались рядом, он улыбнулся:
- День я провел прекрасно, миледи. Но далеко не так прекрасно, как ночь.
Гвинет почувствовала, как покраснели ее щеки.
- Вы не должны говорить такое.
- Каждый человек должен говорить правду.
Они разошлись. А потом опять сблизились.
- Мы должны поговорить с королевой, - серьезно сказал он.
- Она ликовала весь день, - ответила Гвинет. - Но я должна повторить вам, что не принуждаю вас жениться на мне.
- Я вполне добровольно предлагаю вам выйти за меня замуж.
Эти слова больно кольнули ее в сердце. Да, он сделал предложение. Это правильный поступок. И она будет сумасшедшей, если не согласится.
Но… она хотела, чтобы он любил ее, а не просто желал. Она хотела, чтобы он мечтал видеть ее своей женой, а не просто дал ей свой титул потому, что она развлеклась с ним на простынях, а ему из-за его положения в обществе надо снова жениться.
Тут они разошлись, а когда музыка снова свела их вместе, Гвинет прошептала:
- Может быть.
- Вот как? - с веселым любопытством изогнул он бровь.
- Время покажет, - сказала Гвинет.
Музыка умолкла, и раздались шумные аплодисменты. Рован улыбнулся Гвинет, но, к ее удивлению, его подозвала к себе королева. Он глубоко вздохнул и откланялся.
Гвинет поспешила уйти из танцевального зала и вернуться на свое место на почетном помосте: она не хотела танцевать с другим мужчиной. Но рядом с ней сел лорд Джеймс.
- Моя сестра может быть безрассудной, - вздохнул он.
Гвинет взглянула на него. Он презрительно взмахнул рукой и произнес:
- Моя дорогая, я прекрасно знаю, что вчера вас послали в город со смехотворным поручением.
- Но… я смогла точно узнать, где лорд Хантли был намерен собрать свои войска. Хотя и не сумела вернуться обратно с этими сведениями, - призналась она.
Джеймс смотрел вперед, размышляя о чем-то.
- Она пошла бы сама, - сказал он наконец.
Гвинет только кивнула, хотя не знала, видел ли брат королевы ее бессловесный ответ.
- Она по-прежнему намерена послать вас в Лондон?
- Да, - ответила Гвинет.
- Вопрос о том, чтобы ее признали наследницей английской короны, очень важен, - признал Джеймс.
- Конечно, - согласилась Гвинет, но подумала: "Неужели править одним народом - это слишком мало?"
Взглянув на Джеймса, она печально подумала, что, кажется, даже лучшие из людей всегда хотят иметь больше, чем имеют.
А почему она решила, что Рован не такой? Что, если в глубине души он мечтает взять в жены еще одну английскую наследницу, богатства которой были бы равны его шотландским поместьям?
- Будьте в высшей степени осторожны во время ваших бесед с королевой Елизаветой, - серьезно предупредил ее Джеймс.
- Конечно, - повторила она.
- Вы не посол.
- Нет, милорд Джеймс, я не посол. И я не просила, чтобы меня отправляли туда. Это Мария сказала, что я должна ехать.
Джеймс кивнул, потер пальцем ножку своего бокала и сказал:
- Я не против этой поездки. Лорд Рован Грэм - один из ее любимцев. Он, несомненно, будет оберегать вас от опасностей, насколько это будет в его силах. Я только предупреждаю вас: будьте осторожны.
- Конечно буду, лорд Джеймс.
Затем он встал со своего места. Через несколько минут к столу вернулась раскрасневшаяся Мария. За ней щли несколько фрейлин.
- До чего я люблю танцевать! - сказала королева.