В небе далекой планеты Демера сияют две луны - светлая Матин и зловещий Модит. Прельстившись огромной суммой денег, обещанной агентством "Лаверэль", героиня романа соглашается работать на Демере, с ее сказочным миром, где живы еще короли, принцы и придворные дамы, а во дворцах регулярно устраиваются роскошные праздники. Но оказывается, что владельцы загадочного агентства открыли не все свои карты…
Содержание:
Пролог - ПОСЛЕ БАЛА 1
Часть 1 - АГЕНТСТВО "ЛАВЕРЭЛЬ" 1
Часть 2 - К СЕВЕРУ ОТ РЕКИ БЛО 10
Часть 3 - НА ЗЕМЛЕ МАЛАНДРИНОВ 23
Часть 4 МИЛЛАЛЬФ 37
Часть 5 ГОРЫ МЭЛЛЬ 49
Часть 6 - ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛАВЕРЭЛЬ 60
Из справочника для путешествующих по Лаверэлю, составленного сенсом Зилезаном, магистром вэллайдского Королевского университета 68
Лаверэльский календарь 68
Меры длины 68
Денежные единицы и их соотношения 68
Примерные расценки 68
Елена Жаринова
Наследник Шимилора
Пролог
ПОСЛЕ БАЛА
Две луны - зловещий Модит и светлая Матин - замерли над городом. Тусклый зеленоватый свет сливался с серебристым сиянием и падал на древние черепичные крыши. Город спал. Только вдалеке раздавалось цоканье копыт по булыжной мостовой и скрип колес - карета везла домой запоздалого путника.
Я одна шла пешком по тихим, пустынным улицам. Конечно, это не вполне отвечало правилам хорошего тона, но знатная женщина в Шимилоре может позволить себе и не такой каприз. Бара, своего слугу, я отправила домой задолго до окончания бала. Наверное, старый прохвост сейчас видит десятый сон. Если он опять забыл покормить мою собаку - честное слово, я сломаю хлыст о его спину!
Бал удался. Я столько танцевала, что стоптала каблуки на любимых туфлях с шелковыми розовыми бантами. Что ж, кому-то из моих служанок повезло. Самые блестящие кавалеры оспаривали друг у друга право на очередной танец. Наш старичок-король тоже не остался в стороне, и при каждом повороте неугомонный вдовец норовил прижать меня к себе покрепче и шептал на ухо такое…
Танцевала я и с каким-то важным господином из Королевского собрания. Разумеется, мы говорили о политике: на последнем заседании рассматривался вопрос о разрешении знатным особам, но не принадлежащим королевской семье, носить одежду зеленого цвета - не будет ли это означать, что им покровительствует великий бог Шан. Честно говоря, меня это мало заинтересовало - зеленый мне не идет. Тем временем некий гвардейский офицер в слишком ярком мундире, явно сшитом на заказ, попытался отбить меня у партнера. Дело едва не дошло до дуэли!
Ничего удивительного: я была хороша как никогда. Цирюльник потратил на мою прическу два часа, а мне пришлось выложить пол-арена за эту красоту (арен - серебряная монета, имеющая хождение по всему Лаверэлю. Приблизительно равна $100. О других денежных единицах, а также мерах длины, особенностях лаверэльского календаря и прочем - см. "Справочник сенса Зилезана"). Зато на балу мои короткие волосы вились в прелестном беспорядке, а чудесный бальзам - новинка из далекой Небулосы - придавал их русому цвету золотистое сияние. Гирлянда живых цветов струилась с волос на обнаженные плечи. Грудь окутывала волна белоснежных кружев, талию плотно охватывал шелковый корсаж цвета увядающей розы. Платье ниспадало тщательно продуманными складками, которые в танце обворожительно кружились вокруг ног. Ах, эти платья! С ними так легко вообразить, что у тебя идеальная фигура…
Я едва не опоздала на бал, залюбовавшись собой в огромном зеркале, стоящем в холле моего дома. Я ослепительно улыбалась самой себе темно-розовыми губами, а глаза в окружении золотистых теней казались загадочными и притягательными. Пусть скромничают девицы на выданье; мне, молодой вдове, можно позволить и яркий румянец, и угольно-черные ресницы. И, конечно, бриллианты - на празднике Цветения их большое количество было бы неуместно, только серьги и пара колец и золотой браслет - его я носила всегда. Ничего, к зимнему балу я разошью себе драгоценными побрякушками все платье. Но и тогда мой успех вряд ли превзойдет сегодняшний, разве что сам великий Шан покинет Священную рощу только для того, чтобы сплясать со мной амузан!
Однако в третьем часу до рассвета я заглянула в дамскую комнату, и отражение в зеркале расстроило меня. Бессонная ночь, несколько бокалов вина и непрерывные танцы сделали свое дело: золотистые кудри развились, цветы утратили свежесть, под глазами появилась синева. Главное на любом балу - вовремя остановиться. Я набросила на плечи бархатную пелерину и вышла в ночь.
Начинался месяц Каштанов. В воздухе бродила поздняя весна, мешая дождливую свежесть с ароматами цветущих садов. Я шла, беззаботно помахивая сумочкой, а иногда останавливалась, чтобы посмотреть на небо.
Две луны в ночных небесах! Никак не могу привыкнуть к этому зрелищу. И еще - голубая планета Глациэль, сверкающий шарик диаметром с плошку. Ее сейчас не видно из-за домов. Модит покрывал зеленоватой патиной и без того древние стены, а Матин рассыпалась серебром по тонким шпилям, по резным оградам и вычурным беседкам. Меньше чем через час Модит зайдет, оставив Матин одиноко сиять в предрассветном небе.
Прогулка по опустевшему ночному городу всегда дарила мне невыразимое счастье. Я ничего не боялась. И вовсе не потому, что в сумочке у меня лежал изящный дамский пистолет - скорее дань моде, чем оружие. Я неплохо стреляла из него в тире, но вряд ли сумела бы защититься от неожиданного злоумышленника. Чтобы попасть в цель из этой игрушки, надо было стрелять во врага практически в упор. Но дело в том, что в Вэллайде, столице Шимилора, не было злоумышленников. А может, мне так казалось - потому что было с чем сравнивать…
Вот и мой дом на улице Королевских Лип - один из самых новых и дорогих особняков в столице. Близость к королевскому дворцу немало повлияла на его цену. Привратник, зевая, распахнул передо мной ажурные ворота. Он не выглядел удивленным - уже успел привыкнуть к моим ночным прогулкам. Я быстро прошла аллеей маленького парка, бросила взгляд на пруд, в котором жили
Часть 1
АГЕНТСТВО "ЛАВЕРЭЛЬ"
Раскрыв глаза, гляжу на яркий свет
И слышу сердца ровное биенье,
И этих строк размеренное пенье,
И мыслимую музыку планет.
Все - ритм и бег.
Бесцельное стремленье!
Но страшен миг, когда стремленья нет.
И. Бунин
1. Испорченное колесо
Каждый день человек делает не одну тысячу шагов. Как узнать, какой из них бесповоротно изменит его судьбу?
Условно можно считать, что такой шаг был сделан у выхода из метро "Пушкинская", хотя от "Владимирской" было гораздо ближе. Выбор был вполне сознательным: чтобы немного успокоиться, я решила удлинить путь.
Нет горше времени на земле, чем месяц август… Лето умирает красиво, зажигая золотые огни в кронах деревьев. Так умирали на пирах римские цезари, так любовался собственной агонией французский декаданс, сплетая багряные цветы зла в погребальные венки… Я шла мимо газонов с пыльной городской травой, пряча глаза под темными очками, прислушиваясь к гулким ударам сердца.
В центре города я не была давно и, выйдя на Загородный, отметила очередные изменения среди вывесок магазинов и кафе. Вот только интересовавший меня дом оставался прежним. Огромный "Летучий голландец" эпохи броненосных кораблей выплывал на Пять углов, разрезая пространство могучим форштевнем. Башня под полусферой купола напоминала капитанскую рубку, и мне даже померещилось приникшее к стеклу бледное лицо капитана…
Я поднялась на третий этаж. Вот и металлическая табличка с гравировкой: "Агентство "Лаверэль"". Стараясь не думать о последствиях, я протянула руку к звонку. В этот момент раздался мелодичный звон, дверь отворилась сама и выпустила на лестничную площадку двух взволнованных девиц, сопровождаемых молодым человеком в очках, одетым в белоснежную рубашку.
- Что значит - не тот типаж? - возмущалась одна девица, вздрагивая бюстом, обтянутым розовой майкой. - Я что, уродина?
- У вас великолепный типаж, - тактично заметил молодой человек. - Вы - ярко выраженная роковая женщина. Но, увы, на сей момент у нас нет таких предложений. Тем не менее, ваши данные занесены в компьютер. Если появится что-нибудь подходящее, мы вам обязательно позвоним. Вы к кому, девушка?
Я не сразу сообразила, что последний вопрос относился уже ко мне. Беззвучно похлопав губами, как рыба, вытащенная из воды, я наконец выдавила:
- Агентство "Лаверэль". Мне назначено… Я посылала вам свое резюме.
Молодой человек покладисто кивнул.
- Проходите. Вас сейчас примут.
Возмущенная девица, типаж которой не оценили по достоинству, еле слышно фыркнула, выразительно оглядев меня с головы до ног, взяла подругу под локоть и удалилась. Молодой человек пропустил меня внутрь. Снова пропел колокольчик, висящий над дверью.
Я оказалась в маленькой приемной, довольно чистой, без всяких излишеств. У стены стоял диван, вдоль другой - несколько кресел и столик с журналами. Три двери без табличек. Окно выходило на проспект, густо усеянный дорогими магазинами. Внизу плотно друг к другу жались сверкающие иномарки…
- Проходите, пожалуйста!
Я резко обернулась на низкий, хрипловатый голос. На пороге одного из кабинетов стояла женщина средних лет - рыжеволосая, в узких брюках и жемчужно-голубой трикотажной тунике с глубоким треугольным вырезом.
В помещении оказалось пусто, если не считать стола и стула. На столе лежало огромное количество карточек, и стояли две коробки. К одной была приклеена бумажка с надписью "да", к другой - "нет".
- Меня зовут Алена, - представилась женщина. - Вам предстоит пройти тест на пригодность к работе в нашем агентстве. На этих карточках - вопросы. Будьте любезны, разложите их по коробкам в зависимости от своего ответа.
- Но мне хотелось бы узнать… - робко начала я.
Алена прервала меня.
- Без результатов тестирования вы не получите никакой информации. Что вас смущает? - она подняла умело подведенную бровь. - Люди любят тестироваться.
Первая попавшаяся карточка взывала к моему гражданскому долгу: "Я всегда плачу за проезд, даже если уверен, что меня не поймают". Я оглянулась на Алену - та выходила, прикрыв за собой дверь. Карточку я положила в коробку с надписью "Да". Это правда: вдруг окружающие подумают, что у меня нет денег на проезд?
Карточек оказалось более трехсот. Когда спустя почти полтора часа я положила в коробку последнюю и облегченно откинулась на спинку стула, вошла Алена. В руках у нее был большой поднос, который она поставила между коробками. Я с удивлением увидела на подносе маленький кинжал, зеркало в старинной оправе и два флакончика.
- Здесь кровь, здесь земля, - небрежно указала на них служащая агентства. - Уберите с подноса то, что вы считаете лишним.
Я поспешно поставила на стол флакончик с темной жидкостью.
- Прекрасно! - ободряющая улыбка пришлась кстати. - Придется подождать полчаса. Вас пригласят.
В приемной я попыталась занять себя журналами. Но отогнать тревогу не могла: мой опыт трудоустройства не был значительным, но чтобы претендентка на должность обычной секретарши проходила такие испытания? Куда же я попала?
Полчаса еще не прошли, как появился давешний очкарик в белой рубашке и пригласил меня в другую комнату.
Прежде всего, в глаза бросался огромный офисный стол, за которым сидел мужчина лет пятидесяти в светло-сером пиджаке и синей рубашке без галстука. Седеющие волосы он зачесывал набок, не особенно удачно скрывая лысину (кажется, такая прическа называется "в долг"). На лацкане пиджака я рассмотрела бэйдж, гласящий, что передо мной не кто иной, как Чернецов Глеб Иванович, администратор. Не отрывая глаз от монитора, он жестом указал мне на стул. Я присела на краешек, пристраивая сумку на коленях.
- Золотова Жанна Петровна, - проговорил Чернецов, сдвигая на нос очки в широкой оправе, - тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения… Образование незаконченное высшее… Курсы секретарей-референтов… ООО "Макбет"… Все правильно? - уточнил он безразличным тоном.
- Да, - упавшим голосом подтвердила я.
Чернецов снял очки, аккуратно сложил их в черный футляр, достал из кармана платок и вытер вспотевшую шею. Потом вдруг поднял на меня глаза, черные, как два жука.
- Что же это вы, Жанна Петровна, колеса людям режете? - спросил Чернецов.
Я судорожно вцепилась в ремень сумки. Мне хотелось вскочить и убежать, но от страха не могла даже пошевелиться. "Вот тебе твоя глупость, - вертелось у меня в голове. - Вот тебе голос судьбы…" Похоже, я влипла в нехорошую историю.
История, в которую я влипла, началась несколько дней тому назад. Я стояла у окна и думала о том, что последние десять лет моей жизни промелькнули, как один день - бесцветный и безвкусный. Пустое, безнадежное время…
По Белградской с шорохом проносились машины. Я любила эту улицу, так не похожую на городскую магистраль: живописные старые ивы, темные воды Волковки, шум железной дороги…
А вот и парочка спортсменов-любителей: он в черном спортивном костюме и солнцезащитных очках, она - в мультяшных красных штанишках. В какое бы время суток я ни подходила к окну, обязательно видела этих бегунов. Иногда это было пять утра в воскресенье, иногда - два часа дня в середине недели. Счастливчики! Им не нужно придерживаться графика. Хотя последние три месяца моя жизнь тоже не подчинялась никаким условиям: в конце мая меня уволили. Конечно, работа секретаршей в ООО "Макбет" была отнюдь не синекурой: за скудные двести долларов и щедрые обещания "повысить зарплату в следующем квартале" приходилось часами просиживать за компьютером, отвечать на звонки по трем линиям и варить кофе всему начальству. Ради этого стоило, отказывая себе в мелких женских радостях, сначала копить деньги на курсы, потом бесконечно зубрить основы делопроизводства и английский язык. В "Макбете" я отработала почти четыре года - последний год зарплату постоянно задерживали - а потом попала под сокращение…
Сидеть дома с матерью и ее очередным "другом" - нет, это было выше моих сил! Остатки накоплений были потрачены на отдых в Казани. Вернувшись без копейки денег, я принялась искать работу.
На столе валялась исчирканная маркером очередная газета с объявлениями по найму. Чашки от кофе оставили на ней коричневые круги. Улов практически равнялся нулю. Для очистки совести я еще раз взяла газету в руки.
"От 18 до 25 с хорошими внешними данными…" На днях мне исполнялось двадцать шесть, и внешними данными похвастаться я не могла. "Ждем молодых и креативных…" Увы! Креативности в себе я тоже не ощущала. Таким образом, даже на прежние двести рассчитывать не приходилось. В лучшем случае меня принимали стажером без зарплаты, без всяких гарантий… Стоп! А это что за ерунда?
В задумчивости я пролистнула газету до рубрики "Разное" - уж там для меня точно не было ничего подходящего! Но одно объявление бросилось мне в глаза, оно словно пульсировало тревожным красным цветом - или наоборот, призывным зеленым. "Для тебя есть работа. Ошибка! Закладка не определена…" - гласило странное объявление. Оно не кричало безликой рекламой, а интимно шептало. Еще бы, если электронный адрес - это кличка моей собаки… Я покосилась на дремавшего под столом Чаню и положила газету на место. Бывают же совпадения!
На кухню вышла мать. Она потрогала холодный чайник на плите, налила себе заварки. Заглянув в холодильник, капризно спросила:
- А лимон ты не купила?
- Нет, - покачала я головой, привычно почувствовав себя виноватой. Уже давно я была в доме главным и единственным добытчиком.
- Чем бездельничать, искала бы работу. У других вон дети пашут, как лошади. Вот и сигареты кончились… - проворчала мать, садясь к столу и вызывающе кладя ногу на ногу. На фоне иссиня-бледной кожи малиновый лак облезшего педикюра смотрелся чудовищно.
- Что, похмелиться нечем? - зло спросила я, чувствуя, как внутри все закипает.
- Дура ты, Жанка, - равнодушно сказала мать. - И в кого ты такая уродилась?
Я сосчитала мысленно до двадцати и не стала открывать матери глаза на очевидное. Увидев, что я ухожу, она крикнула вслед:
- И кобелину своего забери!
Посвистев Чане и забрав газету, я закрылась в своей комнате. Здесь было темно: портьеры я не раздвигала. В последнее время мне уютнее было в потемках - наверное, в этом выражалась моя депрессия.
Из зеркального полумрака трюмо на меня исподлобья взглянула коротко стриженная особь женского пола с раскосыми глазами, окруженными глубокой синевой. "Дура ты, Жанка", - прошептала я. Нет, я не злилась на мать. Скорее, я ее жалела и считала непутевой - а она, наверное, то же самое думала обо мне…
Моя мать, Анна Хабибуллина, была родом из Казани. В Ленинград приехала в семьдесят шестом - поступать в институт. Но в восемнадцать лет она выскочила замуж за моего отца. Через год родилась я.
Отца я помню плохо, скорее, я представляю его по фотографии - той, где он в десантной форме. На ней он как будто снимался для передачи "Служу Советскому Союзу" - статный, светловолосый, с чудесной белозубой улыбкой. А я уродилась в мать: плоская грудь и темные татарские глаза. Только волосы у меня светлее, а в детстве были совсем как у папы на этой фотографии.
Иногда я встречала отца во сне, который снился мне из года в год. По длинной, почти бесконечной лестнице я поднимаюсь на мост. Внизу простирается зеленая равнина, за нею - лес, потом - горы, потом - океан. Подъем продолжается - к беседке, вырезанной из полупрозрачного зеленого камня, похожего на нефрит, к человеку, который неподвижно сидит на ее крыше, притянув колени к подбородку. Он обнажен до пояса, а длинные светлые волосы кажутся белоснежными на фоне загорелой спины. При виде незнакомца мое сердце начинало отчаянно биться: вне всякого сомнения, это мой отец! Сильный ветер, сквозь его свист и рев я не могу до него докричаться. Но отец увидел меня - еще немного, и мы снова будем вместе! Мощный порыв ветра подхватывает меня и кружит, как осенний лист. Стремительно приближается земля… и я просыпалась.
Никому не рассказывала свой сон, не пыталась толковать его по глупым сонникам, потому что знала: только я одна смогу понять его смысл. Когда-нибудь. Когда действительно окажусь на этом мосту…
Отец исполнял интернациональный долг в Афганистане - так это называлось. В 84 году пришло известие, что во время одной из боевых операций он пропал без вести. Наверное, матери было очень трудно - я была ребенком и этого не помню.
Но через четыре года все изменилось - в стране и в нашей семье. В двадцать восемь лет моя мать была очень хороша собой: тоненькая, миниатюрная татарочка. Появившийся в ее жизни Константин Михайлович Гурский, лысоватый, с брюшком, ученый-математик, быстро сообразил, что одной наукой в изменившемся формате страны сыт не будешь и организовал свое дело. Моя мать безошибочно разглядела перспективы Гурского и вышла за него замуж.