– Слава богу. В любом случае я наконец-то набралась храбрости нарушить слово. Думаю, впервые в жизни почувствовала себя виноватой. – Пожав плечами, она снова взяла брусок. Это помогло ей успокоиться, сконцентрироваться на поставленной задаче. – Я пришла к нему без предупреждения, с мыслью "сейчас или никогда". Уже приготовилась произнести небольшую речь, как вдруг заметила… скажем так… несколько предметов интимной одежды, разбросанных по комнате.
– О, Кирби…
– Частично это моя вина. Я отказывалась спать с ним. Просто никакая сила не могла заставить меня сблизиться. – Кирби пыталась подобрать правильные слова. – Не было страсти. Возможно, я с самого начала знала, что никогда не выйду за него. Но я была верна. – Ее снова охватила ярость. – Я была верна ему, Мелли!
– Не знаю, что и сказать. – В голосе подруги звучало сочувствие. – Мне жаль.
Кирби покачала головой, не желая ничьей жалости:
– Я бы так не злилась, если он не стоял передо мной и не уверял, как сильно любит меня, хотя его постель согревала другая женщина. Я сочла это унизительным.
– Ты не должна чувствовать себя униженной! – с жаром произнесла Мелани. – Он глупец!
– Возможно. Было бы просто плохо, если бы вовремя остановились, но мы попрали любовь и верность. И стало отвратительно.
Ее голос затих, глаза затуманились. Снова тайны.
– Той ночью я узнала достаточно, – задумчиво пробормотала она. – Никогда не считала себя дурой, но, кажется, была ею.
Мелани снова коснулась руки подруги:
– Наверное, ужасно узнать, что Стюарт изменял тебе еще до свадьбы.
– Что? – Кирби моргнула, вернувшись к реальности. – Ах, это… Да, это тоже.
– Тоже? А что еще?
– Ничего. – Она покачала головой, прогоняя воспоминания. – Это теперь мертво и похоронено.
– Я чувствую себя ужасно. Черт подери, сама же вас и познакомила.
– Возможно, ты должна побрить голову в знак раскаяния, но я советую тебе забыть об этом.
– А ты сможешь?
Губы Кирби изогнулись в улыбке, брови приподнялись.
– Неужели ты все еще припоминаешь мне Андре Файетта?
Мелани сложила руки на груди.
– Прошло пять лет!
– Шесть, да кто считает? – Кирби, усмехнувшись, наклонилась. – К тому же вряд ли стоило надеяться, что сексуально озабоченный французский студент гуманитарного факультета обладает хоть каким-то вкусом.
Мелани надулась.
– Он очень привлекателен.
– Тем не менее примитивный. – Кирби старалась подавить усмешку. – Никакого блеска, Мелли. Ты должна благодарить меня за то, что я его соблазнила, пусть неумышленно.
Адам решил, что пора обнаружить свое присутствие, и вошел. Кирби взглянула на него и улыбнулась. От ярости и холодности не осталось и следа.
– Привет, Адам. Поболтал с папой?
– Да.
Адам, взглянув на Мелани, обнаружил, что вблизи она выглядит еще более ошеломительно: идеальное лицо, идеальная фигура, скрытая бледно-розовым платьем, стильным и в то же время простым.
– Я вам помешал?
– Мы просто сплетничали. Мелани Бэрджесс. Адам Хайнес. Адам погостит у нас несколько недель.
Адам пожал тонкую руку с розовыми ноготками, мягкую и изнеженную, лишенную грубых мозолей, покрывавших пальцы Кирби. Он спросил себя, что из случившегося за последние сутки могло заставить его предпочесть ухоженной женщине, улыбавшейся ему, неопрятную художницу. Наверное, с ним что-то не так.
– Тот самый Адам Хайнес? – Улыбка Мелани потеплела. Она слышала о нем, его безукоризненной родословной и блестящем образовании. – Ну конечно, это вы. К этому месту художников притягивает словно магнитом. У меня есть одна из ваших картин.
– Правда? – Адам поджег ее сигарету, затем свою. – Какая?
– "Этюд в голубых тонах". – Мелани склонила голову и улыбнулась, глядя ему в глаза, – нехитрая женская уловка, которую она усвоила сразу, как научилась ходить.
Кирби внимательно наблюдала за обоими. Два таких необыкновенных лица. У нее зудели кончики пальцев запечатлеть черты Адама в бронзе. Год назад она вырезала лицо Мелани из слоновой кости – гладкой, прохладной и прекрасной. В случае же с ним она бы стремилась передать внутреннюю силу его натуры.
– Я хотела эту картину. Она впечатлила меня, чуть до слез не довела, – продолжала Мелани. – Но едва не упустила ее. Помнишь, Кирби? Ты же была там.
– Помню. – Она посмотрела на Адама – ее глаза светились искренностью и любопытством, она не делала попыток заигрывать, в отличие от подруги. – Я испугалась, что она сорвется и опозорится, поэтому пригрозила купить ее. Папа пришел в ярость, когда узнал, что я этого не сделала.
– Дядя Филипп мог бы и так уже снабжать Лувр, – заметила Мелани, пожав плечами.
– А кто-то просто коллекционирует марки… – улыбнулась Кирби. – Натюрморт в моей комнате – работа Мелани. Мы учились вместе во Франции.
– Не спрашивайте, – быстро произнесла Мелани. – Я не художник. Я дизайнер, и притом довольно посредственный.
– Только потому, что боишься запачкаться.
Мелани склонила голову, не выразив согласия, но и не опровергнув замечание.
– Мне пора. Передай привет дяде Филиппу. Не хочу беспокоить его.
– Останься на ланч, Мелли. Мы не видели тебя два месяца.
– В другой раз. – Она плавно поднялась, видно, ей с детства привили манеру держать себя: грациозно вставать, ходить или даже просто сидеть. На Адама пахнуло ароматом "Шанели".
Он тоже вскочил.
– Увидимся в выходные на вечеринке. – Улыбнувшись, Мелани протянула ему руку. – Вы ведь тоже придете?
– С удовольствием.
– Замечательно. – Щелчком открыв сумку, она достала кожаные перчатки. – В девять, Кирби. Не забудь. А, да… – На пути к двери она обернулась. – Приглашения отсылались до того, как… Кирби, Стюарт там тоже будет.
– Я не возьму пистолет. – Кирби засмеялась, но смех получился натянутым и принужденным. – Ты выглядишь так, словно испачкала икрой платье от Сен-Лорана. Не волнуйся. – Она замолчала, и ее взгляд стал холодным. – Обещаю.
– Ну… если ты уверена, – нахмурилась Мелани, она считала непозволительным обсуждать подобные вещи в присутствии гостя, – что не будешь чувствовать себя не в своей тарелке…
– Испытывать дискомфорт буду точно не я.
– Тогда в субботу. – Мелани в последний раз одарила Адама улыбкой и вышла из комнаты.
– Красивая женщина, – заметил он, вернувшись к столу.
– Да, необыкновенно красивая, – согласилась Кирби. В ее словах не прозвучало и намека на зависть или злость.
– Как двум таким невероятно привлекательным женщинам удается оставаться подругами?
– Мы не пытаемся изменить друг друга. – Она взяла кусок дерева и принялась перекатывать его в пальцах. – Я стараюсь не замечать недостатки Мелани, а она, в ответ, не замечает мои. – Она заметила в его руках бумагу и карандаш и удивленно выгнула бровь. – Это зачем?
– Сделаю несколько набросков. Какие у тебя недостатки?
– Всех не перечислишь. – Кирби снова положила древесину и откинулась на спинку.
– А что с достоинствами?
– Их десятки. – Пришло время проверить Адама, найти, наконец, рычажок. – Дружелюбие, – начала она беззаботно. – Честность. Иногда – терпение.
– Иногда?
– Не хотела бы я быть совершенством. – Кирби облизнула губы. – Я великолепна в постели.
Пристальный взгляд Адама сосредоточился на ее мягкой улыбке. Что за игру она затеяла?
– Не сомневаюсь.
Рассмеявшись, она подалась вперед, положив подбородок на сложенные чашечкой руки.
– Вас не так-то просто смутить, Адам, поэтому мне хочется приложить еще большие усилия.
– Вы не смутите меня тем, что я и так уже понял. Кто такой Стюарт?
Кирби напряглась. Она бросила Адаму вызов и теперь должна была ответить на его.
– Бывший жених, – равнодушно произнесла она. – Стюарт Хиллер.
Адам невозмутимо продолжал делать наброски.
– Тот самый Хиллер, что управляет галереей "Меррик"?
– Да, тот самый. – В ее голосе послышалось напряжение.
На мгновение Адаму захотелось оставить Кирби, предать ее одиночеству и гневу. Но работа была на первом месте.
– Я слышал о нем, – продолжал Адам. – Хотел посетить его галерею. Она где-то в двадцати милях отсюда?
Кирби побледнела, поразив Адама, но, когда снова заговорила, голос ее был спокоен.
– Да, это недалеко. Но, учитывая обстоятельства, я не могу вас туда взять.
– Вы могли бы уладить свои разногласия в ближайшее время.
Адам никогда не любил совать нос в чужие дела. Предпочитал сохранять дистанцию, особенно если это касалось человека, который ему небезразличен. Однако сейчас он не чувствовал неловкости. Кирби была очень бледна.
– Вряд ли. – Она попыталась расслабить руки. Адам задумался, насколько трудно ей далось столь простое усилие. – Мне пришло в голову, что мое имя могло бы быть Фэйрчайлд-Хиллер. Этого бы никогда не случилось.
– У галереи "Меррик" довольно внушительная репутация.
– Да. Фактически она принадлежит матери Мелани. Она вела дела пару лет назад.
– Мелани? Разве ее фамилия не Бэрджесс?
– Она была замужем за Карлайсом Бэрджессом – "Бэрджесс Энтрепрайзис". Они в разводе.
– Так она дочь Харриет Меррик… – Игроков становилось все больше. – Миссис Меррик передала управление галереей Хиллеру?
– По большей части. Вмешивается время от времени.
Адам заметил, что Кирби немного расслабилась, и сосредоточился на ее глазах. Круглые? Не совсем. Скорее, миндалевидной формы. Так же необычны, как и их хозяйка.
– Несмотря на мои чувства к Стюарту, признаю, он умелый делец. – Она коротко усмехнулась. – С тех пор как Харриет наняла его, у нее появилось время на путешествия. Только что вернулась с сафари. Я звонила ей недавно, и она сказала, что привезла ожерелье из крокодильих зубов.
– Ваши семьи довольно близки. Думаю, ваш отец заключил много контрактов при посредничестве галереи.
– Да. Там проходила его первая выставка. Тогда было положено начало его карьере и карьере Харриет. – Выпрямившись, Кирби нахмурилась. – Можно я взгляну на ваши наброски?
– Еще минуту, – пробормотал он, игнорируя ее протянутую руку.
– Я смотрю, ваши манеры ухудшаются до моего уровня, когда вам это удобно. – Она откинулась на стуле и скорчила гримасу.
– Не стоит делать так слишком долго, – посоветовал Адам. – Сами себе навредите. Когда я начну писать маслом, вы должны будете вести себя прилично, иначе я вас побью.
Кирби расслабила мышцы лица.
– Штопор! Вы бы меня не ударили. Вы имеете несчастье быть джентльменом с ног до головы.
Приподняв голову, Адам пронзил ее взглядом, пресекшим дальнейшие возражения:
– Не особенно на это рассчитывайте.
Он смотрел на нее не как джентльмен, а как человек, стремившийся любыми средствами достичь поставленной цели.
Прежде чем Кирби смогла придумать надлежащий ответ, по башне разнеслись возгласы и вопли. Она не пожелала узнать, в чем дело, лишь слегка улыбнулась.
– У меня два вопроса, – наконец произнес Адам. – Первый: что, черт подери, это было?
– Что именно "это"?
– Этот душераздирающий звук.
– Ах, это. – Усмехнувшись, она потянулась и выхватила у Адама блокнот. – Очередная папина истерика из-за того, что у него не получается скульптура, разумеется, у него она и не получится. Неужели мой нос действительно так выглядит? – Она провела по носу пальцем. – Да, наверное, так и есть. А второй вопрос?
– Почему вы всегда говорите "штопор" или еще что-нибудь странное вместо "черт" или "дьявол"?
– Это из-за сигар. Обязательно покажите эскизы папе. Он с радостью посмотрит.
– Каких сигар? – Полный решимости добиться от Кирби более подробного ответа, Адам выхватил из ее рук бумагу.
– Тех больших, противных и толстых. Раньше папа курил их вагонами. Впору было противогаз надевать. Я просила его, угрожала, даже пробовала курить сама. – Она сглотнула, предавшись невеселым воспоминаниям. – А потом нашла решение. Папа – игрок.
– И что?
– А то, что он просто не может отказаться от пари, не важно, каковы шансы на успех. – Кирби снова взяла кусок дерева, предвкушая интересную работу. – Я оказалась достаточно… скажем так… красноречива. Могу сочно ругаться на семи языках.
– Настоящее достижение.
– Иногда это может пригодиться, поверьте. Я поставила десять тысяч долларов, что протяну без ругательств дольше, чем он без сигар. Таким образом, моя речь и воздух чисты уже три месяца. – Поднявшись, она обогнула стол. – Весь персонал мне благодарен.
Она вдруг уселась к Адаму на колени, обвила руками его шею и запрокинула голову.
– Поцелуйте меня снова. Я не смогу сопротивляться.
"Таких, как она, больше нет", – подумал Адам, накрывая ее губы своими. Издав низкий стон удовольствия, Кирби расслабилась, поддавшись его мягкому требованию.
Оба в этот миг не размышляли, просто чувствовали.
Желание, накрывшее их, было стремительным и острым. Оно нарастало и поглощало их, они погружались в него. Сейчас Кирби позволила себе эту столь быстротечную роскошь, которая часто оказывалась пустой и никчемной. Она жаждала движения, жара, вихря. Риска. Ведь без них жизнь ничего не стоила. От него кружилась голова, практически лишая сознания. Если этот поток мог умчать ее, то почему бы не поддаться течению? Такого раньше никогда не случалось.
До сих пор она не осознавала, что нуждалась в таком мужчине, в его силе и твердости.
Адам почувствовал, как легкое возбуждение внезапно обернулось болью – тупой, унылой и назойливой. Но он не мог ей сопротивляться, поскольку жаждал ее. Желание всегда было простым и не причиняло мук. Разве он не знал с самого начала, что Кирби в состоянии заставить мужчину страдать? И, зная это, не мог ли он избежать последствий? Не мог. Он все же был ранен. Держа ее, мягкую и податливую, в своих руках, страдал, желая большего.
– Не могли бы вы двое подождать до конца ланча? – раздался голос Фэйрчайлда.
С тихим стоном Кирби отстранилась от Адама. Вкус его губ сохранился и будет манить ее снова и снова, как брусок дерева, лежавший у нее на столе.
– Идем, – пробормотала она и вытерла губы Адама, словно давая обещание.
Она повернулась и потерлась щекой о его щеку. Он ощутил невероятную сладость этого простого жеста.
– Адам делал эскиз, – сказала Кирби отцу.
– Да, я вижу, – фыркнул Фэйрчайлд. – Он может рисовать тебя и все, что захочет, но после ланча. Я хочу есть.
Глава 4
Еда, казалось, успокоила Фэйрчайлда. Полакомившись приготовленным на медленном огне лососем, он долго и подробно критиковал сюрреализм. Стремление выпустить на волю воображение взывало к нему так яро, что он потратил почти год на изучение этого направления. Добродушно пожав плечами, он признал, что его успехи в сюрреалистической живописи весьма скромны, впрочем, как и погружение в абстракцию.
– Он спрятал эти полотна на чердаке, – сказала Кирби Адаму, ковыряя вилкой в салате. – Есть одна картина в синих и желтых тонах, где изображены циферблаты всевозможных размеров, они тают и растекаются, а в углу виднеются два левых ботинка. Он назвал ее "Отсутствие времени".
– Это был эксперимент, – проворчал Фэйрчайлд, следя за недоеденной Кирби порцией рыбы.
– Он отказался от огромной суммы денег, предложенной за нее, и запер, точно пленницу, на чердаке. – Она переложила свою рыбу на тарелку отца. – Вскоре его скульптура присоединится к картине.
Фэйрчайлд проглотил кусок рыбы и заскрипел зубами.
– Бессердечный ребенок. – В одно мгновение из дружелюбного херувима он превратился в злобного гнома. – В следующем году в это же время имя Филиппа Фэйрчайлда будет ассоциироваться со скульптурой. – Его щеки покрылись румянцем.
– Лошадиная пыль, – заключила Кирби и насадила на вилку огурец. – Этот оттенок розового тебе идет, папа. – Перегнувшись через стол, поцеловала его в щеку. – Он близок к фуксии.
– Ты не настолько выросла, чтобы забыть мою способность воспроизвести этот же тон на твоей мягкой точке.
– Растлитель малолетних.
Адам смотрел, как Кирби встала и обвила руками шею Фэйрчайлда.
– Пойду прогуляюсь, пока еще не пожелтела и не высохла. Ты со мной?
– Нет, нет, мне еще надо кое-что закончить. – Он похлопал ее по напрягшейся руке.
Адам заметил нечто, промелькнувшее между ними, затем Фэйрчайлд повернулся к нему.
– Идите с ней, заканчивайте свой… эскиз, – произнес он, хихикнув. – Вы уже попросили у Кирби разрешение написать ее? – Он нанес еще один удар по лососине. – Все просят. Но она никогда не позволяет.
Адам поднял бокал с вином.
– Я говорил ей, что собираюсь написать ее портрет.
Фэйрчайлд снова радостно хихикнул. Бледно-голубые глаза сияли от предвкушения двусмысленных ситуаций.
– Твердая рука, а? Ей всегда это было нужно. Даже не знаю, от кого она получила такой жуткий характер… – Он простодушно улыбнулся. – Должно быть, от матери.
Адам взглянул на портрет женщины со спокойным лицом и мягким взглядом.
– Несомненно.
– Видите то полотно, вон там? – Фэйрчайлд указал на портрет Кирби в детстве. – Это единственный раз, когда она мне позировала. И я же еще должен был платить этой несносной девчонке! – Он гневно вздохнул и снова набросился на рыбу. – Двенадцать лет от роду, а уже коммерсантка.
– Если вы собираетесь обсуждать меня так, будто меня здесь нет, я пойду за своей обувью. – Даже не взглянув на них, Кирби выскользнула из комнаты.
– Она нисколько не изменилась, – прокомментировал Адам, осушив бокал вина.
– Ни на одну проклятую йоту, – гордо ответил Фэйрчайлд. – Она обойдет вас, Адам, мой мальчик. Надеюсь, вы в хорошей форме.
– Я бежал дистанцию в колледже.
Смех Фэйрчайлда был заразителен. Адам в очередной раз осознал, что этот чудак ему нравится. Это все усложняло. Он услышал, как в соседней комнате Кирби спорила с Изабель. Начинал понимать, что усложнять – один из талантов Кирби. Простое на первый взгляд задание скрывало множество подвохов, которые он не предусмотрел.
– Пойдемте, Адам. – Кирби появилась в дверном проеме. – Я разрешила Изабель пойти с нами, но предупредила, чтобы она и Монти держались на расстоянии не менее пяти ярдов. Папа… – Она отбросила свой конский хвост. – Я думаю, мы должны поднять арендную плату. Она могла бы найти квартиру в городе.
– Не надо было соглашаться на долгосрочную аренду, – проворчал Фэйрчайлд, затем вернулся к лососю.
Решив воздержаться от комментариев, Адам поднялся и вышел.
Стоял теплый и ясный сентябрьский день. Землю устилал ковер разноцветных листьев. Циннии и хризантемы устроили неразбериху, выбившись за границы клумб, насыщая воздух ярким ароматом. Около пылающего клена Адам заметил старика в заплатанном комбинезоне, который сгребал в кучу опавшую листву. Тот растянул губы в беззубой улыбке.
– Ты никогда их все не соберешь, Джейми, – приветствовала его Кирби.
Старик издал слабый хрипящий звук, очевидно, смех.
– Рано или поздно, мисс. У меня достаточно времени.
– Я помогу тебе завтра.