- А что насчет Бразилии?
Восприняв этот взволнованный вопрос как приглашение к разговору, дама продолжала:
- Сама я там не бывала, если вы это имеете в виду. Джейми говорит, что это дикая страна. Там джунгли, в которых полно дикарей, и реки, в которых водятся рыбы, поедающие людей, и змеи, и я даже не знаю, что еще. В общем, это неподходящее место для честного христианина, как мой Джейми, и я сказала ему это. Не хочу даже думать, что он приплывет с какой-нибудь коричневой девушкой, как это сделал Том Фостер десять лет назад. - Она наклонилась вперед, придавая своим словам особую доверительность. - Том сказал, что купил ее! Представляете! Купил себе жену!
- Это очень интересно, - заметила Филадельфия, тщательно подбирая слова. - Мы ведь скоро будем в Нью-Йорке?
- Не совсем в Нью-Йорке. Пенсильванская железная дорога кончается в Нью-Джерси.
- В Нью-Джерси? - с испугом воскликнула Филадельфия. - А дальше поезд не идет?
- Дальше, дорогая, вы можете поехать на пароме до Манхэттена.
- Вот как, - в замешательстве пробормотала Филадельфия. Эдуардо Таварес сказал, что ее встретят на железнодорожной станции в Нью-Йорке. Неужели он не знал про паром?
Дама внимательно оглядела Филадельфию и заметила, что девушка одета в черное.
- Вы носите траур, дитя мое?
Филадельфия кивнула.
- По вашим родителям?
Филадельфия снова кивнула.
- Бедняжка, вы проделали весь этот длинный путь, и встречать вас будет кто-то незнакомый?
Филадельфия вновь кивнула, не в силах придумать что-либо еще.
- Ладно, не забивайте свою хорошенькую маленькую головку треволнениями. Я присмотрю, чтобы все у вас было в порядке. - Она отложила вязание и протянула Филадельфии руку. - Меня зовут Сара Крэбб, я из Нью-Бедфорда, штат Массачусетс.
Филадельфия пожала протянутую ей руку.
- Я Фелис де Ронсар, из Парижа.
Филадельфия была ужасно рада, что решила принять помощь миссис Крэбб. Огромный вокзал был полон паровозного дыма, пара, шума, всевозможного багажа и пассажиров. С того момента, как ступила на платформу, она ощутила себя потерянной и несколько напуганной.
- Дорогая, подождите меня здесь, пока я найду носильщика поднести наш багаж, - наказала ей миссис Крэбб, прежде чем отойти и затеряться в толпе.
Филадельфия не сразу заметила мужчину, проталкивавшегося к ней, хотя он привлекал всеобщее внимание. Он был высок и по-солдатски подтянут, его осанку подчеркивал белый китель с золотыми пуговицами от самой шеи и до расклешенной юбки, достигающей колен. Черные свободные брюки были заправлены в начищенные сапоги. Люди глазели на него, потому что на голове у него был белый шелковый тюрбан, а надо лбом виднелся крупный голубой камень.
Он остановился перед Филадельфией, его седеющие усы и бакенбарды топорщились в улыбке.
- Мадемуазель де Ронсар, к вашим услугам.
Филадельфия уставилась на него, разглядывая каждую черточку его загорелого лица, с морщинами, выдающими немолодой возраст.
- Кто вы?
- Ваш покорный слуга, мемсаиб. Меня прислали, чтобы я устроил вас в Нью-Йорке.
- Как вас зовут? - спросила она, слишком удивившаяся, чтобы спросить его об Эдуардо Таваресе.
Он притронулся рукой ко лбу, потом грациозным жестом коснулся подбородка, затем груди, склонившись в поклоне, и сказал:
- Меня зовут Акбар, мемсаиб.
Он выпрямился, посмотрел на груду багажа у ее ног и точно выбрал из всей груды те вещи, которые принадлежали ей.
- Следуйте за мной, мемсаиб.
Филадельфия на какое-то мгновение задержалась в нерешительности. Поняв, что он не собирается оборачиваться, чтобы убедиться, идет ли она за ним, Филадельфия подхватила подол своего платья и поспешила за ним. Проходя мимо миссис Крэбб, которая вернулась с носильщиком-негром и застыла с отвалившейся челюстью, Филадельфия крикнула:
- Меня встретили! Merci! Au revoir!
- Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? - пробормотала миссис Крэбб, когда обрела способность говорить.
- Нет, мэм, не видел, - отозвался с ухмылкой носильщик.
4
Нью-Йорк, май 1875
- Вы негодяй! Вы подлец! Вы… вы мошенник!
Эдуардо Таварес без особого труда увертывался от шелковых подушек в восточном стиле, которые швыряла в него Филадельфия, но смех мешал ему. Когда приступ смеха прошел, он перепрыгнул через спинку дивана, за которой скрывался, и повалился на диван, услышав, как она с удовлетворением объявила:
- Так вам и надо, шарлатан!
- Мемсаиб перестала сердиться?
- О, нет! - Она схватила еще одну подушку, но обнаружила, что запас их исчерпан. Тогда Филадельфия схватила с ближайшего столика фарфоровую вазу и угрожающе занесла ее над головой. - Как вы могли встречать меня в таком виде, что ваша собственная мать не узнала бы вас. Вы могли обнаружить себя вчера на вокзале. Так нет, вы скрывались под этим дурацким костюмом и позволили мне изнывать от страха. Если бы вы сейчас не обратились ко мне "сеньорита", я бы так и не знала! Вы заслуживаете того, чтобы вас забросали камнями.
Эдуардо встал на ноги, но не сразу выпрямился, поскольку его тюрбан сбился набок и закрыл один глаз. Приведя себя в порядок, он сказал:
- Если вы разоружились, я был бы счастлив объяснить вам, почему это, - он дотронулся до бакенбард и тюрбана, - не просто полезная маскировка, но и необходимая.
- Не позволю! - Она подняла руку с вазой. - Если вы немедленно не покинете мой номер, я выпровожу вас силой с помощью детектива из отеля.
Эдуардо улыбнулся, глядя на ее пылающее лицо.
Он почти готов был быть изгнанным ради удовольствия видеть реакцию портье и детектива, когда она их вызовет. В светло-сиреневом платье, которое оттеняло ее черные локоны и золотистые глаза, полные яростного гнева, Филадельфия являла собой картину, которую они запомнили бы надолго. Такое происшествие могло даже попасть в колонку сплетен какой-нибудь газеты. Однако он не был готов к тому, чтобы ее имя стали обсуждать таким манером, во всяком случае, не сейчас. Она должна занять определенное положение. Эти три дня, которые он провел в Нью-Йорке до ее приезда, он был слишком занят, и, если его труды не окажутся бесполезными, она вскоре предстанет перед обществом.
- Вы великолепны в своем гневе, мемсаиб, но я умоляю вас выслушать меня, прежде чем вы разобьете довольно дорогую вещь китайского фарфора.
Филадельфия взглянула на вазу в своей руке и, определив ее как произведение эпохи Мин, поставила на место.
- Вы правы.
Она дотянулась до ленты звонка.
Эдуардо встал.
- Зачем вы это делаете? Я готов сделать для вас все, что вы пожелаете.
- Тогда уходите!
Он скрестил руки на груди.
- Вы становитесь очень неуживчивой. Я готов потворствовать вам, насколько это возможно, сеньорита, но я не позволю, чтобы меня выгоняли из номера, который я оплачиваю.
Он отбросил подобострастный тон, каким разговаривал с ней последние двадцать четыре часа, и его обычный волевой голос напомнил ей, что она в действительности его должница. Следуя его примеру, она скрестила руки на груди.
- Хорошо, объяснитесь.
Он улыбнулся, во всяком случае, она подумала, что он улыбается, ибо его фальшивые бакенбарды затопорщились.
- Вы выступаете в определенной ипостаси, и я тоже, чтобы оставаться рядом с вами, должен играть какую-то роль. Я избрал для себя роль слуги, выходца из Восточной Индии, потому что я знаком с этим типом людей. Можно сказать, что мой образ взят из жизни. Несколько лет назад у меня был слуга по имени Акбар. Он сейчас находится в… впрочем, это не имеет значения. Несколько советов умной и проворной портнихи, визит к театральному гримеру и… - он игривым жестом показал на себя, - пожалуйста, живой Акбар. А теперь, - продолжал он шутливым тоном, - не хотите ли вы чашку горячего шоколада, которую я принес вместе с вашим завтраком?
- Нет, - с пафосом объявила она, хотя аромат какао был очень соблазнителен.
- Тогда вы не будете возражать, если я выпью чашечку? - спросил он, шагнув к столику. - Я обнаружил, что роль слуги накладывает довольно много обязанностей, и не мог позавтракать, пока вы меня не вызвали. Быть может, этим объясняется моя ошибка.
Лицо Филадельфии неожиданно осветилось, но она отвела глаза раньше, чем он поднял глаза от чашки, которую наливал.
- Значит, в нашей маленькой драме вы будете играть эту роль и будете моим слугой?
- К вашим услугам, мемсаиб. - Он сделал жест рукой, который она уже много раз видела с того момента, как он встретил ее на вокзале в Нью-Джерси.
- А откуда вы такой слуга?
- Можно сказать, что это подарок вашей дорогой тети Агнес, живущей в городе Дели, в Индии.
Филадельфия подозрительно взглянула на него.
- Людей не дарят в качестве подарка.
Он предложил ей чашку шоколада, которую она взяла молча.
- Ваша страна, - сказал он, - воевала в связи с этой проблемой, не так ли? Боюсь, что моя страна в скором времени будет обречена на такую же участь.
- В вашей стране есть рабы? - спросила она.
Он налил себе вторую чашку и сел на диванчике напротив нее.
- В моей стране множество рабов - индейцы-рабы, рабы из Африки, мулаты и множество других смешанных кровей, чье происхождение вообще забыто.
Чашка Филадельфии застыла на полпути от подноса до ее рта. Она припомнила, как он хвастался своим огромным богатством и различными предприятиями.
- Вы рабовладелец?
Он заметил выражение ее лица и решил немножко посмеяться над ней.
- Почему? Ах, вы янки в синем мундире?
- А вы Саймон Легри!
- Саймон? - Он произнес это имя с тягучим акцентом. - Это плохой рабовладелец в романе сеньоры Стоу "Дядя Тим"?
- "Дядя Том", - поправила она его. - Вы ушли от ответа на мой вопрос.
- Вы ужасно хорошеете, когда краснеете. Вы должны чаще краснеть на людях, и тогда даже эти деревянные североамериканцы будут падать к вашим ногам, как осенние листья.
Он кокетничал с ней, и, поскольку она понимала, что он ожидает ее возмущенной реакции, это привело ее в ярость. Она резко встала.
- Не надейтесь, что я буду поощрять вашу причастность к этому одиозному установлению.
Он вздохнул.
- Почему вы не скажете прямо, что вы имеете в виду? Эти формальности, эта сдержанность не обязательны между нами. Если вы хотите, скажите: "Я ненавижу рабство и рабовладельцев и отказываюсь иметь дело с вами, если вы такой!"
Филадельфия произнесла:
- Я против рабства и рабовладельцев и не желаю иметь ничего общего с человеком, который считает, что держит в рабстве своих соотечественников.
- Хорошо сказано. - Он похлопал в ладоши и потом грустно посмотрел на нее. - К сожалению, я не рабовладелец, так что ваши слова теряют всякий смысл. Но я запомню, что вы женщина, имеющая собственное мнение, и вам нельзя противоречить.
Щеки Филадельфии зарделись. Она злилась на него и на себя за то, что позволила ему обернуть свою доверчивость против себя самой, и вновь взглянула на китайскую вазу. Если бы не стук в дверь, это произведение древнего искусства нашло бы свой конец.
Она встала, чтобы открыть дверь, но Эдуардо опередил ее, одной рукой отстранив ее, а другой открывая дверь. Только тогда она вспомнила, что предполагается, что он слуга, ее слуга. Коварная улыбка сменила на ее лице нахмуренность.
В комнату вошел служащий отеля.
- Вы звонили, мадам?
Эдуардо схватил его за воротник.
- Никто не смеет обращаться к мемсаиб, пока она не разрешит!
Эффект, произведенный громовым голосом Эдуардо на вошедшего, был таков, что можно было бы расхохотаться, если бы Филадельфия не была слишком зла, чтобы дать ему повод получить удовлетворение от ее изумления.
- Отпусти его, Акбар, - резко приказала она.
Он тут же выполнил ее приказ.
- Как пожелает мемсаиб, - почтительно сказал служащий и пошел к двери.
Филадельфия с блистательной улыбкой сказала перепуганному служащему:
- Я извиняюсь за моего слугу. Он забыл, что мы уже не в диких лесах Индии. - Она увидела, как Эдуардо показывает ей что-то жестами из-за его спины, и сообразила, что забыла прибегнуть к французскому акценту. - Вы простите меня?
- Все в порядке, мадам, - отозвался служащий, оттаявший от улыбки молодой красивой женщины. - Индия, вы говорите? Мы здесь, в отеле "Виндзор", привыкли иметь дело с людьми самых разных национальностей. Не так давно у нас останавливался один господин из ост-индской компании, наш постоянный клиент.
- Это очень интересно, - сказала она, не обращал внимания на Эдуардо, который своей жестикуляцией раздражал ее. - А теперь, месье, чем я могу вам помочь?
Служащий выглядел удивленным.
- Мадам, это вы звонили мне?
- Я? - Филадельфия оглянулась вокруг, как бы для подтверждения, пока ее взор не остановился на Эдуардо. - Акбар! - сказала она укоризненно. - Ты ведь знаешь, что нельзя беспокоить служащих отеля. Какой стыд!
Она резко обернулась к служащему.
- Вы мне простите мою ошибку. Мой слуга, как это у вас говорится? - Она покрутила пальцами у виска. - Иногда он забывает, что мы не дома, где он командует сотней слуг. А здесь, в Америке, он не всегда внимателен. Вы меня понимаете?
Служащий кивнул, но его адамово яблоко ходило вверх и вниз с такой быстротой, что она удивилась, как он успевает дышать.
- У вас сотня слуг, мадам?
Филадельфия пожала плечами, удивляясь, почему ей пришло в голову назвать такую несуразную цифру.
- Это не так удобно, как кажется. Подумайте только, что все они должны мыться, одеваться и иметь помещение, где спать. Для моих здешних нужд мне вполне достаточно Акбара. А теперь вы можете идти, но после того, как Акбар извинится перед вами.
Служащий взглянул на бородатого мужчину в тюрбане, который стоял, скрестив руки на груди, и затряс головой.
- В этом нет необходимости, мадам. Никто не причинил мне никакого вреда.
- А я настаиваю! - Она взяла служащего за руку и доверительным тоном продолжала: - Акбару нужно поучиться, как вести себя. У него ужасный характер, ужасный! В Индии он носил на боку большой меч. Слуга не слушается? - Она провела пальцем по горлу. - Вот так! И нет больше слуги!
Адамово яблоко на горле у служащего утонуло в его воротнике.
- Вы хотите сказать…
- Я хочу сказать, что он… он должен извиниться! Мы в Америке! И мы должны вести себя как американцы. Акбар?
Повинуясь ее приказу, Эдуардо проделал свой извинительный жест и очень серьезно сказал:
- Как пожелает мемсаиб. Тысяча извинений, вы, мелкая блоха!
Бедняга служащий слегка обалдел от такого обращения, но, увидев глаза Филадельфии и то, как она отрицательно мотнула головой, решил не развивать эту тему.
- Извинения приняты. А теперь я пойду.
Он протянул руку мужчине в тюрбане, но тот угрожающе упер руки в бока. Служащий опустил руку и отвесил Филадельфии низкий поклон.
- Если вам что-нибудь понадобится, мадам…
- Мадемуазель, - поправила его Филадельфия. - К сожалению, я не замужем.
- Не замужем, - повторил служащий, приобщив эту информацию к сообщению о сотне слуг. - Очень хорошо, мисс. Я целиком в вашем распоряжении.
Он обернулся и с облегчением увидел, что этот "дикарь с повязкой на голове", как он описал его потом портье, открыл для него дверь.
Эдуардо закрыл ее на ключ и обернулся к Филадельфии, брови его были нахмурены, руки уперлись в бока.
- Вы понимаете, что вы сейчас сделали?
Филадельфия отступила на шаг.
- Вы заслужили это!
Она увидела, как он подошел к ней, и поспешила отступить еще на шаг.
- Вы сами сказали, что вы мой слуга.
Он сделал еще один шаг, и она опять отступила.
- Как мне поверят, если вы отдаете приказы?
Она оглянулась, прикидывая расстояние до двери спальни.
- Если вам не нравится то, что я делаю, оставьте меня. Я не намерена… что вы делаете?
Он прыгнул к ней. Филадельфия сделала два отчаянных шага. Дверь в коридор казалась довольно близкой, но, когда ее рука схватилась за ручку двери, он обхватил ее сзади и приподнял.
Эдуардо прижал ее к своей груди и дважды, как в вальсе, прокрутил, прежде чем поставить на ноги.
У нее закружилась голова, и она прислонилась спиной к двери, не зная, что можно ожидать от него дальше, но раскат его хохота удивил ее.
- Вы… вы необыкновенное создание! - выкрикнул он. - Вы понимаете, что вы сейчас сделали?
Она медленно покачала головой.
- Вы одним махом добились того, на что у меня ушли бы недели. Вы произвели на служащего отеля такое впечатление, какое он никогда не забудет. К полудню об этом инциденте будет говорить весь отель. За обедом это станет темой разговоров половины постояльцев. Завтра многие обитатели Пятой авеню будут знать, что вы в городе. Это было блистательно! А эта история о том, что я убивал непослушных слуг, - просто гениальна! Как вы додумались до этого?
- Сама толком не знаю, - призналась Филадельфия, приходя в себя и начиная понимать, что ее не задушат. - Если вы довольны, вы могли бы сразу об этом сказать вместо того, чтобы гоняться за мной по комнате.
Он наклонился к ней.
- Потому что самое большое удовольствие я получаю, гоняясь за вами. - Он придвинулся к ней так близко, что она могла рассмотреть радужную оболочку его глаз. Она отодвинулась и уперлась в дверь, ведущую в спальню. - Если бы вы были бразильской леди и вели бы себя так замечательно, я поцеловал бы вас.
У нее перехватило дыхание. Ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его лица, от этой прекрасной, греховной физиономии.
Эдуардо наблюдал за сменой эмоций на ее лице и дивился, как она, женщина с сильной волей, такая находчивая, может в то же самое время оказаться такой беззащитной, как сейчас. Он видел ее трепет, ее возбуждение, ее желание, чтобы он поцеловал ее. Он взглянул на ее губы. Они приоткрылись, розовая помада делала их еще более пухлыми и более соблазнительными. Это будет так легко. Всего лишь дюйм или два отделяли их. Он так хотел поцеловать ее.
Когда он наклонился к ней, Филадельфия закрыла глаза и подняла лицо. Она ждала. Один удар сердца, другой, третий. Ничего не происходило.
Она в смятении открыла глаза и увидела, что он отошел от нее и идет к двери. Там он остановился и, не глядя на нее, сказал:
- Вам следует позавтракать прежде, чем все остынет. Я вернусь через час. Вас должны видеть на публике. Для этого мы отправимся по магазинам делать покупки.
Эдуардо вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Филадельфия прикусила губу. Что она сделала или, наоборот, не сделала? Она испытывала унижение. Он снова дразнил ее!
- Я его ненавижу! Ненавижу!
- Если мне позволено сказать, мисс, то вы будете выглядеть в этом платье прелестно.
Филадельфия лениво гладила рукой желтое шелковое платье в магазине "Стюарт и Кº".
- Очень милое платье, - сказала она с тоской в голосе. - Так много прекрасных вещей. Может, когда-нибудь я надену одно из них, если буду вновь счастлива.