Она предрасположена воспринимать жизнь слишком серьезно. Он понял это в ту же минуту, когда в первый раз увидел ее. Эдуардо преклонялся перед ее сдержанностью, хотя и подозревал, что ее строгий контроль над своими чувствами легко может обернуться горечью, если она не научится давать волю своим эмоциям. Филадельфия молода и полна жизни. Ей нужно испытывать радость от бытия.
Он был непростительно резок с ней в тот момент, когда она оказалась совершенно беззащитной и легко ранимой. Эдуардо вынужден был отвернуться от нее, как раз когда она ощутила страсть, которую он без умысла возбудил в ней. Неудивительно, что она избегает его взгляда. Собственная бестактность задевала Эдуардо. Он любил женщин, и они любили его. Все дело в этом нелепом костюме. Он не должен выглядеть в ее глазах подобострастным. Это была ошибка, которую он не повторит.
Когда в антракте зажегся свет, у Филадельфии начала болеть голова от того, как на нее глазели. Она поднялась со своего кресла.
- Мадам Ормстед, мне нужен свежий воздух. Вы извините меня?
- Нет, не извиню. Если вы сейчас выйдете в фойе, вас растопчут поклонники. Мы будем ждать здесь и позволим Акбару впустить сюда немногих визитеров. Присядьте, дорогая. Вы не должны выглядеть скованной.
Филадельфия села, бросив косой взгляд на Акбара. Это по его вине она оказалась в такой ситуации. Почему именно, она не была уверена, но была совершенно убеждена, что ответственность лежит на нем.
В дверь ложи постучали, и у Гедды вздрогнули уголки рта.
- Акбар, ты можешь спросить, кто там.
Он склонил голову и исчез за портьерами только для того, чтобы через секунду вернуться.
- Мемсаиб, джентльмен говорит, что его зовут Генри Уортон.
Улыбка Гедды смягчилась.
- Мой племянник? Пригласите его. Герберт, мой мальчик! Входи. - Она нетерпеливо махнула рукой высокому молодому человеку в вечернем костюме, шагнувшему в ложу. - Где твоя глупая мать, Герберт?
- Я Генри, тетя Гедда, - отозвался молодой человек; его приятное лицо слегка зарделось. - Мама хорошо себя чувствует. - Он не отрываясь смотрел на прекрасную молодую женщину, сидящую рядом с его теткой, и добавил: - Но ее сегодня здесь нет.
- Ну и слава Богу! - с откровенной радостью объявила Гедда. - Я терпеть не могу разговаривать с твоей матерью. Она ведь совершенно глупа. Известно, что нельзя плохо говорить о немощных, и я обычно этого не делаю, но твоя дорогая матушка отказывается признать свою ущербность и вечно самым нелепым образом высказывается по любому поводу. Ладно, Дельберт, хватит глазеть, скажи что-нибудь.
- Я Генри, тетя Гедда, - повторил молодой человек, с печальной улыбкой глядя на Филадельфию. - Я ужасно рад видеть вас здесь. Вся семья уже потеряла надежду встретить вас в обществе.
Гедда подняла свой лорнет.
- Ну и что? Разве дама не может довольствоваться собственным обществом, если оно не может предложить ей взамен хоть что-нибудь вполовину интересное? Осмелюсь утверждать, что вы тратите большую часть своего времени на то, что скучаете или нагоняете тоску на своих собеседников. Оставаясь в моей резиденции, я уберегаю себя от вины за первое и от греха за второе. - Она неожиданно обернулась к двери. - Акбар! Я хотела бы чего-нибудь прохладительного. Если Гарольд перестанет тратить время попусту и сядет, будет хорошо, если ты принесешь нам три бокала.
Акбар поклонился.
- Все будет сделано, как приказывает мемсаиб.
Гедда с самодовольной улыбкой обернулась к своему племяннику.
- Что ты о нем думаешь?
У Генри рот открылся от изумления.
- Он ваш? Я хочу сказать, он ваш слуга, тетя?
- А кто же еще?
- Когда он открыл дверь вашей ложи, я подумал, что он костюмированный капельдинер.
- Но на самом деле он принадлежит моей гостье. Мадемуазель де Ронсар, я хотела бы представить вам моего не самого любимого родственника, Горация Уортона. Гораций, моя гостья, мадемуазель де Ронсар.
Молодой человек выпрямился во весь свой немалый рост и весьма учтиво поклонился.
- Очень рад познакомиться с вами, мамзель. Я Генри Уортон.
- Разве я недостаточно сказала? - нетерпеливо спросила Гедда. - А где Акбар? Он на редкость медлителен, кроме тех случаев, когда бежит по вашим поручениям.
- Я уверена, что он старается, - ответила Филадельфия и поспешила обратить свое внимание на Генри. - Я тоже рада нашему знакомству, месье Генри Уортон.
Ее голос произвел на молодого человека ошеломляющее впечатление. У него изменилось лицо, а глаза расширились от удивления.
- Я всю жизнь ненавидел свое имя, но, услышав, как вы произнесли его, я никогда больше не буду так воспринимать его.
Если бы он не был так серьезен, Филадельфия подумала бы, что Генри смеется над ней.
- Мерси, месье Уортон, вы слишком добры ко мне. Я боюсь, что мой английский временами не совсем правилен.
Он сел рядом с ней.
- Вы можете произносить мое имя так часто, как захотите, мамзель.
Эдуардо вернулся как раз в тот момент, когда Генри наклонился к Филадельфии, и, хотя не слышал их разговора, он сразу заметил результаты ее женской победы. Филадельфия за несколько минут совершенно очаровала парня.
Задетый этим, он шагнул вперед и просунул поднос между этой парой.
- Прохладительное, мемсаиб?
Он произнес эти слова вежливо, но взгляд, который он кинул на молодого человека, заставил Генри отодвинуться.
- Прежде всего, Акбар, предложи мадам Ормстед, - строгим тоном сказала Филадельфия.
- Как пожелает мемсаиб. - Он убрал поднос, но перед тем бросил бедному молодому американцу еще один угрожающий взгляд. - Мемсаиб хочет, чтобы я убрал этого мужчину?
- Напротив, - отозвалась она. - Это племянник мадам Ормстед. Месье Уортон, Акбар - мой преданный слуга.
Генри взглянул на устрашающее темное бородатое лицо и пробормотал что-то невнятное.
Только когда Акбар обслужил их всех и удалился в глубину ложи, Генри тихо сказал своей тете:
- Вы уверены, что безопасно держать такого парня под вашей крышей, тетя?
- Никогда не чувствовала себя так спокойно, - со смешком ответила она. - Он - удивительная личность и очень верный человек, но не лизоблюд. Он в равной мере умеет управлять моим экипажем и заваривать чай. В Дели он командует сотней слуг. Одна ошибка с их стороны и… раз!
Она резанула своей маленькой ручкой по своему горлу.
Генри Уортон оказался не единственным, кто разинул рот. Филадельфия тоже была ошеломлена сообщением миссис Ормстед. Если бы кто-нибудь из них обернулся и взглянул в глубину ложи, то увидел бы довольную физиономию Эдуардо.
На лице Гедды играла озорная, ну прямо-таки детская улыбка.
- Слухи - это то, чего в этом городе более чем достаточно, дорогая. Неужели вы думаете, что мои слуги не пронюхали все, когда я посылала их в отель за вашими вещами?
- Конечно, мадам, - отозвалась Филадельфия, бросив неопределенный взгляд на Генри. - Но я боюсь, что даже самые лучшие люди склонны преувеличивать.
- Да, конечно, - согласился Генри, но с подозрением взглянул в сторону Акбара, встретив в ответ угрожающий взгляд. - Но если человек не знаком с нашими обычаями, я хочу сказать, если он язычник и…
- Он иностранец и язычник, но это не значит, что он дикарь, Дарвуд, - строго сказала Гедда. - Ты, дорогой племянник, должен больше вращаться в свете. Мадемуазель де Ронсар француженка по рождению, но за свою короткую жизнь она объездила почти весь земной шар.
Филадельфия благосклонно улыбнулась Генри, на чьем простодушном лице отразился ужас.
- Я не сама, греб Акбар.
На какое-то мгновение воцарилось молчание. Гедда с огорчением гадала, унаследовал ли ее племянник глупость своей матери, а Филадельфия уже жалела о вырвавшейся у нее шутке. Потом лицо Генри расплылось в мальчишеской улыбке.
- Я понял! Вы большая насмешница, мамзель.
Филадельфия пожала плечами, не задумываясь, у кого переняла она этот жест.
- Маленькая насмешница, месье. Леди никогда не должна быть большой насмешницей, правда?
Генри покраснел.
- Нет, конечно нет. Я не подразумевал…
- Святые на небесах! - вздохнула Гедда и, подняв лорнет, стала разглядывать другие ложи. Генри не выдержал экзамена. Не прошло и двух минут, и он раскрылся, как дурак. Хотя эта девица де Ронсар старалась изо всех сил помочь ему, это было все равно, что запрячь хромую лошадь в тяжело нагруженную телегу.
Филадельфия продолжала поддерживать светский разговор с Генри, пока, к ее облегчению, не погас свет в зале и занавес не поднялся. Она очень удивилась, когда молодой человек вздрогнул и вскочил на ноги. Если бы она не понимала всю невозможность такого поворота, она бы заподозрила, что Генри ущипнула его тетка.
- Мне надо идти. Меня ждут. - Он страстно посмотрел на Филадельфию, потом повернулся к своей тете. - Могу я навестить вас, тетя Гедда? В воскресенье утром?
- Зачем? Ты никогда этого не делал.
- Может быть, он хочет посмотреть на ваших лошадей, мадам Ормстед, - подсказала Филадельфия, которой стало жаль его. - До воскресенья, месье? - Она протянула ему руку в перчатке.
Он взял ее, потряс, не зная, что еще сделать, и выскочил из ложи.
- Генри ненавидит лошадей, - сообщила Гедда. - Эта дура - его мать - посадила его на пони раньше, чем он начал сидеть. Она говорила, что это у них семейная традиция, чтобы дети с раннего возраста ездили верхом. Он свалился и ударился головой. - Она чуть нахмурилась. - Я думаю, что эта традиция многое объясняет.
Филадельфия отвернулась. Миссис Ормстед действительно позволяла себе рискованные намеки.
6
- Это совершенно невозможно, - объявила Гедда, с отвращением глядя на кипу приглашений, лежащих на серебряном подносе. - Нельзя посетить одно-единственное зрелище, чтобы тебя тут же не засыпали бесконечными приглашениями.
- У вас много друзей, которые рады вновь видеть вас в обществе, тетя Гедда, - сказал Генри Уортон, восседавший в гостиной своей тети на одном из обтянутых желтым шелком стульев.
- Вздор! Половина этих людей была уверена, что я похоронена в Вудлауне вместе с моим супругом, пока на прошлой неделе мадемуазель де Ронсар не появилась вместе со мной в театре. - Филадельфия издала протестующий звук. - Отрицать это нет смысла. Эти приглашения говорят о том, что многие добиваются вашего общества.
- Я с вами совершенно не согласна, мадам, - сказала Филадельфия со смущенной улыбкой. - Я абсолютно уверена, что эти приглашения предназначены только вам. Я ведь только бедная сирота, никому не известная в вашем избранном обществе.
- Я не согласен с вами, - поспешно сказал Генри и очень серьезно посмотрел на нее. - Вы девушка благородного происхождения, без каких-либо недостатков. - Его щеки покраснели. - Я хочу сказать, вы выше всяких предрассудков. В вас ведь течет королевская кровь.
Седые брови Гедды изобразили изумление.
- Королевская кровь? Откуда ты взял такое?
- Акбар сказал мне, - ответил Генри и воспользовался возможностью обратиться к Филадельфии. - Он не утверждал, что в вас течет королевская кровь, а только сказал, что ваша семья очень тесно связана с Бурбонами и что, когда рухнула Вторая империя, вы потеряли гораздо больше, чем только дом и состояние.
- Он так сказал? - мрачно пробормотала Гедда. - Акбар искал тебя, чтобы сообщить тебе это?
Генри кашлянул, чувствуя, как пригвождает его проницательный взгляд тети.
- Мы столкнулись в холле, когда я приходил к вам вчера с визитом. - Он покраснел еще больше. - Мне кажется, что он поджидал меня. Похоже, ему хотелось рассказать мне, что если бы мамзель де Ронсар заняла в Париже подобающее ей положение, то за ней ухаживали бы все аристократы.
Филадельфия весело рассмеялась. Акбар зашел слишком далеко в своем стремлении, чтобы она производила впечатление.
- Я очень сомневаюсь в этом, месье. Аристократия в Париже ничем не отличается от аристократии в любой другой стране. Они рассматривают брак, как необходимость, включающую в себя положение, земли и состояние. Так что у меня нет данных для выгодного брака. С другой стороны, я слишком горда, чтобы согласиться на неравный брак. Так что я останусь… - Она посмотрела на миссис Ормстед. - Как это будет по-английски, помогите, пожалуйста.
- Старая дева, - сухо подсказала Гедда.
- Старая дева! Да, это я и есть!
Выражение лица Генри стало просто комическим.
- Старая дева! Дорогая мисс Ронсар, ничто не может быть дальше от истины.
- И от твоих желаний, племянничек? - спросила Гедда. Ну, ничего не скажешь, парень очень глуп! - Не таращь глаза и перестань дергать мои портьеры. А вам, мадемуазель, должно быть стыдно провоцировать бедного мальчика. - Она резко встала. - До свидания, племянник. У мадемуазель и у меня множество дел. Если ты так уж хочешь, можешь сопровождать нас в субботу в Монтлаю, но при том условии, что до субботы я тебя не увижу. Я ясно выражаюсь?
Никогда раньше Генри не протестовал против того, что тетка обращается к нему, как к ребенку лет восьми. Но сейчас ему было трудно перенести, что она разговаривает с ним повелительным тоном перед девушкой, которую он твердо решил завоевать.
- Право, тетя Гедда, у меня не так много свободного времени, чтобы болтаться без дела. Просто я, как член семьи, хотел помочь, чтобы ваша гостья чувствовала себя как дома.
- Обычно ты навещаешь меня три раза в год. На этой неделе ты был здесь уже несколько раз, - возразила она безапелляционно. - Что-то привлекает тебя сюда, Горас.
- Меня зовут Генри, тетя, Генри! - в отчаянии воскликнул он. - Такое простое имя.
- Очень простое, - отозвалась она. - До субботнего вечера.
Потерпев полное поражение, Генри поклонился дамам и удалился.
- Ладно, - сказала Гедда, когда он ушел, - мы будем ездить по этим приглашениям вместе. Откликаться мы будем не на все приглашения. Когда появляешься в обществе слишком часто, пропадает элемент новизны.
Она вынула из кипы приглашений одно и взяла лорнет, чтобы прочесть его.
- Мы примем приглашение Монтегю. Они нувориши, и ничего от них не следует ожидать. Однако я слышала, что они устраивают самые дорогостоящие и красивые приемы. Муж осуществил серию удачных спекуляций на Уолл-стрит и очень быстро стал богат. Особняк в готическом стиле на углу напротив моего принадлежит им. Вульгарное нагромождение камней, не правда ли? Я приму их приглашение от имени нас обеих. Это сильно поднимет их статус на нашей улице.
- Мадам, - протестующе сказала Филадельфия, - вы очень добры, когда включаете меня в ваши планы, но я не могу принять их.
Гедда бросила на нее недовольный взгляд.
- Почему? Вы не хотите общаться с людьми, которые ниже вас по положению?
- Отнюдь нет. Я никогда не думаю так о людях, которые приглашают меня, иностранку, в свой дом. Просто я… как бы это сказать?.. Я не так экипирована, чтобы соответствовать вам.
- Соответствовать мне?
- В качестве вашей спутницы. - Филадельфия отвела глаза от серо-голубых глаз, которые пристально изучали ее, и смахнула воображаемую пылинку со своего голубого платья из саржи.
- Понимаю.
Филадельфия подняла глаза и увидела, что миссис Ормстед все еще смотрит на нее, но уже не так испытующе.
- Бедность - это всегда несчастье, дитя мое. А в этом городе оно граничит с преступлением. Вы только что откровенничали с моим племянником, хотя я сомневаюсь, что он понял вас. Я была уверена насчет ваших обстоятельств с того самого дня, как вы вошли в мой дом. Ваш багаж невелик: всего два чемодана и маленький сундучок; они говорят сами за себя. Модная женщина должна иметь столько платьев, сколько у нее есть мест, куда в них появиться. Вы, естественно, к этому не готовы.
- Нет, мадам.
- Во всяком случае, вы не пытались скрыть что-либо от меня. Вы приехали в Нью-Йорк в надежде удачно выйти замуж?
- Нет.
- Тогда почему вы здесь?
Этого вопроса Филадельфия ожидала давно, но не имела на него ответа, который удовлетворил бы ее. Миссис Ормстед сказала, что Филадельфия ничего не скрыла от нее, но на самом-то деле она скрывала почти все. Ее имя, ее маскировка, Акбар - все было ложью. Между тем план сеньора Тавареса продать его драгоценности не имел ничего общего с ее отношениями с миссис Ормстед. Конечно, она не будет отплачивать этой даме за ее великодушие, унижаясь до того, чтобы предложить ей купить ожерелье за наличные. Однако все это не служило ответом на поставленный ей вопрос.
- Я здесь потому, - сказала она неохотно, - что мне больше некуда ехать.
Гедда перебрала в голове с дюжину соображений, которые она могла высказать по этому поводу, но предпочла только одно:
- Вы говорите, что приехали в Нью-Йорк не для того, чтобы искать мужа, но, тем не менее, за вами будут ухаживать, если вы будете появляться в обществе вместе со мной, ухаживать будут все время и настойчиво, главным образом потому, что вы кажетесь непроницаемой для лести. Молодые люди, как дураки, поддаются желанию добыть недоступное. Такая пустая трата энергии, но, я думаю, это удерживает их от еще больших глупостей. Кроме того, вы можете изменить свои намерения. - Она взяла следующий конверт. - Будем смотреть дальше?
Когда Филадельфия наконец сбежала из гостиной, уже наступил день. В ходе разговора она вновь и вновь отказывалась от предложений миссис Ормстед помочь ей увеличить ее гардероб. В конце концов их разговор дошел до того, что Гедда закончила спор, назвав Филадельфию "бесчувственной, неблагодарной гостьей, охваченной противоестественным стремлением перечить хозяйке дома". Гедда сунула полдюжины приглашений, которые считала приемлемыми, в руки Филадельфии и отпустила ее с тем, чтобы та сообразовала их число со своим гардеробом.
Идя по коридору к зимнему саду, Филадельфия мысленно составляла перечень своих платьев. У нее были платья для путешествий, два дневных туалета, вечернее платье, которое она надевала в театр, белое полотняное платье для визитов и зеленое шелковое платье для приемов, которое она купила за несколько дней до неожиданной смерти отца. Это была единственная вещь, в отношении которой она обманула кредиторов.
Это воспоминание вызвало у нее сердечную боль. Слишком поздно она поняла, что могла бы спасти от жадных рук бессовестных людей еще с дюжину вещей, если бы не была так потрясена смертью отца и могла рассуждать разумно. Более всего ей хотелось спасти жемчужное ожерелье, которое должно было стать ей свадебным подарком. Вместо этого, чтобы поднять ему цену, она приняла участие в его продаже. Как ни странно, она не жалела о своей расторгнутой помолвке. Она не любила Гарри Колсуорта. Это был выбор ее отца, а она, чтобы доставить ему удовольствие, готова была на что угодно.
Она тряхнула головой, не желая поддаваться этой боли, и взглянула на конверты. Приглашения были на обеды и приемы. Она могла еще раз надеть свое черное вечернее платье. Шелковое зеленое послужит дважды, один раз для обеда, а второй раз с кружевной юбкой для званого вечера, но на другие случаи туалетов у нее не было. Как ей выйти из этого положения?