– В магазин как-то заглянул один парень, – ответила она и грустно улыбнулась. – Брат ушел на обед, я была одна. Мы разговорились. Луиджи было восемнадцать, он учился в универе на историческом факультете и показался мне взрослым и умным. И как же пылко я влюбилась! Практически с первого взгляда. Мы поболтали, он ушел. И через пару дней появился снова. Но мой брат был на месте, а я находилась в школе. Луиджи сообразил, что лучше ничего не выяснять обо мне. Он нашел способ увидеться со мной. И несмотря на тотальный контроль моей семьи, мы ухитрялись встречаться. Это был мой первый мужчина. На свое шестнадцатилетие я узнала, что беременна. В общем, все банально. Даже вспоминать не хочу. Отец пришел в ярость, братья подловили моего любимого и избили его. Но он был согласен жениться. Я только что окончила школу, свадьбу решили сыграть в июле. Да вот не вышло ничего. Такая уж у меня судьба.
– Почему? – удивился Виктор и сжал ее пальцы.
Лолита смотрела на него, но будто не видела. Казалось, ее взор обращен в прошлое, и она страдает, созерцая какие-то одной ей видимые картины. Виктор просканировал ее поле и заметил сиренево-фиолетовые тона, пятнающие бирюзово-голубые.
– Если тебе больно, не продолжай! – быстро сказал он.
– Луиджи через неделю умер, – тихо сообщила Лолита. – Думаю, братья что-то повредили в его организме, да никто и разбираться не стал. Умер-то он дома, в своей постели. Хотели от меня скрыть, наплели, что Луиджи сбежал. Да я все равно узнала. Ох, что со мной было. Я ведь любила его, и как любила! Насмерть! От шока у меня случился выкидыш, я две недели провалялась в больнице в беспамятстве. Когда меня выписали, я полностью ушла в себя, ни с кем из родных не общалась. И они проявили уважение к моему горю и особо не досаждали. Но я будто умерла. Ты и представить не можешь, что со мной было. Я реально хотела уйти из жизни.
Виктор вздрогнул.
– Этого делать нельзя ни в коем случае, – сказал он.
– Знаю, – тихо ответила Лолита, – это смертный грех. И я решила жить, но по-своему отомстить виновникам смерти моего любимого. В июле меня отправили отдохнуть, отец забронировал номер в отеле на Лидо. Один из братьев сопровождал меня. Но его контроль моментально ослаб, как только мы заселились в отель. Брат быстро почувствовал вкус беспечной жизни на курорте, валялся на берегу, серфил, ходил на пляжные дискотеки, увивался за красотками. Я воспользовалась моментом и свела знакомство с девушкой определенной профессии. И ходить далеко не нужно было. Она пришла в отель по вызову… Не буду долго рассказывать. Именно благодаря ей я и попала в этот бизнес. Я удрала от брата, поселилась в квартире, предоставленной хозяином. Наплела ему, что сирота, жить не на что и все такое. Взяла псевдоним Лолита и исчезла для этого мира.
– И как же ты адаптировалась к новой жизни? – удивился Виктор.
– Легко! – с вызовом ответила она. – Не поверишь, но именно это и спасло меня от самоубийства. Та наивная, любящая, страдающая Лючия умерла, появилась бесстыдная пылкая раскованная Лолита. Секс стал своего рода наркотиком, избавляющим от боли.
"Вот так и Лиза, – вдруг подумал Виктор, – тоже спит с кем попало, лишь бы заглушить боль. В чем-то эти две девушки похожи, у обоих умерли возлюбленные, обе ведут пустую жизнь без цели, без надежд".
– Неужели семья тебя не искала? – спросил он.
– Не знаю и знать не хочу об этих убийцах! – сухо проговорила она. – Но я послала отцу письмо, что больше не хочу иметь ничего общего с ними и начинаю новую жизнь. И лучше меня не искать.
– Но сейчас тебе двадцать один, – начал Виктор.
– И что?! Меня все устраивает. У меня есть постоянные клиенты, платят отлично, я на хорошем счету, мне все нравится. Конечно, бывают моменты… Те же извращенцы. Но я отказываюсь от встреч с садистами, насильниками, некрофилами, любителями оргий и прочими неадекватами. Сюда езжу с Фридрихом. Но он мухи не обидит. Беспомощный раб… Ладно, что-то мы заболтались, – неожиданно сказала Лолита и встала.
– Хочешь уйти? – уточнил Виктор.
– А ты что хочешь? – оживленно спросила она.
– Чтобы ты провела со мной всю ночь, – ответил он и улыбнулся.
– Ох-хо-хо, – завздыхала она. – Так и влюбиться недолго! Знаешь, я наведаюсь к моему рабу, а потом вернусь. Хорошо?
– Договорились! – обрадованно ответил он и крепко ее обнял.
Из записной книжки:
"Души благородные чувствуют, что кротость и человечность – добродетели привлекательные, и склонны им следовать; но в ту минуту, как надлежит эти добродетели осуществить, добрые намерения часто остаются невыполненными. Возникает множество сомнений: действительно ли это подходящий случай? И в какой мере надо следовать душевному побуждению? Не ошибаешься ли ты относительно данного лица? Боишься оказаться в дураках, желая быть щедрым и благодетельным; прослыть слабохарактерным, выказывая слишком большую нежность и чувствительность; словом, то опасаешься превысить меру…"
Аббат Прево
"Манон Леско"
Следующие два дня пролетели для Виктора как один миг. Лолита была почти постоянно с ним, они наслаждались близостью, прогулками, приятной болтовней, вкусной едой. И когда пришло время уезжать, Виктор поймал себя на мысли, что не хочет расставаться с девушкой. Она проводила его до причала и выглядела опечаленной.
– Мы еще увидимся? – робко задала вопрос.
Виктор не хотел сильно к ней привязываться, но не смог устоять перед ее грустным взглядом и искренним горем. Лолита была в эмоциональном плане под стать ему. Она чувствовала остро, бурно, только не умела скрывать то, что ее обуревало, у нее все было написано на лице.
– Вернешься на Лидо, звони, – после паузы сказал он.
– Послезавтра, – ответила она и крепко его поцеловала.
Когда Виктор зашел на виллу, она показалась ему неуютной и пустой. Всего лишь за три дня он привык к постоянному присутствию юной хорошенькой девушки, живой и непосредственной. И впервые за последние десять лет захотел иметь постоянную спутницу в своих путешествиях. Но это не приветствовалось правилами Ордена. Даже глупенькая девушка, находясь денно и нощно рядом, могла понять, что ловец не совсем обычный человек и занимается чем-то экстраординарным. Тем более такая работа была образом жизни и велась круглосуточно и где угодно. Ловец обязан постоянно крутиться между людьми, заводить новые знакомства, располагать к себе, наблюдать и вылавливать потенциальных "клиентов".
"Лолита далеко не глупа, – размышлял Виктор. – От нее трудно будет скрыть какие-то моменты моей деятельности. Конечно, можно сразу предупредить, чтобы она не совала нос в мои дела. А вдруг я засекреченный агент? Современный Джеймс Бонд!"
Он улыбнулся ходу своих мыслей и решил пока ничего не предпринимать относительно девушки.
Весь следующий день Виктор гулял по Лидо, заходил в кафе, сидел за чашечкой чая, наблюдая за посетителями. После пребывания на Острове Грез он был умиротворен, расслаблен, "секс-терапия" пошла ему на пользу. Ему вдруг захотелось работать, и это было хорошим признаком. И он сканировал практически всех, кто встречался на его пути. Но фиолетовые тона в этот день он заметил только один раз. Ореол густого депрессивного цвета окружал пожилую итальянку, сидевшую на лавочке неподалеку от небольшого гостевого дома. Вечерело, закатное освещение бросало красный оттенок на ее морщинистое лицо, и оно выглядело больным. Виктор присел рядом, слегка поежившись от потока безысходности, окутывающего женщину и задевающего его. Она глянула на молодого человека и неприметно улыбнулась.
– Прекрасный вечер, синьора, – непринужденно начал он.
– Божественный! – охотно ответила она.
– Но вы отчего-то грустите, – осторожно заметил он.
Женщина развернулась к нему всем тучным оплывшим корпусом. Виктор смущенно улыбнулся.
– Mama mia! – удивленно воскликнула она. – Прекрасному молодому синьору так скучно, что он решил поболтать со старухой?
– Не люблю, когда кто-то печалится, – ответил Виктор.
– Доброе сердце, – тихо заметила женщина и погладила его по плечу. – Но увы, мне вы ничем не поможете, только если ласковым словом. Да хранит вас Пресвятая Дева Мария!
Она отвернулась и опустила голову. Виктору было уже нехорошо от депрессивного удушающего его потока, изливающегося от женщины. Он был такой силы, какой обычно бывает за шаг до самоубийства. И такого клиента он никак не мог упустить.
– И все же, милая синьора, у вас что-то случилось, – после паузы сказал он. – Я сирота, моя мама умерла несколько лет назад, отца я не знал… Наверное поэтому я не могу пройти мимо женщины с такими грустными глазами. Что же произошло?
– Бедная сиротка, – жалостливо проговорила она, не ответив на его вопрос. И посмотрела на Виктора глазами, полными слез. – Сочувствую! Но вы молоды, хороши собой, надо заводить свою семью. Или она у вас уже есть? Жена, детки?
– Я одинок, – признался Виктор.
– О! У нас большая семья! Хотите, сосватаем вам прекрасную итальянскую девушку? – неожиданно предложила она и оживилась.
Но фиолетовый цвет ее поля стал только гуще.
– Благодарю, но я влюблен, – ответил он.
– Тогда чего же ждать? Делайте предложение! – пылко проговорила она.
– Собираюсь.
– Все у вас будет хорошо! – ласково сказала женщина. – Главное, было бы здоровье!
Она вздохнула, лицо приняло страдальческое выражение.
– Вы больны? – осторожно поинтересовался он.
– Рак, – кратко ответила она. – Четвертая стадия. Мне уже не поможешь.
– Ужас какой, – пробормотал он.
Виктору стало понятно, что за клиент перед ним. Безнадежные больные – это была особая категория суицидников, и в Ордене вот уже на протяжении многих веков велся один и тот же спор: должно ли быть послабление таким людям? И не лучше ли закрывать глаза на подобных клиентов? Но Устав ловцов был прописан много веков назад. И один из пунктов гласил: "Любое горе, страдание, неизлечимая болезнь посланы Творцом, и человек обязан пройти свой путь до конца и никоим образом не пытаться уйти от суда Божия ни на земле, ни на небе". И даже неизлечимые больные должны были умирать естественной смертью, испив чашу страданий до дна.
Виктору захотелось уйти и оставить женщину. Он знал, что помочь ей не в силах. Но она стала крайне словоохотливой и торопливо заговорила:
– Дети отправили меня сюда, чтобы я отдыхала… перед смертью. Мне недолго осталось мучиться. Эвтаназия – вот выход для меня!
– Так ведь она официально запрещена! – заметил Виктор.
– Не везде! – ответила женщина. – Мой старший сын живет в Бельгии. И там она разрешена. И это гуманно! Муки, которые я испытываю, морфины, которые я принимаю, чтобы облегчить боли… Да что говорить! Вам не понять! Зачем тянуть?
Виктор хотел напомнить, что самоубийство – смертный грех, что душа попадет в ад, как утверждает церковь, но у него язык не повернулся. Старая больная измученная женщина с угнетенной психикой… Кто он, чтобы давать советы? И может, пора переписать некоторые правила Ордена? Если человек все равно обречен, то не ему ли выбирать, сколько еще мучиться? А если уже нет ни физических, ни моральных сил? Виктор часто размышлял о таких "клиентах", но так и не определил для себя, что является наиболее гуманным в этих случаях.
– Возможно, вы правы, синьора, – после паузы сказал он. – Легкой вам смерти!
Но женщину не удивило такое странное пожелание. Она заулыбалась и погладила его по плечу.
– Не сиди со мной! – сказала она. – Ты и так помог мне своими разговорами! Ты очень чуткий молодой человек. Дай бог тебе всего!
Виктор улыбнулся ей и ушел.
Его настроение стало сумрачным. Он размышлял о человеческой судьбе, о пресловутом "бумеранге". Кто знает, за какие деяния дает нам Творец то или иное. На ум вдруг пришло заявление аморфа Николая, что Виктор продал душу дьяволу и будет в аду. Он всегда восхищался ловцами, искренне считал, что это благое дело, угодное Богу. Но иногда в душу закрадывались сомнения, а имеет ли право обычный человек вмешиваться в ход вещей. Ведь самоубийства были всегда, сколько существует род человеческий, и никакие запреты не влияли на этот процесс.
Из записной книжки:
"Самоубийство в христианском понимании – единственный грех, в котором невозможно раскаяться и, следовательно, получить прощение от Бога и спасение души.
Церковь провожает самоубийцу в последний путь гробовым молчанием. Невозможно спеть "со Святыми упокой" над телом человека, который всю свою волю, все свое стремление в последний час направил на то, чтобы навсегда замкнуть душу от Бога.
Человека, лишившего себя жизни, нельзя поминать в храме. За самоубийцу нельзя подать записку на поминание. За него не вынет частицу из просфоры священник, служащий литургию. Единственное, что остается стоящим у его гроба, – молиться дома, но и то многие священнослужители рассказывают, что такая молитва может свести молящегося с ума. И в этом есть своя правда. Невозможно простому человеку в одиночку вместить в себя боль, ужас и страх того, кто принял катастрофическое решение покончить с собой".
…Моника встала рядом, плечом касаясь его плеча. Они опустили головы, глядя на шевелящуюся темную воду.
– Давай прыгнем вместе, – после паузы предложила девушка. – Тогда не будет так страшно.
– Да, я за этим сюда и пришел, – прошептал он и начал забираться на ограждение.
Жар разлился в висках, но в груди так похолодело, что перехватило дыхание. Отчаяние куда-то ушло, на его место пришла тоска, идущая из самых потаенных глубин сознания. Она принесла новую боль, так плохо ему еще не было. Он выпрямился, стоя на узких перилах и глядя в черную воду, шевелящуюся внизу, как вязкий омут ада. Просветление заставило вздрогнуть, мысль стрелой пронзила мозг: "Да я с ума сошел! Зачем мне это?!" И Виктор решил спрыгнуть обратно на мост. Но Моника легко вскочила и встала рядом. Ее цепкие пальцы впились в его ладонь.
– Жить так мерзко! – сказала она и глубоко вздохнула. – Только смерть избавляет!
От нее исходил какой-то странный холод, но Виктору отчего-то он показался даже приятным. Оцепенение охватило его, словно ледяной панцирь сковал тело.
– Ты права! – ответил он дрогнувшим голосом. – И я хочу умереть.
Моника глянула на него яркими янтарными глазами, улыбнулась и прыгнула вниз, потянув его за руку. Виктор мешком свалился в воду. И тут же пришел в себя. Он начал барахтаться, пытаясь выбраться на поверхность и глотнуть воздуха, но Моника, так и не выпустившая его руку, камнем тянула ко дну.
И вдруг кто-то прыгнул в воду рядом с ними. Виктора подхватили за талию сильные руки и вытолкнули на поверхность. Он ракетой вылетел на мост и закашлялся, выбрасывая из легких воду и глотая воздух. Когда отдышался, то увидел перед собой рослого накачанного мужчину. Его раскосые светло-карие глаза пристально смотрели в лицо Виктора.
– Спасибо, – только и сказал тот и начал сгонять воду с одежды.
– Надо поговорить! – ответил мужчина. – Идрис, – тут же представился он и протянул удивленному парню руку.
– Спасибо! – повторил Виктор и крепко пожал протянутую ладонь. – Вы спасли мне жизнь. Сам не понимаю, что на меня нашло! Прошу вас, не нужно никуда сообщать. Я просто упал в воду! Ничего более!
– Один упал? – с усмешкой поинтересовался Идрис.
– Нет! – нервно проговорил Виктор и бросился к перилам.
Он перегнулся и начал всматриваться в темную воду.
– Бесполезно! – услышал он позади и резко обернулся.
– Там девушка… она там! – истерично выкрикивал Виктор. – Спасите ее!
– Моника? – равнодушным тоном уточнил Идрис.
– А откуда вы знаете ее имя? – с испугом спросил Виктор и начал дрожать. – Кто вы? И как вы смогли… выскочить на мост вместе со мной? Мы же именно взлетели из воды! Кто вы?! – возбужденно добавил он, глядя в упор на своего спасителя.
– Надо поговорить, – повторил Идрис. – И ты как раз в самом подходящем состоянии… впрочем, как и все самоубийцы после… Ладно, ты весь дрожишь. Пошли со мной!
И Виктор подчинился. Он и правда находился в ликующем состоянии духа, ему казалось, что он заново родился, все вокруг приобрело какой-то особый смысл. Даже ночной город выглядел иначе. На миг он подумал, что умер и попал в иное измерение.
– Ты не умер, – сказал Идрис, шедший рядом.
И Виктор испугался еще больше, словно новый знакомый умел читать мысли.
Они спустились с моста и сели в черный джип. Ехали недолго, но Виктор начал приходить в себя. Он с любопытством смотрел на крутые плечи Идриса, на его смуглое лицо, сильные руки, держащие руль. И ему уже казалось, что он попал в кадр какого-нибудь боевика.
Идрис остановил машину на окраине, возле древнего полуразрушенного монастыря из красного кирпича. В ночном мраке место выглядело зловещим. Но Виктор остался спокоен. Незачем было спасать его, чтобы снова убить. Они выбрались из джипа и быстро направились к монастырю. Но внутрь развалин не зашли. Идрис спустился вдоль стены, шедшей под уклон, приблизился к ржавой двери и толкнул ее. Она со скрипом раскрылась. Виктор выглянул из-за его плеча и с изумлением заметил, как зажглись факелы, образуя светящуюся цепочку, ведущую куда-то в подземелье. Идрис начал спускаться по крутой каменной лестнице, Виктор не отставал. Ему уже реально казалось, что он заново родился и попал в какой-то мистический загадочный мир, где все будет не так, как он привык, и его серая жизнь превратится во что-то фантастически прекрасное.
Они очутились в подвале, казавшемся из-за неверного света факелов бесконечным. Но в нем было сухо и тепло. Одежда Виктора начала высыхать, он согрелся и чувствовал себя все более комфортно. Идрис остановился и тихо произнес:
– Sub rosa.
И словно по мановению волшебной палочки зажглись еще факела, осветив середину помещения. Виктор огляделся и понял, что подвал имеет вполне обжитой вид: мозаичные плиты пола казались тщательно вымытыми, несколько кресел с высокими спинками были выставлены полукругом возле большого стола. На нем находился старинный на вид подсвечник странной формы. Он был из какого-то черненого металла, изображал собою крест, увитый коваными розами.
– Побеседуем, – предложил Идрис и пододвинул одно из кресел.
Виктор сел и оказался напротив него. И начал волноваться. До него дошло, что все это происходит в реальности, какой бы странной она ни выглядела.
– Я готов, – ответил он.
Разговор был долгим. Идрис подробно рассказал об Ордене ловцов, о задачах, целях, условиях жизни и предложил Виктору стать одним из них.
– Но почему я? – уточнил тот в конце беседы. – Мне сегодня, вернее, уже вчера, исполнилось всего семнадцать. Я неудачник, размазня… Хотя нет! Сейчас я такое про себя уже не скажу!
– У тебя подходящие для этой работы способности, – серьезно ответил Идрис.
– Откуда ты знаешь?
– Я умею сканировать энергетическое поле человека и определять, что в него заложено от природы, – сообщил Идрис. – В тебя заложено! Можешь не сомневаться. И при постоянной работе над собой ты мог бы достичь определенных высот.
Виктор ощутил что-то наподобие гордости. Впервые в жизни его серьезно хвалили, пусть и за какие-то пока ему неведомые способности. И это было приятно до мурашек по коже.