Она размешала сахар, подняла чашку и – плюх – большая слезинка капнула в нее. Чашка задрожала на блюдце, когда она поставила ее обратно на стол, торопливо доставая носовой платок из рукава. Она вытерла глаза, отчаянно пытаясь сморгнуть глупые слезы, ей казалось, что она умрет от унижения, если Пол вернется в офис и увидит, что она плачет.
Но он не вернулся, а к тому времени, когда она закончила печатать письмо, ей удалось справиться с собой и восстановить некоторое спокойствие, даже веки ее не так уж покраснели.
Было почти пять часов. Марни еще пять минут дожидалась возвращения Пола, потом в конце концов с неохотой постучала в соседнюю дверь. Она не могла отправить письма без его подписи.
– Входите. – Он говорил лениво, незаинтересованно, и, когда Марни вошла в гостиную, она увидела, что он растянулся на длинной кушетке и пускает в потолок кольца дыма.
– Подпишите, пожалуйста, мистер Стиллмен. – Она протянула. – Вы сказали, что хотите отправить его до пяти часов.
– А… разумеется.
Он скинул длинные ноги на пол и взял у нее письмо. Он двигался небрежно и быстро, и горящий кончик сигареты задел большой палец Марни.
Она торопливо сунула палец в рот, на глазах у нее выступили слезы.
– Господи, Марни, извините! – Пол ткнул провинившуюся сигарету в пепельницу и в следующую минуту уже стоял около нее, рассматривая крохотный ожог. Кожа пострадала не сильно, но он настоял на том, чтобы наложить немного мази. – Я неосторожная скотина, – пробормотал он. – Вот так, больше не щиплет?
– На самом деле ничего страшного. Я уверена, что выживу.
Она подняла на него зеленые глаза, он проскрипел:
– Черт побери, Марни, давайте помиримся. Я так завишу от вашей дружбы.
– Нет. – Она отчаянно покачала головой. – Я ухожу сразу после операции Джинджера.
– Что?
– Думаю, вы слышали, что я сказала.
– Да, я слышал. – Он не слишком нежно схватил ее. – В чем дело, маленькая скромница, вы боитесь, что я снова сорвусь с цепи и снова воспользуюсь вами, чтобы сублимировать свою боль?
Его слова, его взгляд пронзали ее, но она отважно боролась со своими чувствами.
– Не стоит благодарности, если это вам помогло, – резко ответила она, – действительно жестоко было признаться в этом Илене. Вы должны были знать, что она захочет строго предупредить меня, чтобы я, с деревенской наивностью, не вздумала слишком близко к сердцу принимать ваши сложности. Случилось так, – с вызовом добавила она, – что я все поняла правильно.
– Вы в самом деле думаете, что я рассказал Илене о том, что произошло тогда? – От возмущения он почти выплевывал слова.
– А разве нет?
– Боже милостивый, нет! За кого вы меня принимаете?
Нижняя губа Марни задрожала, но она решительно прикусила ее зубками.
– Я думала, вы рассказали ей. Казалось, она знает, и м-мне было так стыдно, я почувствовала, что меня предали, словно я совершила какой-то грязный поступок.
– Дорогая моя девочка…
– Во всяком случае, если вы ей ничего не сказали, это ничего не меняет. – Марни высвободилась из его рук. – Я все равно уезжаю. Теперь лучше подпишите письмо, мистер Стиллмен, хотя оно и так опоздало к пятичасовой почте.
С лицом непроницаемым, словно маска, он поднял с пола письмо и черкнул свою подпись внизу страницы.
– Отправлять его сегодня нет необходимости, – сказал он.
– Мне нужно уйти, – ответила она. – У меня… у меня свидание с Эрролом.
– Тогда, конечно, захватите письмо с собой.
Они столкнулись взглядами, серый лед и зелёная враждебность… Марни схватила письмо и убежала.
Все еще лил дождь; большие хрустальные капли падали на желтеющую листву кустарника, а от мокрой травы в парке исходил пронзительный запах земли. Марни вдохнула его, и у нее вдруг перехватило горло от внезапной ностальгии по Норфолку. Она мучительно затосковала по привычным вещам, даже по нотациям дяди Ричарда, но особенно по добродушному лицу тети Марджори, озадаченно морщившемуся всякий раз, когда она пыталась решить, разумно ли будет позволить сестре викария распоряжаться торговым стендом на ярмарке и достаточно ли будет сладких пирожков, испеченных Дамской гильдией для концерта скаутов…
Марни опустила письмо Пола в щель почтового ящика и, обернувшись, увидела алую машину Эррола, мчащуюся к ней по дороге. Он затормозил, открыл дверцу, и она села рядом с ним.
– Давайте поедем в "Клэрмонт" на Бейкер-стрит, – предложил он.
Но прежде чем они отъехали, он открыл бардачок и кинул на колени Марни шелковый шарф.
– Повяжите на волосы, вы промокнете, – предложил он.
Она послушно надела шарф на голову… и вдохнула нежный аромат дорогих духов, исходивший от шелка.
Определенно это были духи, которыми всегда пользовалась Илена Жюстен! Марни узнала бы их повсюду. Она сидела, глядя вперед, пока машина алого цвета неслась сквозь сумрак и дождь, и чувствовала себя так, словно всегда знала про Илену и Эррола. В ней не было настоящего удивления, только какая-то неприкрытая горечь.
Позже "Клэрмонт" был бы переполнен молодыми парами, потому что им нравилось яркое, современное заведение с деревянными панелями кукурузного цвета, современными картинами на стенах и большим проигрывателем. Сейчас же холл был почти пуст, хотя у стойки бара толкались мужчины.
Эррол заказал напитки, пока Марни устраивалась в кресле мандаринового цвета.
– Спасибо, – сказала она, принимая от Эррола бокал и избегая встретиться с ним взглядом, когда он уселся в кресло лицом к ней. Она чувствовала мучительную уверенность, что он привез ее сюда, чтобы показать кольцо.
Он внимательно смотрел на ее взволнованно трепещущие ресницы, на щеки, утратившие румянец. Она сняла шелковый шарф, и влажные, блестящие кольца волос падали ей на лоб. Она выглядела такой юной… и все же не настолько юной, какой была в тот вечер.
– Я сказал, что хочу кое-что вам показать. Проявите женское любопытство и спросите, что именно, – просящим тоном проговорил он.
Она отважно попыталась ответить на его восторженное настроение, отбросив накатывавшие на нее волны мучительной горечи.
– Что же это, Эррол?
"Как будто я не знаю что!" – мелькнула у нее безумная мысль.
Он ухмыльнулся, потом достал из кармана водительской куртки маленькую ювелирную коробочку в форме сердечка. Он открыл коробочку. Розовая жемчужина очаровательно и мягко сияла в обрамлении огненных искорок крохотных бриллиантов, в которых отражалось желание, горевшее в глазах Эррола.
Она почувствовала, как он взял ее левую руку, и кольцо засверкало на ее среднем пальце.
– Теперь ты моя! – восторженно воскликнул он. – Теперь ты моя девочка, Марни!
На следующий день Джинджеру сделали операцию, после которой в течение нескольких дней он находился под опекой сестер.
Марни скучала без него, но только в субботу утром Пол взял ее с собой ненадолго в комнату мальчика. Операция явно отняла у него много сил, но Пол гордился работой, которую сделал, и заверил Марни, когда они ушли от Джинджера, что мальчик скоро снова сможет сидеть и реагировать на окружающее.
Они шли по коридору к лестнице. Их руки неожиданно соприкоснулись, и сердце Марни ушло в пятки, когда тонкие пальцы Пола дотронулись до кольца, которое она носила. Потом он почти небрежно произнес:
– Когда вы собираетесь покинуть меня?
– Мне бы хотелось уехать как можно скорее, – ответила она. – У вас не будет проблем с поиском новой секретарши. Я могу связаться с агентством и поискать кого-нибудь для вас, если хотите.
– Необычайно полезны до самой последней минуты, – сказал он, растягивая слова. – Но я не хотел бы, чтобы вы перенапрягались.
Теперь они дошли до подножия лестницы. Марни услышала, как в офисе звонит телефон, и поспешила снять трубку. Звонила Рут Стайн, она хотела поговорить с Полом. Марни передала ему трубку, потом отнесла кофейный поднос на кухню, а когда вернулась, Пол неожиданно сообщил ей, что Стайны, недавно переехавшие в новый дом, устраивают завтра новоселье и Рут предложила, чтобы Марни пришла на него с женихом.
– Вы идете? – Вопрос слетел с губ Марни, прежде чем она опомнилась.
Пол вопросительно взглянул на нее:
– Вы против? Рут и ее муж мои старые друзья. – Услышав шаги, он обернулся на полуоткрытую дверь. В комнату неторопливо вошел Эррол с несколькими рентгеновскими снимками:
– Вы хотели их посмотреть.
Марни не понравилось, как улыбнулся Пол.
– Завтра вечером у Стайнов новоселье, Деннис, – сказал он. – Вы с Марни приглашены.
Подвижные брови Эррола комично вздрогнули, и Марни показалось, что он однозначно откажется от приглашения. Но, к ее огорчению, с довольно ироничным рвением Эррол его принял.
На следующий вечер Марни собиралась на вечеринку у Стайнов в невероятном смятении. Пытаясь сбросить напряженность, она нарядилась в один из своих излюбленных костюмов, шифоновый кафтан в нежных пастельно-зеленых и розовых тонах. Сделала совсем простую прическу, а во впадинке между ключицами поблескивало крохотное серебряное сердечко.
Она встретилась с собой глазами в зеркале, стоявшем на туалетном столике, их выражение было странным. Казалось, в них было что-то отчаянное… как у существа, загнанного в угол. Она подхватила с кровати меховой жакет и поспешно выбежала из бунгало.
Большинство гостей Стайнов были медиками, но у Рут и ее мужа был подвижный, живой ум, так что их друзья-медики представляли собой интересное общество. Илена и Пол явно были знакомы со всеми присутствующими, и Марни с облегчением заметила, что шеф почти совсем не обращает на нее внимания. Илена выглядела просто сказочно в кружевах кофейного цвета, на спине вырез в форме буквы "V" спускался до талии. Увидев Марни, она поначалу собиралась улыбнуться, потом ее бирюзово-голубые глаза скользнули к Эрролу, и Марни почувствовала, как они сузились от немыслимой обиды.
Позже к Марни подошла Рут и попросила ее поиграть на фортепьяно:
– Я слышала от Пола, что вы играете. Исключительно хорошо, как он мне говорил.
Просьба смутила Марни, но отказать Рут было бы невежливо. Ее зеленые глаза укоризненно скользнули в сторону Пола, он усмехнулся одними губами, потом с присущим ему высокомерным видом поднял сигарету, и она была убеждена, что он скрывает весьма ехидную улыбку.
Марни всегда играла хорошо, когда была эмоционально взвинчена, и те из гостей, которые ожидали услышать милые пустячки от этой хрупкой девушки в наряде цветущих яблонь, были ошеломлены и восхищены ее уверенными прикосновениями к клавиатуре и той индивидуальностью, которую она привнесла в свое исполнение сочинений Шопена.
Поднявшись, наконец, из-за маленького рояля, она растворилась в толпе гостей, потом ей стало жарко, и она решила поискать прохлады в довольно славной оранжерее, примыкающей к гостиной. В бассейне с золотыми рыбками звенел фонтанчик, и Марни села на сиденье, скрытое за небольшой плантацией комнатных растений. Они отбрасывали на нее тень, и на несколько минут она почувствовала себя отделенной от всех… потом ее спина напряглась при звуке приближающихся шагов. Одни были мужскими, другие, несомненно, принадлежали женщине. Пара остановилась, и Марни инстинктивно укрылась под защитой растений.
– Послушай, но ведь это немного рискованно, – услышала Марни слова мужчины и тут же узнала голос… Певучий, ирландский, ошибиться было невозможно.
– Но тебе нравится рисковать, нехороший ты человек. По крайней мере, ты всегда так говорил.
Эти соблазнительные интонации, окрашенные специфическим акцентом, тоже узнавались безошибочно, и на одно безумное мгновение Марни затрясло так, что она чуть себя не выдала. Она не хотела подслушивать тайные беседы между невестой Пола и своим собственным женихом. Она не хотела сидеть там, испытывая подобные муки.
Потом Эррол заговорил снова.
– Мы с тобой решили порвать, когда ты в последний раз вернулась из Парижа, – сказал он. – Договорились, что наша связь утратила свою прелесть, и наша встреча сегодня ничего не изменила для меня, Илена, если ты надеялась, что это произойдет.
– Mon Dieu, ты самое испорченное существо на свете! Неужели ты думаешь, что я жить не могу без твоих объятий, деревенщина?
– Думаю, ты вообще не можешь долго жить без мужчины, – ответил он. Потом рассмеялся, послышалась небольшая возня, потом Эррол слегка вскрикнул от боли: – Чертова тигрица, ты мне чуть глаз не выцарапала своими алыми кинжалами – ободрала до крови! Смотри!
– Эррол… cheri… вот мой платок!
– Иди к черту! Я возвращаюсь в гостиную, к цивилизованным людям!
Его шаги удалились. Примерно минуту Илена не шевелилась; Марни было чуть-чуть видно ее сквозь ветки растений. Она невидящим взглядом смотрела перед собой, странно подавленная, странно потерянная, так что Марни даже пришлось пожалеть ее.
Избалованная, самовлюбленная, жертва собственного бурного темперамента.
Да, Марни пожалела ее, но не могла расслабиться до тех пор, пока Илена не вернулась в дом. Тогда Марни осознала, что если раньше ей было жарко, то теперь стало холодно. Она поежилась и обхватила себя тонкими руками. Мгновение спустя она почувствовала знакомый особый аромат сигаретного дыма. Марни медленно, почти со страхом повернула голову… и ее зеленые глаза встретились с серыми глазами ее босса.
– Вы!
Казалось, он окаменел, потом окурок сигареты, описав дугу, упал на пол оранжереи, выложенный плитами, и девушка была не в силах шелохнуться, пригвожденная серебряными рапирами его глаз. Потом он неожиданно схватил ее, и она вскрикнула, когда он поднял ее на руки.
– Молчи! – попросили его глаза. – Тихо!
– Но…
– Тихо!
Он яростно прижал ее к себе, и там, в благоухающем сумраке оранжереи, где фонтанчик звенел негромкими колокольчиками, Пол целовал Марни так, как она никогда и не мечтала, пока ей не показалось, что дыхание ее вот-вот остановится, сердце разобьется, а весь мир рухнет.
И она прижалась к нему, понимая, что именно этого она хотела каждой клеточкой своего тела с той самой первой минуты, как увидела его. На Найтон-Сэндс, глядя на мускулы, гладко перекатывавшиеся под кожей. В предрассветном сумраке, когда у него было тяжело на сердце. И сейчас, когда гнев бушевал в нем, как пламя.
– О… Пол!
Его имя вырвалось у нее, как только расстались их губы.
– О… ты! – простонал он. – Если бы тебя здесь не было, я бы сломал эту прелестную, лживую шейку Илены.
Она лежала в крепком, теплом объятии его рук, и все тело ее наполнилось любовью к этому мужчине. В ней больше не осталось ни одной частички, принадлежащей только ей, он взял все. Ее ресницы затрепетали, когда она снова почувствовала его губы на своем лице, губах, горле…
Потом он вдруг оттолкнул ее от себя. Откинул взлохмаченные волосы с глаз.
– Возвращайтесь на вечеринку, – проскрипел он. – Уходите сейчас же! Я сейчас для вас неподходящая компания.
Но она не двигалась. Ее переполняло острое желание обнять его, успокоить. Он видел это. Сострадание в ее глазах… мама, которая хочет поцеловать ушибленное место, чтобы не болело.
– Убирайтесь! – резко сказал он. – Разве вы не понимаете, когда в вас не нуждаются?
И тогда она побежала, ее крохотные серебряные туфельки постукивали по плитам, платье оттенка цветущих яблонь развевалось, нижняя губа болела от укуса.
Она нашла Эррола.
– Я хочу домой, – сказала она.
Он не стал спорить; возможно, что и он тоже был рад уехать с вечеринки.
Они молча ехали сквозь ночь, и Марни понимала, что потерпела сокрушительное поражение в своей попытке устроить счастье Пола. Она никогда не любила и не желала Эррола; она только надеялась удержать его подальше от девушки, которую любил Пол.
Глава 9
Чья-то рука разбудила Марни от тревожного сна.
– Марни, – в свете ночника над ней наклонилась сестра Траскотт, – мистер Стиллмен послал меня за вами. Джинджеру плохо. Он все время вас зовет.
– Джинджер? – Марни резко села на кровати. В следующую секунду она откинула одеяло и стала торопливо натягивать халат и тапочки. Вместе со Скотти они поспешили через ночной парк и уже через несколько минут входили в комнату, в которой лежал Джинджер.
Пол повернулся к ним от кровати и, заметив бледное, испуганное лицо Марни, сразу же подошел к ней.
– Извините, что пришлось вытащить вас из постели, – сказал он. – У мальчика поднялась довольно высокая температура, и он все время повторяет ваше имя. Я думаю, он заснет, если вы немного с ним посидите.
– Конечно, посижу. – Она проскользнула мимо Пола и подошла к кровати. Джинджер слабо улыбнулся, увидев ее.
– Привет, милый. – Она села рядом с ним и взяла в свои руки его маленькую горячую ручонку. – Ну а почему же не спишь, как положено хорошим мальчикам?
– Я хотел, чтобы ты пришла, – жалобно сказал он. – Я думал, ты уехала.
– Я только съездила в гости, – нежно успокоила она.
– В гостях… в гостях было весело? – Его горячие пальчики переплелись с ее пальцами.
– О, просто замечательно, – ответила она. – Там было множество очень вкусных вещей и все гости были в своих самых красивых нарядах.
– А ты пела и танцевала?
– Всего понемножку, милый, знаешь, как это бывает на вечеринках. – Говоря это, Марни чувствовала, как беспокойно переминается Пол, потому что он стоял сразу за приглушенным светом настольной лампы, прижав руку к черным брюкам от вечернего костюма. Он еще не ложился, поняла Марни.
– Спой теперь, Марни, – попросил Джинджер. – Спой про лилию и человека.
Легкий румянец покрыл ее щеки, потом очень нежно она запела балладу Теннисона, так понравившуюся ребенку, чье воображение она разбудила собственной любовью к прекрасному и волшебному. Он заснул до того, как песня кончилась, но Марни допела ее до конца:
И лилия сложила свои прелестные лепестки
И прильнула к груди озера;
Так и ты, мой самый дорогой, успокойся и прильни
К моей груди и затеряйся во мне.
Она сидела тихо, слегка склонив голову, пока Пол не поставил ее на ноги.
– Он спит, теперь и вы должны спать, – сказал Пол.
Она почувствовала нежность его прикосновения, и от его близости у нее ослабли колени. Должно быть, она снова побледнела, потому что он грубовато добавил:
– Пожалуй, мне лучше налить вам бренди, прежде чем вернетесь обратно в бунгало.
– Я… со мной все в порядке…
– Вы походите на маленький призрак.
Он повернулся к сестре Траскотт, которая разглядывала их дружелюбными, но любопытными глазами.
– Присматривайте за мальчиком, Скотти. Я очень скоро вернусь наверх.
– Хорошо, Пол.
Марни чувствовала на спине его руку, когда они спускались вниз по лестнице, и слова песни, которую она пела Джинджеру, все кружились и кружились в ее голове. Мой самый дорогой, ты! Мой самый дорогой. До сегодняшнего вечера она не осмеливалась до конца признаться себе в этом, и теперь ее переполняло чувство, которое она испытывала к Полу.