– Это личное. У меня были очень неудачные отношения, которые стоили большой крови.
– Мне очень жаль. И что теперь?
Джемма глубоко вздохнула:
– Теперь все в прошлом. – Она не желала вдаваться в подробности.
– Вы не носите кольца. И я подумал, что вы свободны. Вы действительно свободны?
От прямого вопроса у Джеммы на миг замерло сердце.
– Совершенно свободна.
Не выглядит ли это слишком обнадеживающе?
Не подумает ли он, что это намек на доступность?
Пора перестать искать подтекст в собственных словах. Тристан считает ее красивой даже в кухонном фартуке и без косметики. Надо оставаться собой. Не пытаться угождать мужчине, стараясь быть такой, какой он хотел бы ее видеть. Она поняла это на примере своей матери.
Родной отец Джеммы погиб еще до ее рождения, и Эйлин, ее мать, до шести лет растила дочь одна. А потом встретила Денниса. Он никогда не хотел детей, но, женившись на Эйлин, скрепя сердце принял Джемму как обязательное приложение. Мать постоянно внушала дочери, что она должна быть благодарна за это отчиму. Во всем угождать, быть послушной девочкой, прощать угрюмый нрав и что он ее не жалует.
Джемма стала не то чтобы угодливой, а угодливой по отношению к мужчинам. Именно поэтому так долго мирилась с выходками Алистера, но потом решила покончить с этой привычкой.
– А вы, Тристан, свободны?
– Да.
– Вы когда-нибудь были женаты?
– Нет. Не встретил подходящей женщины. А вы?
– То же самое. Не встретила подходящего мужчины.
Больше никаких красавцев!
Проходивший мимо паром нагнал волну, качнувшую яхту. Джемма пошатнулась. Тристан поддержал ее за локоть, не давая упасть.
– Что с вами?
Теперь он был совсем близко. Так близко, что она почувствовала легкий свежий аромат травы и леса – аромат горной страны, откуда он приехал. В нем было что-то особенное, какое-то ощущение, что он другой. Это возбуждало интерес и вызывало восхищение.
– Все нормально, спасибо.
Его рука, ненадолго сжавшая ей локоть, была теплой и твердой, и этот внезапный контакт сделал ее рассеянной. Она почувствовала легкую дрожь. Тревожная антенна работала с бешеной силой, даже закружилась голова. Нельзя чувствовать такое влечение к малознакомому человеку. Это противоречит ее собственным решениям.
Стараясь успокоиться, Джемма вздохнула, но так, чтобы это было не слишком заметно.
– Теперь мы в моем районе. Давайте перейдем на другую сторону, и я вам покажу.
– Вы здесь живете?
– Вон там, видите? – Джемма показала на парк, спускавшийся к воде под массивными опорами моста, ряды маленьких магазинчиков, террасных домов и шикарных апартаментов у самой воды. – Отсюда видна даже красная черепичная крыша моего скромного дома.
Тристан посмотрел вперед. Джемма стояла рядом, остро чувствуя, что их плечи почти соприкасаются.
– Да, Сидней меня не разочаровал.
– Я рада это слышать. Почему вы решили провести отпуск здесь?
– Всегда хотел побывать в Австралии. Это так далеко от Европы… Последний рубеж…
И снова Джемма почувствовала, что он о чем-то недоговаривает. Тревожная антенна отчаянно сигналила.
Неужели он так ничем и не поделится с ней до конца дня?
– Чтобы увидеть последний рубеж, надо ехать на запад от Сиднея. Туда, где свободно прыгают кенгуру.
– Я с удовольствием посмотрел бы на кенгуру в естественных условиях. В Сиднее – как на курорте.
Джемма постаралась посмотреть на свой город его глазами.
– Никогда не думала об этом. Но понимаю, что вы имеете в виду.
– Вам нравится здесь жить?
– Конечно. Хотя я больше нигде не бывала, не с чем сравнивать. Иногда кажется, что мне хотелось бы пожить в другой стране. Если бы дела шли не так успешно, возможно, я поискала бы место шефа где-нибудь в Европе. Но в данный момент Сидней меня вполне устраивает.
– В определенном смысле я вам завидую. Вашей свободе. Тому, что вас не сдерживают традиции.
Джемма удивилась, услышав в его голосе нотки печали.
– Здесь есть и другие места, которые стоит посмотреть. Например, Голубые горы.
– Я был бы рад посмотреть больше, но в понедельник вечером улетаю домой. Учитывая, что в пятницу вечером состоится прием, времени не так много.
– Какая жалость…
Тристан – история на один день. Интерлюдия.
Джемма понимала: сколько бы времени ни провела с ним – день, неделю, месяц, все будет мало.
– У меня есть обязательства, требующие, чтобы я вернулся.
– Это связано с семейным бизнесом? Возможно, вы могли бы открыть филиал в Австралии.
Тристан уставился вдаль. Джемма догадалась, что он не хочет встречаться с ней взглядом.
– Боюсь, это невозможно, какой бы привлекательной ни казалась эта мысль. Давайте отнесем вашу сумку в безопасное место и попросим, чтобы нам принесли кофе.
– Вы больше не хотите смотреть на достопримечательности?
– Разве я не достаточно хорошо объяснил вам, Джемма? Прошу извинить за мой английский, если это так. За время пребывания в Австралии я увидел много интересного. И в оставшиеся дни есть только одно, на что я хотел бы смотреть. Вы.
Глава 5
После второй чашки кофе, черного и очень крепкого, Тристан откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул:
– Отличный кофе, спасибо.
– Мы очень придирчиво относимся к кофе и выбираем только лучшие сорта, выращенные в определенных географических зонах.
– Это заметно.
Тристану нравилась такая дотошность, это вселяло уверенность в том, что прием будет именно таким, как он хочет, хотя из соображений безопасности не мог открыть истинную природу этого собрания.
– Я рада, что вам понравился кофе. А что скажете насчет еды?
– Она великолепна.
Честно говоря, он почти не замечал, что ел. Кто стал бы думать об этом, когда все внимание обращено к прекрасной женщине, сидящей напротив?
Чтобы сделать ей приятное, он с преувеличенным интересом уставился на изысканно сервированную многоярусную серебряную фруктовницу, где среди всего прочего заметил спелые манго, так полюбившиеся ему, когда он гостил в Куинсленде. На нижнем ярусе лежали аппетитные крохотные печеньица с сыром и орехами. Верхний ярус украшали маленькие бисквиты, покрытые темным шоколадом и присыпанные кокосовой крошкой.
– Выглядит очень красиво.
– Я понимаю, здесь больше, чем мы в состоянии съесть, но мы ничего не знали о вашей гостье и ее вкусовых предпочтениях.
– В таком случае надеюсь, вы выбрали то, что нравится вам.
– Если честно, именно так я и сделала.
– Что это за бисквиты с кокосом?
– Вы никогда не видели ламингтона? Если бы австралийцам предложили выбрать национальный десерт, им стал бы ламингтон. Его так назвали в честь лорда Ламингтона, губернатора Австралии в девятнадцатом веке.
– Очень достойное начало для бисквита.
– Для маленького бисквита его можно считать "блистательным стартом". А сегодня для него, возможно, начинается новая блистательная эра, поскольку я добавила самый лучший монтовианский шоколад.
– Значит, Монтовия может внести свою лепту в австралийскую традицию?
– Я подозреваю, что наши традиции – просто малые дети по сравнению с вашими. Не хотите попробовать?
Тристан откусил кусочек от ламингтона:
– Вкусно.
Вообще он предпочитал более легкую пищу. Ему часто приходилось присутствовать на официальных обедах, где подавали сытные блюда, поэтому, когда мог выбирать, старался питаться здоровой едой. Манго больше пришлись ему по вкусу. Джемма с тоской смотрела на бисквиты.
– Я самая ужасная сладкоежка на свете – большая проблема при моей работе. Приходится ограничиваться только маленькими кусочками, чтобы попробовать, пока готовлю, иначе стану размером с дом.
– Но вы в прекрасной форме. – У нее потрясающая фигура. Стройная, но с очень соблазнительными формами. От нее просто невозможно отвести глаз. – Во всяком случае, сейчас, а может быть, и всегда.
На щеках Джеммы вспыхнул румянец.
– Спасибо, не сочтите, что я напрашивалась на комплимент.
– Знаю.
Она скромно оценивала свою красоту, и он желал засыпать ее комплиментами. Сказать, какие симпатичные у нее веснушки, потрясающая фигура. Признаться в том, что ему хочется заставить ее улыбаться просто для того, чтобы увидеть ямочки.
Тристану нравилось в ней все. Но положение не позволяло проявить интерес. Джемма не из тех девушек, с которыми заводят курортные романы, он это понял в первый же день, когда увидел ее. Хотя ничего другого предложить не мог. И с каждой минутой эта мысль терзала все сильнее.
– Я возьму половинку ламингтона и фрукты.
Она с выражением полного блаженства откусила бисквит, а когда слизнула с прелестной верхней губы полоску кокосовой крошки, запрокинула голову, и из груди вырвался стон удовольствия. Тристан с силой вцепился в край стола, думая о том, какой была бы ее реакция на другие удовольствия. В уголке ее рта оставалось еще немного кокоса, и ему до боли хотелось попробовать вкус шоколада на ее губах. Слизнуть остаток кокосовой крошки.
Джемма посмотрела на него сквозь полуопущенные от удовольствия веки.
– Благодаря монтовианскому шоколаду этот ламингтон самый вкусный из всех, которые я когда-либо пробовала.
У нее всегда должен быть шоколад из Монтовии.
Тристан откашлялся. Надо о чем-то поговорить, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. В своем гедонистическом прошлом он приобрел иммунитет ко всем техникам обольщения, к которым прибегали самые искушенные соблазнительницы мира, точно знавшие, что делать, если хочешь охмурить принца. Но непреднамеренная провокация со стороны очаровательной милой девушки заставила его сердце разрываться на части.
– Я вижу, вы опытный шеф-повар. Расскажите, как вы к этому пришли?
– Как я стала шефом? Вам это действительно интересно?
– Я так мало знаю о вас. А хотел бы знать все.
– О! – Нежное лицо Джеммы вспыхнуло от приятного смущения. – Ну, если вы так хотите…
– Да, я так хочу. – Он хотел от нее гораздо больше.
– Ладно. Меня всегда интересовала кулинария. Моя мать не увлекалась этим и с удовольствием предоставляла кухню в мое распоряжение, когда мне этого хотелось.
– Значит, решили сделать это своей профессией?
Тристан вдруг понял, что совершенно потерял мысль, глядя не отрываясь, как Джемма кладет в соблазнительный рот большие пурпурные виноградины, и беззвучно застонал.
Это невыносимо.
– На самом деле я собиралась стать диетологом, поступила в университет Ньюкасла. Это к северу от Сиднея. Потом осталась там на каникулы.
– Я учился в Англии, но на каникулы всегда приезжал домой.
Тристану нравилась свобода, которую он чувствовал, учась в другой стране. Но дом всегда оставался центром притяжения – большой надежный фамильный замок. Было приятно осознавать собственное место в иерархии страны.
Джемма состроила гримасу, которая, даже исказив ее черты, показалась очень симпатичной. Неужели она действительно околдовала его?
– Должно быть, ваш дом более гостеприимный, чем мой.
По ее глазам пробежала темная тень, очевидно вызванная неприятными воспоминаниями. Тристану стало грустно за нее. Его детские и юношеские воспоминания были счастливыми. Жизнь в замке в качестве "запасного" давала много возможностей для развлечения и свободу, которой никогда не мог похвастаться старший брат. Теперь, если не считать этой поездки, свободы нет. Тристан всегда чувствовал некую напряженность между отцом и матерью, но не придавал этому большого значения. Так продолжалось, пока он не повзрослел и не узнал причину этой напряженности и того, почему родители несчастливы.
– Вам не были рады в собственном доме?
– Мать всегда радовалась мне, в отличие от отчима.
– Он вас обижал? – Эта мысль заставила его похолодеть. Руки сжались в кулаки.
Джемма покачала головой. В окно каюты заглянуло солнце и бросило янтарные и медные отблески на ее волосы, упало на лицо. Тристану захотелось погладить вспыхнувшие пряди, чтобы убедиться, что на ощупь они такие же теплые, как на вид.
– Ничего подобного. Он не злой, просто равно душный. Не хотел детей, но, полюбив мать, принял меня как неотъемлемое приложение к ней.
– Приложение? – Довольно жесткое определение для маленькой девочки.
Тристана снова охватило желание защитить Джемму. Он никогда не испытывал ничего подобного. Желание заслонить от любой опасности, любого зла, которое мог причинить мир.
– Он не мог получить одно без другого. Очевидно, ему очень хотелось жениться на моей матери, она была очень красива.
– Как и дочь. – Его взгляд скользил по ее лицу. Тристана приводило в замешательство, что с каждой минутой оно казалось ему все милее.
– Спасибо. Мама всегда говорила, что я должна быть благодарна отчиму за то, что он заботится о нас. Хм. Я сама заботилась о себе, даже когда была маленькой. Но всегда старалась угодить ему, чтобы сделать приятное матери. Зачем я все это рассказываю? Наверняка вам это скучно.
– Вы не можете казаться мне скучной, Джемма. Это я уже понял.
Колдовство или нет, но в Джемме все казалось ему восхитительным. Он хотел знать о ней все. Для него сейчас не существовало больше никого, кроме него и Джеммы.
– И вы уверены, что хотите дальше слушать мою скромную, ничем не выдающуюся историю?
– Да, для меня это самая интересная тема.
Джемма могла бы зачитать вслух перечень ингредиентов любимых блюд, и он ловил бы каждое слово, наблюдал, как меняется выражение ее лица, появляются и исчезают ямочки на щеках. Правда, в ее истории не так много оснований для улыбок.
К ним подошел симпатичный темноволосый официант. Джемма попросила оставить фрукты. Тристан почувствовал укол ревности, пока не понял, что официанта, похоже, больше интересует он.
– Так странно, когда тебя обслуживают люди, которых знаешь. Хочется вскочить и начать им помогать. Мне привычней находиться по другую сторону кухонной двери.
А Тристан с пеленок привык, что обслуживают его.
Джемма вернулась к своей истории:
– Когда я стала подростком, начались неизбежные стычки с отчимом. Это очень расстраивало маму, поэтому я с радостью поступила в университет и никогда не возвращалась домой, если не считать коротких приездов в гости.
– А ваш отец?
– Вы имеете в виду моего родного отца?
– Да.
– Он погиб еще до моего рождения. – Она будто говорила о чужом человеке.
– Какая трагедия…
– Для моей матери – да. В тот год она работала инструктором по горным лыжам на французском горнолыжном курорте Валь-д’Изер. Мой отец англичанин, тоже был инструктором. Они влюбились друг в друга без памяти, она забеременела, они поженились. А вскоре после этого он погиб, попав под лавину.
– Как это печально… Ужасная история.
Горные лыжи – один из тех рискованных видов спорта, которые Тристан особенно любил, наряду с альпинизмом и затяжными прыжками с парашютом. Королевская свита делала все возможное, чтобы отвадить его от этих занятий. Страна уже лишилась одного наследника и не могла позволить себе потерять еще и второго.
Тристан сопротивлялся, не желая превращаться в изнеженного дворцового небожителя. Очень не нравилось, что его лишают независимости и права выбора. Но чувство долга брало верх. Он кронпринц.
– Я не знала отца, поэтому никогда не тосковала о нем. Но для матери он был любовью всей жизни. Она чувствовала себя раздавленной. Потом на курорте появились его богатые родители. Они смотрели на мать свысока и потребовали, чтобы она предъявила доказательства брака с отцом – а он был оформлен по всем правилам, – потом ей дали денег в обмен на обещание, что она забудет о замужестве и никогда не предъявит им никаких претензий. Даже пытались не пустить ее на похороны отца.
– Вы сердитесь.
Именно так поступали его родители, когда они с братом были моложе. Платили деньги, чтобы избавить семью от посягательств со стороны неподобающих женщин, которые могли бы повредить репутации трона. От простолюдинок. От таких, как Джемма.
Когда Тристан понял, каким лицемерием пронизаны отношения между родителями, его отношение к браку, во всяком случае к тому, который существовал в Монтовии, сделалось достаточно циничным. Цинизм усилился после того, как брат женился на дочери герцога. Дворец трубил об этом браке как о "союзе любви". Действительно, Карл был доволен, что ему нашли такую красивую невесту. И только после великолепного бракосочетания в кафедральном соборе Сильвия показала истинное лицо. Корыстная и скупая, она жадно рвалась к богатству и статусу монтовианской принцессы и интересовалась больше роскошными драгоценностями, чем мужем. Как следствие, Тристан стал избегать разговоров о женитьбе и любых попыток привести его к алтарю.
– Да, черт возьми, вы правы. Зло берет за мою бедную мать. Ей хотелось бросить эти деньги им в лицо, но она носила меня. И ради меня, проглотив обиду, взяла их. Я родилась в Лондоне, а потом она привезла меня к себе домой в Сидней. Говорила, что самой страшной местью этим людям станет то, что они никогда не увидят свою внучку.
– И как вы к этому относитесь?
Джемма катала по тарелке оставшиеся виноградины.
– Конечно, мне всегда было любопытно узнать, кто мои английские родственники. Со стороны матери у меня никого нет. Когда я начала ссориться с отчимом, стала мечтать, что убегу и найду другую половину семьи. Мне известно, кто они. Но из уважения и верности матери я никогда не пыталась связаться с этими Клиффордами.
– Значит, вас зовут Джемма Клиффорд?
– Отчим меня удочерил, так что по документам я ношу его фамилию. И это хорошо. Несмотря на все недостатки, он дал мне кров и содержал меня.
– Пока вы не уехали в университет в Ньюкасле?
– О нем можно говорить все что угодно, но он не жадный. Продолжал выплачивать мне содержание. Но мне хотелось стать независимой, свободной от него. Перестать притворяться тем, кем я не являюсь, только ради того, чтобы угодить ему. Я договорилась, чтобы меня взяли на неполный рабочий день на кухню самого лучшего ресторана в районе. И мне очень повезло, потому что тамошний шеф оказался исключительно талантливым молодым парнем. Через несколько лет он стал настоящей звездой кулинарии в Европе. Он каким-то образом разглядел во мне способности и предложил выучить меня на шефа. Я не колебалась ни минуты и, бросив университет, согласилась, чем привела в ужас родителей. Но это именно то, чем я хотела заниматься.
– И никогда не жалели об этом?
– Ни секунды.
– Мне кажется, вы совершили большой скачок от шеф-повара к совладелице "Королев вечеринок".
Джемма протянула ему оставшийся виноград. Он отказался, и она положила в рот еще одну виноградину.
– Это отдельная история. Когда мой босс резко пошел в гору и уехал, на смену ему пришел человек, который не разделял его восторгов на мой счет. Я уволилась и вернулась в Сидней.
– Чтобы устроиться в какой-нибудь ресторан здесь?