- Что, Пашенька?! - ласково и радостно воскликнула Наталья, понимая, что рекламный проект можно на неопределенное время отодвинуть.
Баба Паша протиснулась в дверь. Габариты у нее были огромны: большого роста, толстая, с большой головой и толстой седой косой, накрученной на макушке, она выглядела бойцом японской национальной борьбы толстяков. Наталья рядом с ней смотрелась маленьким мышонком, но мышонком очень бойким и веселеньким.
- Присаживайся, расскажи мне что-нибудь смешное, а то я так устала, - откинулась в кресле Наталья, а Паша взгромоздилась на стул и печально покачала головой.
- Может, и посмешу я тебя, Ашотовна, только смех тот плохой.
- И что же ты мне скажешь? - уже без всякого энтузиазма спросила Наталья.
Паша была человек прямой и простой, потому и брякнула сразу то, что видела и что сразу же по-своему восприняла.
- А то скажу, что как седни переехала эта красавица…
- Кто это? - удивилась Наталья.
- Как "кто"? Не знаешь, что ли? Мадама эта, того, ну которого в заграницах погубили, артистка погорелого теятра.
Паша не признавала актеров, а уж старых баб, которые кривляются по телевизору, накрашенные и размалеванные, как куклы, и вовсе на дух не переносила.
- А-а, - засмеялась и догадалась Наталья, - Улита Ильина, да? Так что с ней?
- С ней - не ведаю, а вот наш-то Максимушка ее встречал, вещи ей таскал и сидел там… - Паша посмотрела на подаренные хозяевами часы, - боле часу. А потом как сумасшедший на своем этом помчался, куда не знаю. Вот так-то, Ашотовна. Все диву дались, я спрошала людей.
"…Так. И людей уже "спрошала"! Значит, сплетни в три раза более зловещие ей еще придется услышать! Но зачем Максику нужна эта очень красивая, но в возрасте дама? Из-за ее славы? Возможно… Но ведь неизвестно, может, он просто помог донести вещи и она, как светский человек, предложила ему что-то выпить… Максик почти не пьет и поехал на своем "Харли", значит, чашечку кофе, - прозорливо подумала Наталья и успокоилась. - Вот только "люди", которые уже обсуждают это происшествие… Надо бы тонко намекнуть об этом Максу. Хотя он такой своенравный и самостоятельный!"
- Панечка, дружочек, - начала она опять прежним ласковым голосом, - так ведь Улита Ильина - наша давняя подруга! Она только-только въезжает в квартиру! Макс ей поднес вещи и выпил чашку кофе, он мне сказал, - врала Наталья.
Баба Паша приутихла.
- Во-она что… - протянула она поскучневшим голосом. - А я и то думаю, чего это надо старой-то бабе от такого прынца заморского? А ему чего? Вот и подумала, что тебе надо сказать.
- И правильно сделала, - подбодрила ее Наталья, - в следующий раз тоже говори про всех, кого с Максом увидишь! Улита - это наша, это так, чистая помощь… А вот что другое - тут же говори!
"…Да и про нее - тоже, - не утерпела было Наталья, так как в голову ее пришли совсем не успокоительные мысли. - Боже, неужели их мальчик!.." Потом она сказала себе, что Улита конечно же не старуха, но!.. И красотка еще какая! Конечно, со всякими ухищрениями, которых мальчик не понимает. И знаменита! И всяких вокруг нее крутится историй! Мог! Мог Максик увлечься! Вполне! И надо этому поставить преграду, но так тонко и незаметно, чтобы комарик носиком не учуял. А это Наталья умеет. Если б не она с ее дипломатичностью и нежным воркованием, никогда бы у них не было никакого рекламного агентства, с ее-то грубятиной-мужем, прямолинейным, как рельс!
Итак, сигнал получен и должен быть "отработан"!
Старик сидел посреди своей комнаты и не злился, а безмерно удивлялся. Как? Как эта деревенская дуреха могла так обвести его вокруг пальца? Его! Который обводил вокруг своего пальца дипломатов и священников, банкиров и наихитрющих старух-наследниц… А уж о светских людях и прочей мелюзге и говорить нечего. Просто надо признаться самому себе, что он стал стар, сдает. Даже не стар - древен. И вот отсюда все промашки. А их - не счесть. Слава богу, что теперь их считает только он один.
Без паспорта, без денег фактически, ну что она взяла у него - сотню долларов, все постеснялась. Балда! Но ведь обманула. И какая силища! Он должен себя сберечь до определенного часа. Вот только дура умотала. Без нее сложнее. Пугал, пугал девчонку, она и перепугалась насмерть. Старая калоша, дурень, списывать пора. Да уж скоро. Чего жаль, так это его записей. Слямзила их частично… Самую середину. А из серой папочки взяла несколько писем, важных для него. Стервоза! Но никто ни в чем не разберется, да она не для этого взяла. Как защиту себе или шантаж?.. И все же надо торопиться. Выходить напрямую. Сейчас можно. Время подстегивает…
7.
Наконец я добралась до Новожиловых. Прошла через консьержку, которой наплела кучу ерунды насчет родства и прочего и даже слезу пустила… Та оказалась доброжелательной и поверила. От нее же я узнала, а потом вспомнила, имя-отчество бабки - Клавдия Егоровна.
В дверь позвонила звонко, не буду трястись перед ними. Мы из одного города! Ну выскочили они раньше, так что, теперь я должна им в ножки кланяться? Попробую остаться у них на день-два, а там… Как судьба повернется.
За дверью зашлепали шажки, и старческий голос громко пробормотал:
- Счас, счас, кто там?
- Здравствуйте! - прокричала я. - Я из Славинска, вашей внучки подруга! Ангел я!
Правда, она всегда лучше действует.
Дверь приоткрылась. Через цепочку на меня смотрела маленькая старушонка. Да, это она, Клавдия Егоровна! Но как же она состарилась! Но и она меня не сразу узнала, я ведь тоже изменилась, особенно в последнее время - во Франции побывала, все ж таки. Ха-ха!
Клавдия присматривалась ко мне, присматривалась и наконец-то запричитала, скинув цепочку.
- Никак Володьки и Зойки дочка, из авоськи! - И расхохоталась.
- Она, Клавдия Егоровна, - ответила я уже не так сладко. Далась ей эта авоська!
Клавдия - старуха была добрая и хорошо ко мне относилась. Алена, конечно, воображала из себя невесть что, как же, папаша - главный в городе. Но как-то так получилось - я придумщица, проще, врушка была отменная - меня к ним пускали, думаю, из-за моих россказней, которым бабка верила истово, а отец Алены и ее мамаша потешались.
Я стояла в холле огромной квартиры, а Егоровна все вспоминала и вспоминала Славинск и никуда меня не звала. И вдруг заплакала и сказала:
- Одни мы с Аленкой, бросили нас Надежда с Сашкой, уехали в Африку какую-то деньги заколачивать. Опять секретное что-то… - Тут Егоровна спохватилась: - Ой, да что это я гостюшку в прихожей держу. Идем, Ангелинка, идем, я тебя чаем напою. У тебя и вещей-то нет, одна сумочка заплечная? Проездом куда?
Так она бормотала, пока мы шли по длинному коридору, в самый его конец. А про вещички и "проездом" старая хитрая мышь спросила не так просто, надо было ей узнать, надолго ли гостьюшка? Не знает бедная старушенция, что я к ним вообще - подселиться.
Егоровна провела меня в свою епархию. Но и на кухне было так, будто здесь происходят приемы. Пол плиточный, красоты несказанной. Кухонная мебель - хоть сейчас на выставку. Все в светло-бежевых тонах с вставками темного дерева. Вазоны с цветами, запах такой, что можно одуреть от его сладости. Егоровна стащила с меня куртку, рюкзак я сняла сама и повесила на ручку двери - слишком он был драгоценный. Старуха потрясла мою куртку и сказала:
- Ишь, теперь в Славинске одеваются, как у нас в Москве? Маманя небось скопила?
Я разозлилась чертовски и ответила:
- Сама купила, заработала. Теперь секретарем у писателя работаю, - тут же, не запнувшись, соврала я.
Егоровна вдруг вскочила, залезла в сверкающий белизной высоченный, но какой-то узкий холодильник и достала оттуда разные нарезки: рыбу, ветчину, колбасу копченую… Тут же объяснила свою щедрость:
- Аленушка их, эти резки, не любит. Я накупила, удобно, все изделано, нарезано, вкуснятина… А она не хочет, вот все и лежит. Ты ешь, ешь, вкусно. И я с тобой поем за компанию, одной-то - тоска. - И две слезинки выкатились из ее старых обесцвеченных годами глаз.
Мне стало жаль Егоровну. Не сладкая, видно, у нее жизнь. Теперь получается, Алена - хозяйка и к тому же, видно, крепкий орешек. Ну нет, я не дамся. Что-нибудь да придумаю. Да и придумывать много не надо.
И полился мой рассказ и о Ницце, где я только что отдыхала с дедом, который меня разыскал на старости лет в Славинске, и что… теперь дед улетел в Америку на неделю, а я решила, пока его нет, поискать старых знакомых, погулять и осмотреться.
Моя благодарная слушательница вскочила со стула и сказала:
- Я счас, ты подожди тут… - И убежала.
Как я поняла, к Алене. Проняла я старую. И осталась ждать своей участи. Буду держаться нагло, жизнь меня уже многому научила.
И вот в кухонном дверном проеме появляется бабкина седая голова, и глаза ее мне подмигивают, подмаргивают:
- Я девчонкам про тебя сказала, они хотят на тебя посмотреть. Там еще подружка Аленкина.
У бабки наморщилось личико, видно, подружка не из ее любимиц…
Я нахально шагнула в комнату, куда мне приоткрыла дверь бабка, сама тут же испарившись. Рюкзак! Он остался на кухне, но не думаю, что старуху заинтересуют какие-то папки с бумагами, а уж что она в рюкзак полезет - к гадалке не ходи!
В огромной комнате на ковре и подушках сидели две девицы. Одну из них я признала. Это была Алена, повзрослевшая, но не похорошевшая, зато вторая - красавица. Да ведь я ее видела, в Ницце, вернее, в том местечке, куда ездила письмо передавать! С тем мужиком, которого потом убили и с которым "мой двоюродный дедушка" имел какие-то тайные дела, но убийство все испортило! Да вот она, эта девица, и убила! Скорее всего, она только-только приехала с… цинковым гробиком своего любовника. Бедная девка!
По глазам ее я увидела, что и она меня узнала! Наконец я первая заставила себя улыбнуться и сказала:
- Мы все, кажется, знакомы…
Алена вскинулась:
- Как это? Я тебя еле-еле вспомнила, но откуда тебе знать Тинатин?
Она была возмущена моим нахальством! Но Тинатин не собиралась ссориться.
- Да, я вас помню, - томно и гортанно произнесла она, - по Сан-Максим… - она явно что-то хотела добавить, но остановила себя и обернулась к обалдевшей Алене: - Представь, мы виделись с этой дамой (Тинатин была до такой степени светской, что у меня скулы свело, ну ничего, я научу их "родину любить!" - как говаривал мой папаня, когда собирался кого-нибудь "тронуть") во Франции, совсем недавно…
Тут вступила я:
- Я была там с дедом, который давно обещал мне показать Лазурный Берег. И так сложилось, что у него были там дела и он взял меня с собой.
Алена не произносила ни слова, только водила глазами - с меня на Тинатин и обратно.
- Ваш дедушка, - медленно, видимо, все еще раздумывая, сказать или нет, произнесла Тинатин, - ваш дедушка имел некоторое отношение к моему приятелю? Которого… - тут ее прекрасные глаза наполнились слезами, и она замолчала, подавляя их. Наконец она справилась с собой и продолжила: - Мой Родик что-то был должен то ли взять у вашего дедушки, то ли отдать, он как-то неясно выразился.
("Ага, подслушивала, - подумала я, - или Родя твой проболтался. Я-то знаю, что они, старик и Родя, не встречались. Я была посыльным".) Но что старый потрох собирался что-то этому Роде продать, это, по-моему, так! Он торопил меня договориться с Родей и обещал денег и отправить куда-нибудь, чтобы никогда меня не видеть! Но дело лопнуло из-за неожиданной гибели Роди. Старик был зол и молчал всю дорогу. И в Москве молчал, только запирал меня и хотел наверняка поскорее от меня избавиться, понятно - как.
- Мне кажется, я почти уверена, что ваш дед ничего не отдал и не взял… Потому что Родя говорил - после вечеринки… Она только началась и…
Тинатин опять было пустилась в слезы, но быстро их стерла, они явно мешали ей. Наконец прорезалась Алена:
- Как бы то ни было, но все очень увлекательно и таинственно. Верно, Тин?
А я не знала, как быть мне - я должна, обязана остаться у них ночевать! И никаких гвоздей! Но как? Ведь есть же квартира "деда"? Который, хотя и улетел в Америку, но внучку-то из дома не выкинул? Так? Вот это и надо объяснить, а остальное - потом, после.
- В крайнем случае, - встряла я, - прилетит мой дед из Сан-Франциско и можно у него напрямую спросить, что должен был передать ему ваш (поклон в сторону Тинки) Родя. Дед-то пока жив и уж не такой злодей…
Я по-доброму рассмеялась, показывая тем, что характер у старикана моего - дерьмо, но сам по себе он человек хороший.
Девицы замерли. И только Алена прорвалась все-таки с вопросом:
- А зачем он в Америку полетел?..
- Да кто ж его знает, думаете, он мне все говорит? - беспечно откликнулась я. - Нужда какая-то, так он сам сказал. Я просилась, он не взял, сказал - еще сто раз там побудешь, надоест. Велел мне ехать к какому-то его приятелю и пожить у того, такого же древнюги, как и он. А я вот… - И развела руками. - Я ведь давно, Алена, нашла твой адрес и телефон, хотелось все прийти посмотреть, как вы тут живете, да все с дедом и с дедом… Он меня в Славинске разыскал. Двоюродный. Но лучше родного!
Я почувствовала, что вот теперь надо замолчать и никаких просьб, типа "а можно я у вас переночую, а можно мне, а можно"… Нельзя. Нельзя мне теперь, после всего что я наворотила, клянчить.
Я заметила, как Тинка легонько коснулась Алениной руки и пошла к двери, сказав:
- Что это мы сидим на сухую?
Алена вскочила. Ясное дело - пошли советоваться насчет меня! Вполне естественно, я ведь свалилась как снег на голову и сильно их заинтересовала! Я же соображаю.
Они прикатили столик с напитками и фруктами, и Алена, садясь на подушку, сказала:
- А сейчас мы выпьем. За что?
- За нашу встречу! - взвизгнула темпераментная грузинская княжна, и я усмехнулась, как самый старший и мудрый товарищ.
Мы выпили, и Алена сказала:
- Знаешь, мы с Тинкой решили, нечего тебе до приезда деда одной быть. У нас большая квартира, ну как, поместимся? И Тинка у меня живет.
Тинка что-то забормотала недовольным голосом.
- Ну ладно, Тин, ладно, все знают, что все у тебя есть, но ведь так веселее?
Алена явно лебезила перед красивой подружкой, а та принимала это как должное.
И вдруг Алена захохотала:
- Ой, я только сейчас вспомнила, как тебя интересно зовут и какое у тебя прозвище в детстве было.
Теперь настал мой черед хмуриться, но я, наоборот, скроила восхищенную рожу и тоже засмеялась.
- Тинка, ее зовут Ангел! То есть, конечно, имя-то ее Ангелина, но мама ее только Ангелом и называла, и все стали так звать. Ангел из авоськи…
И в который раз я услышала осточертевшую мне историю моих давних прогулок в авоське.
- Девушка, можно вас на секундочку!
Наталья Ашотовна остановила свою "Мазду". Сегодня она была не в себе. Медленно вела машину чуть ли не по кромке тротуара. Обычно она мчалась как на пожар, ей казалось, что за ночь что-то произошло в агентстве и… Ну и так далее. А вот сегодня плелась, как старая лошадь. Вчерашняя сплетня домработницы Паши ее насторожила, оказалось, куда больше, чем она думала. Наталья искала решение. И… Пожалуйста! Как на заказ.
По тротуару, легко помахивая изысканной сумочкой "клатч", шла девушка, могущая присниться лишь во сне. Скромненькое на вид шифоновое платьице в мелкий синий цветочек не закрывало коленей, в роли обруча - широкая голубая лента на темных тяжелых волосах. Тонкий бледный профиль. Лунный, сказала бы эстетка Наталья, но ей было некогда.
Девушка обернулась и уставилась на Наталью черными огромными глазищами с мохнатыми ненакрашенными ресницами, и алый ротик-бутон пролепетал:
- Вы меня?
- Да, да, именно вас! Вы могли бы сесть ко мне в машину?
Девушка замялась, и Наталья разглядела еще, как тонка у нее талия и как зрелы груди, и ножки длинные, сколько надо, не до лошадиной стати. Наталья улыбнулась как можно более мило и открыла дверцу. Девушка еще постояла и села в машину.
Чем хороша была Ашотовна, она никогда не тянула никаких котов за хвосты. Задумано - тут же сделано. Она сразу спросила:
- Дорогая, как вас зовут, сколько вам лет и откуда вы появились в нашем сером городе.
И Тинка отвечала, как на экзамене:
- Тинатин, восемнадцать лет, из Тбилиси, приехала к родным и у них живу…
- На что живете? - спросила Наталья, уже желая, чтобы девочка была из гордых, но бедных грузин.
- Я иногда зарабатываю в журналах… - немного увяла Тинка. Чего к ней привязалась эта тетка? - Присылают мама с папой. Хочу поступать во ВГИК.
- Тинатин, не удивляйтесь, что я вас так вот затащила, я директор рекламного агентства "НАТТА". Вы нам нужны. Сейчас мы работаем над заказом одной внушительной фирмы… Будет плакат со слоганом… Вы замужем? - вдруг озабоченно спросила Наталья, казалось, что нет, но кто знает.
- Я была помолвлена, но… - У Тинки в глазах засверкали слезы… - Его не стало.
- Бедная, бедная девочка! - чуть не завопила Наталья от счастья. Ей везло. И везуху эту отпускать нельзя. А связана она с девочкой-красавицей Тинатин.
- За фотосессию, - тараторила Наталья, уже вовсю разгоняя "Мазду", - я заплачу вам… Впрочем, мы все оформим договором. Думаю, сумма вас устроит.
Наталья усмехнулась. Вот так надо ловить миг удачи, во всем. Ничего не жалеть и никого! Главное - не жалеть денег! А потом… Наталья аж содрогнулась от удовольствия - пусть баба Паша рассказывает всей округе, какая девочка у Максика! Не отреагировать он не сможет на такое чудо! А если еще у нее приличные родители!..
Тинка немного побаивалась эту сумасшедшую тетку. Ну не тетку, конечно, а богатую даму - как она одета стильно, какие у нее туфли и сумка из черепахи! Тинка знает в этом толк.
Скоро они входили в небольшой, отреставрированный особняк, и все охры буквально в пояс кланялись этой даме, которая вдруг обернулась и сказала скороговоркой:
- Ой, я забыла обо всем с вами… Меня зовут Наталья Ашотовна. - И они прошли по мраморной лестнице на второй этаж.
Как только они вошли в элегантную приемную с немыслимой красоткой за столиком с факсами, компьютером, телефонами, Наталья Ашотовна, поздоровавшись, сразу же сказала совсем другим тоном, чем говорила с ней, с Тинкой:
- Леночка, прошу вас немедленно связать меня с Максимилианом.
Леночка вспыхнула и четко ответила:
- Сию минуту, Наталья Ашотовна.
"Боятся, ой, как они ее боятся!" - подумала Тинка, и ей вдруг расхотелось работать здесь. Она уже и сейчас тряслась, но старалась изо всех сил сдерживаться.