Ангел из авоськи - Ксения Васильева 9 стр.


- А вот теперь, - спокойно сказал Макс, остановившись, - я бы вызвал вас на дуэль, если бы вы были благородным человеком. Вот так! - И он вытянул из кармана свою мотоциклетную перчатку с обрезанными пальцами, швырнув ее в лицо (попала!) Казиеву, - за грязь, которую вы льете на Улиту Алексеевну!

Казиев был взбешен, у него болел зуб, из десны шла кровь, штаны были испорчены… Он не слушал, что сказал Макс, только ощутил легкий удар по лицу, но это были цветочки, а ягодок Казиев вовсе не хотел и, выскочив на проезжую часть, быстро схватил машину и уехал. Свой "Чероки" он оставил дома, в гараже, потому что собирался развлекаться! "Поразвлекался, - подумал он со злостью, - дурак". Когда-то с Улитой они это умели. А теперь Улита… любовница мальчишки. И вспомнил словечко "дуэль" и перчатку, брошенную ему в лицо!.. Это еще что за новомодное хамство? Не-ет, если он достанет сценарий, - а он достанет, носом землю будет рыть! - Улитка не получит ни шиша, никакой роли! Никогда! Он уж постарается ее ославить.

Ангел высматривала в кухонное окно Макса. Ее возмущало то, что он не удосужился позвонить еще раз! О себе Ангел, если и думала в этом плане, то лишь с тоской. Куда ей! Хорошо, что она - "парень". Короче, ей уже ловить здесь нечего. Приехала? Убедилась? И отваливай до дому. Не получилось у нее ничего. Не вышло. И если даже Казиев поставит фильм по роману Леонид Матвеича, кому она будет там нужна?.. А он должен поставить! Она с него спросит. Старый друг написал такой роман! Большой, переживательный! А потом она уедет в родной Славинск. Здесь ей делать больше нечего, задание свое она выполнит, к тому идет. А Макс?.. Что Макс! Они с ним "друзья" и все.

Итак. Она едет в Славинск, пойдет работать в заводоуправление, как маманя, или в какую-нибудь фирму секретарем, все-таки она здесь кое-чего набралась, даже во Францию слетала… Да! Она до сих пор не посмотрела стариковские бумажки! Надо ей это! Но все же интересно, что она отхватила… Ее мысли снова вернулись к горестной ее судьбине. Славинск. Пыльная центральная улица Ленина, заводской "дух" которой проникает, кажется, тебе прямо под шкуру… Их комната - семнадцать метров в коммуналке (когда-то все завидовали, отцу - как инвалиду-афганцу выдали). Очень симпатичный внешне у нее отец - синеглазый, черноволосый, смуглый. Говорят, Ангел в него, от матушки - ничего нет. Матушка… Тихая полненькая блондиночка, с ясными голубыми глазками. Тут Ангел пустила слезу - обокрала! Обокрала родную мать! Но она привезет даже чуток больше. Мама простит ее.

Она опять вспомнила Макса. Как однажды он приобнял ее за плечи и удивился: "Ты такой крепкий с виду, а плечи как у девушки…" Она тогда буркнула что-то и отодвинулась. А как было хорошо сидеть с ним рядом, чувствовать его руку на плече… И вдруг увидела, как во двор на своем "Харли" влетел Макс. Ангел тут же напустила на себя грубовато-смурной вид, будто только-только со сна, встрепала волосы, сунула в рот жвачку. Готово! Можно встречаться! И появилась именно в тот момент, когда он вошел в гостиную.

- Ну, что там было у старика? - закричала Тинка. - Рассказывай! А то сбежал куда-то!..

- Сначала чашку кофе, - сказал Макс, - а потом рассказы. Впрочем, ничего особенного, - скривился он. - Потом, девочки, я жуть устал. Ангел, пойдем, кофе сварим.

Они с Ангелом ушли на кухню, и Макс просяще глянул на нее.

- Ангел, будь другом, свари кофе, и мы посидим здесь хоть минуту вдвоем. Я уже не могу слышать эти Тинкины визги. Я только тебе расскажу обо всем. Им, - он кивнул в сторону комнат, - знать всего не нужно.

- Ты не любишь Тинку? - спросила Ангел.

- Что значит - люблю не люблю… Не те понятия. Мне она не нравится, скажем так, но при стечении обстоятельств я ее трахнул бы, - неожиданно улыбнулся Макс Ангелу по-свойски. Но сразу же посерьезнел: - Ангел, что ты взял у старика? Ты должен ему вернуть, так он сказал. И тогда он отдаст тебе паспорт, про который ты мне ничего не говорил. Зря. Я выглядел болваном. Ну ладно, проехали. Пойдем вместе. Знаешь, я его не боюсь, по-моему, он просто очень старый и очень одинокий…

Ангел не отвечала, хотя собиралась расспросить его обо всем "свидании" и, главное, о рукописи Леонид Матвеича, - что с нею? Но после чисто "мужского" признания Макса, она забыла обо всем. Иногда плохо быть парнем и слышать такие откровения… …Неужели Макс такой же, как все? Как страшно просто он сказал о Тинке! Вроде как, мол, при случае особого голода, попробую рыбий жир. Жуть! О паспорте она не думала, так, мелькнуло, что если Макс называет ее как парня, значит, действительно - "проехали". Старик ее не предал. Странно. Но дальше так продолжаться не может! Славинск! Только он ее спасет.

Она так задумалась, что лила и лила кофе, - через чашку, блюдце, и вот он льется на скатерть, на пол…

- Что с тобой? - вскочил испуганно Макс.

- Ничего, - ответила она сдавленно, - мне что-то неважно, я пойду…

- Тебе помочь? - услышала она, идя в ванную и желая одного - включить душ и ничего не слышать и не видеть, а стоять под горячей струей воды, смывая грязь, которая с каждым днем все больше и больше прилипает к ней.

- Сам справлюсь! - крикнула она и закрылась на защелку.

Такое мог совершенно спокойно сказать юноша, в которого она влюблена, который свято и чисто - она была уверена! - любит другую женщину! Что же за существа - мужики? Ангел плакала под шум душа, и ей не становилось легче от слез, как обычно говорят, а все тяжелее и тяжелее.

Макс был поражен. Ничего такого он не сказал! Почему Ангелу стало плохо? Ерунда какая-то… Мальчишка он еще! А может, он влюблен в эту дурочку Тинку? Ведь она и впрямь хороша. И тут все отлетело от него… Улита. С ней все кончено. Они больше никогда-никогда… Никогда. Надо домой. Не здесь же заснуть, как полному дебилу, а он почему-то падает с ног. Папку с рукописью Леонид Матвеича, которую он забрал от Улиты, Макс оставил на кухне, найдут. Он позвонит девчонкам, спросит, как рукопись, уж Ангел-то прочел и знает, что это! Он и говорил, кажется, что ему нравится… Казиев мог нарочно опоганить ее! А забыл из-за оливок! Макс опять вернулся мыслями к старику. Он интересуется Улитой. Почему? Все знает, все! Он, Макс, это понял. Спросить у самой Улиты? Но она ни словом никогда не обмолвилась о таком знакомстве… Ну и что? Все она должна ему говорить, рассказывать? Странная, однако, история с этим стариком…

12.

Девчонки, конечно, наткнулись на рукопись. Тинка завизжала от радости и, выпросив у Алены сиреневый бархатный костюм и серьги с бриллиантами, позвонила Казиеву и сказала, что у нее есть кое-что ему показать.

Он был зол, спросонья не разобрался, кто звонит, и предупредил, что если что-нибудь зряшное, то он спустит гонца с лестницы.

Казиев открыл дверь, не глядя на того, кто там стоит, и протянул руку, давайте мол, что там. Вчерашние оливки испортили ему настроение надолго. Но главное, что рукопись оказалась просто-напросто Ленькиной и его! Старой как грех. С ума он там сошел в своем Мухосранске? Такое предлагать?.. Наконец он посмотрел на посланца и, увидев Тинку, обомлел. Красива, элегантна и - что удивительно! - с чувством собственной значимости и самодостаточности (это ей все время вдалбливала умная Алена). Казиев засуетился и как-то даже подобострастно проводил Тинку в гостиную, по ходу дела, отметив, что в ушах у нее бриллианты…

"Кажется, я, старый козел, теряю Цыпу", - подумал он, разозлившись и на себя, и - опять же! - на весь мир. - Грело только то, что Тинка принесла что-то стоящее. Правда, этот молодой подонок сказал, что он привез именно это… Но почему мальчишка привез рукопись именно Улите?.. Тут явно что-то не так. Они ему подсунули ее! Может, Ленька прислал рукопись Улите? А не Макс ее привез? Сейчас он узнает. Единственная страсть, которая еще полыхает в нем яростным огнем, - это кино. И еще он твердо знал, что уважающий себя режиссер из первой десятки обязан бросить свою старую кошелку и подниматься по Звездной лестнице с красавицей высшей пробы. Казиев еще раз остро глянул со стороны на Тинку: она тянет на спутницу "великого"… Тьфу, тьфу, черт-те что он лепит!

Когда же Тинка из красивого пластикового пакета достала многострадальную рукопись многострадального Леонид Матвеича, Казиев позеленел.

- Но я же вчера отправил это к такой-то матери! Это вот дерьмо ты называешь "кое что есть"? Нет тут ничего! Нет! Впрочем, - уже тише сказал Казиев, - коль привезла, давай!

Он взял рукопись и небрежно кинул ее на тахту, где ею тут же занялся кокер спаниель, до этого тихо дремавший в уголке.

- Как? - закричала Тинка. - Ведь это то самое, за чем приезжал Родя! Это тот самый старик! Это у него взято!

- Тот старик?.. - опять удивился Казиев и замолчал.

Что за абракадабра! Почему эта рукопись ходит по кругу? Вчера у этого юного альфонса, сегодня - у Тинки… И она убеждает, что Родя приезжал за этой рукописью!.. Все может быть. Все. В этом мире нельзя ничему удивляться. Но девочку надо потихоньку вытрясти до малой соринки, только не пугать, а то напугаешь до истерики и ничего не узнаешь…

- Значит, "тот старик" привез Родьке эту рукопись? - спросил Казиев, глядя прямо в чернильные зрачки Тинки.

Та перепугалась. Сегодня утром увидела на кухне эту рукопись, за которой Макс ездил к старику! Они с Аленой разумно решили, что это сценарий и все верно. Ангел спала как убитая, не стали ее тревожить. Сами - не дуры! А Казиев опять на нее орет! Слезы закапали у бедного дитяти из глазок.

- Не реви, - устало попросил Казиев, - я думаю, что это проделки все того же… Ну он у меня получит! Скажи, родная, а тебе известно, откуда появилась у старика эта рукопись?

Ну, мог деловой Родя потащиться в Ниццу за этим барахлом, опираясь лишь на мнение старика. Так. Древний старик ни хрена не петрит в кино… А вообще, что это за старик? Откуда он взялся?.. И главное - кто он? И откуда у него эта рукопись? Что-то подвирает малышка? Вполне возможно. Чтобы приехать к нему?..

- Тинатин, моя птичка, а что это все же за старик? Отвечай не сразу, подумай, говори только то, что точно знаешь. А если не точно, то скажи - я так думаю… И не привирай. Ты знаешь, как я умею сердиться, да, моя девочка? - И он улыбнулся своей ослепительной улыбкой.

Тинка наморщила лобик.

- У нас есть еще одна подружка… - И замолчала. Довольно надолго. Она продает Ангела, а это ей строго-настрого запретила Алена.

Казиев был ласков, как бенгальский тигр после легкого завтрака:

- Ну и что же? Есть у вас еще подружка… Дальше!

А если она просто не будет называть имени? И все! А Казиев никогда Ангела не увидит. И Тинка рассказала историю Ангела. Получилось, правда, хрен знает что: то ли мальчик, то ли девочка, но на это Казиев не обратил внимания. И этот мальчик-девочка ездил вместе со стариком в Ниццу с кем-то встречаться… А рукопись старик у этой девочки-мальчика взял вместе с паспортом, чтобы она-он не убежал…

- Черт-те что… - пробормотал Казиев.

Старик и еще какой-то мальчик-девочка, вот в них загвоздка. Но не в пример бедняжке Тинке мозгов у Казиева еще хватало и он, покидав туда-сюда всякие варианты, держа Тинку "под прицелом" и задавая ей вроде бы незначащие вопросы, понял, что этот мальчик-девочка что-то у старика увел, иначе почему этот мальчик сидит дома, носа не высовывая? И почему паспорт у старика? И почему Макс поехал за рукописью, которая, оказалась старику на хрен не нужна… Не из-за смерти же Роди? Кроме Роди много кому можно продать вещь! Просто старик тот не идиот и понял, что за рукопись. Трагическая случайность, эта "ходячая рукопись!" Есть еще что-то! Есть! Казиев чует как волк на голодном ходу. И возможно, это у мальчика-девочки! Краденое. У старика. И девочка-мальчик, конечно, не говорит этим дурочкам. И хочет, поди, задорого продать. Кажется, приплыли к чему-то.

- Тинатин, моя принцесса, - так еще не обращался к ней ее обожаемый Казиев, - а какие вещи у вашего мальчика-девочки?

Тинка задумалась, а правда, какие? На Ангеле всегда черная куртка, джинсы и майки она меняет… И все.

- А еще?..

- Так у нее, - поправилась Тинка, - всего рюкзак…

- Всего? - удивился Казиев. - Наверное, что-то в камере хранения она оставила?

- Нет, я знаю точно. Она говорила, что больше у нее ничего нет.

Казиев обошел столик и сел рядом с Тинкой. Сначала он поцеловал ее в ушко с бриллиантом, который так приятно холодил губы, потом - в шейку… Потом Тинка лежала на тахте безо всего и ждала с ужасом прошлой "серии"… Но нет. Казиев сегодня был комильфо во всем. Он даже бормотнул о такой прелестной юной жене, как она, Тинатин. Тинка растаяла как вешний снежок, а Казиев взял Тинку на колени и, баюкая ее как дитя, шепнул:

- Но прежде, чем мы пойдем с тобой в церковь венчаться…

Тинка замерла! Вот порасскажет она девчонкам!

- Ты посмотришь рюкзачок мальчика-девочки, и если там есть какие-нибудь бумажки, принесешь их мне - посмотреть. Мне что-то не нравится этот ваш мальчик-девочка… Неизвестно, чем он занимается… Может, он и Родика нашего грохнул, а? Вот как интересно.

Тинка возмущенно забормотала, что нет, никогда… И Казиев, сморщившись, закрыл ей рот рукой.

- Мне нужны бумаги, которые у него в рюкзаке! И ровно на час, поняла? А потом ты их положишь обратно. Только сделать тебе это придется или ночью, когда все спят, или когда ты одна дома. А я за часок просмотрю их и все дела.

Тинка кивнула. Подумаешь, возьмет она на час что-то там!.. А может, в рюкзаке и нет ничего, кроме трусиков и платочков. Но о таком варианте хитрая Тинка не сказала. Как приятно быть значительной в глазах такого человека, как Казиев! Еще один сеанс любви, но уже много короче и поспешнее, два поцелуя в глазки - "чтобы всегда меня видели" и Тинка была отправлена домой. На дело. И со страшной клятвой молчать обо всем, о чем они тут с ней говорили. Казиев снова стал метаться по квартире как тигр.

Ангел проснулась, сразу вспомнила разговор с Максом и решила, что она точно уедет в Славинск. А сейчас завернется в одеяло с головой и будет спать, пока ее не растолкает кто-нибудь. Лучше бы и не расталкивал…

Алене стало обидно, что Макс ничего интересного не рассказал, все ее бросили, и она решила прошвырнуться по бутикам, то есть заняться стрессотерапией.

Тинка, подъезжая к дому, с удивлением увидела, как Алена, перекинув сумку через плечо, быстро удаляется в сторону Тверской. Странно, но и на руку! У Тинки был ключ, бабки не было, она не переставала радоваться этому! В комнате спала Ангел.

Тинка позвала ее, но та и не шевельнулась. Тинка поняла, что руки у нее развязаны и она может чуть не через пятнадцать минут увидеть снова своего кумира! Она пошла на кухню, где на крючке для сумок, под пакетами, болтался уже запылившийся черный рюкзачок Ангела. Выглядел он тощим, и у Тинки сжалось сердце - пустой! Дурочкой-то она, конечно, была, но и до нее дошло, что без этих бумажек не видать ей ни венчания, ни, возможно, и самого Тима. Опустившись на колени, она первым делом, не раскрывая рюкзак, сжала его обеими руками. Там что-то было! Бумаги! Тинке стало нехорошо. Она была девушка очень легкомысленного нрава, но никогда ничего не воровала. Ну могла взять поносить и заиграть какую-нибудь понравившуюся вещицу, но это же совсем не то!.. Теперь она лезет в чужой, собственно говоря, чемодан, да, чемодан, потому что у Ангела больше ничего нет… Но ведь она пообещала Тиму, а он поклялся, что только посмотрит бумаги. И тут же отдаст обратно. Тинка раскрыла рюкзак и вытащила ворох каких-то бумаг, писем и конверт, в котором находилась фотография. Трое на берегу…

Двое мужчин и молодая леди с какими-то прямо серебряными волосами, красивая нереально… Тинка сидела на полу и смотрела на фотографию. Мужчины были молоды и тоже красивы, но какой-то суровой красотой. Один - темный, со светлыми глазами, другой - черный, со сросшимися бровями, но смеялись все, видно, от души. Девушка просто заливалась смехом. Стояла на песке босиком, в руках босоножки дремучих времен и платье дремуче-лохматого года, но дорогое, это как-то понятно.

Тинка заглянула в папку. Сначала она хотела почитать листочки, но решила, что это и долго, и трудно, и, честно говоря, не интересно. Пусть Тим разбирается, если ему это уж так надо. Она сложила все в пакет, а в рюкзак запихнула "Комсомолку", - сообразила! Рюкзак повесила так же на крючок и легко, как эльф, выскользнула из квартиры.

Когда Тинка влетела к Казиеву, тот уже проклинал себя, что связался с идиоткой, которая либо не приедет, потому что ее застукали, либо привезет очередную дрянь… А если что-то стоящее?.. Обязательно трепанет кому-нибудь, и его обвинят в плагиате, творческом воровстве и прочее и прочее. Но, взяв себя в руки, подумал, что вряд ли серьезный человек так неосторожен с важными бумагами, столь ценными, что Родьку из-за них убили?..

И тут появилась Тинка, прижимая к груди все тот же пластиковый пакет!

"О, не спеши, Тимоша, - сказал он себе, - это может быть очередной опус какого-нибудь маразматика… И не дергайся под клиентом, помнишь такую пословицу?"

- Вот все, что там было! - торжественно заявила Тинка и высыпала на журнальный стол содержимое пакета.

Казиев растерялся. Ему-то казалось, что лежит в рюкзаке, или где там, готовый, проклеенный, прошитый, толстый сценарий. И ему лишь останется назначить актеров, заявиться и снимать, снимать, снимать. Уж ему-то не дать денег на постановку не посмеют… А тут? Конверт, письма со стертыми буквочками, да еще иностранными, и страниц двадцать мелкого текста на печатной машинке… Неужели с этим носился Родька? Из-за этих бумажонок, которые могли бы валяться еще сто лет в рюкзачке какого-то трансвестита?!

Он чуть не зарыдал. Хотел тут же выкинуть и Тинку, и все эти бумажонки за дверь, но почему-то удержался. Взял одну из страничек и хотел прочесть. Но без очков вообще ничего не увидел, а напротив сидит эта обезьянка и пялит свои глазища. А он не хотел, чтобы хоть кто-то видел его в очках.

- Выйди, Тина, - сказал он, отмахивая назад прямую гриву светлых волос, - я должен читать один.

Она тихо вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Казиев достал из потайного ящичка очки и стал рассматривать материалы. Сначала он долго смотрел на фото…

Ему понравилось, что их там - трое, мужчины и красавица… Любовный треугольник. И явное "ретро" - это замечательно! Мода диктует! А он умеет дать такие детальки прошлого, что все разом качнутся! Потом он проглядел письма. Они были на каком-то незнакомом языке, но попались два перевода: безумство любви (письмо было от мужчины), которая как-то плохо закончилась, потому что другое письмо обрывалось: "Наверное, прощай, моя радость, мне кажется, что все…" Это годилось, черт побери! Когда он взял листы, у него опустились руки… Это была только середина романа, или сценария?! "Но ситуация есть! Хотя оборвана… И кто эти люди? И какая трагедия!" - думал он, читая.

"Я стоял у загона с левой стороны, чтобы до поры Хуан меня не видел и не чуял. Я слышал, как он бьет своей тяжелой ногой в утрамбованную быками землю и хрипит… А ведь понимает, скотина! Стоп. Скотина - ты, а он - бык, попавший в поганое дело.

Я заплакал. Чего не делал лет двадцать или больше…"

Потом на нескольких страницах трагическое, очень яркое и кровавое описание самого боя и гибель тореро и быка. Рафаэль заколол Хуана кинжалом, а бык успел пропороть его рогом.

Назад Дальше