- Это надежды, - снова перебила меня мама. - Мы сейчас говорим не о них. Так о чем мечтает Кейт? - Она ждала моего ответа, а я молчал, потому что не знал, что сказать. О чем бы ни мечтала Кейт, это было ее личным делом.
- Значит, не знаешь, о чем мечтает твоя жена, так? Ты проводишь с ней слишком мало времени, чтобы расспросить об этом. А может, и правда, у тебя появились другие интересы? - медленно спросила она. - Может, другая женщина интересует тебя больше, чем Кейт?
С тяжелым вздохом я закатил глаза.
- Да нет у меня никого, мама! И никогда не было. Ну почему женщины чуть что, сразу подозревают, что у мужа есть любовница?
- Может, потому, что если жена не получает прежнего внимания, то ей остается только предположить, что это внимание теперь уделяется кому-то еще.
Теперь мы заговорили о таких отношениях, которые с матерями не обсуждаются в принципе.
- Мам. Поверь мне. Нет никакой другой женщины. И никогда не было. - О, ну почему она заставила меня говорить о таких вещах? - Даже если бы мне и захотелось завести роман (а у меня такого желания нет!), то времени на это у меня все равно нет.
- Ты прав, - кивнула мама. - Прости меня. Мне следовало подумать об этом. Ты действительно слишком занят, чтобы иметь любовницу. Твоя любовница - это твоя работа.
Я уткнулся лицом в ладони.
- От этого разговора у меня разболелась голова.
Мать проигнорировала мою жалобу и продолжила свои рассуждения:
- Сексуальные победы дают некоторым мужчинам ощущение собственной силы, - говорила она, будто цитируя какой-нибудь женский журнал.
- Мама, прошу тебя, хватит об этом! - взмолился я.
- Но твои победы одерживаются не в постели. - Я опустил голову на стол. - Ты побеждаешь на работе, тогда как маленькие домашние радости - первые шаги, первый рисунок, первый зубик - для тебя не имеют ровно никакого значения. А для Кейт эти каждодневные свершения - вся ее жизнь. - Я как можно плотнее обхватил голову руками, загораживаясь от маминых слов. Несмотря на мое явное нежелание слушать ее, мама не умолкала. - Ты не замечаешь этих каждодневных свершений, потому что они слишком незначительны для тебя. Успехи в работе позволяют тебе чувствовать себя настоящим мужчиной, а не маленькие девочки, которые хватают тебя за штанины и называют папой. Тебя заряжает власть над судьбами посторонних людей, но не власть над судьбой собственной семьи. - Гнев заставил ее остановиться и перевести дыхание. Со вздохом она добавила: - У меня просто в голове не укладывается, как ты смог с такой легкостью отказаться от своих бесценных малышек - и ради чего? Ради того, что в твой смертный час не будет иметь никакого значения.
Я взглянул на часы. Мне казалось, что это словесное избиение продолжалось несколько часов. Последние слова матери о том, что я с легкостью отказываюсь от детей, были совершенно необоснованными. Я просто старался быть реалистом.
- Ты куда-то торопишься? - съязвила мама.
- Нет, я просто проверял, не побила ли ты рекорд по продолжительности обвинительной речи.
Она засмеялась и налила мне еще кофе, а заодно подложила на блюдце кусок кекса.
- Я больше не хочу, мама, - попробовал отказаться я, но безрезультатно.
- Насколько я знаю Далтона и Хедди, им не доесть все, что осталось от кекса. Не выкидывать же. Так что ешь.
Когда она отвернулась, чтобы подлить себе кофе, я взял вилку и стал отделять от кекса сладкую, тягучую сахарно-кокосовую глазурь.
- Не надо выковыривать себе только самое вкусное, Роберт, - прикрикнула на меня мама, не оборачиваясь. - Ешь все.
Я покорно придвинул глазировку к кексу, подцепил вилкой немного того и другого и отправил в рот.
- Раньше, когда вы с папой были женаты, все было совсем иначе, - проговорил я с набитым ртом. - Сейчас людям приходится сталкиваться с куда более сложными проблемами.
- И что это за проблемы? - живо отреагировала мама. - Власть? Престиж? Достижение вершины корпоративной лестницы? - После каждого вопроса она поднимала брови, ожидая от меня ответа. - Да эти проблемы стоят перед людьми с сотворения мира, - заявила она с непоколебимой уверенностью. - Ничто не ново под солнцем, просто люди поколение за поколением совершают одни и те же ошибки, но похоже, что с каждым поколением человечеству все труднее понять, в чем же оно ошибается. А иначе чем объяснить такую востребованность твоих коллег - адвокатов по бракоразводным процессам?
Проглотив с помощью кофе особенно большой кусок кекса, я посмотрел на мать:
- Мама, мы с Кейт уже миновали ту стадию, когда все еще можно было исправить. Сейчас никто ничего не сможет изменить. Я понимаю, что тебе не это хочется услышать, но это правда. Мы собирались рассказать тебе все, но только после Рождества - чтобы не портить праздник тебе и родителям Кейт.
- Как великодушно с твоей стороны! - фыркнула мама.
- Но я думал о том, что можно исправить и как, правда думал. Однако пришел к выводу, что не стоит даже пытаться: ведь Кейт больше меня не любит. - Странно, но эти слова ранили меня сильнее, чем я ожидал. - Мне жаль, мама, но такова правда.
Она со стуком поставила чашку на стол.
- Ерунда, - выпалила она. - Я знаю Кейт. Я знаю женщин. Я знаю, что она любит тебя, но ей не хватает твоей любви. Все, чего хочет от мужчины женщина, это знать, что он ее любит и не может без нее жить. Кейт кажется, что ты живешь с ней по обязанности, а не потому, что тебе это нужно. Женщине необходимо чувствовать, что она дорога мужчине, что она - самое важное, что есть у него в жизни. А ты ведешь себя так, как будто Кейт для тебя нечто третьестепенное, а дети и вообще никакой ценности не представляют. Ты для них стал просто посторонним человеком, который оплачивает кабельное телевидение и время от времени проходит через гостиную. - Мамин голос смягчился. - Но она все еще любит тебя, я точно знаю, Роберт. Она не забыла, почему влюбилась в тебя, и ты сумеешь вспомнить, почему полюбил ее, - только выпусти из рук то, что ты так крепко сжимаешь.
- Как все просто, а? - усмехнулся я.
- Нет, - вскинулась мама. - Сделать это совсем непросто. И именно поэтому разводов становится все больше - потому что проще развестись, чем прикладывать усилия для сохранения брака. Но ни в одной книге не прочитаешь, что сберечь брак легко. - В маминых глазах горел огонь. - Ни разу за всю историю бракосочетаний молодоженов не напутствовали словами: "Поцелуйте друг друга и живите себе без проблем и забот". Жизнь вообще трудная штука. Иной раз кажется: ну вот, все понял, а жизнь - раз, и снова поворачивается к тебе другим боком, снова подбрасывает задачу.
Я откинулся на стуле, заложил руки за голову.
- Но мне всегда казалось, что у вас с папой не было проблем.
Мама даже прыснула со смеху:
- Да первые десять лет брака мы с ним жили как кошка с собакой! Он настаивал на своем, я гнула свою линию, и частенько мы закатывали рукава по локоть, вставали в стойку и колошматили друг друга до тех пор, пока кто-нибудь не устанет, - смеялась она. - Если кто-то рассчитывает, что в семейной жизни все будет происходить только так, как он хочет, то реальность жестоко его разочарует.
- Но вы всегда умудрялись прийти к какому-то общему решению. У нас с Кейт это не получается. - Я уставился в пустую чашку. - Когда папа умер, тебе не пришлось сожалеть о своих поступках.
Мама задумалась на минуту, а потом встала из-за стола.
- Пойдем-ка со мной, - позвала она меня.
Я последовал за ней на второй этаж, где находилась спальня, которую она делила с моим отцом более тридцати лет. В комнате мама подвела меня к сундуку кедрового дерева, подаренному на свадьбу ее матерью, сняла с него самодельную салфетку и подняла крышку. Оттуда пахнуло ароматом кедра, который я помнил с детства. Порывшись в содержимом сундука, мама вытащила на свет маленькую коробочку. В ней, завернутая в тисненую бумагу, лежала курительная трубка на длинном прямом мундштуке из корня древовидного вереска. Мама протянула трубку мне.
- Что это? - спросил я, недоумевая.
- Это мое сожаление, - тихо ответила она. - Трубка "Данхилл Биллиард", из Англии. Папа всегда мечтал о такой. Я берегла ее для особого случая. - Мама аккуратно забрала трубку из моих рук. - Знаешь, о чем я думала, держа отца за руку, когда он лежал в коме после приступа? Об этом "Данхилле", запрятанном в сундуке. - Вновь обернув трубку бумагой, мама уложила ее в коробочку. - Не знаю, для какого такого особого случая я берегла ее, ведь каждый день с твоим отцом был особым. Каждый день. - Мамин голос прерывался. Она убрала коробочку в ящик, закрыла крышку сундука и села сверху, потянув меня за руку, чтобы и я сел рядом с ней.
- Роберт, всегда относись к жене и детям так, как будто они - особые, - прошептала мама; в ее глазах поблескивали слезы. - Они - самое дорогое, что у тебя есть в этом мире.
- Я знаю, мама, - сказал я и сжал ее руку.
- Нет. Не знаешь. Может, когда ты потеряешь их, ты поймешь. Но не теряй их, Роберт. - Она обхватила мое лицо ладонями и заговорила, глядя мне в глаза: - Вы с Кейт еще можете все вернуть. Все еще можно исправить, - горячо говорила мама, - но сначала ты должен исправиться сам. Конечно, легче пытаться изменить другого, а не себя. Вместо того чтобы требовать что-то от Кейт, ты прежде всего должен дать ей больше своего времени, больше своего внимания, больше себя. - Мамины ладони отпустили мое лицо и упали вниз, мне на руки. - Ни один человек не живет по-настоящему, если он не отдает себя другим. Вот это ты и должен сделать. Что я всегда говорила тебе и Хью на Рождество?
Я затараторил, без запинки, как вызубренное наизусть стихотворение:
- Почему Иисус был рожден в яслях? Потому что Он в смирении своем готов был отдать жизнь за человечество. В этом смысл Рождества. - Затем я повысил голос, подражая маме: - Так, мальчики?
Она засмеялась и шутливо шлепнула меня по ноге:
- Ну наконец-то ты хоть что-то вспомнил из того, чему я учила вас столько лет. Теперь то, что ты вспомнил, примени на практике.
Она выключила в спальне свет, и мы пошли вниз, но на лестнице нас перехватила Лили.
- Бабушка, я хочу чего-нибудь вкусненького, - с хитрой улыбкой проговорила девочка.
Мама подхватила внучку на руки и чуть ли не бегом направилась на кухню, где всем досталось еще по одному куску кекса (всем, кроме меня, - я наелся сладкого на неделю вперед). Когда девочки допили молоко, мама сфотографировала их напоследок, и настало время собираться домой. Все стали надевать пальто, шапки и варежки, застегивать молнии, зашнуровывать ботинки, затем мама обняла и поцеловала каждого из нас. На улице снова шел снег. Машину покрывали три дюйма свежайшего снега. На прощание мама крикнула, чтобы я ехал не спеша и чтобы позвонил ей, как только мы доберемся до дома.
Когда мы уехали, мама вернулась на кухню и закончила уборку. Остатки кекса она завернула в полиэтилен, чтобы сохранить их до прихода Далтона и Хедди. Потом погасила свет на кухне и в гостиной и уселась в свое любимое кресло (которое они с отцом купили много лет назад на аукционе). Перед ней огоньками гирлянд светилась елка, неумело, но старательно наряженная внучками. Через несколько минут зазвонил телефон - это я сообщал, что мы уже дома, в целости и сохранности. Только после этого мама пошла спать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Декабрь 1985 года
Жить нужно двигаясь вперед, но оценить жизнь можно только двигаясь назад.
Серен Кьеркегор
В понедельник все шло не так, как я запланировал. Рано утром у меня была назначена встреча с очень важным клиентом, но, когда я уже выбегал из дома, Кейт напомнила мне, что я обещал отвезти Ханну в школу. Мы договорились об этом еще на прошлой неделе, чтобы дать возможность Кейт присутствовать на утреннем совещании в больнице. Я совершенно забыл об этом.
В результате я заставил клиента ждать меня двадцать пять минут. Его это совершенно не обрадовало. После этого я получил счет из автомастерской, где мне недавно чинили тормоза. Эту мастерскую порекомендовала мне Гвен: по ее словам, обслуживание там вполне оправдывало поездку на другой конец города, где она располагалась. Действительно, машину мне сделали быстро и дали гарантию на проведенный ремонт. И вот я увидел счет. И вскипел. Они думают, что если я езжу на "мерседесе", то меня можно доить как корову! Они полагают, что я оплачу счет и даже не замечу, что за сумму они там выкатили! В обеденный перерыв я отправился в автосервис, хотя мог бы с большей пользой потратить это время. Но я им покажу, как обсчитывать клиентов! В мастерской меня встретила секретарша, и я попросил ее пригласить человека, который работал с моей машиной. Она вызвала мужчину, на комбинезоне которого было вышито имя Джек.
- Джек, - начала секретарша, - это Роберт Лэйтон, и у него есть какие-то вопросы относительно ремонта его автомобиля.
- Спасибо, Джинни. Я к вашим услугам, мистер Лэйтон, - вежливо обратился ко мне Джек. Судя по выражению его лица, он был встревожен.
- Вы обслуживали мою машину… Джек, не так ли?
- Да, Джек. Мы работали вместе с Карлом.
- Кто такой Карл? - отчеканил я.
- Один из владельцев мастерской. Он занимается "мерседесами" уже более двадцати лет.
- Полагаю, за это время он кое-чему научился, не так ли, Джек?
Джек морщился каждый раз, когда я произносил его имя. Вел я себя отвратительно и отлично это осознавал, но, оправдывался я перед собой, с меня взяли огромные деньги за обслуживание, так что пусть теперь отдуваются. Я никому не позволю водить меня за нос.
- Если с вашей машиной по-прежнему что-то не в порядке, мистер Лэйтон, то мы с удовольствием взглянем на нее еще раз.
- Учитывая счет, который вы мне выставили, Джек, я никогда не смогу рассчитаться с вами, если вы еще хоть раз "взглянете" на нее. - Я бросил счет на стол. Джинни уставилась на телефон, словно мечтая, чтобы он зазвонил. - Не соизволите ли объяснить, откуда взялись эти цифры?
Джек внимательно перечитал счет, сверяя список выполненных работ с прейскурантом мастерской.
- Мистер Лэйтон, по-моему, счет выставлен правильно.
- Счет выставлен правильно, Джек? - передразнил я механика. - Посмотрите на общую сумму!
- Наши цены гораздо ниже, чем у большинства конкурентов, - заверил меня Джек.
- Ниже, чем у конкурентов? - переспросил я, вновь проглядывая счет. - Двести семьдесят пять долларов за ремонт передних тормозов? И вы говорите мне, что у вас низкие цены! Да дешевле было бы отвезти машину официальному дилеру!
Джек переминался с ноги на ногу, Джинни углубилась в содержимое ящиков стола.
- Оба передних тормозных диска у вашего "мерседеса" оказались деформированы, - стал объяснять Джек. - Мы сняли старые тормозные диски, вычистили тормозной механизм, поставили новые диски. Иногда бывает достаточно лишь проточить диски, но в вашем случае это было невозможно: слишком сильно они деформировались. Также мы сделали балансировку и развал-схождение колес. Бесплатно.
- Ах вот оно что! - развел я руками. - Если бы я знал, что пришлось менять диски, то не поехал бы в такую даль разбираться.
Джинни исчезла где-то под столом, а Джек сделал глубокий вдох перед новой попыткой утихомирить меня.
- Если при торможении вы по-прежнему ощущаете вибрацию, то можете оставить машину, и мы все исправим.
- Большое спасибо, - отрезал я и вырвал из его рук злосчастный счет. - Как я уже говорил, ваши услуги мне не по карману. Вы, небось, решили, что раз на дворе Рождество, то можно поднимать цены, как вам заблагорассудится, особенно для клиентов с машинами подороже… - Уже в дверях я обернулся и добавил: - Да, Джек, не забудьте передать Карлу, что я в ваш сервис больше никогда не обращусь. - И я с грохотом захлопнул за собой дверь.
* * *
Сильвия проверила пульс Мэгги и погладила тонкую руку, лежащую поверх одеяла. Рядом на каминной полке стояла фотография Мэгги, сделанная несколько лет назад. Против воли Сильвия сравнивала изображение с хрупкой, истощенной тенью, оставшейся от былой красавицы. Потом она поменяла капельницу, проверила, как держится игла в вене, нежно помассировала руки и ноги своей пациентки. Массаж, разумеется, не входил в ее обязанности, но Сильвия считала, что нежные прикосновения зачастую имеют даже больший эффект, чем лекарства. Рыжеволосая медсестра была старше Мэгги на десять-пятнадцать лет и обладала добрым, чутким характером. Мэгги она очень нравилась.
- Спасибо, Сильвия, - с улыбкой проговорила Мэгги.
У Сильвии бывали разные пациенты. Некоторые из них яростно сопротивлялись своей участи до самого конца: они пинались, кричали, отпихивали лекарства и отталкивали врачей, метались на постели - так, что запутывались в простынях. Но бывали и другие, которые, хотя и огорчались предстоящей разлуке с близкими, все же смотрели в лицо смерти без страха; которые встречали неизбежный конец со странным спокойствием… будто зная что-то. Мэгги была из таких людей.
- Не за что, солнышко. Как ты себя чувствуешь? - спросила Сильвия, заранее зная, правда, каков будет ответ.
- Хорошо.
Сильвия уже не раз видела больных раком яичников; опыт подсказывал ей, что такие люди не могут хорошо себя чувствовать.
- А ты не обманываешь меня случаем, а? - поддразнила она Мэгги. - Сильвия не любит, когда ей говорят неправду.
- Мне хорошо. Правда.
- Ой! - воскликнула Сильвия и чуть не бегом направилась к дивану. - Чуть не забыла. Вчера вечером я нашла кое-что в одной из коробок со старыми вещами, - сказала она, доставая из своей сумки прекрасный красно-зеленый шарф. - Смотри, это цвета Рождества. - Она сняла с абсолютно лысой головы Мэгги синий платок и повязала вместо него свой шарф, расправив концы так, что они сбегали по плечам на подушку. - Ах, как красиво! Зеленый подчеркивает твои глаза. Сейчас принесу зеркало, посмотришь.
- Спасибо, Сильвия, - сказала Мэгги. Она улыбалась, изучая свое отражение в зеркале. - Вчера мне приснилось, что у меня снова есть волосы.
- Да ты что? - засмеялась Сильвия, но не удивилась: ее пациентам и раньше снились такие сны.
- Только во сне они были длинными и рыжими, как у тебя, - добавила Мэгги. Сильвия снова хихикнула, поправляя подушки под головой Мэгги. - Я ехала в машине с открытым верхом, а волосы развевались на ветру… - Мэгги остановилась, вспомнив, что у нее больше никогда не будет длинных волос, что она больше никогда не сядет за руль машины с открытым верхом. Сильвия погладила ее по щеке.
К кровати приковыляла Рэйчел и потянулась к маме.
- На ручки, - приказала она Сильвии.
Девчушка часто просила, чтобы ее положили на кровать рядом с мамой. Она сворачивалась калачиком, а Мэгги гладила ее по спинке или щекотала ладошки. Поначалу Эвелин беспокоилась: Рэйчел еще совсем маленькая, она наверняка будет возиться и вертеться и может причинить боль Мэгги. Еще больше бабушка волновалась, когда Сильвия устанавливала капельницу: вдруг Рэйчел вырвет иглу из руки Мэгги или повредит трубку. И несколько раз Эвелин пыталась отучить девочку от привычки забираться к маме на кровать. Но та лишь сжимала кулачки и настойчиво повторяла: "На ручки!" В таких случаях вмешивалась Мэгги: "Ничего, мама. Подсади ее ко мне". И тогда довольная Рэйчел прижималась к маминому боку и надолго замирала.