Двумя днями позже дон Карлос отправился с ней на ленч к одной из своих многочисленных родственниц, престарелой богатой тетушке, которая проживала неподалеку. У нее, как и у дона Карлоса, был дом в Мадриде. Она не сомневалась, что Эйприл должна быть в курсе всего, что происходит в этом городе, и едва ли говорила о чем-либо еще во время чрезвычайно длинного обеда в своей слишком пышной столовой. Она была полной, улыбчивой и совершенно не походила на донью Игнасию, но Эйприл казалось, что неожиданная женитьба дона Карлоса удивила ее еще больше, чем донью Игнасию.
После еды, когда они пили кофе, обмахиваясь веерами, она попыталась деликатно расспросить Эйприл о ее происхождении, но дон Карлос мгновенно пришел на помощь своей невесте, объяснив, что она сирота, а ее отец был священником. Он ничего не рассказал о том, как они познакомились, - Эйприл, разумеется, и не ожидала, что он это сделает, - и донья Амалия сочувственно хмыкнула.
- Грустно, когда твоя семья такая маленькая, - заметила она. - Но когда вы выйдете замуж за Карлоса, вы станете членом нашей семьи. - Она с гордостью посмотрела на племянника. - Карлос - глава нашей семьи, и мы привыкли всегда рассчитывать на его руководство. Мне трудно даже вообразить, на что была бы похожа наша жизнь без Карлоса, такого терпимого и всегда готового помочь.
- Ваша лесть, тетя Амалия, - упрекнул ее дон Карлос с нежной улыбкой, - ни к чему не приведет.
Она похлопала его по руке своей пухлой ручкой, белой, как руки всех испанских женщин - не важно, молодых или старых.
- А я ни к чему и не стремлюсь. Я рада, что ты иногда заглядываешь ко мне и посылаешь маленькие пустячки, которые доставляют мне радость. А сегодня ты привез сюда эту молодую леди. Это сюрприз, но очень приятный!
Она лучезарно улыбнулась Эйприл.
Когда они покинули ее дом, дон Карлос стал извиняться перед Эйприл за то, что в гостях было так скучно.
- Мне жаль, что тебе пришлось выслушать столько восхвалений, но старые леди часто повторяются. А тетушка Амалия - это всего лишь любящая старая тетушка.
Поскольку Эйприл была рада тому, что в разговоре с доньей Амалией ни разу не была упомянута Констанция, она честно призналась:
- Мне понравилась донья Амалия. Видно, что она к вам очень привязана.
- Что касается этого, - ответил он, взяв Эйприл под руку и ведя ее к машине, - я тоже очень к ней привязан. Из всех моих родственников с ней легче всего иметь дело, и по этой причине я решил, что она должна быть одной из первых, с кем вы должны познакомиться. Она совсем не любопытна и принимает вещи такими, как они есть. Я думаю, что лучше представлять вас моим знакомым постепенно. Поэтому, кстати, я до сих пор не разрешал Игнасии устроить большой прием по случаю нашей помолвки. Но у Констанции скоро день рождения, и мы могли бы совместить оба торжества.
Эйприл внимательно разглядывала его, пока он вел машину. Орлиные черты его лица четко выделялись при ярком дневном свете, а волосы казались еще чернее на фоне голубого неба. Его руки легко держали руль, широкие плечи были расслаблены, и от него исходило ощущение спокойствия и сосредоточенности.
- Констанции исполняется семнадцать? - спросила она.
- Да. - Он улыбнулся в ветровое стекло, глядя вперед на дорогу, обрамленную домами с плоскими крышами и белыми стенами, так похожими на дома арабов, что нужна была веселая путаница садов, замысловатые кованые ворота и неизбежные каскады цветов над ними, чтобы понять, что эти здания расположены на испанской земле. - К сожалению, она очень быстро растет, но отмахнуться от этого нельзя. И такое важное событие, как семнадцатилетие, нужно отпраздновать по-особому.
- Конечно. - Эйприл вспомнила свое собственное семнадцатилетие. Здоровье отца в то время уже было неважным, так что ее день рождения прошел незаметно. Но она была совершенно согласна, что семнадцать лет - это очень важная дата. - Значит, вы планируете устроить торжественный ужин?
- Не просто ужин. Ужин мы, конечно, тоже устроим, но мне хочется придумать что-нибудь необычное. Констанция всегда хотела этого, а я только подшучивал над ней.
Не отрывая взгляд от окна, Эйприл сказала:
- В таком случае мы должны все тщательно спланировать.
- Я был бы очень вам благодарен, если бы вы что-нибудь придумали. Как английские девушки отмечают день рождения?
- Они приглашают своих близких друзей на вечеринку. Угощение, музыка, танцы…
Дон Карлос нахмурился:
- Вряд ли это понравится Констанции. Все должно происходить с гораздо большим размахом.
- Тогда лучше всего устроить что-то вроде бала, на котором она будет королевой. Если это, конечно, не противоречит испанским представлениям о приличиях.
- Противоречит, но я уже объяснял вам, что преследую две цели этим приемом. Я хочу отметить нашу помолвку и одновременно отпраздновать вхождение Констанции во взрослую жизнь. Так как в нашей стране семнадцать лет - это тот возраст, когда уже можно вступать в брак.
- Почему же не сосредоточиться только на дне рождения Констанции? - предложила Эйприл.
Он внимательно посмотрел на нее:
- Почему?
- Потому, что день рождения Констанции - гораздо более важное событие. Наша помолвка какая-то не очень настоящая, по крайней мере, мне так всегда казалось.
- Понятно, - пробормотал дон Карлос, и если бы Эйприл смотрела на него в этот момент, то опечаленное выражение его лица могло ее озадачить.
Но они уже въезжали во двор, где их ждала Констанция собственной персоной. Они с доньей Игнасией собрались на чай к кому-то из многочисленных друзей семьи, и их уже поджидала машина с шофером.
Донья Игнасия приветствовала своего брата и его невесту ледяной улыбкой и тут же залезла в машину, но Констанция подождала, пока дон Карлос не подойдет к ней, чтобы перемолвиться с ним несколькими словами.
- Вам понравился ленч? Я рада, - сказала она и нежно улыбнулась ему. В своем девичьем муслиновом платье, украшенном вышитыми красными цветочками, она была обезоруживающе прелестна. Эйприл не могла не признать, что Констанция переживает сейчас пору своего расцвета. Испанские девушки довольно быстро утрачивают свою красоту, и в двадцать лет многие из них уже кажутся увядшими.
Дон Карлос помог Констанции залезть в машину с такой нежностью, как будто перед ним была дрезденская статуэтка.
- Вам также желаю хорошо провести время, - сказал он и, проводив машину взглядом, повернулся к Эйприл с таким видом, словно совершенно забыл о ее присутствии.
Констанция не предпринимала ни малейших попыток завести дружбу с Эйприл. Она была неизменно вежлива и, следуя совету своего опекуна, иногда говорила с Эйприл по-английски, расспрашивая об Англии и о тамошнем образе жизни. Ее чрезвычайно интересовали английская одежда и обувь Эйприл, ее прическа - которую она однажды попыталась скопировать, хотя волосы получились слишком взъерошенными, чтобы их можно было назвать привлекательными, - и ее макияж. Донья Игнасия разрешала Констанции пользоваться только губной помадой, но, так как ее кожа от природы была прекрасного сливочного оттенка, а ее ресницам совершенно не требовались никакие дополнительные средства, этого оказывалось вполне достаточно.
Тем не менее, в ее глазах вспыхивал слабый огонек зависти каждый раз, когда она смотрела на мягкие волосы Эйприл, свободно падающие на шею, или наблюдала, как она накладывает на веки тени, подчеркивающие глубину и блеск ее глаз. Ресницы у Эйприл были светло-каштановыми, и ей приходилось их немного затемнять, но в целом ее макияж был таким сдержанным, что даже донья Игнасия не имела возражений.
В ее гардеробе было несколько прелестных льняных платьев очень простого покроя, и Констанция выразила желание также обзавестись льняными платьями. На брюки отныне было наложено табу, и Эйприл убрала свои брюки подальше, стараясь никогда больше о них не упоминать.
- Почему бы нам не отправиться вместе за покупками? - однажды предложила она. - У тебя много очаровательных платьев, но, думаю, я могла бы помочь тебе выбрать свитера и кардиганы, - сказала она, заметив, как восхищается Констанция ее свитером, купленным еще в Англии. - Мы, англичане, не равнодушны к таким вещам. Это ведь шотландский трикотаж!
Ее слова, казалось, озадачили Констанцию, которая слышала о Шотландии, но никогда там не бывала. Но она всего лишь пожала плечами и довольно нелюбезно ответила:
- Спасибо, но донья Игнасия помогает мне выбирать почти всю мою одежду, и, когда мне нужно что-нибудь особенное, она мне заказывает. Конечно, все покупки мы делаем в Мадриде, так как Севилья слишком провинциальная, чтобы там можно было найти что-нибудь приличное. Платье, которое я надену на свой день рождения, будет заказано в Париже.
Это прозвучало, как окончательный триумф.
- Очень мило, - заметила Эйприл, изо всех сил стараясь не выглядеть обиженной. - Не многие молодые девушки твоего возраста могут позволить себе платья из Парижа. Ты счастливая!
- Да, это так, - самодовольно согласилась Констанция. - Карлос такой хороший,
такой добрый, он ни в чем не может мне отказать. И никогда не мог!
- Тогда ты действительно счастливая, - еще раз заметила Эйприл, - что имеешь такого щедрого опекуна.
Констанция косо взглянула на нее из-под густых ресниц, покачиваясь в гамаке, привязанном в прохладном уголке патио, рядом с густой изгородью из гибискуса. Она каталась на своей свирепой андалузской лошадке перед завтраком и поэтому все еще была в короткой алой юбочке и лакированных ботинках. Цветастый шейный платок обрамлял ее изящную шейку, волосы были взлохмачены, как всегда в это время суток.
- Возможно, тебе трудно понять, почему Карлос так щедр со мной. Почему он никогда не может сказать "нет", если я хорошенько попрошу его. - Ее бездонные глаза улыбались. - Он любил мою маму!
Эйприл вздрогнула.
- Ее портрет висит у него дома в Мадриде, в кабинете. Ты увидишь его, когда мы туда поедем.
Эйприл ничего не ответила.
- Она была необыкновенно красива, поэтому портрет продолжает там висеть. Не думаю, что ты сможешь заставить Карлоса его убрать.
- У меня нет ни малейшего намерения, заставлять дона Карлоса убирать портрет, - сказала Эйприл таким бесцветным голосом, что Констанция пристально посмотрела на нее:
- Нет? Но большинство женщин стали бы ревновать. Испанская женщина должна быть ревнивой! - Ее глаза приобрели презрительное выражение. - Но ты ведь англичанка, а Родриго говорил, что англичане - холодный народ! Я бы никогда не позволила, чтобы в доме моего мужа висел портрет другой женщины. Я бы сорвала его собственными руками!
Она выглядела такой агрессивной, как будто действительно была в состоянии сделать нечто подобное и при этом получить мстительное удовольствие от содеянного. Затем выражение ее лица вновь стало самодовольным, и на губах расцвела улыбка прирожденной кокетки.
- Но я так же красива, как и моя мать. Дон Карлос понимает, как я красива… Ты тоже так думаешь, Эйприл?
Донья Игнасия прошелестела по полу гостиной в одном из своих длинных шелковых платьев и, выйдя в патио, заставила Констанцию немедленно подняться к себе и переодеться. Констанция вышла с торжествующим видом, вероятно понимая, что ее стрела попала в цель.
За завтраком дон Карлос спросил у Эйприл, не желает ли она посетить вечеринку у Хардингтонов, и, когда она вяло ответила, что ей все равно, поедут они или останутся, он сделал выбор за нее.
- Мы поедем, - сказал он, проницательно поглядывая на нее. - Мы поедем, а также возьмем Констанцию. Ей это пойдет на пользу.
- Если вы считаете, что это пойдет на пользу Констанции, тогда мы непременно должны поехать.
Она и не подозревала, как сухо звучит ее голос.
Дон Карлос посмотрел на нее еще более внимательно.
- Но я забочусь о вас, - возразил он. - Естественно, что вам иногда хочется побыть среди соотечественников. То, что я говорю по-английски, не делает меня англичанином, - улыбнулся он.
"Это правда", - подумала Эйприл, рассматривая его.
- Как и ваше быстрое овладение испанским, совсем не превращает вас в испанку!
Это тоже было правдой. Она не переставала удивляться, как сильно он отличается от своих английских ровесников. Невероятно, что им могли приходить в голову одни и те же мысли или посещать одни и те же тайные желания. Его и ее типы мышления были совершенно различны. Неужели они когда-нибудь смогут думать одинаково?
Он снова улыбнулся.
- Все мужчины одинаковы, - пробормотал он, доказывая, что может читать ее мысли, - или так, по крайней мере, считается! Но вам не обязательно верить этому!
Когда он увидел, что Эйприл слегка покраснела, он взял ее руку и, к удивлению Эйприл, поцеловал ее.
- Мы поедем, не так ли? - мягко спросил он. - Мы поедем к Хардингтонам? Возможно, у сеньориты Джессики есть идеи по поводу празднования дня рождения Констанции. Я подумал, что торжественный обед больше подойдет для объявления нашей помолвки.
Глава 11
Торжественный обед состоялся меньше чем через неделю, а коктейль у Хардингтонов опередил его всего на пару дней.
Дом Хардингтонов снаружи выглядел совершенно по-испански, но внутри он был обставлен прекрасной английской мебелью. Сэр Джеймс Хардингтон был таким приверженцем Испании и испанского образа жизни, что готов был хоть сейчас распрощаться с английскими ситцами, цветастыми коврами, которые только привлекали моль, комфортной мягкой мебелью с пухлыми подушками и упругими пружинами. Но леди Хардингтон не смогла бы оставаться счастливой без отделанных кружевами салфеток, фамильных фотографий, которыми были заставлены многочисленные столики, и буфета в столовой, набитого серебром.
Сэр Джеймс был очаровательным мужчиной, который уже толком не помнил, как он жил в Англии, но хорошо служил своей стране за ее пределами. Он обожал знакомиться с новыми людьми и встретил Эйприл чрезвычайно приветливо, сказав дону Карлосу, что в высшей степени рад его женитьбе на англичанке. Хотя леди Хардингтон не разделяла его восторга, она уныло улыбнулась Эйприл. Джессика улыбнулась чуть приветливее, но ее сердечность, без сомнения, была наигранной.
На ней было потрясающее платье из изумрудной парчи, а массивный изумрудный браслет на запястье так и притягивал взгляд. Возможно, изумруды были ненастоящими, но они подчеркивали прекрасную форму ее рук и нежную белизну кожи.
Констанция, одетая в одно из своих скромных платьев с многочисленными белыми оборками на воротнике, подарила Джессике благодарную улыбку, как только встретилась с ней взглядом. Из разговора Эйприл поняла, что Джессика проявляет большой интерес к Констанции, они часто катались верхом вдвоем, вместе ходили по магазинам.
Несчастные сиреневые брюки были куплены как раз во время одного из таких походов.
Теперь Констанция прижалась к Джессике как можно плотнее, хотя несколько молодых людей пытались отвести ее в сторону и завязать с ней разговор. Просторная гостиная была донельзя заполнена людьми, еще больше гостей находилось на террасе и на обширной тенистой лужайке. У сэра Джеймса работала целая команда садовников, поэтому его лужайки были такими же зелеными, какими они, возможно, могли бы быть в Англии, а запах его роз поднимался к небу, словно фимиам.
Большинство гостей были испанцами. Они стояли или сидели небольшими группками и имели такой важный вид, как будто находились на официальном мероприятии. Было несколько хорошеньких девушек вроде Констанции - хотя ни одна не могла соперничать с ней, - много пожилых мужчин и женщин и очень мало молодых людей. К тому же почти все они сосредоточились вокруг Джессики.
Она не кокетничала с ними, но ее яркая внешность, казалось, притягивала их. Робкие невесты, которые не осмеливались на большее, чем кивок или улыбка, сидели со своими наперсницами на длинных мягких диванах и потягивали безобидный лимонад, в то время, как те, кто представлял для них интеpec, вели себя подобно мотылькам, безудержно влекомым огнем свечи, а этой свечой - до приезда дона Карлоса с Эйприл и Констанцией - была Джессика.
Затем центр всеобщего внимания переместился, и Эйприл почувствовала, как десятки пар темных мужских глаз впиваются в нее взглядом. Ее платье было цвета зеленого лайма, а все аксессуары - белого цвета. Лицо прикрывала широкополая шляпа, украшенная белым цветком, который придавал Эйприл трогательно юный вид. Кольцо дона Карлоса сияло сквозь тонкие нейлоновые перчатки, и, когда она протягивала руку, многие глаза останавливались на нем, но это были преимущественно женские глаза.
Дон Карлос представлял собой главную добычу в их местности. Но теперь он был захвачен, и все женщины изнывали от любопытства. В сердцах многих мамаш горело не только любопытство, но и досада, и, возможно, это объясняло ту напряженность, которую Эйприл почувствовала в женщинах. Все мужчины без исключения были с ней чрезвычайно любезны, хотя они могли выказывать свое восхищение только взглядами, так как дон Карлос все время находился рядом с ней. У Эйприл возникло ощущение, что практически каждая женщина в этой комнате хотя бы немного завидует ей. Если бы она на самом деле была счастливой невестой, предвкушающей радости семейной жизни, ей можно было бы завидовать. Но сейчас, каждый раз, когда он говорил: "Это мисс Дей, моя будущая жена", Эйприл внутренне вздрагивала. Впрочем, ей не было нужды обманывать себя. Она хотела стать его женой. Ей не понадобилось много времени, чтобы избавиться от враждебности, которую возбудили в ней поначалу его властные привычки, и понять, что его холодность и жесткость были частью его убийственного очарования, в ловушку которого она попалась, словно кролик в западню. Каждый раз, когда она ощущала, как его пальцы касаются ее слегка влажной руки - так как в переполненной гостиной было чрезвычайно жарко, - она чувствовала словно разряд тока, и крошечные покалывающие удары быстро пробегали по всему телу.
Но он оставался холодным и отчужденным. Когда жара и разговоры изнурили Эйприл до такой степени, что она побледнела, ей пришлось шепотом умолять дона Карлоса вывести ее на воздух.
Он отвел Эйприл в уединенный уголок сада, где розы, образуя естественную беседку, скрывали их от посторонних глаз. Девушка глубоко вздохнула, наполнив легкие ароматом роз и прохладным бризом, дующим с моря, который становился все прохладнее по мере того, как солнце клонилось к западу, - а дон Карлос стоял рядом и внимательно смотрел на нее. Вся его отчужденность исчезла, в глазах была тревога.
- Вам лучше? - спросил он. - В гостиной ужасно жарко, там слишком много мебели для нашего климата, но сэру Джеймсу так нравится. Ему нравится жить в Испании и в то же время хранить в сердце кусочек Англии. Хотя это скорее прихоть леди Хардингтон.
"Возможно, когда-нибудь, - подумала Эйприл, - я стану на нее похожа".
Дон Карлос опустился на соседний стул. Эйприл посмотрела ему в лицо и почувствовала, что ее сердце забилось сильнее, когда увидела, до какой степени он обеспокоен. Его губы, не искаженные обычной мрачной ухмылкой, были потрясающе красивы. Эйприл не могла отвести от него глаз. Она вдруг поняла, что при определенных обстоятельствах смогла бы остаться в Испании до конца своей жизни - и не только в Испании, а где угодно, лишь бы находиться рядом с ним, если только…