3
Я щелкаю замком и смотрю, как мамины туфли поворачивают налево и удаляются по тротуару. На какое-то время я отвлекаюсь, размышляя, носит ли сейчас хоть кто-то, кроме нее, темно-синие туфли, но тут я слышу, как Клео входит на кухню за моей спиной.
- Ты все слышала? - Я никак не могу прийти в себя.
Клео кивает.
- Что будешь делать?
- Ну, не знаю, - хнычу я. - Я же ее родная дочь, значит, это мой долг. Понимаешь, у нее только что умер отец и все такое.
- Иными словами, если ты не поедешь, будешь чувствовать себя виноватой, - подводит итог Клео.
- Но кроме этого, есть ли хоть какой-то смысл ехать? Будет как всегда, когда мы куда-то едем вместе, - стоит ей найти себе мужика, и она меня тут же бросает. От подруги это еще можно ожидать, но не от собственной же матери…
Согласно тенденциям современной моды, любимое хобби моей матери - мужчины. Ей их всегда мало. Если кому-то и удастся собрать мужской гарем - это точно будет она. Даже если мужчина знает, что моя мама встречается не только с ним, он приходит снова и снова, - вот таким магнетизмом она обладает. Даже если мы встречаем мужчин моего возраста, они завороженно пялят глаза на нее, а не на меня. И чем больше внимания она завоевывает, тем ярче сияет. А чем ярче сияет она, тем более тусклой и невыразительной выгляжу на ее фоне я. Помню, в Ницце мы с ней вместе пошли в ночной клуб - это был последний раз, когда мы отдыхали "всей семьей". Я глаз не могла отвести от одного парня, и когда он вдруг направился к нам, я не могла поверить своему счастью. А он пригласил на танец маму. Плохо быть довеском при красивой подружке, но когда тебя затмевает собственная мать!.. Как сейчас помню всю горечь разочарования - я смотрела, как они танцуют, и не могла сдержать слез. У нее уже был тогда парень, и получить вот так запросто еще одного, когда у меня никого нет, - это было просто нечестно. Особенно если учесть, что я знала, как мало значит для нее этот танец. Мне часто кажется, что ее вообще не очень интересуют мужчины, с которыми она флиртует, - она клеит их просто так, от нечего делать.
Клео садится рядом на диван.
- У нее не будет времени на мужиков, ей придется разбираться с магазином.
- Клео, Клео, это Земля, прием! Да мама на смертном одре переспит сначала с доктором, а потом и с исповедником.
- Aгa, и со всеми некровными родственниками, ты права, - соглашается Клео.
- На мужчин у нее всегда время есть, а в Италии - тем более! Да ухажеры будут роиться вокруг нее, будто она - ароматный цветок. Я была бы не против, но она почему-то считает себя обязанной выходить за них замуж.
Бабушка Кармела присутствовала только на первой ее свадьбе - мама тогда вышла за моего отца, Хью; бабушка сказала, что остальные не считаются. Я ходила на все, и каждый раз надеялась, что мама опомнится прежде, чем в очередной раз скажет "Согласна". Уверена, текст службы нужно изменить: "Пока смерть - или еще кто-нибудь - не разлучит нас". Был у нее один приличный тип. Похож на Дэвида Найвена - я его просто обожала. Он поселился с нами, когда мне было тринадцать, и почти шесть лет он был мне вместо отца. Разрыв случился без предупреждения, когда оказалось, что мама уже полтора года встречается с другим человеком. Я поверить не могла, что она ведет еще одну, совершенно отдельную жизнь, и ни словом мне об этом не обмолвилась. Когда она рассказала мне, что происходит, я почувствовала, что совсем ее не знаю. А когда мама объявила, что переезжает к этому другому человеку, я была поражена, что она даже не спросила моего мнения. Мое мнение, мое одобрение совсем ничего не значат? Разве не понятно, что это влияет и на мою жизнь тоже? Что я опять потеряла отца? Разве это не важно?
По всей видимости, нет.
Именно тогда я перестала позволять ей влиять на принятие решений, важных для меня. Мама старалась вытянуть из меня хоть что-то, но было поздно - я закрылась.
- Знаешь, что еще? - скорчила рожицу Клео.
- Что?
- Она, наверное, постарается свести тебя с каким-нибудь дальним потомком Тиберия.
- Ф-y-y-y! - Я закрываю лицо руками. Она права. Когда Амур понял, что бессилен изменить мою личную жизнь, и в отчаянии опустил лук и стрелы, мама вырвала их у него из рук. Она утверждает, что просто старается помочь, но, с моей точки зрения, это больше похоже на издевательство.
- А ты бы что сделала? - спрашиваю я Клео. Она проказливо улыбается.
- Представьте себе свежие, с пылу, с жару, ньокки, лазанью с моллюсками…
- Ты бы поехала только ради еды?
- Только ради этого люди и едут в Италию. А ходят в Сикстинскую капеллу и катаются на гондоле, только чтобы как-то скоротать время от обеда до ужина.
Я ухмыляюсь ей в ответ.
- Если и, правда, поедешь, привези мне свежего неочищенного оливкового масла. И бальзамического уксуса - "Фонд о ди Треббьяно". Его выдерживают в бочках восемь лет и…
- А что, если ты поедешь со мной? - говорю я с придыханием.
Боже мой - гениально! Тогда все будет совсем иначе!
- Я бы с удовольствием! Но мне на работе надо предупреждать начальство о таких вещах минимум за две недели.
- Разве они не могут разок сделать исключение? У тебя, можно сказать, родственник умер, - уговариваю я.
Клео отрицательно качает головой.
- Джули и Дерево на этой неделе в отпуск ушли. - Дерево, как я недавно выяснила, - это уменьшительное от "Деревенщина". - До следующего понедельника мы остаемся вдвоем с боссом.
Я ломаю голову в поисках какого-нибудь решения. Должен же быть выход! С тех пор, как мы встретились, мы больше ни разу за границу вместе не ездили. Разве что смотрели вдвоем "Там, где нас нет" . Когда-то я согласилась бы поехать куда угодно, но теперь готова придираться к каждой ерунде: "А потом никак не выспишься из-за разницы во времени!" или "Прививки - ни за что!". Клео начала брать с меня пример и бормотать под нос что-то вроде "Шведский стол только выглядит хорошо, а на вкус все это - так себе" или "Никогда не поеду туда, где женщины не бреют подмышки!". Иногда мне неловко за то, что я разбудила в ней ксенофоба, ведь раньше ей нравилась мысль открыть для себя новую страну, причудливые обычаи и туземные деликатесы, но она поселилась со мной как раз в то время, когда я решила, что мне больше незачем выходить из дома. Я поведала ей уйму ужасов про дальние страны, описала в подробностях все случаи, когда мне доводилось крупно облажаться за границей, а удивительные, восхитительные и обнадеживающие воспоминания оставила при себе. Мне ли винить ее теперь за то, что она не хочет покидать старую, наезженную колею. Здесь так привычно, уютно и безопасно.
- Клео, ну, Клео, ты точно не можешь поехать? - Я пытаюсь придумать что-нибудь, что заставит ее передумать.
- Да, совершенно точно, - со стоном отвечает она. - Обливаться потом от жары и отбиваться от приставал на улице встране, где даже туалета нормального не найдешь…
- Это про Францию.
- Ну, все равно - кто-то же должен остаться дома и записать все, что ты пропустишь по телевизору.
- Только не э-это! - в ужасе завываю я. Я не пропустила у Лесли Шарп ничего, начиная еще с "Боб и Роуз", а в "Западном крыле" у Роба Лоу как раз завязывается романтический сюжет…
- Как будто друзей бросаешь, правда? - сочувствует Клео.
Она хорошо меня понимает, потому что подсела на телевизор еще похлеще, чем я. В "Фотофинише" ее дразнят - говорят, ей не нужен ежедневник, все свои встречи, дни рождения друзей и визиты к доктору она записывает на полях телепрограммки.
Хотя это клевета - мы пользуемся журналом "Хит".
- Да и где вообще этот Капри? - задумывается Клео.
- Чуть ниже Неаполя. На пароме можно переехать.
- И как там?
Я на мгновение задумываюсь.
- Не знаю толком. Там, наверное, очень гламурно - там же кругом бутики, где все подряд от кутюр. Насколько я знаю. В пятидесятых жизнь там кипела, но бабушка Кармела толком ничего не рассказывала, только насылала проклятья на голову любовницы Винченцо.
- Распутницы Розы? - Клео помнит все, что я ей говорила. Кроме нее меня больше никто никогда не слушает.
- Aгa, - фыркаю я. - А про Капри она так почти ничего и не сказала.
- Давай посмотрим в Интернете! - предлагает Клео. - Так ты хотя бы сможешь вразумительно спорить.
Я неохотно шлепаю к компьютеру и наблюдаю, как Клео быстро где-то кликает и что-то просматривает. Я пытаюсь разбудить в себе хоть частицу былого энтузиазма к зарубежным поездкам, но меня только слегка трясет от волнения.
- Все понятно. Тебе нельзя ехать! - объявляет Клео.
- Почему? - ахаю я.
- Тут написано: "Вне пляжей и зон купания запрещается ходить с обнаженным торсом или в деревянных сандалиях, нарушающих тишину".
Я хихикаю.
- Еще что?
- Он крохотный - четыре мили в длину.
- Некуда будет от мамы прятаться, - беспокоюсь я.
- Ну, ты в любой момент сможешь добраться на пароме до Сорренто или Позитано - ой, как раз туда отправляются Мариса Томей и Роберт Доуни- младший в "Только ты", помнишь?
- Ух, ты! - Маленькой искоркой во мне загорается интерес, но я быстро его притаптываю. - Посмотри там отель "Луна", - прошу я.
- А ты знаешь, что от слова "луна" происходит слово "лунатик"? - спрашивает Клео, щелкая по клавиатуре.
- Это когда сходишь сума и воешь на луну? Для нас подходит идеально.
- "Между небом и землей, на самом краю утеса…" - читает Клео. - Красотища какая…
- Дай мне посмотреть! - Я заглядываю ей через плечо.
- Смотри, оттуда открывается вид на "знаменитые Фарейглиони". Что бы это ни было.
- Это скалы, и произносится "Фаральони", "г" не читается, - говорю я ей.
- Попалась! - дразнится она. - По крайней мере, я знаю, как произносится "Капри". Пару дней назад кто-то упомянул его на работе, а я сразу: "И вовсе не "Кейпри", а "Капри"". С тех пор, как ты мне сказала, что это похоже на "Как приелось!", я уже не забуду.
- Какая прилежная девочка.
- Посмотри, какие магазины - "Булгари", "Прада", "Гуччи"…
- Я же говорила, - отзываюсь я.
Меня один звук этих имен угнетает. Терпеть не могу весь это шик, все эти лейблы - мне кажется, тем, у кого есть на все это время, в действительности просто нечем занять свои идеально наманикюренные руки.
- Интересно, какой он - этот Люка? - говорит Клео, вспоминая управляющего дедушкиного магазина.
- Запах одеколона сшибает с ног, весь увешан золотыми побрякушками, может, небольшая подтяжка под глазами, - предполагаю я. - В отеле принимают "Скай ТВ"?
- Нет, - извиняется Клео. - Но у них есть фены в комнатах.
- Фен тебе, наверное, и не понадобится. Тут написано, что там сейчас двадцать девять градусов. Солнечно. Солнечно. Солнечно. В середине недели небольшая гроза, а потом - жара.
- А на Кардифф какой прогноз?
- Дождь. Дождь. Дождь. В середине недели временами облачно, возможно, немного солнца, но не спешите закрывать зонтики.
- Другими словами, типичная июльская погода.
Клео поворачивается ко мне:
- Похоже, тебе нечего терять, кроме зеленоватой бледности.
4
Я появляюсь в "Вудвордс" на десять минут раньше назначенного. Мама занята покупателем, так что я тихонечко брожу вдоль вешалок и играю в "отгадай с трех раз цену", как когда-то в детстве. К "МаксМара" я почти пристрелялась, но Ронит Зилка разносит меня в пух и прах. (Нет, одежда-то красивая, ничего не скажешь. Но цены из серии "Да ты шутишь!".) Я смотрю на маму в Бетти Барклай. Вот еще один сослуживец подходит к ней, чтобы выразить соболезнования. У них такой сочувствующий вид. Знают ли они, что мама не видела своего отца сорок пять лет? Наверное, это все равно потеря. Может, и хорошо, что я ей сообщу о своем нежелании ехать с ней на Капри в середине рабочего дня - еще полдня она будет в центре водоворота событий, а к закрытию все забудется. Я смотрю, как мама надевает на лицо жизнерадостное выражение и возвращается к клиентке, чтобы показать той жакет с ремнем, который так идет к ее слаксам цвета зеленого яблока.
Каждый раз, когда я вижу маму в магазине, я вспоминаю, как мы с ней покупали серую юбку в складку мне для школы. Мне тогда было десять. Вы же знаете, что на детской одежде чаще отмечают возраст, чем размер, но когда продавец спросил маму:
- И сколько вашей дочери лет? - мама наклонилась к нему поближе и ответила:
- Ей десять. Но вы же видите, какого она размера.
Мама клянется, что не имела в виду мою полноту, но я этого так и не смогла забыть. К счастью, сейчас она уже не сможет наградить новым комплексом ни одного ребенка. Эта роль в "Вудвордс" отведена шестидесятидевятилетней Милдред. которая и Мерлина Мэнсона довела бы до слез и уговорила сделать косой пробор.
Мама специализируется на разведенках, которые вновь хотят разбивать сердца. Они валят к ней толпами, глаза, опухшие от слез, никакой уверенности в себе, а на лбу написано: "Почему он меня бросил?" Два часа спустя они выходят из магазина заново родившимися - сексуальными и недоступными тигрицами. Как только они появляются, мама, дабы они почувствовали себя испорченными декадентками, предлагает им бокал шампанского и уговаривает признаться, чего они больше всего боятся: "На меня больше никто не обратит внимания" - "Что скажут соседи?" - "А вдруг меня у бол тают потратить две тысячи фунтов на новый гардероб?", и принимается за работу. И дело совсем не в одежде. Она дарит им новое отношение к жизни. Иногда они приходят обозленные, с желанием обесцветиться под платиновую блондинку и одеться, как нахальная барменша, чтобы отпраздновать независимость и показать этому неудачнику мужу, который сбежал с молоденькой, что он потерял, но мама предлагает им более стильную альтернативу, так что обычно через пару месяцев они возвращаются и рассказывают, что "он приполз на коленях". В девяти случаях из десяти он им к тому времени больше не нужен, они просто хотели посоветоваться, что взять с собой на отдых в Барбадос, куда они отправляются с новым другом. Так что, может быть, ее работа не такая уж и никчемная.
Меня притягивает мерцающее сияние отдела вечерних туалетов, я с шелестом прохожу мимо волшебных созданий, населяющих его, и понимаю, что вот такие, достойные "Оскара", наряды я смогла бы носить только здесь, в этом магазине, и нигде больше. Где еще я смогу задевать плечом или подолом людей, облаченных в творения Кристиана Лакруа или Бен ди Лизи? Ничего более роскошного, чем "Спар", я не посещала уже чуть ли не полгода. Хотя на Капри, конечно, такие вещи надевают, отправляясь на прогулку в горы.
Я бочком пробираюсь обратно к маме и слышу, как она объясняет клиентке, что той больше подходят чистые и яркие изумрудные оттенки, чем грязноватые хаки или бледные салатовые. У нее настоящий дар, - как дегустаторы духов с их невероятно чуткими носами и дегустаторы вина с их чувствительным нёбом, мама удивительно точно умеет описать оттенок цвета. Она не назовет рубашку красной - нет, это будет цвет мака или пламени, кетчупа или помидора. Определенно, тут есть большая разница. И она имеет значение. По крайней мере, для нее. Если я говорила в детстве, что эта штука, например, желтая, она всегда просила уточнить - как яичный желток или как примула. А я отвечала в замешательстве: "При чем здесь еда и цветы? Оно просто желтое, мама".
Я думаю, для мамы мир богаче цветами, чем для остальных, - она, несомненно, упустила свое призвание, ей надо было придумывать названия для губных помад. Она высоко ценит Кельвина Кляйна:
- Замша, имбирь, саман - великолепные названия для нейтральных цветов!
И "Клиник":
- Воздушный Поцелуй. Вересковая Луна. Янтарное Стекло - они замечательно передают ощущение легкого сияния.
Но вот Элизабет Арден. по ее мнению, со своей коллекцией "Лип-лип ура!" просто сошла с ума:
- Подумай сама, какой цвет ты можешь себе представить, если помада называется "Егоза"? Или "Шумная возня"?
И главное, не дать ей взяться за "Урбанистический упадок", она никогда не забудет шока, который испытала, впервые увидев помаду с названием "Бродячий пес" и "Асфиксия".
Мама машет мне рукой и беззвучно произносит: "Две минуты!" Я машу ей в ответ и тут же цепляюсь замком часов за нежное кружево воздушного болеро. Боже мой! Если я не могу пробраться даже через магазин тряпья, как я смогу выжить на утопающем в блеске и роскоши Капри? Единственным моим дарованием в области высокой моды является умение различить парфюм "от кутюр" за двадцать шагов. Мама вырастила меня на пробничках и каждую субботу устраивала мне экзамен перед тем, как выдать карманные деньги. Но это умение мне пока ни разу не пригодилось.
Обычно, если я захожу к маме на обед, мы поднимаемся в ресторан на пятый этаж, но сегодня она предложила сходить в кафе через дорогу.
- Ты же говорила, что больше туда ни ногой, - говорю я, пока она вытаскивает меня на улицу через боковой вход.
- У них новый повар, - отвечает она.
- Но в тот раз тебя ужаснул дизайн.
- Ну, цвет красного дерева с металлическим блеском в этом году входит в моду, так что я смотрю на него совсем другими глазами.
Что-то здесь не так, я вам точно скажу. Может, она меня стесняется из-за того, что я в этих рабочих штанах? В прошлый раз, когда она вела себя подобным образом, в конце концов, она заставила меня постричься - пригласила Джанни посидеть с нами, а потом они взяли меня под руки и отконвоировали в салон.
Мама без малейшей иронии подпевает Билли Джоелу "Такая, как ты есть" и принимается за свою тарелку салата без заправки.
Я хватаю с тарелки сэндвич, посыпанный кресс- салатом, и думаю: вот бы она и меня любила такой, какая я есть. Мне надоело чувствовать на себе ее изучающий взгляд всякий раз, как я прихожу ее навестить. Вот и сегодня она слишком долго разглядывала мои брови, так что без новых щипчиков для эпиляции "в подарок" нынче определенно не обойдется.
- Что будете пить?
- Апельсиновый сок, - говорю я девушке за прилавком.
- Ким, только не это - там слишком много кислоты.
- Точно, не стоит! Минералку с газом, - улыбаюсь я.