"Наверное, я все-таки уснул, только сам не заметил как, - подумал Матвей. Его мир вдруг сделал кульбит и стал другим. Волшебнее, чем волшебный. Сказочнее, чем сказочный. Очертания предметов расплылись, цвета то становились болезненно яркими, то сливались в одно безликое серое пятно, и различить обстановку стало невозможно. Матвей протер глаза, но мир отказывался возвращаться в нормальное состояние. - Ведь такого не может быть в реальности, правда? Кому бы я мог понадобиться в обычной жизни?" Книга выпала из его ослабевших рук, общение перешло на другой уровень.
Матвей не стал удивляться - зачем? Если кто-то с ним связался, значит, так надо. И когда в его голову стала потихоньку закрадываться темнота, Матвей не возражал. Ведь сон - он на то и сон, чтобы в нем происходило невероятное.
"Иди", - сказала темнота в голове, и Матвей пошел. Сев за стол, он вооружился ручкой, листом бумаги и быстро застрочил какую-то записку. Руки почему-то тряслись, и выходило криво и косо, буквы скакали в разные стороны, разбегались, как тараканы, наползали одна на другую. Но смысл уловить было можно - по крайней мере, так показалось самому автору записки, когда он мельком оглядел написанное. Темнота в голове занимала все больше места - она противно копошилась то тут, то там, шевелила щупальцами и от этого шевеления у Матвея волосы дыбом вставали, но возражать он не смел. Если бы здесь, в этом невероятном размытом мире грез, была мама, он бы спросил, что с этим делать, но её не было, а сам он… растерялся. Не знал, как быть.
Отложив ручку, Матвей устало откинулся на спинку стула, свернул записку, протер между ладонями, и она исчезла. В следующее мгновение Матвей словно бы очнулся от сна, осознал себя сидящим за столом и ощутил, что темнота в голове никуда не пропала. И ручка, которой он записку строчил, лежала там, где он ее оставил во сне. Так значит, это был не сон?
- Кто ты? - спросил Матвей, когда темнота удовлетворенно погладила его по голове. Его передернуло от этого ощущения, и язык сам собой вытолкнул слова.
- Я - твоя лучшая подруга. Разве ты не знал? Я помогу тебе, - сказала темнота добрым голосом. - Вместе мы развеем твои страхи.
- Мои страхи?
- И повергнем твоего врага. Твоего истинного врага, разве не об этом ты мечтал?
- Моего врага? - эхом отозвался Матвей. - Моего врага?
- Александра, - пояснила темнота чуть раздраженно, и в этом легком, ненавязчивом раздражении Матвей с ужасом уловил интонации матери. - Разве он - не твой враг?
- Мой! Не мой! - откликнулся Матвей эхом. - Враг! Но… как? Кто ты? Почему?
Темнота упруго развернула кольца и заняла все свободное пространство в голове, отчего по телу Матвея прокатились болезненные судороги, а к горлу подобралась тошнота. Он дернулся, хотел закричать, но темнота приказала:
- Молчи! О нас никто не должен знать!
- Но… мама?
- Нет, даже она.
- Мама догадается, - сказал Матвей жалобно. - Она обязательно догадается. Я не смогу ей соврать.
Темнота вкрадчиво рассмеялась, отчего Матвей упал со стула, больно ударившись головой об пол:
- Я тебе подарок оставила. И чу - про нас молчок. Я запрещаю…
Темнота ушла, как не было, оставив после себя уже знакомое ощущение полнейшей физической беспомощности. Но в этот раз Матвей справился и встал на ноги до прихода матери. Он уже поднимал стул, когда дверь распахнулась:
- Что опять произошло? У меня будет сегодня хоть минутка покоя?
- Ничего. Стул упал.
- Стул упал, - скептически повторила мать. - Почему?
- Я шел к столу и задел его. Неудачно. Мама, это случайность. Бывает. Упал и упал, подумаешь.
Мать развернулась и вышла, не сказав более ни слова, и Матвей облегченно вздохнул и подошел к столу, на котором, как обычно, царил идеальный порядок. Темнота в голове сказала, что "оставила подарок". И где же он? Или нужно заклинание прочитать? Но какое?
И тут воздух на краю стола подернулся рябью, замерцал, расплылся. Секунда - и перед Матвеем возникла… палочка с девчачьей звездочкой на конце. Волшебная? - недоверчиво подумал он, протягивая руку и тотчас её отдёргивая. Трогать палочку он не стал, вовремя одумался, но осмотрел пристально.
- И что это? - спросил он вслух - то ли у темноты, то ли у самого себя, то ли у мамы. - Неужели и впрямь волшебная? Откуда такой раритет? И с этим идти воевать с врагом? Да он от смеха скончается, когда меня с этой штуковиной увидит. Или она не заряжена и надо отдубасить ею Александра по голове?
Простейшее заклинание левитации - и палочка воспарила в воздух, застыла перед Матвеем на уровне глаз. Он вгляделся в звезду и крякнул - вот оно. Заводское клеймо, ни с чем не перепутаешь. Значит, ПДИЖ. Не волшебная палочка в истинном, можно сказать, первобытном значении этого слова, но близко.
Да и откуда бы взяться палочке волшебной в их веке? Последняя, поди, в музее столичном плесневеет, а как совсем плесенью покроется, так ее на опилки отдадут. Хоть какая-то польза будет. Волшебные палочки сейчас уже никто не использует - накушались волшебники в свое время так, что до сих пор некоторые вздрагивают лишь при одном упоминании древнего как мир артефакта.
Кто в свое время додумался изготовлять их в масштабах королевства, доподлинно неизвестно, но не потому что плохо искали - а потому что прятался изготовитель хорошо. Знал, что по головке не погладят. А может, это был не один умник - уж больно масштаб велик - а группа заговорщиков, стремящихся внести смуту в умы других волшебников и в жизнь королевства.
Матвей склонялся ко второму варианту. Дело в том, что волшебные палочки их королевства не усиливали силу заклинаний, а исполняли желания. Любые, даже самые глупые, наивные и бесполезные. Но - всегда есть это "но" - исполняли в своем собственном понимании, весьма своеобразном. Так, что желающий после воплощения мечты потом долго в больнице отлеживался, если вообще жив оставался.
Например, пожелал волшебник много силы - и стал муравьем. А что? Они обладают огромной силой и выносливостью, поднимают демон знает сколько больше своего веса. А желающие обладать великой волшебной силой становились подчас артефактами или амулетами. Алкавшие знаний превращались в книги; желавшие славы - тут простор для воображения был настолько велик, что большинство этих самых желавших до сих пор не нашлись. Зато на свалках прибавилось различных статуй. И никакие уточнения, доходящие до идиотизма, не помогали. Палочки, словно насмехаясь, находили изъяны и трактовали желания по-своему.
Поэтому век их был недолог, что-то около ста лет. Да и то, в последние несколько десятилетий их активно собирали и уничтожали, потому что вред они наносили огромный. Кто-то скажет, что, мол, волшебники сами виноваты, нечего желать всего и сразу. Работать кропотливо надо, стараться, усилия прикладывать, тогда и результат будет, пусть двести лет спустя, когда волшебнику жевать твердую пищу и передвигаться без посторонней помощи будет затруднительно, но… зато сам, без эксцессов, заслуженно.
Так или иначе, палочек осталось мало. Одна или две, да и те в музеях. Но, как известно, свято место пусто не бывает. ПДИЖ недалеко ушел от волшебных палочек. Когда есть спрос, всегда найдется умелец, что будет мастерить и продавать. ПДИЖ - предмет для исполнения желаний. Любой - хоть ведро, хоть кактус, хоть кролик в шляпе, главное, чтобы заводского изготовления и с гарантией, иначе претензии потом предъявлять замучаешься, если что-то пойдет не так. В этом состояло их главное отличие от волшебных палочек. Хотя с этими ХДИЖами (Матвей про себя называл их - хренью для испоганивания жизни) вечно получалось все не так, и зачем их продолжали производить до сей поры, он понять не мог. Ведь палочки запретили, почему нельзя запретить и ПДИЖ? Какова бы ни была причина, завод-производитель-зачаровыватель имеется, работает, и может, если что, волшебника предоставить для гарантийного возврата желаний обратно, туда, где им самое место - в мозги череды охочих до легкой наживы.
Матвей покрутил палочку так и сяк, но никакого подвоха не увидел. И что с ней делать? И… откуда такая активность? Ненавидел он Александра по-тихому столько лет, и было в этом какое-то утешительное постоянство. Мать шпыняла его за несовершенство и неумение дотянуть до какого-то там гипотетического "уровня", сам Матвей винил Александра, которого и в глаза не видел, за то, что тот дал матери повод говорить эти ужасные вещи, за то, что оказался бы лучшим сыном, чем он, Матвей, за все невольные разочарования своей жизни. Ведь если бы не этот Александр, Матвей был бы… да что теперь говорить!
Оставив палочку на столе до получения дальнейших указаний, Матвей прилег на кровать и уснул. "Можно ли спать во сне? - в полудреме закралась в его голову мысль. - И можно ли при этом видеть сны? Яркие, красочные, составляющие резкий контраст со снами реальности или с жизнью реальной. И как отличить одно от другого? Где она, правда? Где найти ориентиры, точные, твердокаменные, на которые можно было бы опереться без опаски угодить в очередной сон?"
Приснился Матвею поединок. Или не приснился, а произошёл на самом деле - кто разберет? Поединок между ним и истинным врагом, пусть его имя будет Александр. Он был до странного похож на героя с обложки той книги, что Матвей недавно купил. Они стояли друг напротив друга на бескрайнем, выжженном волшебством плато. Они смотрели друг на друга - пронизывающе, оценивающе, и не было ни в одном из соперников ни капли страха. Они верили в себя, в свои силы, и для Матвея это было совершенно новое ощущение. Не бояться, быть спокойным, отбросить сомнения, избавиться от ежесекундно терзающих душу колебаний.
Ударил гонг с небес и возвестил начало поединка. Волшебники не пошевелились - вместо них заговорили заклинания. Воздух вспахали молнии - алые, как кровь, смертоносные и стремительные. Они кинулись в атаку, сверкая и звеня. Схлестнулись, отступили и сшиблись вновь. Запахло озоном. Мир содрогнулся, отшатнулся в испуге, но волшебники не двинулись с места. Они сражались не на жизнь, а на смерть.
Матвей ликовал - да, он мог умереть, но в битве, не скуля и не жалуясь, выложившись до самого конца! Он впервые в жизни ощутил подобие свободы - внутренней, когда не существует слова "нельзя", когда можно действовать без оглядки на то, что скажут или не скажут окружающие, когда дозволено если не все, то почти все, и есть лишь один путь - вперед, только вперед, и будь, что будет! Это ли не величайшая честь, предел мечтаний?
Молнии взвыли и туго натянутыми струнами ушли сквозь землю, которая от этого вздыбилась и протестующе застонала. Фонтан земли выстрелил в воздух, оставив после себя две воронки.
В дело вступили смерчи. Матвей сотворил черную воронку и удивился мимоходом, откуда ему известны боевые заклинания. И откуда силы взялись? Думать было некогда, сражение набирало обороты и становилось все яростнее, неистовее. В нем, как и прежде, не было страха - лишь дикое возбуждение и лихорадочное упоение боем, нарастающее желание проверить, насколько его, этого нового Матвея, хватит. Воздух искрил от напряжения, весь мир застыл в ожидании развязки, и даже боги, кажется, подсматривали одним глазом за сражением.
Сосредоточившись, Матвей отправил смерч в Александра, который не успел поставить щит. Соперника отбросило назад, опрокинуло на спину. В ликовании Матвей вскинул руки для создания смертельного - победоносного - заклинания.
- Приди! - взвыл он не своим голосом, а может, голос и правда был не его.
И она явилась - сама Смерть. Не скрюченная старуха, из всех достоинств которой можно отметить лишь посох, отбирающий жизнь, а прекрасная девица, похожая на всех принцесс, о которых Матвей когда-либо читал, разом. Она явилась, и время остановилось. Стих ветер, оцепенело все вокруг. Смерть плавно спустилась с небес. Легкое, воздушное одеяние весьма нескромно облегало ее фигуру, однако Матвей глаз не отвел и краснеть тоже не стал, как вышло бы раньше. Смерть посмотрела на него, и в её взгляде неодобрение ему почудилось и невысказанное обещание скорой встречи. Откуда? У него похолодело в груди; вдруг из ниоткуда навалилась такая тоска, что захотелось плакать, руки сами собой опустились, эйфория испарилась. Но Смерть уже перевела свой взгляд на Александра, и Матвей вновь преисполнился воодушевления, словно и не было секундой раньше тревожного уныния в душе. Смерть тем временем подлетела к поверженному волшебнику, опустилась перед ним на колени, ласково провела рукой по его лицу и произнесла нежно:
- Ты был выбран. Ты пойдешь со мной?
И Александр пошел. А точнее, пошла его душа. На глазах изумленного Матвея эта душа, оказавшая бесплотной копией его соперника, отделилась от тела и рука об руку со Смертью воспарила в небо. На лице Александра играла счастливая, чуть безумная улыбка, и создавалось впечатление, что он Смерти рад. Что он ждал её, как дорогого друга, и наконец дождался.
А Матвей смаковал победу. Ощущение силы наполнило его, как воздух наполняет воздушный шар. Он не смог сдержаться и крикнул, даже взвыл - торжествующе, освобождённо. Если бы его могла видеть мама… она бы возгордилась! Она бы полюбила. Она бы…
- Матвей! Матвей! Проснись! - Кто-то настойчиво тряс его за плечо. - Матвей, я кому говорю! Просыпайся! Уже девять часов. Ты на работу опоздал!
Матвей испуганно вскинулся на кровати, как бывает, когда пробуждение резкое и неожиданное. В голове стоял туман, во рту пересохло, сглотнуть не получалось, и в первое мгновение он совершенно потерялся - где он, что с ним, кто эта женщина со злыми глазами? Почему она трясет его, великого победителя? Как посмела вообще прикоснуться к нему? Он даже успел разозлиться и махнуть рукой неловко.
Но пара секунд - и все встало на свои места. Матвей вспомнил, очнулся, пришел в себя и чуть не заплакал от огорчения. Неужели все это - сон? И нет никакой уверенности, ни силы, ни торжества. Нет победы. Нет, и быть не может. Зато есть мама, опостылевший быт, скучная работа, булочки с отрубями и походы в магазин раз в два дня. Есть недовольство собой, чувство вины, грызущее тебя не хуже оголодавшей крысы, и мысль покончить со всем этим раз и навсегда, все чаще всплывающая в голове. И упреки, упреки, упреки. Высказаны ли они открытым текстом, или выражены жестами, исподволь, замаскированы под одобрение, Матвей за столько времени научился выискивать настоящий, глубинный смысл. И правильно понимал то, что имелось в виду, когда мама говорила: "Ты должен уметь настаивать на своем, ты должен сделать карьеру, тебя ждет великое будущее".
- Я проспал? - прошепелявил он, пытаясь прийти в себя. - Сколько времени, говоришь?
- Девять! И я уже сама опаздываю! - припечатала мать. - Соня. Тридцать лет - а туда же. Ну-ка марш в ванную умываться, чистить зубы. И на работу. Обойдешься без завтрака - некогда уже.
- Мам, ты не волнуйся, я разберусь. Иди на работу. В школе каникулы, так что никто не заметит, что я опоздал. И ничего страшного в этом нет.
- И ты опять спал одетый! - воскликнула мать недовольно. - Неужели так сложно надеть пижаму? Почему в уличных брюках? Я же стираю твое постельное белье каждую неделю! Неужели так сложно уважать мой труд?
- Мама, я… сам постираю. Не волнуйся. Иди на работу, а то опоздаешь еще и ты.
- Единственный сын… - мать покачала головой. - Все свои надежды я вкладывала в твое воспитание, все силы, а ты…
- Мама! - Матвей вскочил с постели слишком резко, пошатнулся, схватился за мать - машинально, чтобы не упасть.
И почувствовал, как она окаменела. Быстро отняв руку, он виновато произнес:
- Прости, я случайно. Я не хотел…
- Нет, Матвей, ничего. Ты же мой сын. Любящие родственники должны обниматься, держаться друг за друга. Это естественно. Ты не должен извиняться за это.
Матвей стоял, смотрел в пол пару секунд, а зачем стремительно скрылся в ванной. Ему нужно было время - освоиться с очередной реальностью, которая оказалась плоха. Никуда не годилась реальность. Та, что снилась - или не снилась? - была куда лучше. Как их разделить? Как понять, которая настоящая? Матвей ущипнул себя за руку - больно. Значит, он не спит? Или просто спит очень крепко? Демоны побери эту неоднозначность и чудовищную разницу между реальностями… Если бы можно было выбирать…
На помощь пришла темнота. Она заползла в его голову - свободно, как к себе домой. Устроилась поудобнее, обняла бархатными щупальцами и ласково прошептала:
- Реально то, что ты хочешь. Это же просто. Ты хочешь быть победителем - будь им. Победи своего врага. Александра. И станешь свободным.
- Своего врага, - прошептал Матвей, усевшись на край ванны. - Победи своего врага. Александра.
Но… как же так? Разве это правильно? Разве это поможет? Он этого Александра и в глаза-то не видел. В чем смысл? Где подвох? Мама не зря говорит, что простота хуже воровства. Говорит, что надо сначала все обдумать, спросить ее совета, и только потом решать. Но темнота запрещает! Матвею никак нельзя было рассказать маме об этих разговорах, а очень хотелось, и от этого внутреннего противоречия он совершенно растерялся.
Ему бы инструкцию, где черным по белому написано, как быть, а нету инструкции. Не предусмотрены жизнью инструкции. А решать самому - быстро, здесь и сейчас, возможным не представлялось совершенно.
- Александра? - выдавил он. - Его придется убить? Правильно я понял?
- Правильно, - прошептала темнота. - Жизнь любит смелых и решительных. Я помогу… я буду вместе с тобой. Это так просто - возьми и сделай. Возьми - и сделай. Возьми - и сделай…
Сквозь окутавшую разум Матвея темноту пробился мамин настойчивый голос:
- Матвей! Я ушла!
- Да, мама. До свидания, - проблеял вежливый сын, но язык не слушался, и на деле вышло что-то невразумительное. И из-за двери ванной, которая к тому же находилась в спальне, не слышимое.
- Спокойнее, - сказала темнота. - Она ушла. Выходи.
Матвей вышел из ванной, забыв умыться. Ноги словно сами собой понесли его к столу, а руки схватили ту самую, оставленную вчера, палку. ПДИЖ.
- Портал, - скомандовала темнота.
- П-портал? Н-не умею.
- Умеешь, - усмехнулась темнота и плавно перетекла в его голове слева направо, отчего по телу Матвея пробежали мурашки. Он передернулся весь и покачнулся, выронив палочку. - Осторожнее! - прикрикнула темнота недовольно, и Матвей вжал голову в плечи. - Волшебство не терпит рассеянности! Портал!
И Матвей создал портал - куда, каким образом, откуда взял заклинание, путь и силы, не понял. Но портал открылся.
- Бросай! - скомандовала темнота, и Матвей снова повиновался.
Портал поглотил палочку и захлопнулся, а растерянный волшебник так и остался стоять рядом со столом.
- Ты все можешь, - сказала темнота. - Просто еще не знаешь об этом. Ты обретешь величие, сразившись с врагом.
- Но как я к нему попаду? Я даже не знаю, где он находится.
В это мгновение, задавая вопрос, Матвей поверил, что нашел выход. Что Александр - враг и только его смерть принесет покой в его, Матвея, жизнь. Эта уверенность бальзамом пролилась на душу, затушила пожар сомнений и избавила от мучительных раздумий и тревоги. Волшебник воспрянул духом, расправил плечи и произнес пафосно:
- Он - мой враг. - Глаза его воинственно блеснули. - Сразиться. Поединок. Но когда?