Судя по лицу Александра, намёк ему не понравился, но спорить он не стал. Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, как лектор перед аудиторией.
- Буду краток. Тебе придется меня убить.
* * *
"Она знает… - безнадежно подумал Матвей, умывая лицо теплой водой. - Она обо всем догадалась, и теперь меня посадят в тюрьму… боги, за что мне все это? Что скажет мама? А соседи? А коллеги по работе? Ну почему я такой непутевый? Ну и позор!"
Его почему-то не слишком волновало, что он совершил убийство - первый ужас схлынул, вышел вместе с болезненной рвотой, и теперь Матвей буквально сходил с ума при мысли о том, что будет выставлен на посмешище.
Покончив с умыванием, он принялся скоблить руки. Как назло, мыла не было, и пришлось воспользоваться щеткой непонятного назначения, лежавшей под раковиной. Матвей тер руки так усердно, что поранил себя до крови, но остановился лишь тогда, когда вода, стекавшая в раковину, приобрела ровный алый цвет.
"Я серьезно болен… Я смертельно болен… мама, помоги мне! Мама, ты мне сейчас так нужна! Как поступить? Как быть?"
В тот момент Матвея не занимали мысли о том, как именно он совершил убийство. Почему душа воспарила над телом. Чем это все обернется в будущем. Было ли это связано с темнотой в голове и странными, будто "чужими" мыслями. С непонятными письмами, содержание которых он не помнил, с ПДИЖ.
Нет, это было не важно. Важно было другое - скрыть преступление. Не дать очередного повода для насмешливых обсуждений его персоны, пересудов и жадно-любопытных взглядов. Матвея начинала бить крупная дрожь, стоило ему представить, что произойдет, если все узнают. Засмеют или покачают головами осуждающе, скажут: "Мы всегда знали. Червоточина в нем чувствовалась сразу. Гнилой волшебник".
Чтобы выяснить точно, как обстоят дела, надо было выйти из туалета, найти в себе смелость посмотреть в глаза Елене Ивановне. При мысли об этом у Матвея подкашивались колени и тряслись руки, как у запойного алкоголика наутро после обильных возлияний.
Он понукал себя, мол, соберись и иди, ты же мужик! Мама всегда так говорит! Бесполезно. Ноги словно примерзли к полу, а в голове шумело от напряжения. Замотав кровоточащие руки в полотенце, Матвей прислонился горячим лбом к стене.
- Не могу, не могу, - простонал он, с чувством стукнувшись о стену головой. - Конченый я волшебник… я ничтожество… боги… мама! Мама! Ну почему я такой?
Полностью утонув в жалости к себе, Матвей опустился на колени, бессильно уронив руки, и…
И тут в дверь туалета осторожно постучали. Елена Ивановна спросила участливо:
- Матвей Корнеевич, вы как? Может, скорую вызвать? Как вы себя чувствуете?
Чертовы сострадательные женщины, - в сердцах подумал Матвей, смаргивая злые слезы. Он не сразу понял, какое значение этот вопрос имеет в его системе координат. - К стенке бы вас всех! Ну… почти всех… - поправился он, вспомнив про коллегу по работе, Елену Александровну.
И спустя, вероятно, полминуты он вскочил на ноги и бросился открывать. Полотенца на руках мешались, и Матвей отбросил их в сторону.
- Все нормально, - прошамкал он в лицо директрисе. - Все отлично. Отравился. Крутит с утра. Можно я домой?
- Ну, разумеется, - отшатнулась Елена Ивановна, несколько ошарашенная его напором. - Разумеется, можно. Если Марфу Васильевну увидите по дороге, скажите, чтобы за расчетом в бухгалтерию поднялась, хорошо?
После этой фразы Матвей почему-то окончательно уверился, что у него теперь точно будет все хорошо, и, юркнув мимо директрисы, устремился на свое рабочее место - собираться.
* * *
- Я должна буду сделать что? - переспросила Лера, уверенная, что ослышалась. - Что я должна буду сделать?
- Убить меня, - ответил Александр с нажимом. - Что может быть проще… Думаю, ты не первый день об этом мечтаешь. Я предоставлю тебе уникальную возможность.
Лера вспыхнула, открыла было рот, чтобы с жаром отрицать очевидное, но остановилась. Нечего строить из себя первоклассницу, застуканную за воровством чужих конфет.
- Я не смогу, - сказала она четко. - Я не смогу этого сделать. - И добавила честно: - Как бы мне ни хотелось.
Александр не стал спорить - пожал плечами.
- Придется. Это и есть ритуал. Тебя же интересовали подробности. Пожалуйста. И заметь, я не спрашиваю тебя, что ты сможешь, а что нет. Я говорю, что тебе придется это сделать.
Лера подавилась возражениями. Растерянная, она не могла собраться с мыслями и как-то разубедить его.
- Как? - выдавила она, наконец.
- Что - как?
- Убить - каким образом?
- Кинжал.
Час от часу не легче! То он её огнем травит, то на преступления толкает! Да у нее рука не поднимется - что бы кто, и она в том числе, ни думал и ни говорил.
Лера утихомирила заполошно скачущие мысли, не время сейчас, и спросила:
- Что дальше?
- Дальше я воскресну. Это все.
- Так просто?
- Отнюдь. Но боюсь, ты не осилишь усложненного варианта. Да и зачем тебе.
- Но… подождите! - поражённая новой мыслью, воскликнула Лера. - Как я могу убить вас и при этом выжить? Боги не простят! Церемония и все такое… да от меня горсти пепла не останется, чтобы развеять на ста ветрах!
- Останется, - заверил Александр и не выглядел при этом хоть сколько-нибудь взволнованным. - Я предусмотрел и это.
- То есть? Как можно скрыть от богов свою смерть?
- Намного проще, чем ты думаешь. Не хочу хвастать, но я очень сильный волшебник и мне подвластно многое.
Лера скептически хмыкнула:
- А по виду не скажешь. А моя кровь? Чтобы оживить вас? Я правильно поняла?
- Да.
- А по-другому?
- Я уже говорил тебе - либо так, либо в скором времени мне предстоит обрести новую жизнь… целиком за Гранью.
- Где все будет происходить?
- В моей лаборатории, внизу. А что, это имеет какое-то значение?
На тот момент для Леры это никакого значения не имело, да и вопрос она задала машинально, потому что планировала спросить, а не потому что всерьез собиралась передавать информацию неизвестному корреспонденту. Она тряхнула головой, сцепила перед собой руки и задала последний вопрос:
- После этого… что будет?
Александр замялся, но ответил:
- Ничего. Все будет по-прежнему.
- То есть? Моя кровь…
- Больше не понадобится. Но жить нам придется вместе все отпущенное время.
- Вот демоны! - не сдержалась Лера. - Зачем вообще вся эта затея с браком, церемонией? Неужели нельзя было обойтись без этого? Да еще и ритуал этот злосчастный… Я бы и так кровь отдала, лишь бы в безопасности быть. Зачем столько кружев?
Александр чуть заметно скривился, словно и ему было не по душе видеть ее каждый день в течение неопределенно долгого времени.
- Так было надо.
- Кому надо? Кому надо-то? - в негодовании воскликнула Лера. - Мне? Мне - не надо!
- Мне. Это надо мне. И точка.
Ах, ну да. И как она забыла, кто у них в семье - муж?
- Ладно, это мы обсудим потом. Но… после ритуала, я хочу независимости.
- В каком смысле - независимости? - Александр улыбнулся, словно Лера сказала что-то в высшей степени забавное. - Независимости от чего?
- От вас. Вы же говорили, если припомните, что если я откажусь делиться кровью, вы меня защищать не будете и на благословение богов наплюете. И что вам за это ничего не будет. Вот и я хочу того же. Раз вы говорите, что мне ваше убийство с рук сойдет, так почему бы не раздвинуть границы дозволенного ещё немного? Ко всеобщей радости? Будем писать друг другу открытки на праздники.
- Мда… понятно. Увы, Элеонора, все не так просто. Я не утверждал, что мне ничего не будет, я просто сказал, что с последствиями справлюсь. Не в первый раз. А они, эти последствия, будут. Никому не дано попирать волю богов безнаказанно. Ты готова принять наказание? А что касается ритуала, то здесь все просто - на некоторое время я просто накину на свою лабораторию одно древнее заклинание. Оно скроет нас от богов, так никто не поймет, что произошло.
Лера струхнула в душе, но скроила каменное лицо и спросила недрогнувшим голосом:
- Так что там с наказанием? Поконкретнее? Чтобы уж быть готовой.
Александр вздохнул:
- Элеонора, боги… они, мягко скажем, непредсказуемы в своих решениях. Есть общие каноны, но куда весы их настроения склонятся в той или иной ситуации, нам знать не дано. Да, боги не вмешиваются в жизнь живых, это строжайше запрещено, причем ими же самими, иначе в мире воцарился бы хаос. Но и закрыть глаза на откровенное неповиновение они не могут.
- При чем здесь это?
- Никто не в силах предугадать, каким будет наказание. Оно будет и будет серьезным, но в детали тебя не посветит даже оракул. Ты либо рискнешь и узнаешь, либо… не станешь рисковать и будешь жить долго и счастливо. Я не слишком уважаю богов, скажем так. Все эти ритуальные пляски с церемониями не для меня. И мне не страшно принять наказание.
Лера потрясенно воззрилась на Александра.
- Но как такое может быть? А праздники? Жертвоприношения? Ежегодные дары? Это же обязательно!
- Не слежу за этой лабудой. Уже и забыл, когда и что у них там празднуется. Не обессудь.
У Леры отвисла челюсть. Как это - забыл? Как это - не уважает? И до сих пор жив? Последнюю мысль она озвучила вслух.
- Очень просто. Повторюсь, я слишком силен. Там, за Гранью, все совершенно по-другому. И я стал другим.
- Давно? - сварливо поинтересовалась Лера.
- Давно. Около сорока лет назад.
- Таак, - нехорошим тоном протянула она. - А сколько вам лет вообще?
- Не так много, как ты думаешь. Просто я в свое время слишком спешил жить и в итоге оказался там, откуда сумели вырваться лишь единицы.
- И все-таки?
Александр что-то подсчитал в уме и ответил:
- Выходит что-то около восьмидесяти.
- Отлично сохранились, - брякнула Лера. - Для старика.
- Время за Гранью течет по-другому, точнее, там такого понятия как время нет вообще. А последние сорок лет я провел, путешествуя между нашим миром и тем.
- И даже седины почти нет, - придирчиво осмотрев его шевелюру, пробормотала Лера. - Мне бы так…
Александр приблизился к Лере.
- Можно устроить. Это несложно, на самом деле. Всего лишь маленькое заклинание, и ты продлишь себе жизнь. Только это и в самом деле тебе надо?
- Я не просила долгой жизни. Мне и внешности сногсшибательной хватит.
- В восемьдесят лет выглядеть на тридцать? Двадцать? Пятнадцать? - спросил Александр, и было заметно, что ему хочется добавить "И эта туда же… почему все так скучно-однообразно?"
- А так можно? - азартно поинтересовалась Лера. - Прям вот чтобы на двадцать?
- Можно, - кивнул Александр. - Еще одно маленькое заклинание. Что предложишь взамен?
- В смысле? В какой такой замен? Это же простое заклинание, вы сами сказали. Или лично вам за труды?
- Я сказал, что оно маленькое, - занудно уточнил Александр. - Я не говорил, что оно безобидное. Я не говорил, что оно не потребует от тебя платы. Хочешь - разумом, хочешь - здоровьем, хочешь - силой, удачей, будущим потомством.
- К-как п-потомством? - обалдела Лера. - Каким таким потомством?
- Детьми, внуками, да хоть правнуками. Кого не жалко. Время не имеет значения, заклинание свое возьмет.
- За возможность выглядеть молодо я должна буду заплатить? Какое же это волшебство?
- Злое, - усмехнулся Александр. - Точное, как часы. Безжалостное. Говоря другими словами, совершенно обычное. Не пойму, что тебя так удивляет.
- Никогда не слышала про это.
- Заклинания немного другого порядка и только. Из разряда запрещенных. Об этом не принято распространяться.
- Но почему сразу запрещенных? На мой взгляд, это вполне безобидное, свойственное многим женщинам, желание. Значит, и заклинание тоже должно быть безобидным. Простым и легким. Разве нет?
Александр мог бы многое сказать о женской логике вообще и о логике своей жены в частности, но не стал, и Лера выставила ему сразу десять баллов за сдержанность.
- Вопрос в цене, Элеонора. Обычно запрещенные заклинания потому и считаются запрещенными, что за них, помимо прочего, приходится платить. Мы уже как-то говорили, что эти заклинания - ни хорошие, ни плохие. Они просто немного другие, и их, по счастью, очень немного.
- А кто плату устанавливает? Кто вообще сказал, что именно за это заклинание нужно расплачиваться?
- Есть вещи, в которых необходимо соблюдать баланс. Это законы волшебства, и не нам с тобой их оспаривать. Понятно?
- Просто принять на веру?
- Но мы же поступаем так в большинстве случаев, не правда ли? Просто не замечаем этого. Это все? Я могу быть свободен? - прозвучало это с откровенной издевкой.
- Последний вопрос.
- Ну?
- Мне так взаперти и сидеть до часа икс?
- Да, - коротко ответил он и был таков.
Лера с размаху плюхнулась на кровать и саданула кулаком по одеялу.
Глава 7. О неприятных открытиях
Матвей пришел домой и сразу же заперся в своей комнате. Эйфория, охватившая его после того, как он осознал, что Елена Ивановна ни о чем не догадалась и час расплаты откладывается на неопределенный срок или отменяется вовсе, схлынула. Его охватила звериная тоска - он понять не мог, как вообще решился на подобный шаг. Что с ним произошло? Убить человека из-за косого взгляда и предвзятого отношения?
"Это был не я, - внушал себе Матвей, раскачиваясь на стуле все с большей амплитудой, рискуя либо треснуться лбом об стол, либо упасть спиной на пол. - Это кто-то другой в меня вселился и командовал моим телом. Я бы никогда такого не сделал. Я бы никогда и не подумал… не осмелился… не сделал… Это против моей воли! Я не хотел! Я не убийца!"
Ему было очень важно убедить себя в том, что он невиновен, что он не при чем. Сам факт убийства отрицать не получалось, но отрицать свое намеренное участие в нем - сколько угодно. Не в силах усидеть на одном месте, Матвей подскочил, как ужаленный, и пронесся по комнате, вцепившись руками в волосы и выдрав изрядный клок, но даже не поморщился от боли.
"Что скажет мама? Что скажет мама, когда узнает?! Как жить дальше?!"
У Матвея не было ни капли сомнения лишь в одном - что мать и впрямь все узнает, дай только срок. И про темноту в голове, и про то, что ее сын - убийца. Только не демонов и чудовищ, а школьных уборщиц. Убожество, какое же он убожество…
"Не могу! Я больше не могу! Мне надо выйти! Мне нужен воздух! Я задыхаюсь, эти проклятые стены… давят…"
А может, все это ему приснилось? И снится до сих пор - душевные метания, страдания, боль? Может, все это неправда? И у него страшная болезнь, опухоль мозга, например, вызывающая галлюцинации и кошмары? Может, ему просто кажется, что он - неудачник? Может, он все-таки спит? И мир поэтому такой неудобный, серый, слякотный? Может, вся его жизнь - чей-то ночной кошмар? Ведь иногда случается так, что сон страшнее реальности, и ты просыпаешься с криком и лишь спустя какое-то мгновение с невыносимым облегчением осознаешь - миновало. Это был сон, только сон, и ничего больше. Так может быть пора проснуться?
Матвею вдруг захотелось вскрыть свою черепную коробку и взглянуть на мозг - уж тогда-то сразу станет понятно, болен он или нет. Уж в чем в чем, а в анализе самого себя, в самокопании он был силен, как ни в одном другом деле. Прямой доступ заметно облегчит ему задачу. Дрелью, что ли, воспользоваться? Молотком?
Одновременно с этим ему хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, где никто не найдет, и переждать, остыть, освободиться от страха. Или хотя бы немного свыкнуться с мыслью, что он - убийца, во сне или наяву. Боги, что за шутки! У него никогда бы решимости не хватило, духу не хватило, смелости даже животину бессловесную прикончить, а человека и подавно. Так что же произошло? И как жить дальше со знанием, что совершил?
Матвей метнулся в ванную, открыл кран и сунул голову под воду. И тут же отпрянул - вода пошла ледяная, а если что он не любил больше громких звуков, так это холодную воду. Он вытерся полотенцем, выбежал в комнату, дико огляделся по сторонам, словно ожидая, что призрак убитой им женщины прячется в углу. Но нет, все было тихо, спокойно, так обыкновенно, что Матвею захотелось взвыть. И одновременно стало чуточку легче - может всё-таки не было ничего?..
…За ужином мать небрежно заметила:
- Что с твоими руками случилось?
- С моими руками? - эхом откликнулся Матвей.
- Да, да. С руками.
Матвей посмотрел на свои руки и только сейчас заметил, что они все в зеленке и пластырях.
- А что с ними?
- Ты поранился? Где?
- Я поранился, - согласился волшебник, но придумать, где именно, было выше его сил, поэтому он отделался туманным "где-то".
Мать аккуратно положила ложку на стол, выпрямила спину еще больше и задала следующий вопрос:
- Ты нервный стал в последнее время. Что-то на работе?
Лишь чудом Матвей удержался от того, чтобы не вздрогнуть. Точно копируя жест матери, он положил вилку на стол и ответил:
- Нет, мама. Со мной все в порядке. Просто чувствую себя не очень.
- Что-то болит? Температура? Тогда надо вызвать врача.
Неожиданно для себя Матвей подскочил на месте, крикнул яростно:
- Не надо! Не надо врача! - И повторил уже спокойнее: - Не… надо. Я в порядке.
Почему-то Матвею казалось, что если врач его осмотрит, то сразу поймёт, что с головой у пациента не все ладно, и первым же рейсом отправит в психушку, где его, примерного сына и библиотекаря, свяжут по рукам и ногам, заколют до судорог и отказа мозга лекарствами и опутают заклинаниями. И сказать честно, Матвей за такое решение врача не упрекнул бы, ибо с некоторого времени сам себя опасался.
- И не зачем так орать, я превосходно слышу, - отчеканила Алевтина Григорьевна. - Но почему ты ушел с работы раньше положенного? Что за номера?
- От…откуда ты знаешь? - поразился Матвей, приглаживая вспотевшей ладонью челку. - Откуда?
- Звонила. Мне сказали, что ты ушел, - пояснила она. - А в чем дело? Я не имею права позвонить на работу единственному сыну? Так получается?
- Нет, конечно, мама. Прости, я не подумал. Я… просто удивился, вот и все. Ты же никогда не звонила мне на работу. Я даже не знал, что у тебя есть номер телефона.
- Разумеется, есть, - снисходительно ответила мать. - И мне странно слышать, что ты полагал иначе. Когда это я давала повод усомниться в своих материнских качествах? Я всегда должна знать, где ты, и иметь возможность в любой момент с тобой связаться, иначе я тревожусь.
Матвей тяжело сглотнул. И почему все одно к одному наваливается, как снежный ком? Почему нельзя неприятности получать дозированно?
- А… зачем звонила?