– Я хочу кое-что объяснить тебе, – прошептал он сурово. Тристан моргнул, и в его взгляде появились знакомые молнии. – Я не хочу с тобой общаться ни в какой форме. Ладно? Я постриг эту гребаную траву, потому что ты до усрачки меня раздражаешь. Вот и все. Я не хочу иметь больше ничего общего с тобой. Так, блин, понятнее?
– Ты думаешь, я на тебя запала?! – заорала я, когда он уже достиг вершины холма. Он поднял одну бровь и послал мне взгляд "конечно-ты-запала-на-меня". – Я просто хотела сказать приятное, о’кей?! Потому что ты подарил парню еду, ты, придурок! И я не пыталась пригласить тебя на свидание или соблазнить, я просто пытаюсь поговорить.
– О чем же ты хочешь поговорить?!
– Я не знаю! – сказала я, слова сами слетели с языка. Я действительно не знала, почему я хотела бы поговорить с человеком, который был таким горячим и холодным одновременно. Однажды он открыл для меня своих внутренних демонов, а потом наорал всего лишь за слово "привет". Я не могла этого понять. – Глупо, конечно, но я думаю, что мы могли бы стать друзьями.
Он нахмурил брови.
– И почему я должен быть твоим другом?
Дрожь пробежала по всему моему телу. Я не знала, от чего, либо от легкого ветерка, либо от близости Тристана.
– Я не знаю. Ведь ты, кажется, одинок, и я одинока. И я подумала…
– Меньше думай.
– Почему ты так груб?
– Почему ты всегда таращишься на меня?
Я приоткрыла рот для ответа, но слова так и не пришли на ум. Мы уставились друг на друга, стоя так близко друг к другу, что наши губы почти соприкасались.
– Все в этом городе меня боятся. Ты боишься меня, Элизабет? – прошептал он, и я почувствовала его дыхание губами.
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что я вижу тебя.
Холодность исчезла на секунду из его взгляда, будто растворенная этими пятью словами. Но я видела это. Я видела, как он скрывает боль за почти ненавидящим хмурым взглядом. Я видела надломленность, которая соответствовала моей собственной. Недолго думая, Тристан притянул меня к себе, его губы жестко прижались к моим. Вся путаница мыслей угасла в моей голове, когда его язык проскользнул между моих губ и я поцеловала его в ответ. Я целовала его в ответ, возможно, даже больше, чем он меня. Боже, я это допустила. Я скучала по поцелуям.
Ощущение падения в кого-то, кто удерживал тебя от падения на самое дно. Ощущение тепла, которое остается на коже от дыхания другого человека. Я избегала встреч, я избегала прикосновений, я скучала по желаниям.
Я скучала по Стивену.
Поцелуи Тристана были злыми и отчаянными. Виноватыми и мучительными, влажными и настоящими. Точно как и мои.
Мой язык скользнул по его нижней губе, и я прижалась руками к его груди, ощущая сквозь пальцы его сердцебиение, долетающее до моего тела.
В течение нескольких секунд я чувствовала то, что чувствовала раньше.
Целостность.
Полноту.
Словно я часть чего-то божественного.
Тристан поспешно отстранился и отвернулся, возвращая меня в нынешнюю темную реальность.
Сломанную.
Пустую.
Постоянно одинокую.
– Ты меня не знаешь, так что перестань вести себя так, – сказал он.
И отвернулся, уходя, оставив меня в недоумении.
Что это было?!
– Ты ведь тоже это почувствовал? – спросила я ему вслед. – Было похоже… было похоже, что они все еще были здесь. Я чувствовала, что Стивен был здесь. Ты чувствовал свою жену…
Он повернулся, глаза его пылали.
– Не смей говорить о моей жене, как будто ты что-то знаешь о ней или обо мне.
И снова поспешил прочь.
Он чувствовал это.
Я знала, что он чувствовал.
– Ты не можешь… ты не можешь просто уйти, Тристан. Мы же можем поговорить друг с другом. О них. Мы можем помочь друг другу вспомнить. – Самый большой мой страх это страх все забыть.
Он продолжал идти вперед.
Я снова бежала рядом с ним.
– Кроме того, есть смысл стать друзьями. Познакомиться. Чтобы было с кем поговорить.
Моя грудь вздымалась от бега, и я все больше и больше расстраивалась от того, что он сбежал в разгар нашей беседы. В разгар самых болезненных и самых голодных поцелуев, что я когда-либо испытывала.
Он помог мне вспомнить, как это – чувствовать себя счастливой, и я ненавидела его из-за того, что он сбежал. Я ненавидела его за тот маленький момент сладострастия, который напомнил мне о той любви, которая была отнята у меня.
– Бог мой, почему надо быть таким… таким… монстром?!
Он повернулся ко мне и долю секунды смотрел на меня глазами, в которых плескалось страдание, прежде чем лицо снова окаменело.
– Я не хочу тебя, Элизабет.
Он развел руки в стороны в жесте разочарования и подошел ко мне.
– Я не хочу иметь ничего общего с тобой.
Он шагнул ближе. Я отошла на шаг.
– Я не хочу говорить с тобой о твоем мертвом, блин, муже. – Еще на шаг ближе. – Я не хочу, чтобы ты говорила гадости о моей умершей жене.
Шаг, шаг. Снова и снова.
– Я не хочу прикасаться к тебе.
Ближе. Еще.
– Я не хочу целовать тебя.
Шаг.
– Я не хочу вылизывать тебя.
Снова и снова. Шаг. Шаг.
– И я, черт возьми, уверен, что не хочу быть твоим другом. Так что оставь меня в покое и просто заткнись! – Он кричал, стоя надо мной, его голос, резко вырывающийся из его уст, словно раскат грома, заставлял меня вздрагивать.
Сделав последний шаг, пятка моего ботинка съехала, увлекая меня вниз по склону. Пока я падала, каждая кочка и каждый удар ощущался всем телом. Не считая нескольких синяков и тонны смущения, я была в порядке. Тристан в мгновение ока очутился рядом.
– Вот дерьмо, – бормотал он. – Ты в порядке? Давай сюда, – сказал, протягивая мне руку.
Я проигнорировала помощь и поднялась сама. Его глаза были наполнены беспокойством, но я молчала. Вероятно, в следующее мгновение они будут заполнены ненавистью. За секунду до падения он велел мне заткнуться, и я теперь точно выполню просьбу. Я дам ему то, чего он хотел. Я, прихрамывая, молча пошла домой, не глядя по пути на него, хотя краем глаза замечала, с каким сожалением он смотрел на меня.
– Он столкнул тебя с холма?! – вопила Фэй в трубку. Я позвонила ей сразу же, как только вернулась после встречи с Тристаном. Мне нужна была моя подруга. Чтобы сказать ей, что, несмотря ни на что, я была права, а Тристан был не прав. Даже если я и назвала его монстром.
– Ну, не совсем. Он наорал на меня, и я вроде как споткнулась.
– После того как он поцеловал тебя?
– Да.
– Тьфу! Я его ненавижу. Я так сильно его ненавижу.
Я кивнула.
– Я тоже ненавижу его.
Это была ложь, я знала свои истинные мысли о Тристане, о том, как много у нас общего. Я никому этого не могла рассказать. Я даже себе в этом почти не признавалась.
– Ну, раз уж мы коснулись этой темы, скажи мне… – пробормотала Фэй, и я почти могла видеть ее улыбку через телефон. – Он использовал язык? Он рычал? Он был без рубашки? Он завелся? Ты трогала его? Нашла его малыша Немо? Стала Грейс для его Фрэнки? Стала Джастином для его Тимберлейка?!
– Ты невыносима! – хихикнула я, но мои мысли были о поцелуе. Что он значил? Может быть, это ничего не значило, а возможно – значило все.
Она вздохнула.
– Давай, расскажи мне что-нибудь. Я тут пытаюсь заняться сексом, и этот телефонный звонок просто убивает мою энергетику.
– Ты имеешь в виду, что хочешь трахаться?… – Я ахнула. – Фэй! Ты что, занимаешься сексом прямо сейчас?!
– Ты имеешь в виду секс-секс?
– Да, секс-секс!
– Ну, если ты имеешь в виду, есть ли сейчас во мне член, – то да. Я думаю, ты именно это называешь сексом.
– Боже мой, Фэй! Зачем ты отвечаешь на звонок?!
– Потому что сначала девчонки, а потом члены. Ну, метафорически. – Она рассмеялась, а я открыла и закрыла рот.
– Привет, Лиз, – услышала я голос Мэтти на фоне. Снова открыла и закрыла рот. – Я поставил тебе тридцать рабочих часов на следующей неделе.
– Я кладу трубку.
– Что?! Нет! Я не слишком занята.
– Ты меня беспокоишь.
– Мэтти, стоп, я же просила не кусать меня сюда!
О мой бог, моя лучшая подруга извращенка.
– Ладно, кексик, мне нужно идти. Кажется, я истекаю кровью. Но для тебя у меня всегда есть время, чтобы помочь тебе очистить голову и помедитировать.
– И под медитацией ты имеешь в виду?…
– Текилу. Высший сорт, огонь в животе помогает в принятии важных решений.
И это звучало правильно.
Глава 11
Тристан
3 апреля 2014 года.
Четыре дня до прощания
Я стоял на заднем крыльце в доме родителей, глядя на проливной дождь и слушая стук капель о качели, которые мы с отцом смастерили для Чарли. Шины раскачивались взад и вперед на деревянной раме.
– Как ты? Держишься? – спросил отец, выходя на улицу. Зевс вошел за ним и сразу нашел местечко в углу, чтобы не намокнуть. Я повернулся к отцу, посмотрел в его лицо, которое напоминало мое почти во всем, но старше и с мудростью в глазах.
Я не стал отвечать и снова повернулся к дождю.
– Твоя мама сказала, что у тебя проблемы с написанием некрологов? – спросил он. – Я могу помочь.
– Мне не нужна твоя помощь, – прорычал я. Сжал пальцы в кулаки, ногти вонзились в ладони. Я ненавидел эту злость, которую чувствовал каждый прожитый день. Я ненавидел то, что винил людей в несчастном случае. Я ненавидел то, что становлюсь все холоднее. – Мне никто не нужен.
– Сынок, – вздохнул он, положив руку на мое плечо.
Я отстранился.
– Я хочу побыть один.
Он опустил голову и провел пальцами по затылку.
– Ладно. Мы с мамой будем в доме. – Спустя секунду он повернулся и открыл входную дверь. – Но, Тристан, то, что ты просто хочешь побыть один, – не значит, что ты одинок. Помни это. Мы всегда будем рядом, когда понадобимся.
Я услышал, как хлопнула дверь, и почувствовал обиду на его слова.
Мы всегда будем рядом, когда понадобимся.
На самом деле у слова "всегда" тоже есть свой срок годности. Я полез в задний карман и вытащил клочок бумаги, на который пялился последние три часа. Я закончил некролог Джейми рано утром, но лист для Чарли был до сих пор чист, лишь с написанным на нем его именем. Как мне это сделать? Как я могу написать историю жизни, когда у него даже не было шанса ее начать? Дождь мочил бумагу, и на глаза навернулись слезы. Я сморгнул несколько раз, засовывая листок обратно в карман.
Я не буду плакать.
К черту слезы.
Мои ноги вели меня вниз по ступенькам крыльца. Через пару секунд я был мокрым с головы до ног, став частью надвигающейся грозы. Мне нужен был воздух. Мне нужно было пространство. Мне нужно было отвлечься. Мне нужно бежать. Я побежал без обуви, не задумываясь, куда бегу. Зевс побежал за мной.
– Домой, Зевс! – крикнул я псу, который был насквозь мокрым, как и я. – Уходи! – Я хотел, чтобы меня оставили в покое.
Я побежал быстрее. Но он не отставал. Я припустил так сильно, что в груди загорелось и сбилось дыхание. Я бежал, пока ноги не подкосились и я не упал на землю. Молния ударила надо мной, раскраивая небо, и я начал неудержимо рыдать.
Я хотел побыть один, но Зевс был рядом. Он обманул мой обезумевший разум, он был со мной. Когда я опустился на самое дно, он не собирался оставлять меня. Он лизал мое лицо, дарил любовь и всего себя, как раз когда я больше всего нуждался в ком-то.
– Ладно, – вздохнул я, слезы еще катились, я прижал его к себе. Он заскулил, почти так, будто тоже был убит горем. – Ладно, – снова сказал я, целуя его макушку и гладя по боку.
Ладно.
Я любил бегать босиком.
Мне нравилось бежать.
Мне нравилось, когда ноги в движении.
Мне нравилось, когда они ранились и кровоточили от соприкосновения с бетонной улицей.
Мне нравилось, когда мне напоминали о моих грехах через боль.
Мне нравилось, когда больно.
Но только мне. Я любил причинять боль себе. Никто не должен страдать из-за меня. Я держался подальше от людей, потому что не хотел ранить их.
Я задел Элизабет, а я этого не хочу.
Прости меня.
Как я могу извиниться? Как я могу это исправить? Как этот поцелуй заставил меня вспомнить?
Она упала из-за меня. Она могла себе что-то сломать. Она могла разбить голову. Она могла умереть.
Мертвые.
Джейми.
Чарли.
Мне так жаль.
В ту ночь я бегал дольше. Я бежал через лес. Быстро. Еще быстрее. Тяжело. Сложно.
Давай, Трис. Беги.
Мои ноги кровоточили.
Мое сердце кричало, колотясь о грудную клетку снова и снова, сотрясая мой разум, отравляя мои мысли всплывшими воспоминаниями. Она могла умереть. Это была бы моя вина. Я бы сделал это.
Чарли.
Джейми.
Нет.
Я толкнул их вниз.
Я почувствовал боль, пронзающую грудь. Боль была приятной. Я хотел ее. Я испытывал заслуженную боль. Больше никто, только я.
Мне так жаль, Элизабет .
У меня болели ноги. Болело сердце. Болело все.
Боль была страшной. Опасной, настоящей, но я чувствовал себя хорошо. Я чувствовал себя чертовски хорошо от этих мерзких мыслей. Боже, я люблю это. Я так сильно люблю это. Я, черт возьми, люблю боль.
Ночь становилась все темнее.
Я сидел в сарае и пытался придумать, как извиниться перед ней, но при этом не стать ее другом. Таким, как она, не нужны люди, осложняющие жизнь.
Человек вроде меня не заслуживает друзей.
Хотя… ее поцелуй…
Ее поцелуй заставил меня вспомнить. Он заставил на мгновение почувствовать… себя. Но потом я все испортил. Я никак не мог выкинуть из головы образ Элизабет, которая падает с холма. Я сойду с ума. Какого черта со мной случилось?
Может быть, я всегда в конечном итоге причиняю вред людям. Может, именно поэтому я потерял все, что любил. Но я всего лишь пытался заставить ее заткнуться, чтобы не сделать ей больно.
Я не должен был целовать ее. НО я хотел целовать ее. Мне нужно было поцеловать ее. Я эгоист.
Я не выходил из сарая, пока луна не поднялась высоко в небе. Как только я вышел, остановился и прислушался… смех?
Он доносился из леса.
Я должен оставить ее в покое. Мне следовало заниматься своими делами. Но вместо этого я пошел на звук и нашел Элизабет. Она шла, спотыкаясь, через лес, смеялась сама себе, держа бутылку текилы. Она была довольна. И выглядела потрясающе.
Она была прекрасна. Ей не нужно было тратить много времени и сил, чтобы быть красивой. Ее светлые волосы падали свободными волнами, она была в желтом платье, которое, казалось, повторяло каждый изгиб ее тела и было пошито специально для нее. Я злился на себя, потому что она казалась мне ослепительной. Но ведь моя Джейми тоже была очень красива. Элизабет пританцовывала и спотыкалась. Этакий вариант пьяного вальса.
– Ты что делаешь? – спросил я, привлекая ее внимание.
Она провальсировала ко мне на носочках и положила руки мне на грудь.
– Привет, Грозовые глаза.
– Привет, Карие глаза.
Она засмеялась снова, на этот раз фыркнув. Она была пьяна.
– Карие глаза. Мне это нравится. – Она щелкнула меня по носу: – Ты хотя бы представляешь себе, как нужно развлекаться? Ты выглядишь совершенно не смешным, но я держу пари – ты можешь быть забавным. Скажи что-нибудь смешное.
– Что-нибудь смешное.
Она громко засмеялась. Это почти раздражало. Хотя нет. Ее смех не раздражал вовсе.
– Ты мне нравишься. Я даже не понимаю почему, мистер Скрудж. Когда ты поцеловал меня, ты напомнил мне моего мужа. Хотя это глупость, ты совсем не похож на него. Стивен был милым, почти до тошноты. Он всегда заботился обо мне, удерживал от глупостей, любил. И когда он целовал меня, он делал это всерьез. И его поцелуи следовали один за другим. И еще, он всегда хотел меня, снова и снова… Но ты, Грозовые глаза… Когда ты оторвался от меня, ты посмотрел на меня с отвращением. Мне захотелось плакать. Потому что ты грубиян.
Она откинулась назад, почти падая на землю, но мои руки обвились вокруг ее талии, не позволяя упасть.
– Пф-ф-ф. Ну, по крайней мере, в этот раз ты меня поймал, – усмехнулась она.
Внутри все сжалось, когда я заметил у нее на щеке синяк и ссадины от прошлого падения.
– Ты пьяна.
– Нет, я счастлива. Ты что, не видишь, насколько я счастлива? Я такая радостная. Я улыбаюсь. Я смеюсь. Я пью и весело танцую. Эт-эт-это люди и делают, когда счастливы, Тристан, – сказала она, тыкая пальцем мне в грудь. – Счастливые люди танцуют.
– Вот как?
– Д-д-да. Я не жду, что ты поймешь, но я пытаюсь объяснить, – ее слова звучали невнятно. Она отступила, сделала глоток текилы и снова начала танцевать.
– Потому что когда ты пьян и танцуешь, все остальное неважно. Ты кружишься, кружишься, кружишься… и дышать становится легче, грусть становится тише, и на какое-то время ты забываешь, как ты себя чувствуешь обычно.
– А что происходит, когда ты останавливаешься?
– Ой да, с танцами есть небольшая проблемка. Потому что, когда ты прекращаешь движения, – она резко остановилась и выпустила стеклянную бутылку из рук, наблюдая, как она падает на землю, – все рушится.
– Ты не так счастлива, как говоришь, – сказал я.
– Это только потому, что я перестала танцевать.
Слезы покатились у нее из глаз, и она стала опускаться прямо на разбитое стекло. Я шагнул к ней, останавливая.
– Я возьму это.
– Твои ноги в крови, – сказала она, – ты поранился о бутылку?
Я посмотрел вниз. Мои ноги были в синяках и ушибах.
– Нет.
– Ну тогда у тебя просто несчастные и покалеченные ноги.
Я почти улыбнулся. Она нахмурилась.
– Я не очень хорошо себя чувствую, Грозовые глаза.
– Еще бы. Выпитой текилы хватило бы на небольшую армию. Давай-ка я принесу воды.
Она кивнула, тут же наклонилась, и ее вырвало прямо мне под ноги.
– Ой, ты знаешь, меня стошнило. – Она хихикнула, вытирая рукой рот. – Я думаю, это твоя карма, потому что ты был со мной груб. Теперь мы квиты.
И казалось, это было достаточно справедливо.