Один за одним Тамарис ‘гасила’ белые камни, превращая их в неживые куски гранитной плоти. Стена за стеной наплывал туман на поляну, не в силах стянуть кольцо. Слово за словом вспоминал и читал паладин молитвы Великой Матери, слышанные в детстве от матери и нянек. В какое-то мгновение он позабыл о себе, о Тами, ощутив себя пылинкой на шкуре мироздания, каплей воды и ростком в ЕЁ ладонях. И понял нечто такое, что нельзя было произнести, высказать, объяснить… С чем не справилось сознание, отправляя ар Нирна в спасительную темноту.
Когда он пришёл в себя, обнаружил, что уже занимается рассвет, а он, Викер, лежит головой на коленях Тамарис. Страшная поляна была совсем рядом, но камни более не светились, а туман развеялся, унеся с собой потустороннюю жуть.
Монахиня смотрела паладину в лицо, и в её глазах плескалась тихая, осторожная какая-то радость. Она молча гладила Викера по голове, отчего ему захотелось прикрыть веки и вновь стать мальчишкой под ласковой материнской ладонью. Однако он спросил, как ему казалось, громко, а на самом деле едва слышно:
- Тами, что случилось со мной?
Минуты текли без её ответа, лишь слегка загрубевшая ладонь бережно касалась его лба, щёк, макушки…
- Тами! - сорванным голосом потребовал он.
- Ты услышал Зов, Викер ар Нирн, - с любовью улыбнулась она. - Зов Великой Матери.
Часть четвертая: Фаэрверн навсегда
* * *
Нам пришлось вернуться назад, на тот перекрёсток, с которого мы свернули на неторную дорогу, и ехать в Костерн обычным путём.
Всю обратную дорогу мы молчали, обдумывая увиденное ночью и не спеша тревожить друг друга разговорами. Впрочем, это Викер обдумывал, по его открытому лицу эмоции прочитывались легко, а я просто любовалась горными видами и молилась. Обо всех.
Лошадки миновали перевал и пошли быстрее - видно, чуяли жилье. За очередным поворотом показался спуск в долину, на самом краю которого стояла деревенька, где я решила остановиться и выспаться, ибо в прошлую ночь поспать так и не удалось. Не иначе, Сашаисса уберегла нас от сна в запретном месте, послав мне видение тёмного пути! Иначе мы могли бы и не проснуться, как те, чьи лица виднелись в туманном мороке…
- Тами, - позвал паладин, ехавший чуть позади, - Тами, что это была за поляна?
Я скрыла улыбку. Немало времени понадобилось этому Воину Света, чтобы обдумать случившееся и задать правильный вопрос!
Придержав лошадь, поехала рядом с ним.
- Это было заброшенное капище Дагона, Викер… Место, где чернобогу долгое время приносят человеческие жертвы, обретает, в конце концов, собственную злую волю и может забирать души у тех, кто засыпает в его непосредственной близости.
- Что ты сделала с ним?
- Именем и Силой Великой Матери разорвала связь злой воли и жертвенных камней. И ты помог мне в этом… Без тебя, Викер, я бы не справилась!
- Без меня… - пробормотал он.
В глазах вспыхнуло понимание, его зрачки стремительно расширились.
Обыденному человеческому сознанию нелегко даётся общение с богами, вот оно и ищет себе послаблений, вроде кратковременной потери памяти или замещения. Поэтому саму поляну ар Нирн запомнил куда ярче, чем услышанный им Зов Сашаиссы. Однако я не сомневалась в том, что это ненадолго, ведь поляна была символом смерти, а Зов - жизни!
Между тем паладин пытался мне что-то сказать, но ни слова не вылетало из обветренных губ. Чудовищным усилием воли он взял себя в руки, и тогда я, обняв его, начала целовать так нежно, как могла. Спустя несколько мгновений он ответил на поцелуи с благодарностью умирающего от жажды, которому поднесли кружку воды.
- Рядом с тобой я ощущаю, что жив! - хрипло прошептал он. Голос пока не вернулся к нему в полной мере. - Раньше такого не было!.. Никогда! Ни с кем!
- Ты просто возвращаешься к себе, - улыбнулась я и погладила его по щеке, - к себе - ребёнку, который воспринимает мир таким, каков он есть…
Не стала говорить о шорах, что надевают на человека взросление, неверное знание и лукавая вера. Надеялась, он поймёт сам.
- Тами, - он с силой сжал мою руку, - я не верю в твою богиню!.. До сих пор не могу поверить, несмотря на то, что видел! Почему же я услышал ее Зов?
Я смотрела в долину, выглядящую мирной и тихой. Там, внизу, люди возделывали землю, рожали детей, строили дома, выходили в росу на рассвете… Все это невозможно было бы делать без любви!
- Потому что ОНА верит в тебя, - тихо сказала я и перевела взгляд на паладина, - так же, как и я!
* * *
Хозяин дома, в котором они остановились на постой, благообразный чистенький старичок, кланяясь, принёс им горшок каши, крынку молока и краюху ноздреватого ароматного хлеба и ушёл.
Рыжая от еды отказалась - уже подъезжая к деревне, зевала отчаянно и засыпала прямо в седле. Викер видел, как она измучена произошедшим ночью - и так-то была не кровь с молоком, а сейчас и вовсе походила бледностью на призраков, виденных ночью.
Она уснула, едва коснулась головой подушки. Викер немного поел и присел на кровать, разглядывая спящую. Удивлялся, как это можно - жить, так не щадя себя? Она пошла на ту поляну, следуя велению сердца, не думая о том, что может погибнуть, или, того хуже, лишиться души! Пошла, ведомая лишь одной мыслью, одним стремлением и целью - уничтожить зло, поселившееся в камнях!
Он вспоминал добрые дела, которые делал сам, и в каждом находил один единственный изъян, сейчас кажущийся тем, что зачёркивал всю их ценность: он, Викер ар Нирн, никогда не забывал о себе! Приходило время есть - ел, спать - спал… Никогда ничему не отдавал себя вот так, без остатка, без возможности получить ответную благодарность…
На душе стало гадко. Так гадко, что желание спать пропало окончательно. Хотелось подумать о чём-то приятном, как конфету съесть после горького лекарства, но вспомнилась вдруг сафьяновая тетрадь мэтрессы Клавдии, сожжённая ими там же, в трактире. Несмотря на то, что Викер не мог перевести с райледского текст дословно, общий смысл и настроение он уловил верно. Душевные метания были свойственны и мэтрессе, правда, с возрастом их становилось все меньше. Чем больше она отдавала себя любимому делу, тем спокойнее становилось у неё на сердце. Вот этой-то сердечной мудрости принимать все, как есть, и не жалеть себя для дела Викеру всегда и не хватало!
А рядом с ним спала королева, достойная Вирховена! Та, что позабудет о себе ради страны и народа, та, кому свойственны милосердие, сострадание и справедливость! Истинная королева, божественная власть! Если бы только она захотела, - сейчас ар Нирн признавался себе в этом! - он бы горы свернул ради того, чтобы посадить ее на трон вместо Атерис! Если бы она захотела… Интуиция, сговорившись со здравым смыслом, в один голос твердили - ей это не нужно. У неё есть Путь, и это не путь под весом короны! ‘А каков мой Путь?’ - спрашивал он себя. И чем больше смотрел на Тамарис, тем яснее был для него ответ: отныне и навсегда его путь - рядом с ней.
* * *
Подъезжая к местечку под названием Кривой Рог, где должны были жить родственники сестры Кариллис я молила Богиню о том, чтобы они никуда не переехали. Дом нам показали охотно, видно, семью эту в деревеньке знали и почитали.
Створка ворот оказалась приоткрыта и мы, спешившись, накинули поводья лошадей на столбик забора и вошли внутрь. Во дворе было пусто. И спустя несколько минут никто не показался, хотя с привязи рвался, заливаясь лаем, лохматый барбос.
Мы с Викером поднялись на крыльцо, постучались в дверь. Тишина. Дом и двор заброшенными не выглядели, но, похоже, хозяев здесь не было.
- Будем ждать, - расстроенно пробормотала я, собираясь усесться прямо на крыльцо, как вдруг из-за дома раздался дребезжащий старческий голос:
- Цыц, Балаболко! Кто там пришел?
Я не верила своим глазам, сестра Кариллис которой должно было быть уже больше ста лет, шла к нам на собственных ногах, шла медленно и тяжело, опираясь на потемневший от времени сармато, как на простую палку.
- Кто вы? - подслеповато щурясь, поинтересовалась она.
Подойдя, преклонила перед ней колени.
- Благословите, тэна!
Неожиданно сильные пальцы ощупали мое лицо, погладили по макушке. От твердой, как доска, ладони старой монахини и до сих пор исходила ясно ощущаемая Сила.
- Тамарис, дитя, ты ли это? - прошамкала она, улыбаясь беззубым ртом.
- Это я, мать-привратница, я!
- Встань и пройди в дом! Неспроста ты вспомнила обо мне спустя столько лет, неспроста поймала на пороге смерти!
- Что вы такое говорите, сестра?
- Цыц! В моем возрасте вокруг видно плохо, а вдаль - ясно! Заходи, не стесняйся! Кто это с тобой? Светится, как золотой под полуденным солнцем! Какая яркая вера! Новообращённый?
Ар Нирн посмотрел на неё с ужасом, а я поспешила пояснить:
- Моего спутника зовут Викер. И он удостоился Зова!
- Это я и так вижу… - проворчала Привратница, с трудом поднимаясь по лестнице на крылечко.
Однако, когда паладин попытался поддержать ее под руку, она сердито ткнула его концом сармато в грудь.
- Сама!
Следом за ней мы вошли в просторную горницу. От цветов на окнах, домотканых половичков и кружевных белоснежных салфеток, украшавших предметы интерьера, веяло любовью к собственному жилищу, домашним уютом, теплом сплочённой большой семьи. Однако никого, кроме сестры Кариллис, в доме не было. Подвесная люлька у печки тоже пустовала. Лишь на подоконнике толстая трехцветная кошка, растянувшись во всю длину, лениво вылизывала собственный кулачок.
- Садитесь за стол, - приказала Привратница. В ее голосе до сих пор металлом отдавали нотки, которым невозможно было не подчиниться.
Мы с Викером сели, как примерные ученики, на скамью у окна, сложив руки на коленях. Как ни хотелось мне погладить кошку, под суровым взглядом старой монахини следовало вести себя прилично.
Привратница выставила на стол кружки, крынку молока, хлеб и сыр. Села напротив. Пошевелила бледными узкими губами - молилась Великой Матери. Требовательно посмотрела на меня. Я спешно пробормотала молитву и подалась вперед, ожидая вопроса. И он последовал.
- Зачем ты разыскала меня, сестра Тамарис, отвечай? Говори смело - мои все в саду, урожай собирают. Даже, вон, прапраправнучку с собой утащили! - она кивнула на люльку.
Ощущая, как пересохло в горле, я плеснула молока в кружку, отпила. И сказала:
- Расскажите мне правду об Асси Костерн!
* * *
Викер напряженно ждал ответа старухи. С одного взгляда на нее его внутренний воин признал ее за равную - эту беззубую шаркающую каргу, и от этого несоответствия внутреннего образа внешнему паладину было сильно не по себе.
Сестра Кариллис помолчала, глядя бесцветными от возраста глазами куда-то в пустоту. Затем приказала:
- Тамарис, расскажи мне о Фаэрверне. Правда ли то, о чем болтают люди - будто обитель пала, а сестры мертвы?
- Правда, - спокойно ответила рыжая, но Викер видел, как побелели ее пальцы, с силой сжавшие боевой посох, - нам с Асси удалось спастись… Может быть, выжил кто-то ещё, но я не знаю об этом!
- Где сейчас девочка?
- В Таграэрне, под присмотром мэтрессы Лидии…
- Слава Великой Матери!
- Воистину слава!
- Готова ли ты услышать правду, сестра?
- Давно готова, тэна!
- Доверяешь ли ты своему спутнику?
- Именно от отвез Асси в Таграэрн!
- Что ж… - старуха отставила сармато и сложила руки на столе. - Клавдия была хорошей настоятельницей. Все мы страшились того, что происходит в Вирховене, однако она радела о судьбе страны, как о судьбе ребёнка, которого у неё не было. Проводила долгие ночи в молитвах о сёстрах, о простых людях, о Родине. Однажды я спросила её, для чего истязать себя еженощными молитвами, ничком, на холодном полу нашей часовни, коли Богиня и так знает о происходящем, и она ответила: ‘Если есть хоть малейший шанс напомнить Великой Матери о нашей тревоге через молитву, я хочу им воспользоваться!’ Как ты знаешь, Тамарис, Материнский алтарь почти всегда заперт, и отрывают его только на Великие праздники. Даже ключ от него хранится не у матерей-настоятельниц, а у нас, у привратниц. На рассвете одного из дней мэтресса Клавдия прибежала ко мне в слезах и казалась безумной, требуя открыть алтарь вопреки правилам. Она рассказала, как провела очередную ночь в монастырской часовне, моля Сашаиссу остановить Файлинна и спасти людей от страшной участи, становящейся все более очевидной. Усталость смежила её веки, и она уснула ничком прямо на каменном полу пред алтарём. Во сне она чувствовала себя счастливой, поскольку несла миру любовь, а когда проснулась… услышала за запертыми воротами алтаря детский плач.
Викер с недоумением посмотрел на Тамарис - кто посмел так подшутить над настоятельницей? И поразился бледности рыжей. Будто вся кровь отлила от её лица, оставив кожу белой-белой. Ореховые глаза на таком лице казались яркими, как осенние листья под последним лучом тёплого солнца.
Тамарис медленно поднялась.
- Мэтресса Лидия передала мне - ‘знаки говорят’, - прошептала она, и старуха, опираясь на палку, поднялась тоже. - Значит, это об Асси!.. Она - земное воплощение Сашаиссы!
- Что? - челюсть ар Нирна совершенно неблагородно упала на пол. - Это невозможно, Тами, что ты такое говоришь?
На миг поднялось в душе негодование на отступницу, посмевшую вслух произнести подобные еретические мысли. Всем известно: Бог оттого и велик, что человеку никогда до него не дотянутся. И да будет так, ибо что начнётся, если каждый сможет прикоснуться к нему, говорить с ним, разделять трапезу?
- Ты видел знаки, Викер, - тихо, но твёрдо сказала она. - Знаки, указывающие на запад, то есть на Таграэрн, куда ты отвез Асси! Теперь мне всё ясно… Непонятно только, зачем Клавдия записала её в мою метрику?
Старуха молча покачала головой. Похоже, ответа на вопрос не знала.
А Викер позволил себе маленький грех - пока ни о чём более не задумываясь, поверить в то, что рассказанное Клариссой - правда, и богиня-дитя действительно появилась однажды в Материнском алтаре Фаэрверна. Вот так просто поверить. Как шагнуть с закрытыми глазами в пропасть.
- Я догадываюсь, почему, Тами, - вздохнул он. - Хочешь послушать?
Она обречённо села обратно.
Ар Нирн смотрел на тонкий женский профиль и горел желанием коснуться пальцами её скулы, виска, подбородка, губ… Такая хрупкая и такая цельная, как драгоценный кристалл! Кристалл, осиявший своим блеском его серую никчёмную жизнь. Говорят, что любовь украшает мир, так это неправда! Любовь просто возвращает в него жизнь!
Жизнь Тамарис за последние несколько дней совершала такие кульбиты и выпады, какие не снились и сармато! Так почему бы ей не выслушать, что скажет человек, совсем недавно готовый убить её, а нынче так неожиданно переставший представлять себе дни и ночи без неё?
Викер внутренне улыбнулся, удивляясь сам себе, и произнёс:
- Не знаю, на что надеялась твоя мэтресса, предпринимая такой отчаянный шаг: на силу Великой Матери, на торжество справедливости или на каких-то людей, близких ко двору, имён которых мы не узнаем, но она хотела возвести на трон воплощение Богини!