* * *
У меня перехватило горло, когда я осознала, что паладин, скорее всего, прав! Тётя, тётя, что же ты наделала? Изменяя сразу две судьбы, владелице одной дарила свободу быть собой и жить так, как подсказывает сердце, а другую, маленькую девочку, одаривала тяжёлым и полным опасностей путём, который привёл бы её или на эшафот или в пантеон святых! Насколько сильна была её вера в Великую Мать, что она не побоялась подлога и его последствий!
Невольно задумалась, верую ли я так же сильно… так же слепо… И поняла, что да, верую! Не единожды я видела бирюзу и мёд ЕЁ глаз, не единожды ЕЁ сила проходила сквозь меня, даруя людям жизнь. Как после такого я могу сомневаться?
Дверь стукнула, будто от порыва ветра. В окнах потускнело. Похоже, собирался дождь.
Сестра Кларисса вдруг не по возрасту резко поворотилась ко входу. Сердито спросила:
- Ты кто такой?
Проследив за её взглядом, я вновь поднялась на ноги - фигура в тёмном плаще с опущенным на лицо капюшоном выглядела не просто угрожающей - пугающей! Она шагнула внутрь и тщательно затворила за собой дверь.
- Я давно мечтал увидеть тебя, Тамарис, - раздался из-под капюшона обволакивающий как густой бархат вкрадчивый баритон, - мечтал запустить пальцы в твои рыжие локоны, так похожие на локоны Сильмарис… Да ты просто копия матери! Но глаза и подбородок достались тебе от отца, Его Величества Джонора Великолепного, этого бесхребетного ублюдка на троне! Надеюсь, характер тебе тоже достался материнский?
От его слов, хлёстких, циничных, насмешливых, веяло какой-то жутью. Я невольно опустила руку, пытаясь нащупать руку Викера - тепло его ладони придало бы мне сил слушать этот бред, не пуская смысл в сердце. Но паладин уже вышел из-за стола и остановился перед вошедшим.
- Та-ма-рис… - простонал незнакомец, растягивая мое имя со сладострастным вздохом. - Я хотел наказать тех, кто привез мне вместо тебя девчонку, но потом передумал. Так получилось даже лучше! Насчет тебя сомнений у меня не было, а вот насчет неё были! Однако теперь развеяны и они. И ты в моих руках!
Он медленным артистичным жестом откинул капюшон, и я увидела, как отшатнулся от него ар Нирн со сдавленным криком, будто от яркой вспышки.
- И все благодаря тебе, мой верный паладин, - почти нежно сказал… Первосвященник Файлинн.
Я никогда не видела его вживую, только на портретах. Но не узнать этот высокий лоб с залысинами, прямой тонкий нос, узкие губы и острый подбородок было невозможно. Изображения не передавали силы взгляда, пронизавшей меня, подобно удару молнии. Карие, почти черные, небольшие глаза были полны огня, воли, привыкшей подчинять. Этот человек сделал себя сам, вытащив из песков времени неизвестного миру церковного служку и проведя его на вершины церковной иерархии. Иерархии церкви, которую он создал сам!
- Тамарис, не слушай его, - сдавленным голосом крикнул ар Нирн, - я не предавал тебя!
На миг, лишь на миг сомнение затопило мое сердце, едва не разорвав его. А затем я прикрыла веки и вознесла молитву Великой Матери… и на душу пал покой. Если мне суждено погибнуть сейчас, пусть мои помыслы будут чисты! Я не стану подозревать человека, с которым нас связывает общая ненависть, одиночество, боль и отчаяние. Я не предам Викера!
- Конечно, не предавал, - усмехнулся Файлинн, делая небольшой шажок вперед. - Ты привел меня к ней, сам о том не зная! Если бы ты сделал это добровольно, я сохранил бы тебе жизнь и рассудок… или что-нибудь одно! Но ты выбрал путь предателя, худшего из всех возможных! Ты предал МЕНЯ!
С последними словами что-то стало меняться в лице говорившего. Оно сузилось и растянулось, подернулось дымкой, как морок. Вместе с тем его голос становился ниже и последние слова он проревел так, что дом содрогнулся, а из трубы в печь просыпалась зола. Пораженная, я не успела среагировать, когда паладин с криком ярости поднял руку. Сначала решила - ар Нирн всё же бросится на меня в своем отчаянии отступника, но после увидела, как побелели его пальцы, сжимающие рукоять меча, как дергается клинок из стороны в сторону, будто змея. С новым криком Воина Света ремешки с рукояти опали, явив миру позолоту и орнамент рыцаря Единого. Меч вырвался из руки хозяина, отлетел к Файлинну, разворачиваясь в полете, и… метнулся к Викеру. Удар пробил паладину грудную клетку, отшвырнул его к стене дома, пригвоздив, как бабочку, в простенок между окнами.
Я пыталась закричать, но голос пропал, оставив мою ярость немой. Бросилась на врага, вращая сармато, но тот, ударившись о невидимую преграду, издал такой треск, словно орех раздавили, и сломался пополам. А меня охватило странное оцепенение. Будто кости вытащили из тела, сделав его мягким, как желе. Спустя ещё мгновение я поняла, что ступни не касаются пола. Я висела в воздухе, подвешенная не неведомые веревочки. Жалкая кукла в руках Первосвященника.
Лицо Файлинна неожиданно оказалось очень близко. Узкие губы облизал яркий кончик языка. Тонкие веки чуть прикрыли довольно блестевшие глаза.
- Та-ма-рис, - по слогам произнес он мое имя, - Та-ма-рис…
И обернулся, оказавшись лицом к лицу с сестрой Кариллис.
- Изыди из дома моего, сукин сын, - рявкнула та, занося над ним сармато.
Лёгкое движение руки отшвырнуло ее прочь, как щепку порывом ветра. Она ударилась о стол и грудой тряпья упала на пол, затихнув. А Файлинн снова повернулся ко мне. И принялся разглядывать, молча, довольно усмехаясь. Я же пыталась запомнить его лицо, каждую пору, каждую клеточку, и думала, неужели его бог дал ему такую силу, какой не обладал ни единый пастырь ни одного из богов Пантеона, включая Сашаиссу? И не могла поверить в такое! Бог дает пастырю силу слова, силу возрождать души, споткнувшиеся, сошедшие на кривую дорожку, рухнувшие в бездну отчаяния. Что это за бог, дающий силу убивать движением руки?
Огонь, спящий в печи, вдруг поднял голову и запел, гудя все сильнее. На пол просыпались искры, заставив затеплиться домотканый половичок. Потянуло горелым.
Файлинн сорвал с меня платок, распустил тугой пучок волос и намотал их на ладонь. Поднес к лицу, вдохнул, тихо застонал.
- Ублюдок, - прошипела я. - Когда-нибудь королева пожалеет, что приблизила тебя, не подумав о последствиях!
Его лицо было очень близко. От истошного блеска глаз мне хотелось провалиться в темноту небытия.
- Королева - моя ручная собачонка с двенадцати лет, Тамарис! С тех самых пор, как я был у нее первым! Думаешь, кто научил ее тому, чем она сводит с ума своих рыцарей нынче? Она боится вздохнуть без моего одобрения… и это мне уже надоело!
Чувствуя, как от ужаса заледеневает все внутри, я нашла в себе силы спросить:
- И что ты хочешь сделать?
- Я? - улыбнулся он, мимолетно коснувшись своими губами моих, и обвел пальцем контур моего лица. - Я хочу новую королеву!
Я приходила в себя медленно, будто выплывала из глубины. Запахи, которые ощущала, были вестниками беды. Пахло пылью богатых покоев, полных тканей и мехов, сладкой горечью каких-то воскурений и, едва уловимо, дорогими женскими духами.
- Чем больше смотрю на тебя, Тамарис, тем больше понимаю, как ты хороша! - раздался рядом ненавистный голос. - Надо было раньше приниматься за монастыри Сашаиссы, тогда ты досталась бы мне совсем юной!
Я посмотрела на своего врага, того, кто стоял за пламенем, поглотившим Фаэрверн, и мне стало страшно. В его глазах воронками кружилась чернота, манящая, засасывающая, как болото, нет, как грязевые топи. Чтобы не дать себе слабости, спросила с намёком на вызов:
- Как досталась тебе Атерис?
Файлинн со вздохом откинулся на спинку стула. Он, словно добрый дядюшка, пришедший навестить больную племянницу, сидел рядом с кроватью, на которой лежала я, скованная неестественным оцепенением.
- А-те-рис, - пропел он так же, как ранее моё имя, - А-те-рис… Признаюсь, я ждал от неё большего! Я хотел вырастить королеву, под знамёна которой в святом походе за веру встанет не только Вирховен, но и соседние государства! Однако это ей оказалось не нужно, не интересно! Чувственные наслаждения - вот любимое занятие Её Величества. О да, она ненасытна…
Пока он говорил, я чувствовала, как ненависть капля за каплей чернит мою душу. И когда он замолчал, выплюнула ему в лицо:
- Ты сам сделал Атерис такой, подонок! Так чего теперь требуешь от неё?
Файлинн артистично поднял руку. Я следила за ней, как за мерзким пауком, подползающим ко мне. Пальцы Первосвященника были бледны и длинны, и чуть подрагивали. Эти пальцы опустились на моё лицо, лаская скулы и виски, едва касаясь ресниц и губ.
- Уже ничего, - улыбнулся он. - Её время истекло, только она пока не уведомлена об этом! Как когда-то давно я оклеветал перед королём твою мать, Сильмарис, осмелившуюся выступить против меня, а после через подставных лиц нанял убийцу, чтобы Его Величество не узнал правды, как чуть позже разделался с самим Джонором, так и Атерис уберу со своего пути, когда правда о тебе будет готова увидеть свет! Когда ты будешь готова!
В какое-то мгновение мне показалось, что его пальцы сейчас сомкнутся на моей шее. Что после моей смерти он, воспользовавшись своими чудовищными талантами, поднимет моё бездыханное, но покорное его воле тело и возведёт на Вирховенский трон! Но уже в следующее я успокоилась. Закрыла глаза, про себя шепча молитву Великой Матери. Здесь и сейчас, распятая и беспомощная - я не одна. Лишившаяся близких людей, своими глазами видевшая падение Фаэрверна и смерть мужчины, что по удивительной прихоти судьбы стал мне дорог - я не одна. Покуда в сердце пылает любовь, а вера бережёт душу - я не одна! Великая Мать разделит любой мой страх, самую сильную боль, горькое одиночество, даст мне силы противостоять лукавому злу в образе Первосвященника!
- Никогда, Файлинн, - улыбнулась я, - никогда этого не будет!
Хлёсткий удар заставил мою голову беспомощно дёрнуться. На языке стало солоно. А затем холодные губы бережно собрали струйки крови с моего разбитого рта. Я отворачивалась, как могла, но могла немного. Тело предало меня - рук и ног я не ощущала. Странное чувство, будто ты засахаренный фрукт, завязший в желе. Но зато я могла кусаться!
Первосвященник вскрикнул и отпрянул. Теперь его губы были окрашены не только моей кровью! Бледность на измазанном красным лице Файлинна ещё больше бросалась в глаза.
- А ты страстная, и мне это нравится! - усмехнулся он, проводя ладонью по подбородку.
Я не верила увиденному - кровь исчезала, словно её и не было! Спустя мгновение он вновь был тем Первосвященником, что смотрел с многочисленных портретов - высокомерным и волевым человеком. Не успела ухватить какую-то мелькнувшую мысль, как он, улыбнувшись, развернулся и вышел, и я осталась одна. Возможно, не будь я "связана" неведомой силой, имей возможность хотя бы встать на колени, дабы молиться, как подобает, не почувствовала бы такой боли при мысли о смерти ар Нирна! Паладин стал тем зелёным ростком, что вырос в моей душе на обугленных развалинах Фаэрверна. Только осознав его потерю, я поняла, как дороги мне немногие минуты, подаренные нам судьбой. Мне казалось, мы с ним такие разные, но он чувствовал, как я, отчаивался - как я, любил - как я, отдавая всего себя! Даже молчал, коли доводилось нам молчать вместе - как я! Теперь в моей жизни не осталось ничего, кроме веры. И, похоже, скоро не останется и самой жизни!
В коридоре раздались взволнованные голоса, перерастающие в ругань.
- Прочь с моей дороги, псы! - в высоком женском голосе звучали нотки нешуточной ярости. - Дорогу своей королеве!
- Ваше Величество, это личные покои…
- Я знаю, чьи это покои! Откройте двери!
- Но!..
- Я открою, моя королева!
Створки с грохотом распахнулись, будто говоривший ударил по ним ногой. На пороге показалась королева Атерис. Моя сводная сестра.
* * *
Нелегко ощущать себя бабочкой, пришпиленной к подушечке умелой рукой коллекционера, но ещё сложнее терпеть сопутствующую боль. "Чувствует ли бабочка боль?" - думал Викер ар Нирн, ощупывая вошедший в грудь клинок. Темнота застилала зрение, как туман, что плывёт над рекой молочно-призрачными полосами.
Паладин с трудом заставил себя выплыть из молочной реки, ему нужно было это сделать, нужно было взглянуть на женщину, осиявшую его жизнь светом! Взглянуть в последний раз. Он не кривил душой, знал, что умирает. Быстро слабеющие руки не могли вытащить из груди клинок, с такой силой тот пронзил тело. А значит, броситься на Файлинна он, Викер, не сможет! Ар Нирн тихо застонал, то ли от боли, то ли от разочарования. Горячая липкая кровь текла между спиной и стеной, и её было много.
Голос Первосвященника то приближался, то отдалялся, но глядя на него, Викер видел вовсе не Файлинна, а нечто совсем другое. Разум насмехался над ним, подсовывая чудовищные образины, страшные морды, рогатые хари, меняя перспективу и пропорции тела. Первосвященник то вытягивался, становясь дрожащей чёрной струной, то расплывался безобразной кляксой. Не менялась лишь висящая в воздухе, будто игрушка кукольника, рыжеволосая фигурка.
Постепенно комната наполнялась цветовыми пятнами, густыми как патока. Их можно было трогать, пробовать на вкус. В центре, там, где находилась Тамарис, разгорался огненный цветок, раскрывая взгляду паладина тоннель, в который шагнул Файлинн, на невидимых нитях таща за собой монахиню Сашаиссы.
Ар Нирн закричал бы от горя и ярости, если бы мог, но лишь закашлялся… Изо рта хлынула кровь, обрызгав его же собственный клинок, убийцу хозяина.
Портал, через который Первосвященник забрал Тамарис, закрылся. Несмотря на день, что должен был едва перевалить половину, в комнате царили мгла и холод. Страшный холод. Тело Викера забило крупной дрожью… предсмертными судорогами… Как вдруг его лодыжку обожгло нестерпимым жаром, вырвавшим разум из небытия. Мутнеющим взором он посмотрел вниз и разглядел старуху-привратницу, цепляющуюся за его сапог скрюченными пальцами. Её рука светилась во тьме чистым золотом, от которого расходились горячие круги, высветляя сестру Кариллис, будто рисунок мелом на чёрной бумаге, пробираясь под одежду ар Нирна и причиняя ему нестерпимую боль. Он выгнулся и закричал. И услышал в перерывах между собственными криками жаркий шёпот монахини:
- Бирюза и мёд твоих глаз, Великая Мать, тепло и сила твоих ладоней, да пребудут со мной! Свою жизнь отдаю ради него, свою волю дарую ему встать и идти, дабы спасти мою сестру Тамарис. Великая Мать, молю тебя о нём, если был виновен - прости, глуп - вразуми, слаб - дай силу! Бирюза и мёд твоих глаз…
Старуха шептала молитву и жара становилось всё больше, а боли Викера - меньше. Его пальцы ожили, хотя до того были неподвижны, обхватили лезвие. Зарычав, он вырвал меч из собственной груди и уронил.
Ощутимо пахло гарью…
* * *
За спиной королевы маячил паладин, так похожий на Викера, что надежда затеплилась в моём сердце. Но уже спустя мгновение я поняла, как ошибалась! Его лицо было тоньше и красивее, волосы - светлее, а глаза - не такими синими, как у старшего брата, скорее, голубыми, будто небо ранней весной.
Атерис кошкой прыгнула в комнату. Ей-ей, я решила, что сейчас она набросится на меня, но королева, равнодушно скользнув по мне взглядом, заметалась по комнате, расшвыривая вещи, разбивая украшения, заглядывая в шкафы, за занавеси, под кровать… Под кровать, на которой, не скрытая ничем, кроме собственной одежды, лежала я. "Она не видит меня!" - пронзила мысль. Файлинн был чудовищем, но недалёким его никто не посмел бы назвать!
В сознании вновь промелькнула тень какой-то мысли, которую я никак не успевала ухватить.
- Где она? - закричала Атерис, со всего размаха швыряя об пол золочёную вазу. - Где пленница? Я точно знаю, он притащил её сюда!
Брат Викера перехватил её, готовящуюся сорвать шторы с окна, крепко обнял и развернул к себе.
- Тихо, моя королева, тихо! Вы же видите, её здесь нет! Может быть, лучше спросить у Его Первосвященства?
Атерис неожиданно всхлипнула и разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь.
- Ты… меня… любишь?.. - разобрала я сквозь всхлипы.
Младший ар Нирн замешкался с ответом и в этот момент в комнату вошёл Файлинн. Кинул заинтересованный взгляд в мою сторону, увидел, что я слежу за разыгравшейся сценой, довольно улыбнулся и заговорил:
- Ваше Величество, осмелюсь спросить, что здесь происходит? Ураган? Торнадо?
Атерис отшатнулась от Астора так, будто её ударили плетью. Отчаянно вытирая мокрые щёки, поворотилась к Первосвященнику:
- Я слышала, ты… вы велели привести сюда некую пленницу! Хотела взглянуть на неё! Должна же я знать, что тревожит моего пастыря?
- Я спокоен, как никогда, моя королева, - Файлинн слегка поклонился, - однако вас ввели в заблуждение! Здесь никого нет, вы уже убедились в этом!
- Файлинн! - королева смотрела на него, кусая губы.
Моя сводная сестра была красива той порочной красотой, что даёт соединение юности и греха. Её красота восхищала, её красота отталкивала.
Первосвященник перевёл взгляд на Астора и мягко приказал:
- Покинь нас, сын мой!
Тот кивнул по-военному, вышел, не оглядываясь, плотно прикрыл за собой дверь. Видимо, подобные сцены между королевой и её духовным отцом были для него не в новинку.
Я как-то упустила момент, в который Файлинн пересёк комнату и остановился вплотную к Атерис, сжав её плечи. Судя по тому, как она скривилась, ей было больно…
- Что ты себе позволяешь? - прошипел он. - Мне заставить тебя убирать здесь, как простую служанку? Совсем страх потеряла!
- Я… я… - пыталась оправдаться та, смертельно бледная, с огромными зрачками, в которых плескалось то ли отчаяние, то ли страх.
Неожиданно она рванулась к нему, словно он был её последним вздохом, приникла всем телом.
Первосвященник чуть повернул ко мне голову, и я увидела торжествующую улыбку на его лице.
- Пожалуйста, не бросай меня! - прошептала Атерис. - Делай что хочешь, води кого хочешь, только не оставляй! Я без тебя - ничто! Меня без тебя - нет! Пожалуйста…
Её губы дрожали, и в голосе я с болью разобрала нотки маленькой, ненужной никому девочки, растущей во дворце, как сорная трава. Я знала, что её мать, вторая жена Джонора, рано умерла. Сам король наследниками, видимо, не интересовался, они просто были нужны ему, как важный пункт в договоре. Недолюбленные дети ищут любви везде… и часто находят её там, где не следует.
- Ну что ты, глупенькая, - за подбородок запрокинув её лицо, прошептал Файлинн, - ты - самое главное в моей жизни! Моя королева… моя умница… моя желанная…
Говоря это, он подталкивал её к письменному столу, стоящему в противоположной от кровати стороне. И там, задрав ей пышную юбку и завалив на столешницу, взял как простую крестьянку, не стесняясь моего присутствия. Очень быстро Атерис перестала плакать и начала стонать. Первосвященник долго не отпускал её, видимо, давая мне полюбоваться собственной мужской силой. Королева уже и стонать перестала, лишь тихонько охала, а он всё пользовал и пользовал её совершенное тело, натягивая на свой член, как лайковую перчатку - на руку.
Невменяемую, на трясущихся ногах, Файлинн выставил её прочь, едва кончил. Обернулся ко мне, заправляясь, и поинтересовался:
- Тамарис, сладкая, неужели твоё нежное сердечко не дрогнуло от увиденного?