В "моём нежном сердечке" после увиденной сцены поселились два чувства - жалость к сводной сестре и холодная, трезвая ненависть к Первосвященнику. Такой мерзости, как он, не было места на земле, а значит… значит, я должна сделать всё, чтобы его не стало. Даже ценой собственной гордости, чести, жизни! Только веру я сохраню в своём сердце, в самом чистом из всех его родников…
- Такой беспорядок не способствует романтике, - усмехнулся Файлинн.
И вновь я не увидела, его действия - движения ли, слова ли? - но вещи в комнате вернулись на свои места. Даже разбитая на тысячу осколков ваза очутилась, всё также тускло поблёскивая, на своём мраморном постаменте, в целости и сохранности! Рядом с камином, в котором заполыхал огонь, обнаружился столик с блюдами, накрытыми крышками. Сами собой зажёгшиеся магические светильники на стенах залили помещение мягким светом.
Первосвященник присел на кровать. Обвёл большим пальцем контур моих губ. В его глазах вновь вихрилась чернота, готовая выпить мою душу.
- Ты стала такой тихой, Тамарис, - негромко проговорил он. - Это непривычно, но и это мне нравится! Давай я сниму путы, а ты не станешь пробовать убить меня, и мы поговорим, как взрослые, искушённые жизнью люди?
Подумав, я кивнула. Моя жизнь ничего не стоит в этом лучшем из всех миров, а жизнь Файлинна совсем скоро обесценится. Разве это не повод для приятной беседы?
* * *
Клубы дыма скрыли горящий дом и выбравшегося через заднюю дверь Викера. Он перебрался через забор и скатился в овраг на окраине деревни. Здесь, в кустах, и пролежал до темноты, слушая крики испуганных людей, лай собак, треск и гул огня, грохот рушившихся крыши и стен.
Дом сгорел дотла. Нестерпимо воняло сажей. С неба падали хлопья пепла. Несмотря на это паладин уснул, и проспал до рассвета, баюкая странное ощущение в груди - всё казалось ему, что там застрял клинок, который он не смог вытащить. Впрочем, к утру кошмар рассеялся. Рукоять меча лежала в его ладони, видимо, он прихватил его с собой, когда выбирался из дома.
На рассвете Викер вышел на дорогу, ведущую в Ховенталь, и шёл до вечера. По пути один раз остановился в придорожной харчевне, благо деньги остались при нём. Лишь кутался в плащ, чтобы скрыть разрез на куртке, при каждом взгляде на который ему становилось холодно. Ночевать ушёл в лес, не остановившись ни в одном из гостевых домов. Ему надо было подумать. Посидеть под деревом, глядя на звёзды, как сидели они тогда с Тамарис на Кардагане, даря друг другу тепло… Первую мысль - сломя голову броситься ей на помощь, он давно отбросил, как крайне глупую. Наглухо застегнув эмоции, заставил себя рассуждать холодно и взвешенно, как то подобает Воину Света… И усмехнулся горько: не тому Свету служил Воин, не тому!
Ар Нирн понимал: Тамарис ждут два пути - быстрая смерть или мучительное пребывание в застенках Файлинна. В первом случае он никак не успевал спасти её, поскольку не владел способностью мгновенного перемещения, продемонстрированного Первосвященником. Ему оставалось лишь молиться за рыжую, выяснять её судьбу и после мстить, не жалея собственной жизни. Во втором случае у него был шанс попытаться спасти её. Он неплохо знал Тризан, а люди Стама хорошо ориентировались в канализации Ховенталя. У него есть деньги и меч - аргументы достаточные, чтобы убедить кого-нибудь из головорезов Сонного квартала помочь ему! Кроме того, он не сомневался - кто-то из них захочет отомстить за смерть своего предводителя.
Приняв решение, паладин плотнее завернулся в плащ и стал засыпать, прижимаясь спиной к стволу дерева, в корнях которого сидел. И вдруг широко раскрыл глаза, глядя в темноту леса. Файлинн был священнослужителем, но не магом! Да, имей он свитки с заклинаниями, он мог бы творить чудеса, хотя всегда относился к магии пренебрежительно, называя её "уличными фокусами". Но, когда он появился в доме старухи, у него не было свитков, он не бормотал заклинаний, не размахивал руками или магическим артефактом! Он просто пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда.
"Кто же вы, Ваше Первосвященство? - думал Викер, перебирая события последних дней и вспоминая брошенные на стол в сновидении человеческие кости. - Кто?"
* * *
Я вновь ощутила тело живым, а не превратившимся в студень. Файлинн жутковато поблёскивал глазами в неярко освещённой комнате. Сейчас его лицо напоминало морду какого-то животного - то ли хорька, то ли горностая, затаившегося перед прыжком. Я, стало быть, была той самой курицей или мышью, на которую хищник охотился.
- Поднимайся, дорогая, обопрись на мою руку… Вот так!
Он притянул меня к себе, на миг прижав, чтобы я ощутила его возбуждение. Размеры продемонстрированного меня испугали.
- Давай поедим! Ручаюсь, травить тебя я не буду, - продолжал Первосвященник, подводя меня к столу и отодвигая одно из кресел, - терпеть не могу яды - хотя иногда и приходится ими пользоваться! Нет никакой красоты в умирании попранного отравой тела, лишь нечистоты, вонючий пот, блевотина… То ли дело тихое угасание?
Я вспомнила "тихое угасание" Асси в катакомбах под Тризаном, и в глазах у меня потемнело от бешенства. Чтобы сдержаться, схватила лежащую на блюде фазанью ногу и впилась в неё зубами, с удовлетворением ощущая, как голодна. Голод - одно из чувств, позволяющих нам понять, что мы ещё живы и можем бороться!
- Ты видела Атерис, - Файлинн сел напротив, налил мне и себе вина из кувшина, - озабоченная истеричка на троне - гарантия прозябания королевства! Нет, мне нужна сильная королева, такая, за которой пойдут народы в горячем порыве служить Единому! Я плохо знаю тебя, Тамарис, но в упрямо сжатых губах, в выражении глаз вижу силу и характер! Если бы ты перешла на мою сторону добровольно, мне не пришлось бы… ломать тебя.
Последние слова он произнёс мягко, как я сама говорила бы с больным ребёнком. И тем страшнее мне стало. Первосвященник, хоть и не показал ещё истинного лица - я была уверена, что всё виденное ранее, не более чем маски! - умел вытягивать из человека душу. Я поняла это, увидев, как привязана к нему несчастная Атерис, любовью которой он играл, как большой кот - полудохлой мышью.
Не отвечая, продолжала есть. Кинувшись к нему распростёртыми объятиями, я выглядела бы подозрительно, так пусть думает, что пленница - невежа и грубиянка.
Помолчав, Первосвященник отпил вина из бокала. В отсвете каминного пламени оно сверкало рубиново-красным. В медленном движении жидкости было нечто завораживающее. Я даже жевать перестала, наблюдая, а рука сама потянулась к бокалу.
- Хорошая девочка, - заметил Файлинн, когда я залпом выпила своё вино. - Вижу, ты в смятении от всего случившегося и не знаешь, что сказать?.. Что ж, я дам тебе несколько дней обдумать моё предложение. Согласна?
Кивнув, откинула назад волосы и вновь принялась за еду. Он всё равно не сдержит обещания! Я видела это в похотливом блеске его глаз, в том, как тонкие пальцы оплетали и сладострастно сжимали витую ножку бокала. Великая Мать, дай мне терпения пережить то, что мне предстоит!
Первосвященник, видимо, любил поговорить. Надо заметить, слушать его было интересно, хотя и неприятно. Когда он понял, что еда намертво перекрыла поток моего красноречия, принялся разглагольствовать сам. О том, как славно мы заживём, если я покорюсь его воле, с каким восторгом люди воспримут возвращение на трон старшей ветви королевского рода, как мы соберём под наши знамёна желающих умереть за веру и обрести вечную благодать, и прокатимся стальным катком по соседним странам, обращая их к истине!
- Истина, - говорил Файлинн, - самая сладкая ложь нашего мира, Тамарис! На самом деле не существует никакой истины, каждый смотрящий видит своё и только своё, на чужую точку зрения ему наплевать, даже если она и есть настоящая истина! Люди лживы по природе своей, и не просто лживы, но склонны ко лжи, не могут без неё существовать! Вера легко справляется с этим пороком, давая всем единое знание и единый постулат. Вера в Единого бога - очищает души и сердца ото лжи.
Я выпила ещё. У меня было ощущение, будто я читаю сафьяновую тетрадь мэтрессы Клавдии, понимая отдельные слова, но не улавливая общего смысла. Первосвященник только что сказал нечто очень важное, однако так укутал истинное знание в слова, что это важное я упустила!
- Ты разрумянилась, Тамарис, - улыбнулся Файлинн, отставляя бокал, - тебе это к лицу. Я пока не потребую ответа на вопрос о троне, но взять тебя хочу прямо сейчас!
Не успела моргнуть, как уже была в его руках, как он укладывал меня на ковёр у камина и целовал, будто кусал - жёстко, больно. Его руки шарили по моему телу, вызывая омерзение, но я прикрыла глаза, будто от истомы, и про себя шептала молитву. Выдержу, всё выдержу, лишь бы только увидеть его горло над собой. Нож, взятый со стола, был спрятан у меня в рукаве. Выхватить его - дело одного мгновения!
Файлинн торопился, расстегнул на мне куртку и порвал рубашку, спустил мои брюки. Видимо, обнажить меня полностью не хватило терпения.
Распятая, я лежала под Первосвященником, а он вторгался в меня с хриплым восторженным смехом, держа за запястья. Мне было больно, он рвал меня своим естеством, но, видя его задранную вверх голову, белую кожу на шее и острый кадык, я чувствовала себя диким зверем, который алкал крови. Однако пока Файлинн не давал мне возможности двинуться.
- Не думал я… что ты… сумеешь соблазнить моего паладина!.. - задыхаясь от быстрых движений, сказал он. - Не скорби о нём, Та-ма-рис… Когда ты… станешь королевой, они все… будут твоими!
Ярость ударила меня под дых, вышибая крик, заставляя изогнуться. Мне удалось вырвать одну руку и, выкинув нож из рукава, перехватить ладонью. Его голое беззащитное горло было прямо передо мной, и я полоснула по нему со всей силы, вкладывая в удар боль, навсегда поселившуюся во мне с той минуты, как не стало Викера ар Нирна.
В следующий миг нож упал со звоном, а я ощутила уже знакомое бессилие в членах.
- Так и знал! - раздался насмешливый голос.
Первосвященник, целый и невредимый, стоял рядом со столом, одетый и заправленный, будто не он только что прыгал на мне, как заведённый.
- Не будет тебе нескольких дней, моя девочка, - он налил себе вина в бокал и вылил в глотку. - И ломать тебя я начну прямо сейчас! Живой или мёртвой, но ты покоришься и взойдёшь на Вирховенский трон!
* * *
Пробравшийся в Ховенталь ар Нирн, уставший, в пропылённой одежде, выглядел настоящим бродягой. Неторопливо шагая по улицам, он поразился тому, как изменился город. Улицы обезлюдели, их затопило безмолвие, будто чума вошла в столицу на своих кривых ногах и начала косить жителей. Не было слышно смеха, криков торговцев, лязганья доспехов стражников, детского лепета. Лишь нищие, во все времена обретающиеся у городских врат и на перекрёстках, по-прежнему сидели у стен, прося милостыню.
- Почтенный, что здесь происходит? - присев перед одним из них на корточки и вложив в грязную ладонь монетку, поинтересовался Викер.
- Приезжий, что ли? Эк тебя принесло не вовремя! - из-под спутанных волос в лицо паладину глянули бесцветные от старости глаза. - Люди напуганы, многие выходят из дома и не возвращаются. Это началось с пропажи нескольких молодых девушек… Кто мог, уже уехал из Ховенталя.
- А что говорит Первосвященник? - вторая монетка исчезла в ладони.
- Его Первосвященство велел казнить любого, кто покажется его гвардейцам и городским стражникам, патрулирующим улицы, подозрительным. Половину уличных торговцев уже порубали в капусту.
Викер достал третью монету. Ту самую, что дал ему убийца в чёрном.
Короткий взгляд, и рука с грязными ногтями накрыла его ладонь.
- Спрячь, пригодится! Иди на винные склады Холза…
- Благодарю, - кивнул Викер и вдруг, неожиданно для самого себя, добавил: - Благословение Великой Матери да будет с тобой!
Он ушёл, не видя, как в бесцветных глазах на миг появились изумление и радость, будто солнце вспыхнуло среди туч.
Склады, длинные бревенчатые здания, располагались неподалёку от городской пристани. Стараясь быть осторожным и не попадаться на глаза гвардейцам и более малочисленным городским стражникам, ар Нирн довольно быстро добрался до реки. Острое желание посетить Сонный квартал и поискать там знакомые лица он переборол, понимая, что в таких делах следует доверять тому, кто владеет информацией, а не собственным представлениям о действительности. У реки кипела работа, как будто и не раскинулся на её берегу прекрасный город, неуклонно впадающий в безлюдье. На якоре стояли несколько торговых кораблей, разгрузка которых шла полным ходом. Справедливо полагая, что нищие есть и здесь, Викер неспешно прошёлся мимо причалов, с которых выкатывали на подъезжающие телеги винные бочки, и на самом краю дальнего пирса увидел сидящего с удочкой старика. Сценка повторилась - пара монет для завязывания разговора и одна - для получения правильного направления. Дальше он двигался уже увереннее, к одному из складов, чьи ворота были заперты на огромный амбарный замок. "Правильная" монета была подсунута Викером под створку, после чего рядом с воротами открылась неприметная дверца, и его впустили внутрь. В полной темноте ловкие руки профессионального вора обыскали его, отобрали меч. Он не сопротивлялся.
После обыска его долго вели куда-то, по ощущениям, всё ниже и ниже, а затем втолкнули в скудно освещённый зал.
- Эй! - раздался знакомый голос. - Да это же Викер! Привет, приятель!
От столика, сделанного из перевёрнутого бочонка, шёл к нему старый знакомый - подручный Стама Могильщика, убийца по имени Гас. Тот самый, что провожал его и Асси Костерн в порт и сажал на корабль, шедший в Артанстан.
Паладин смотрел на него в некотором обалдении. Вроде бы времени с последней встречи прошло всего несколько дней, однако он неожиданно понял, что за эти дни миновала целая жизнь. Жизнь, изменившая его, отчего люди представали теперь не такими, какими казались, а такими, какими были на самом деле. Будто все глубинные чувства, тайные мысли, запретные и не очень желания поднялись на поверхность их душ, отразившись в лицах, как в зеркалах!
Он смотрел на человека в чёрном, гибкого как змея, и как змея опасного, а видел молодого мужчину, который всё чаще задумывался о собственном существовании, и о том, к чему он придёт в финале? Видел так ясно, будто Гас протягивал ему листок с написанным на нём вопросом.
- Как ты здесь оказался? - взволнованно спросил тот. - Где ребёнок?
Викер машинально прижал пальцы к губам, призывая к молчанию. Ведомый Гасом, прошёл за его столик, сел напротив, спиной к залу. Тихо сообщил:
- Она в безопасности, но Стам мёртв, а его дочь забрал Файлинн…
Гас откинулся на спинку стула, присвистнул:
- Вот даже как! Стоит ли мне спрашивать тебя, зачем ты вернулся?
Ар Нирн качнул головой. К чему лишние слова?
- Найдётся кто-нибудь, кто согласился бы провести меня в Тризан? Естественно, за плату!
Он и не надеялся на быстрый ответ, однако пауза затянулась.
- Мне очень жаль, приятель, но сейчас - нет! - ответил, наконец, собеседник. - Жители напуганы, многие покинули город. Обыватели трясутся от невнятных слухов, но мы-то знаем точно - люди, которых похищают с улиц ночью, или те, кого арестовывают гвардейцы Первосвященника и городская стража днём, отправляются прямиком в Тризан, чтобы более не вернуться! Старики судачат, мол, под Ховенталем пробудилось древнее зло, требующее кровавых жертв! А вниз по течению периодические всплывают трупы, так страшно изуродованные, что видевшие их сомневаются, люди ли это? Поэтому никто из наших не пойдёт туда! И тебе не советую!
Викеру не требовалось время, чтобы подумать. Он верил Гасу, насколько можно было верить подобному типу. Если уж этот отказался, никто ар Нирну не поможет!
- Благодарю за откровенность, - сказал паладин, поднимаясь, - но мне нужно в Тризан. Тебе не стоит спрашивать меня, зачем! Могу я уйти отсюда живым и забрать оружие?
С мгновение Гас смотрел на него в изумлении, а затем белозубо рассмеялся.
- А ты наглец, приятель, и это мне нравится! Идём, я отведу тебя к входу в канализацию и расскажу, как идти, чтобы не заплутать. Но о большем не проси! Меня самого жуть берёт при одном взгляде на логово Первосвященника!
Паладин промолчал. "Зло под Ховенталем", "логово Первосвященника" - вот, значит, как говорят о том, что совсем недавно он считал оплотом Света! Слухи, как дым! А дыма, как известно, без огня не бывает!