* * *
Сжавшись в комок на дне клетки и зажав уши, я твердила молитву к Великой Матери, но слова уже путались. Ясного света разума в моей голове становилось всё меньше. Всё сильнее заволакивали его видения и пугающие тени, блуждающие огоньки галлюцинаций и истинные картины бытия катакомб, от которых впору было сойти с ума.
Скрежет замка не сразу привлёк моё внимание. А когда я открыла глаза и подняла голову - она уже стояла на пороге. Прекрасная, как посланница Смерти. Грозная, как сама судьба. Моя сестра Атерис. Её тело было прозрачным, лишь срывались с контура огненные капли, падали на пол, тлели углями. Необъяснимо прекрасное и невыразимо печальное зрелище, ведь с каждой из них истекали минуты отпущенного королеве существования.
- Ну, наконец-то! - торжествующе воскликнула она. - Наконец-то я доберусь до тебя, отцовское отродье! Никто, слышишь, никто не сможет отобрать у меня трон! Никто не отнимет Файлинна!
В её руке блеснуло лезвие клинка. В него гляделись как в зеркало узкие зрачки зверя по кличке Смерть.
Сделав усилие, я подползла к решётке, встала, цепляясь за прутья. Негоже монахине Сашаиссы принимать дорогую гостью на грязном полу клетки! Я найду в себе мужество заглянуть в звериные зрачки клинка, а если воля моя ослабнет - Великая Мать даст мне силы принять финал с честью! Как учила мэтресса Клавдия. Тётя Клавдия!
- Хочешь разжалобить меня? - делая шаг вперёд, спросила Атерис.
Её прекрасный рот кривился в гневливой и презрительной гримасе, глаза горели, как у кошки. Прекрасная злоба. Злобная красота.
Я мотнула головой. Горло окончательно пересохло и не могло исторгнуть ни звука!
Королева остановилась вплотную. Её дыхание обожгло моё лицо. С минуту она сверлила меня взглядом, а потом вдруг сделала неуловимое движение рукой. Словно змея скользнула…
Под рёбрами стало горячо и мокро. Я продолжала смотреть ей в глаза, пытаясь взглядом высказать всё, что следовало. Задать нужные вопросы… Затронуть важные струны… Исцелить гниль, что породил Первосвященник в сердце маленькой, доверчивой, белокурой девочки. Я - монахиня Великой Матери! Целитель божьей милостью! Бирюза и мёд твоих глаз, Сашаисса, да коснутся её, моей убийцы! У меня нет к ней ни ненависти, ни раздражения, лишь жалость… Лишь желание обнять и погладить по голове, и сказать… что я люблю её, мою глупую сестрёнку!
Зрачки Атерис стремительно расширились. Спиралями Млечных путей раскручивалось в них понимание, ведь, несмотря на тягостное молчание, наши души прекрасно слышали друг друга. Слёзы наполнили её глаза… Всхлипнув, она подхватила падающую меня. Послышался звон металла о камень - то кинжал выпал из её ослабевшей руки. А затем мощный рывок оторвал её, швырнув меня на пол.
Огненные капли чужой жизни усеяли пол и гасли, гасли, гасли…
Мои пальцы, машинально зажавшие бок, купались в горячей крови…
Файлинн держал королеву за волосы и смотрел ей в лицо с нежностью, заставившей меня на мгновение забыть о том, что умираю.
- Ах ты… неблагодарная тварь! - прошептал он едва слышно, однако для меня каждое слово ревело прибоем во время шторма. - Коварная искусительница! Стащила ключ от клетки, думая, что я сплю после любовных утех?
- Ты - мой… - заплакала Атерис. Тихо и обиженно, как ребёнок. - Зачем она тебе, если у тебя есть я!
- Ты… - он наклонился ниже. - Ты… Тебя у меня больше нет!
И с последними словами обхватил её голову ладонями и легонько повернул, чуть наклонив. Хруст позвонков был оглушителен. Я закричала и попыталась встать на ноги. И тут же обнаружила Файлинна рядом со мной. Он клал ладонь на мою рану, и его лицо болезненно искажалось, будто не меня ударила королева кинжалом, а его!
- Атерис - похотливая сука! - выругался он, беря меня на руки и поднимаясь. - Ну, ничего, так даже лучше! Рана слишком глубока, просто её не исцелить! Отведав моей крови, ты станешь покладистее, особенно, если сойдёшь с ума!
У меня закрывались глаза. Никогда в жизни не ощущала такого холода и усталости. Ну да… Я же умираю! Умираю и вижу, как затихают в ужасе немёртвые катакомб, покуда Первосвященник бережно, будто пёрышко, вытаскивает меня из клетки. Перевожу на него взгляд, надеясь узреть ту же прозрачность, что и в них, однако лучи света пропадают в его теле, вместо которого - сгусток тьмы, сокрытый человечьей оболочкой. Пастырь не пастух. Волк в овечьей шкуре!
- Истина… - из последних сил шепчу я, - она есть! Только… ты… пытаешься… подсунуть… ложь… вместо… неё!
- И где сейчас твоя истина, дитя? - насмешливо спрашивает он. - Твои близкие мертвы, ты - умираешь! Я спасу тебя, поскольку ты нужна мне, как знамя для битвы. Так в чём же правда? В том, что ты не желаешь спасти тех, кто погиб, или в том, что Я спасу ТЕБЯ?
- Истина в том, что ты - зло, Файлинн! - раздался вдруг голос с того света, и по моим глазам ударило блеском бирюзы, оправленной в золото. - И именем Сашаиссы я приказываю тебе покинуть этот мир навсегда!
* * *
Стены и пол катакомб действительно источали сияние. Едва заметное, еле уловимое. А, может быть, глаза привыкли к темноте, которая оказалась не кромешной?
Викер шагал в одному ему известном направлении, слыша за спиной хриплое дыхание Гаса: наёмному убийце было сильно не по себе.
- Куда мы идём? - спустя некоторое время спросил он и испуганно оглянулся.
В катакомбах царили шорохи. Словно тысячи когтистых пальчиков царапали стены… То ли скрипели балки и арки, укрепляющие своды, то ли шептал сквозняк.
- Вперёд, - коротко ответил ар Нирн.
Держать направление по никем более не виденному пути с непривычки было очень сложно, и он старался не отвлекаться. Потому едва не пропустил момент, когда из-за поворота со сдавленным криком и безумным блеском в глазах на него бросился… нет, не призрак. Ужасающее подобие человека. Гас спас спутника, дёрнув за руку, мгновенно выхватив нож, спрятанный в голенище сапога, и всадив его в горло нападавшему. Он и Викер склонились над телом, из шеи которого хлестала кровь, в сумраке кажущаяся бархатисто-чёрной. Изо рта несчастного пошла белая пена, глаза страшно закружились в орбитах глазниц. Похрипев с минуту, он затих. Лишь скребли пол слабеющие пальцы.
- Великая Мать, кто это? - побелевшими губами спросил Гас.
- Тот, кто не нашёл дорогу наружу, - тихо сказал ар Нирн и, присев на корточки перед мёртвым, положил ладони на его веки, закрывая их.
Однажды, ещё в детстве, видел, как подобным образом поступал священник, пришедший в час кончины бабушки к ним в дом. Викер помнил, как тот негромким глуховатым голосом читал над телом молитву, и сам принялся читать, тихо и спокойно, с твёрдостью прося у Сашаиссы простить несчастному прегрешения и очистить душу от зла. Ему показалось или это было на самом деле, но будто зелёный росток проклюнулся из груди мертвеца и потянулся к небу, пробив каменные своды катакомб?
- А что сталось с теми, кто нашёл дорогу наружу? - когда он замолчал, севшим голосом спросил его спутник, спугнув видение.
- Ты их видел, - ответил паладин, поднимаясь и привычным жестом отряхивая колени. - Целый отряд…
- Значит, это правда? - прошептал Гас. - Про зло под Тризаном? Нам не выбраться отсюда?
Викер взглянул ему в глаза:
- Мы постараемся, Гас, идём!
И снова путь ждал их, подняв чёрное нёбо и вывалив бархатный язык. Только теперь ар Нирн был начеку. Катакомбы кишели безумцами, которых лабиринт Файлинна свёл с ума, превратив в одержимых, жаждущих крови. Они выскакивали, как демоны из табакерки, гонимые то ли голодом, то ли страхом, обнажали зубы и бросались к горлу жертвы, истошно крича. И чем глубже забирались Викер и Гас, тем больше слышали криков, воплей, стонов и грызни, в которых не осталось ничего человеческого. Как вдруг среди дикой какофонии прозвучал другой - яростный крик женщины. Ар Нирн узнал голос и понял, что Тамарис жива, но он теряет её! В этот момент! Именно в это мгновение! Он побежал в проход, откуда донёсся звук. Гас припустил следом. Сразу несколько безумцев выскочили им наперерез. Судя по воплям из соседних коридоров, сюда же спешили другие.
Зарычав от отчаяния, паладин вбился в гущу тел, круша черепа руками, сцепленными в замок, как вдруг ощутил дорогу свободной. Чёрная молния кружила между безумцами, усеивая пол телами.
- Беги, парень! - закричал Гас. - Беги к ней! Я задержу их!
Не зная, что сказать в ответ, чувствуя, как горло перехватывает спазм и понимая, что спутника он больше не увидит, ар Нирн кивнул и бросился прочь. Тёмный путь плясал перед глазами, не давая свернуть не туда. Из разлома в стене плескал на пол призрачный свет, здесь более яркий, чем везде. Викер замедлил шаг и остановился, прислушиваясь. От тихого голоса, полного чудовищной нежности, у него волосы поднялись дыбом. Она шагнул вперёд и увидел Первосвященника, держащего на руках Тамарис. Точнее, увидел воронку тьмы, в которой истаивал, пропадал свет, шедший от рыжей монахини.
- И где сейчас твоя истина, дитя? - говорил Файлинн, жадно глядя ей в лицо. - Твои близкие мертвы, ты - умираешь! Я спасу тебя, поскольку ты нужна мне, как знамя для битвы. Так в чём же правда? В том, что ты не желаешь спасти тех, кто погиб, или в том, что Я спасу ТЕБЯ?
Молитва, которую Викер не прекращал повторять про себя всё это время, вдруг развернулась, как сжатая пружина, накрыв его с головой и заставив забыть о себе. Он уже знал это ощущение: Зов Великой Матери. Не человек, но ОНА повелевала порождению тьмы, медленно надвигаясь:
- Истина в том, что ты - зло, Файлинн! И именем Сашаиссы я приказываю тебе покинуть этот мир навсегда!
* * *
Первосвященник изумлённо выпрямился. Свет бил с такой силой, что я попыталась поднять руку и прикрыть глаза. А голос продолжал звучать, слова молитвы вспархивали, как пламенеющие бабочки, и с каждым из них лицо Файлинна менялось, всё больше искажаясь. Он более не походил на человека.
Держа меня на руках, Первосвященник поднялся, намереваясь шагнуть к источнику голоса, и… не смог пересечь границу света. В этот момент из темнеющего сбоку прохода в склеп ворвался один из паладинов. В растерянности остановился у неподвижного тела Атерис.
- Моя королева?.. - тихо позвал он. - Любовь моя!
Голос чтеца вдруг оборвался, словно человек сделал шаг в пропасть. Свет истаял, и, не веря своим глазам, я разглядела Викера ар Нирна! Живого и невредимого! Моего Викера!
Файлинн, мгновенно оценив ситуацию, заговорил со свойственными ему вкрадчивыми нотками:
- Я не знал, Астор, мальчик мой, что ты можешь не выполнить приказ своей королевы! Но, раз твой брат жив, а королева пала от его руки, значит, так и есть!
Младший ар Нирн поднял на него полный растерянности взгляд и переспросил:
- Викер?
- Это ложь! - крикнул тот. - Я не убивал её!
- Он убил её хладнокровно. Свернул голову, как курице. Астор, Астор, кому ты веришь больше, своему духовному отцу или отступнику и убийце?
- Брат, зачем мне было убивать её?
Я всё это время ощущала, как слабею, видела, как тьма затягивает склеп. Не та, что плескалась чёрными чернилами в Первосвященнике, а другая, сотканная Смертью, паутина, в которой я запутывалась сильнее с каждой потерянной каплей крови. Мои руки висели плетьми, как вдруг пальцы нащупали рукоять кинжала, спрятанного в складках богато расшитого золотом пояса одеяния Первосвященника.
- Именно Атерис отдала приказ о твоей казни, Викер - мурлыкнул Файлинн, - не я, заметь!
Астор медленно потащил из ножен меч.
Викер ар Нирн шагнул навстречу.
- Опомнись, брат, - твёрдо сказал он. - Даю слово, я не убивал Её Величество!
Взревев, как раненый зверь, младший ар Нирн бросился на старшего. Клинок чиркнул по стене склепа, выбив из камня искры и потревожив чьи-то останки.
Мне, наконец, удалось ухватить рукоять более-менее крепко. Пальцев я почти не чувствовала - их сковывали оцепенение и холод, но надеялась, что на последний удар сил хватит. Больше я ничем не могла помочь Викеру, разве только…
Я подхватила пропавшее слово затихнувшей молитвы, как знамя. Как раненую птицу. Тепло шло из сердца, согревая её. И мне не надо было напрягаться, чтобы читать слова, выжженные в памяти. Мой голос стал громче, и Файлинн с ненавистью тряхнул меня, причиняя боль.
- Замолчи, Тамарис! Заткнись!
Мне показалось, или к моему голосу прибавился ещё один - спокойный голос мэтрессы Клавдии? И ещё - строгий и чуть насмешливый сестры Кариллис? И ещё… и ещё… Возможно, лишь я слышала их - голоса убитых дочерей Фаэрверна, моих сестёр? Но пальцы вдруг обрели силу рвануть кинжал из-за тугого пояса и всадить его Первосвященнику под лопатку. Краем глаза мне удалось увидеть, как сошлись врукопашную братья у стены склепа. Викеру удалось выбить из руки Астора меч. Теперь их силы был равны. Прижав его к камню и нависнув над ним, старший несколько раз хорошенько приложил младшего затылком к стене.
Между тем, Файлинн перевёл на меня изумлённый взгляд и качнулся. Я не успела ударить дважды - он швырнул меня на пол, как ядовитую змею, и, заведя руку назад, принялся нашаривать рукоять. Длинные пальцы, кажущиеся ослепительно белыми в полумраке склепа, ползали по его спине, как огромный паук.
- Ненавижу вас, люди! - вдруг странным низким голосом сказал он. Легко выдернув кинжал, уронил на пол. - А особенно, тебя, отступник, тебя, ведьма и тебя… идиот!
Резко отпустив брата, Викер отступил назад и внимательно посмотрел на Файлинна.
- Что? - побелевшими губами спросил Астор.
- Нет ничего глупее мужчины, отдавшегося женщине по самые яйца! - ухмыльнулся Первосвященник, подбирая кинжал и поворачиваясь ко мне. - А ведь она даже не вспомнила твоё имя, мой мальчик, когда я сворачивал ей шею!
Глядя в его белые от бешенства глаза, я поняла, что вот теперь-то Смерть делает последний шаг! И так уж она замешкалась, заигравшись со мной!
Викер метнулся к нему, но Астор был быстрее. Со сдавленным криком он подхватил с пола свой меч, оттолкнул брата и, бросившись на Файлинна, вонзил клинок ему в спину. Потемневшее от крови лезвие вышло из его груди… А спустя мгновение Первосвященник уже стоял за младшим ар Нирном, и кинжал рисовал кровавую улыбку на горле паладина. Всё произошло мгновенно. Викер подхватил падающего брата и, оттащив от Файлинна, рухнул вместе с ним на пол. Первосвященник медленно опускался на колени, ощупывая торчащее из груди лезвие, почти как Викер в доме сестры Кариллис.
Голоса, окружавшие меня, стали громче. В сиянии бирюзы и мёда я видела их - своих сестёр. Я видела стены Фаэрверна, прекрасные в своей целостности и мощи, заросшие плетями девичьего винограда и плюща, дарующие надежду. Я видела беседку для Привратницы и блеск золотого ключа в её потемневших от времени ладонях. Видела, как медленно раскрываются ажурные двери алтаря, приглашая меня внутрь, в ярчайший свет любви. И, со вздохом облегчения, шагнула внутрь.
* * *
Время остановилось. Затихла на полу рыжая. Первосвященник застыл, стоя рядом с ней на коленях. Лишь бурлила и весело пузырилась кровь из страшной раны на горле Астора. Тот пытался что-то сказать, но каждая попытка вызывала новый фонтан. Потому лишь смотрел в глаза брату, и взгляд говорил о многом.
Об отчаянии и страхе.
О раскаянии и горечи.
О холоде и пустоте…
Прижав его к себе, Викер плакал без слёз, а в памяти вставало поле, где бегали они, босоногие потомки ар Нирнов, тис и листья подорожника, что он наклеивал на царапину Астора, совместные игры и шалости, общие страхи и надежды, всё то, что делало их родными, близкими. Семьёй. Первые слёзы пролились, когда он, положив умершего на пол, накрыл ладонями его веки и зашептал молитву. Ему показалось, или его голос был не одинок? Нет, он действительно слышал их - женские и мужские голоса, сотни и тысячи голосов, которые помогали не сбиться с пути, в отчаянии не забыть слова. И когда зелёный росток пророс из груди Астора и ушёл вверх, время вновь пустилось вскачь, будто взбесившаяся лошадь.
Файлинн заваливался на бок, его кожа собиралась в складки и обвисала, словно на скелете. Вскочив, Викер с ужасом следил, как съёживается тело, превращаясь в мешок из одеяния Первосвященника. Как тьма, наполнявшая его, поднимается грибовидным облаком и смотрит безглазо в лицо, как выбрасывает отростки в его сторону, пытаясь добраться, но не в силах преодолеть свет, даруемый словами Сашаиссы. Как с рёвом устремляется вглубь катакомб, через стены и перекрытия, вызывая полный отчаяния крик у блуждающих там безумцев и шёпот ужаса и сожаления у встревоженных мертвецов. Когда тьма исчезла, он бросился к Тамарис, поднял, прижал к себе. Она не дышала. На прекрасном бледном лице застыла странная, нежная улыбка…
Запрокинув голову, ар Нирн закричал, криком разрывая себе грудь.
"Отчаяние - путь во тьму, дитя!"
Викер резко обернулся. Они стояли позади - серьёзно смотревшая на него девочка и сероглазая монахиня Великой Матери, держащая сармато. Асси Костерн и мэтресса Таграэрна Лидия.
- Положи нашу сестру на пол и отойди! - приказала последняя.
Викер молча замотал головой. Ему казалось - отпусти он Тамарис, потеряет её навсегда!
Асси коснулась руки мэтрессы.
- Подойди, Викер ар Нирн! - негромко сказала она, и в её голосе он с изумлением узнал тот, что говорил о пути во тьму.
Словно во сне он шагнул к ней и опустился на колени, прижимая рыжую к груди. И замер, глядя на ребёнка. Как он раньше не замечал, что она не похожа на обычное дитя? Эти широко расставленные глаза, высокие скулы, прямой нос и губы - паладин узнавал изображение Сашаиссы, не раз виденное в подвергнутых поруганию Храмах. Асси протянула к Тамарис руки, словно собираясь ладонями накрыть ей веки. Викер подался назад - не мог поверить, что его женщины больше нет. Смерть играла с ними обоими, но он отдал бы всё, чтобы она перепутала цели! Ради неё, ради рыжей, он готов был умереть! Лишь бы она была жива!
"Посмотри на меня, дитя! Забудь об отчаянии, из-за него ты боишься ПОВЕРИТЬ! Думай о своей любви к Тамарис и смотри на меня!"
Викер нерешительно поднял глаза и утонул во взгляде, полном бирюзы и мёда. В этом тёплом сиянии услышал голоса: свой и Тами.
"- Кто ты? - Та, кого тебе следует убить! - Ты не боишься меня?.."
"- Вернись в Фаэрверн, оглянись вокруг? Это - то добро, которое Бог несёт людям? Пройдись по окружающим деревенькам и городкам, спроси - скольким жителям мы, монахини Великой Богини, исцелили души и тела - словом и делом, служением и любовью? - Новое всегда начинается с разрушения! Люди всегда противятся новому! Но новое - то, что сделает жизнь лучше!"
"- Спасибо, Тамарис! Ты помогаешь всем… - Великая Мать учит нас не проходить мимо чужих бед, тем самым умножая их. Благодари её! - Я пока не могу…"
- Я могу… - прошептал ар Нирн, ощущая в сердце такую твёрдость, будто основой для него был сармато сестры Кариллис. - Великая Мать, я могу верить! Теперь - могу!
И протянул ей тело Тамарис, а вместе с ним выпустил боль и отчаяние, неверие и страх из души, как летучих мышей с чердака.