– Подобной статьи не может быть в законодательстве!
– Мужчина-француз служит в армии три года. Женившись молодым и зарабатывая трудом, на время призыва он должен будет обречь жену и детей на голодную смерть – это означает, что француз не может жениться до того, как будет призван в солдаты. Добавьте к этому запрет на создание семьи во время службы, и увидите, что двадцатичетырехлетнему французу, без гроша в кармане, без положения в обществе, занятому ремеслом, потребуется год, чтобы вернуться в общество! Повторяю – во Франции лишь богатый может жениться, не достигнув двадцати пяти лет.
– Неужели люди столь неразумны?
– Бесконечно неразумны – как и бесконечно несчастны. Свобода, которой довольствуется народ, представляется мне тиранией, не знающей исключений. Француз считает себя свободным тогда, когда его свобода равна свободе соседа, даже если последний находится в одной клетке с кардиналом Ла Балю125.
– Сколь же велико человеческое невежество!
– Невежество невозможно выразить словами. С незапамятных времен в обществе существует минотавр – его называют то "волей Его Величества", то "волей народа". В действительности же речь идет о соображениях государства – несуществующего Молоха, более грозного, чем бронзовый колосс, в огне которого одновременно горели сотни жертв. Поборы феодалов, тирания монархов, дерзость аристократов, называющих мадемуазель замужних женщин и матерей семейств – все самовластия прошлого по-прежнему сокрыты под зеленым козырьком государства и в папках нотариусов, в люстриновом же рукаве прячется рука деспота. Никогда ни папа, ни император не заставлял Энгра126 ждать четыре часа кряду в министерском коридоре – он опозорился бы перед всем миром. Приказчик, позволивший себе эту дерзость, за неимением имени, зовется администрацией. Разумеется, причислить к лику святых Торквемаду127 или Людовика XIV способен лишь Монсабре128, но разумный негодяй причинит меньше вреда, чем глупец – он принесет пользу там, где это отвечает его планам. Глупец же, как и дьявол, по природе своей способен лишь на зло.
Отпустив фиакр, они шли пешком по бульвару Гренель под взглядами подозрительного вида прохожих и неусыпным вниманием стражей порядка, не любящих, когда господа прогуливаются в скверных кварталах. Близилась полночь, и их едва не сбила с ног мрачная толпа полупьяных солдат, спешивших возвратиться в казарму.
Небо́ остановился перед трехэтажным домом – казалось, за матовыми стеклами окон первого этажа горел свет. Он толкнул ногой решетчатую дверь – нависавшие над ней огромные золотые цифры словно сулили нечто дурное.
Из обшитого зеркалами зала с люстрами на потолке вырвался спертый воздух. За армейской униформой всех видов пестрели фигуры женщин в сорочках, пьяный громкоголосый мужчина грубым движением задержал их на пороге.
– Прогоните чужих за дверь! – закричал кто-то.
Небо́ провел Поль за столик – казалось, он не слышал окрика.
Покачивая бедрами, проститутка в задранной сорочке и оголенным животом, прижалась к Поль, отстранившей ее движением руки.
Подумав, что перед ними были всего-навсего разборчивые клиенты, проститутки стали подходить друг за другом. Их одинаковые, бесстыдные и уродливые движения заставляли Поль кусать платок, чтобы не закричать от отвращения.
Когда Небо́, стараясь говорить мягким тоном, отклонял приставания одной из девушек, та отправлялась к другим клиентам со словами досады.
– Теперь ты, Бретонка, – сказал один сержант. – Узнай, как тебя встретят эти щеголи.
Девушка направилась к молодым людям уверенно и без жеманства, словно солдат, выполняющий приказ командира.
Эта высокая и сильная девушка, на лице которой читалось упрямство, показалась Небо́ непохожей на остальных.
– Садитесь, – сказал он. – Я чувствую, что вы отличаетесь от других.
Она молча села.
В эту минуту в зал с шумом ворвалась группа пехотинцев, толкавших впереди себя товарища.
– Ты досаждаешь нам с твоей женой! Ты исхудал – она тем временем бездельничает!
Поль увидела, как бретонка побледнела.
– Что с вами?
– Мой муж, солдат, которого привели, он убьет меня! Что же будет с детьми, пока не закончится его служба?
Небо́ тотчас понял, какая страшная трагедия вот-вот разрешится у них на глазах. Едва он задумался о том, как предупредить кровавую драму, свидетельницей и участницей которой могла стать принцесса, когда один из пехотинцев вырвал несчастного из оцепенения.
– Погляди на эту красавицу – бьюсь об заклад, твоя землячка!
Солдат резко выпрямился, кровь прилила к его щекам. Закрыв лицо руками, чувствуя, как рассудок покидает его, он выговорил, запинаясь:
– Моя жена – в доме терпимости!
Внезапно смятение сменилось яростью – выхватив штык, он бросился к столу.
Нескольким мужчинам удалось остановить его и отобрать оружие.
Вперед вышел полный светловолосый мужчина в бархатном сюртуке и кружевной сорочке. На пальцах его рук сияли перстни – это был хозяин притона.
– Перед вами – гражданин, обладающий правом избирать и быть избранным, законопослушный налогоплательщик и обладатель государственной лицензии на торговлю женщинами, – сказал Небо́, обращаясь к Поль.
Преодолевая отвращение, он заговорил вновь.
– Бретонка – жена этого солдата. Назавтра он может привлечь к вам еще больше внимания. Я предлагаю вам разрешить ему приходить сюда к своей жене. Мы с другом станем подниматься в спальню вместе с мужем.
Солдат неистовствовал, пытаясь вырваться и выкрикивая проклятия.
– Мсье, – ответил хозяин притона. – Передавая мне это заведение, мой достопочтенный отец наказал: "Дорогой сын, чтобы быть на хорошем счету, всегда соблюдай правила. Нахождение в одной спальне не более двоих является полувековым правилом".
– Я – врач-психиатр, – ответил Небо́, – и солдат в ярости являет редкий случай, который я желаю изучить. Я заплачу цену шести спален.
– Нет, мсье, – ответил любезный сводник. – Мы с вами – единомышленники – оба стремимся облегчить людские страдания. Пожмите мою руку – и вы вольны изучать этих двух пациентов всю ночь.
Хозяин притона протянул ему руку.
Небо́ не ожидал подобного вероломства от негодяя, сознававшего свое преимущество и отказавшегося от денег ради того, чтобы унизить его на глазах своих клиентов. Философ медлил лишь мгновение – рукопожатие сопровождалось выражением глаз, которое испугало Поль, но осталось не замеченным сводником.
– Ступайте в свою спальню, – сказал Небо́ бретонке.
Склонившись к солдату, он прошептал:
– Ты хочешь убить жену – подумай вначале о том, что она здесь ради твоих детей.
– Боже мой! Боже мой! – рыдал обуреваемый гневом солдат.
Двое мужчин подхватили его под руки и поднялись на третий этаж. Дверь в одну из спален была открыта – бретонка стояла на коленях, держа в руке квитанции от денежных переводов.
Дрожа всем телом, утратив рассудок, мужчина не решался ни простить, ни проклясть.
Не вставая с колен, бретонка заговорила:
– Ивон, ты взял меня в жены шестнадцатилетней. Я давала тебе в год по ребенку – священник говорил, что Пресвятая Дева Мария благословляет большие семьи. Когда ты ушел служить, у нас было четверо детей, старшему шел пятый год, я была вновь беременна. Я не научилась никакому ремеслу, я пасла скот, ты присылал мне семь су в неделю. Дети умирали от голода, и я спросила совета у старухи, живущей в низине. Она сказала: "Жизнь четверых детей стоит дороже, чем твоя честь. Ступай в город и спроси дом терпимости. Мужчины станут осквернять твое тело каждую ночь, но ты сможешь присылать мне деньги. Клянусь тебе на распятии, что воспитаю твоих детей". Я пошла в город и устроилась в публичный дом, затем меня привели сюда, где мне больше платят – дети спасены. Я прошу тебя лишь об одном – оставить меня в живых до окончания твоей службы. Когда ты станешь работать, ты сможешь меня убить, но убив теперь, ты обречешь меня на вечные муки – ведь я продала свою душу, не сумев спасти детей!
– Я говорил вам, Поль, что гражданин Французской республики может жениться до двадцати четырех лет только в случае, если он богат.
– Ивон, обними свою жену и подыми ее с колен. Последуй моему примеру, – Поль коснулась невинными губами лба падшей женщины.
Рыдая, обездоленные мужчина и женщина бросились друг к другу.
Спустя некоторое время Небо́ разнял их объятие.
– Через час вы должны покинуть этот дом. Сколько вы должны?
Услышав этот вопрос, бретонка вздрогнула.
– Три тысячи франков, – в ошеломлении прошептала она.
– У вас нет при себе такой суммы, Небо́? – спросила Поль с тревогой.
– Нет, – ответил он.
Небо́ открыл окно – на нем стояла железная решетка. Достав из металлического футляра флакон, он выплеснул по капле жидкости на каждый прут. Едкое вещество растворило камень у основания поперечины.
– Ивон, – велел Небо́, – вырви верхний прут.
Несколькими рывками могучий солдат достал железный прут – они были свободны.
– Оденьтесь как можно благопристойнее. Вы, Ивон, свейте из простыней веревку.
Ивон повиновался.
– Сколько времени вам осталось служить?
– Полгода.
– Смиритесь и закончите службу. Если бы вам оставалось полтора, я дал бы вам денег и помог дезертировать.
Он обратился к девушке:
– Здесь четыре сотни франков – все, что у меня есть при себе. Вместе с Ивоном вы выберетесь через это окно. Маленькие ворота, ведущие на улицу Юзин, легко открыть – на всякий случай возьмите кинжал, чтобы выломать замок. Вас будет ожидать фиакр, который отвезет вас на Западный вокзал, где вы первым же поездом отправитесь в свою деревню. Теперь отведите меня в любую спальню, кабинет или кладовую напротив, куда я могу войти, не вызвав подозрений.
Внимательно отмеряя длину, Небо́ прикреплял фитиль к флакону с гремучей смесью. Бретонка отвела его в некое подобие бельевой. Отсутствие Небо́ вызвало у Поль тревогу – догнав его, она увидела, как он поливает стены бесцветной жидкостью.
– Вы готовы? – спросил он, вернувшись в спальню, и стал привязывать перекрученную простынь.
– Но кто вы? – спросила бретонка.
– Провидение направило нас спасти вас, обездоленных.
– Стало быть, вы – ангелы, – она бросилась целовать их руки.
– Стань на колени, Ивон, – сказала женщина мужу. – Пусть они благословят нас. Должно быть, это сами архангелы Михаил и Гавриил, которым я столько молилась.
Мужчина и женщина опустились на колени, не позволив Небо́ уклониться от благодарности.
– Поспешите!
Солдат выбрался сквозь узкое окно первым, затем по скрученным простыням спустилась его жена.
Небо́ и Поль увидели, как они пересекали сад, взломали замок на воротах и исчезли. Небо́ втащил простыни обратно в спальню, развернул их и, положив на постель небольшой сверток, зажег фитиль.
– Что вы делаете, Небо́?
– Изгоняю дьявола! Бежим!
Он запер дверь и забрал ключ с собой.
Хозяин притона поджидал их внизу.
– Ну что же, доктор?
– Меня обманули – симптомы вскоре исчезли, – ответил Небо́. – Мой диагноз оказался неверным – солдат и его жена…
– Нашли общий язык, – закончил сводник с улыбкой.
– Деньги за ночь, – Небо́ протянул ему луидор.
– Я не беру денег сам, мсье. Имея доход в тридцать тысяч ливров, я могу позволить себе держать кассиров.
– Рассчитайте мсье! – позвал он.
Взяв Небо́ под руку, Поль молча шла вперед. Они миновали мост Иена и поднялись на холм Трокадеро, где Небо́ посмотрел на часы.
– Посмотрите в сторону улицы Гренель.
– На улице Гренель ради благого дела вы отступили от своих принципов, коснувшись руки этого человека.
– Коснувшись его руки, я осудил его за его единственное чувство – жажду наживы.
Один за другим в ночной тишине раздались два взрыва. Над улицей Гренель поднялись столбы дыма и вспыхнули языки пламени – дом под номером 27 горел огнем.
– Огонь смывает грехи! – сказал Небо́ изумленной принцессе.
– Настал мой черед спросить вас – кто вы?
– Ученый, решивший восстановить справедливость и не желающий разврата в доме, где верующим привиделись архангелы!
Принцесса опустилась на холодную землю и обхватила голову руками.
– Эта ночь навсегда останется в моей памяти – она изменила меня целиком. Я чувствую, как открылась запертая дверь, связав меня с ближним. До сегодняшнего дня я думала лишь о себе – теперь я ощущаю боль, пронзившую мир.
– Я приветствую зарю милосердия, родившуюся в вашей душе!
– За какие заслуги я избавлена от стольких бед и вознаграждена вашей дружбой? Вы сочтете меня слабой, но я не могу сдержать слез.
Она разрыдалась.
– Я плачу не оттого, что потрясена увиденным, Небо́. Это слезы девственницы над участью падшей женщины, слезы свободного человека над рабской судьбой солдата. Я оплакиваю обездоленных, лишенных права выбирать свою судьбу и распоряжаться собственным телом. Мне кажется, что, проливая эти слезы, я воздаю им справедливость.
– Поль, – воскликнул Небо́. – Ваши слова тешат сердца ангелов. Оплакивать горести, которые никогда вас не настигнут, и бесчестья, которые никогда вас не коснутся, оплакивать чужие беды угодно Богу!
VI. Erotic Office
ПРОБИЛО одиннадцать, но Небо́ не проявлял нетерпения. В плаще и перчатках, он задумчиво курил, когда вошла принцесса.
– Вы меня уже не ждали?
– Разве я не одет?
– Стало быть, у вас есть план на сегодняшний вечер?
– У меня есть ответ на вопрос, который вы зададите мне не позднее, чем через четверть часа.
– Меня ужасно раздражает ваша манера говорить людям в глаза, сколь они заурядны и предсказуемы, – особенно когда ваши догадки неверны, как теперь… На улице скверная погода – идет дождь и можно запачкать меховой воротник. Останемся дома – я буду хорошо себя вести, приготовлю вам чай, сигареты и сыграю на рояле.
– И вы не зададите мне вопроса, который вертится у вас на кончике языка?
– Что за необычайный вопрос вы хотите от меня услышать? Прошу вас, снимите плащ, останемся дома!
– Я продрог – позвольте мне не снимать плаща еще четверть часа!
– Разумеется, но я предпочитаю поступить так, как сказала.
Она сняла шляпу и перчатки и села. – Женщина – много возвышеннее мужчины, – начала она.
– Вы одним ударом рассекли гордиев узел психологии!
– Сказав правду, я задела вас за живое: женская душа – более деликатна, более совершенна, не столь вульгарна и не столь поверхностна.
– Вздор! Если бы Диотима речи своей внучатой племянницы…
– Мне непросто выразить свою мысль, но я определенно ощущаю: наше путешествие примирит меня с тем, что я – женщина.
– Вы забываете, что вы – андрогин.
– Стало быть, сегодня вечером во мне возобладала женщина. Все, что я увидела, убедило меня: в любви мужчина безобразен и непорядочен несравнимо более, чем женщина.
– Способность лишь к одному делу требует в нем совершенства. Помимо материнства, любовь – стало быть, мужчина – единственное призвание женщины. Отказывая в любви, женщина привлекает; отдаваясь – привязывает к себе. Как в пороке, так в добродетели женщина связана с мужчиной. Она не может стремиться к славе, успеху, богатству сама по себе. Мужчина не смешивает своих пристрастий – его нравы, идеи и чувства зачастую не имеют между собой ничего общего. Женщина же неизбежно бросает все части своей жизни в один огонь. Помимо закона провидения, наделившего эротизмом не всякую женщину (одна дочь Евы способна лишить мужества две дюжины мужчин), эта неодинаковая значимость любви в жизни тех и других объясняется тем, что женщина для мужчины – всего лишь женщина. Мужчина же – единовременно цель, будущее и счастье женщины – как сиюминутное, так и неизменное. Прежде чем, во имя любви, прославлять женщину – этот мотив заимствуют друг у друга все писатели – следует поделить ее на части. Отняв многие из них – начиная от стремления к удобству и заканчивая желанием властвовать, вы увидите, что истинной любви останется немного.
– Останется более, чем в результате анализа сердца мужчины.
– Вы правы: удел женщины – любить за двоих, равно как предназначение мужчины – мыслить за двоих. Но это равенство должно рождаться из союза между ними – мужчина и женщина равны, соединившись воедино и дополнив друг друга. Когда они находятся порознь, проявляется сущность каждого – мужчина вновь становится хозяином и властелином, как написано в Книге Бытия. История знает мужчин с душой женщины, но я не назову вам – со времен, доступных археологам – ни одной женщины, которая бы оказалась способна мыслить – высказать череду гипотез в ответ на тайны мироздания. Доброта Святых Викентия де Поля и Франциска Ассизского не уступает теплоте женских сердец, но среди женщин не было Будды. Жорж Санд, нередко достигавшая вершин, не была последовательна ни в одной из своих книг. Всякий раз, когда женщина принимается за философский или этический труд, меня удивляет, что ее не наказывают за это, словно любопытного ребенка.
– Среди женщин, быть может, и нет Будды, но во всем Париже – этом средоточии порока – нет и места, куда отправляется женщина, чтобы получить любовь мужчины.
– Вот и ваш вопрос – вы выбрали самую долгую дорогу, – Небо́ посмотрел на часы. – Вы говорили намеками на протяжении десяти минут, что достойно восхищения, но в итоге все же спросили, как я и предполагал. Что же, такое место существует!
– Существует! Вы осмеливаетесь утверждать, что оно существует! Я не верю вам.
– Подумайте немного – ведь вы уже взрослая – и ответьте: неужели среди всех тех людей, кто зарабатывает бесчестьем других, ни один не заметил, сколь порочная страсть опасна и труднодоступна для женщины? От этой мысли до изобретения дома удовольствий – без ухаживаний и без продолжения – один шаг.
– Ваша тетя, которая страдает ревматизмом и передвигается с трудом, убеждена, что надзор за вами бесполезен – узнай она о нашем путешествии, наказанием стал бы не монастырь, но красочное описание приключений. Воспитательница в действительности является воспитанницей, расположение же комнат и традиции вашего дома словно нарочно не дают вам представления о том, в сколь рискованное положение ставит себя светская женщина, если пожелает предаться пороку. Помимо этого, существуют женщины с холодным сердцем – они желают мужчин лишь телом и лишь на короткое время. Такая женщина отступит перед верным шансом отдаться страсти, опасаясь, что любовник вновь потребует того, чего она более не пожелает. В остальном же, вообразите себе будуар, гармонирующий с любым румянцем, постель, подчеркивающий изгибы всякого тела, любовника по вкусу и смелость, которую придают маска и полумрак. Если женщина пожелает, она может представить себя Маргаритой Бургундской и нарисовать в воображении, как ее Буридан задыхается в мешке на дне Сены.
– Вам нравится описывать дом терпимости так, словно он представляет собой необычайное средоточие извращенных удовольствий.