Войдя в дом, я первым делом бросилась к компьютеру и подключилась к Интернету. Оказалось, что получить лицензию маклера по недвижимости не так уж трудно. Особенно по сравнению с моими вечерними занятиями в колледже. Нужно поступить на курсы "Основы недвижимости", а потом сдать экзамен "Торговый агент Калифорнии". В случае успеха я получу временную лицензию на восемнадцать месяцев. Воодушевившись, я подсчитала. Если начать прямо сейчас, то к августу я смогу стать настоящим маклером.
Я откинулась на спинку кресла. Об этом можно только мечтать. Всего несколько месяцев - и я агент по недвижимости в бюро "Мэрилин Хилл", с собственной лицензией и визитными карточками.
Я отправилась в комнату матери. Она сидела за столом и собирала паззл.
- Мама, - начала я, - может, это безумие, но я хочу стать агентом по недвижимости.
Она аккуратно укладывала в картинку кусочек неба и, казалось, даже не слышала меня.
- Но ты же учишься на детскую медсестру, - наконец откликнулась она.
Я почувствовала, что краснею.
- Да, конечно, я знаю, но мне кажется, эта работа все-таки не для меня. Я уже сыта по горло медициной. Мне хочется чего-нибудь другого, совершенно нового.
- Но почему недвижимость? - недоумевала мама. - Ты ведь ничего об этом не знаешь.
Пришлось рассказать о моих воскресных вылазках, которые я совершала уже несколько лет.
- Понятно, - коротко сказала она. Она никогда не тратила много времени на всякие охи-ахи. - В таком случае глупо упускать свой шанс. Берись за это не раздумывая.
Она говорила так, будто это было что-то само собой разумеющееся. Реакция отца оказалась еще лучше. Он пришел в такой восторг, что вылез из кровати и прямо-таки забегал по комнате.
- Ты ведь не знала, Энди-Пэнди, что до того, как я стал работать в "Сирс", я сам получил лицензию агента по недвижимости.
Я ушам своим не поверила. Он никогда об этом не говорил.
- Значит, это наследственное. Почему же ты не стал маклером?
- Твоя бабушка тогда заболела, и я решил повременить с этим.
Я поразилась совпадению, но отец, кажется, этого не заметил.
В результате мы до полуночи не ложились спать и пытались отыскать отцовскую лицензию. Наша поисковая партия, вооружившись фонарями, перерыла все коробки в гараже. Лицензию мы так и не нашли, зато обнаружили массу забытых вещей: мои старые костюмы для Хэллоуина, папины письма из Вьетнама, связанный бабушкой замечательный плед, проеденный молью до дыр.
На следующий день я позвонила Фрэн и сообщила, что намерена получить лицензию.
- Чудесно, - обрадовалась она. - Пишите нам о ваших успехах, и мы будем ждать вашего заявления.
- Я только хотела спросить, - сказала я под конец разговора, - вы сказали, что новый офис будет в Палм-Дезерт. Это значит, что маклеры должны там жить?
- Я точно не знаю, что решит руководство. Этот вопрос еще не обсуждался. Конечно, так удобнее, но, скорей всего, это не обязательно.
Я бы хотела услышать другой ответ. "Да" или "нет" освободило бы меня от ответственности. А теперь придется самой решать, смогу бросить родителей или нет. Обзавестись собственным жильем в Палм-Дезерт - предел моих мечтаний, но я понимала, что даже ради этого не смогу их оставить.
Мама чистила овощи на кухне.
- Знаешь, если я попаду на эту работу, мне, видимо, придется переехать в Палм-Дезерт.
- Да, - кивнула она, - это разумно.
Я смотрела на ее ловкие морщинистые руки, которые скребли морковку.
- Но как я оставлю вас с папой?
Она отложила морковку и стала сосредоточенно вытирать ладони:
- Не беспокойся об этом.
Я почувствовала, как на глаза у меня наворачиваются слезы. Я выбежала из кухни, чтобы мама ничего не заметила.
Через несколько минут она пришла ко мне сама:
- Слушай, я вот что придумала. Если ты уедешь в Палм-Дезерт, к нам сможет приехать Милли и жить у нас.
- Милли Сандерс? - удивилась я.
- Ну да. Она сегодня утром снова звонила, бедняжка, все мается без дела. Дети не хотят брать ее к себе, и, наверное, ей лучше уехать из Барстоу. Она может приехать к нам, жить в твоей комнате, помогать мне ухаживать за папой. Так что все складывается очень удачно.
Она улыбалась, как будто все уже решено. Я смотрела на нее, тронутая до глубины души, и не знала, что сказать. Уверена, меньше всего на свете ей бы хотелось, чтобы у них с папой под боком поселилась ее старая школьная подруга, и конечно, все это делалось только ради меня.
Я обняла ее:
- Спасибо, мама.
Она пошла сообщить об этом отцу, позвонить Милли, и через час все было улажено.
На следующий день я подала заявление об уходе из колледжа и записалась на курсы по основам недвижимости. Мне там так понравилось, что я даже начала понимать математику. До экзамена оставалось несколько недель, но я начала готовиться заранее. Тест состоял из ста пятидесяти вопросов, и требовалось выбрать правильный ответ из нескольких вариантов. Экзамен считался сданным, если неверных ответов окажется меньше сорока пяти. Я же собиралась правильно ответить на все. Такого стимула к учебе у меня не было никогда в жизни.
Я ездила в Палм-Дезерт каждые выходные и подыскивала себе жилье. Вскоре я выбрала несколько подходящих вариантов и каждый вечер, обложившись журналами по интерьеру, представляла, как обустрою новую квартиру.
Это было счастливое время, время надежд. А потом в один день все в мире перевернулось с ног на голову.
Утром девятнадцатого июля мы с родителями завтракали на кухне. Зазвонил телефон, и мама встала из-за стола:
- Это, наверное, Милли.
По ее первым словам, даже по тому, как она стояла, мы поняли, что случилось что-то страшное. Оцепенев, мы смотрели на нее, пытаясь понять, что же произошло. Наконец она произнесла в трубку:
- Спасибо, Мэрилин, что сообщила нам.
Отец застонал, словно ему нанесли смертельный удар.
- У Джина инфаркт, - сказала мама, повесив трубку.
В тот же день я помчалась в Лос-Анджелес и не останавливалась до самой больницы. Там меня отвели в отделение реанимации. Дядя Джин лежал, весь утыканный датчиками, в окружении мониторов и приборов, так хорошо мне знакомых по работе в "неотложке". Видеть его в этой обстановке оказалось мучительно.
Я поговорила с врачом. Анализы и показания приборов давали пока слишком неопределенную картину, и он не мог сказать, каковы у дяди шансы выжить.
Несколько часов я просидела в приемной бок о бок с Мэрилин, хотя знала, что я ей в тягость. Но уйти не могла.
- Он умрет, - твердила она, - я знаю, он умрет.
В конце концов медсестра велела ей отправляться домой, и я отвезла ее на своей машине. Дома я стала предлагать ей помощь - купить продукты, кому-то позвонить, но она быстро поставила меня на место:
- Сколько ты намерена здесь оставаться?
Я сказала, что могу переехать в гостиницу.
- Еще чего. Ты племянница моего мужа и можешь у него жить, только не рассчитывай, что я буду тебе готовить или стирать.
Перед тем как вернуться в больницу, я заехала в торговый центр "Беверли". Мне хотелось вспомнить, как дядя привозил меня сюда, когда я была маленькой. Сначала мы всегда обедали в продуктовом отделе, а потом он вел меня в магазин игрушек. Он так и стоит у меня перед глазами - смеется, уплетает пиццу, изображает Санта-Клауса, и это как-то заслонило от меня то, каким я видела его утром: мертвенно-серым, опутанным проводами и обставленным приборами, в больничной палате всего лишь на той стороне улицы.
На следующее утро мы с Мэрилин простояли час у дверей реанимации. Наконец к нам вышел врач. Он улыбался.
- Кажется, я могу вас порадовать. Последние данные весьма обнадеживают. Налицо явное улучшение, и теперь он вне опасности.
Я выбежала в холл вся в слезах. Из телефона-автомата я позвонила отцу, и он тоже расплакался.
В тот же день дядю перевели из реанимации в отдельную палату. Я села рядом с ним на кровать и взяла его за руки. Они были крепкие и теплые. Я сжала их, и он ответил мне таким же пожатием.
- Я люблю тебя, Энди-Пэнди, - чуть слышно прошептал он.
Днем я заехала в магазин "Уорнер Бразерс" и купила игрушку - канарейку Твити. Я решила отвезти ее дяде в больницу, чтобы она стала его талисманом, пока он не вернется домой.
Наутро, после завтрака, мы с Мэрилин поехали в больницу. У двери дядиной палаты нас ждала медсестра.
- Мне очень жаль, - сказала она, - мы вам звонили, но вы уже уехали. Он умер утром.
Я отвезла Мэрилин домой, уложила ее в кровать, а сама ушла в дядин кабинет. Там, сидя в его кресле, я смотрела на канарейку и все ждала, что дядя вот-вот войдет и я подарю ему игрушку.
Наконец я решилась позвонить папе. Трубку сняли только после четвертого гудка - дома больше не волновались, и никто не дежурил у телефона. Услышав мой голос, отец все понял.
- Юджин, бедный мой малыш, - повторял он, пока мама не забрала у него трубку.
Ее голос звучал энергично и ободряюще.
- Не волнуйся за папу, я присмотрю за ним, - сказала она и добавила: - Мы гордимся, что ты взвалила на себя эту ношу.
Я ответила, что взваливать мне абсолютно нечего, от меня ничего не зависит.
Остаток дня я провела с тетей, помогая, чем могла. К вечеру она оправилась настолько, что занялась всем сама. Ее родственники уже собрались, и она возглавляла скорбное заседание в гостиной.
Меня же все время тянуло в дядин кабинет. Пока я находилась там, мне казалось, что и он поблизости - просто вышел в кухню за пивом. Я даже слышала его голос, если старалась изо всех сил.
- Ну, какие новости, Энди-Пэнди? Давай, рассказывай.
Да какие новости, дядя? Ты вот умер сегодня утром, и я даже представить себе не могла, как мне будет плохо без тебя.
Я смотрела на стеллажи с видеокассетами, на обрамленные афиши, висящие на стенах. Только сейчас я вдруг поняла, как похожи наши комнаты. Я подошла к стеллажам и достала плакат "Волшебника из страны Оз" с автографами. В детстве я любила эту фотографию больше всего на свете. Я без конца обводила пальцем подписи на фотографии - Джуди Гарланд, Рей Болджер, Берт Лар. И еще любила дразнить дядю:
- Обещаешь, что после твоей смерти эта фотография достанется мне? Обещаешь?
Но разве я могла подумать, что он и вправду когда-нибудь умрет?
Я уже собралась и была готова отправляться домой, как вдруг в комнату вошла Мэрилин:
- Только что звонил адвокат. Он скоро приедет и хочет с тобой поговорить. Не понимаю, что ему от тебя надо.
Я тоже не понимала, что ему от меня надо, тем более все можно сказать по телефону. Раздосадованная, я отнесла чемодан в машину и вернулась ждать адвоката.
Это оказался молодой, в высшей степени энергичный человек, прямо-таки источающий скорбное сочувствие. Его соболезнования я пропустила мимо ушей - он не знал дядю Джина.
Мы втроем уселись в гостиной, и он начал читать завещание. Смысл слов до меня не доходил, да я и не пыталась ничего понять. Я просто смотрела в окно. К действительности меня вернул вопль Мэрилин. Она смотрела на меня, губы у нее побелели. Я тоже уставилась на нее. Я не понимала, в чем дело, я все прослушала. Адвокату пришлось повторить трижды, прежде чем до меня дошло:
- Дядя оставил вам свое агентство!
Мэрилин поднялась со стула. Казалось, она сейчас бросится на меня с кулаками. Растерянный адвокат попытался успокоить ее - он, мол, несколько преувеличил, агентство не переходит полностью ко мне, я только буду иметь доступ к доходам, Мэрилин достанется восемьдесят процентов основного капитала, и никакие важные решения нельзя будет принимать без ее согласия…
- Однако мистер Браун абсолютно ясно высказал желание, чтобы его племянница управляла агентством после его смерти. Если только она сама не откажется. В этом случае ее долю можно выкупить.
Тетя Мэрилин посмотрела на меня и процедила сквозь зубы:
- Конечно, она откажется.
Я вылетела из дома и понеслась через улицу в маленький парк. Он оставил мне агентство, он оставил мне агентство, твердила я, но с каждым разом слова все больше теряли свой смысл. Добежав до парка, я упала на скамейку под большим дубом и погрузилась в воспоминания. Я вспомнила наш разговор, когда дядя последний раз приезжал в Палм-Спрингс и уговаривал меня переехать в Лос-Анджелес.
Неужели именно тогда он принял решение? Или это случилось раньше, и все годы, когда он дарил мне фильмы и афиши, он собирался подарить мне и агентство?
Вся эта история казалась мне нелепой, безумной. Я понимала, что это неуклюжая попытка как-то помочь папе и всей нашей семье, но нам не нужен этот джинн из бутылки. И не нужно никакого агентства, мы не просили дядю судить нас и решать, достаточно ли мы хороши сами по себе.
Конечно, с моей стороны это несправедливо. Он отдал мне агентство, потому что любил меня и потому что мы были так похожи. И он, видимо, знал, каким ударом это станет для Мэрилин. Я представила себе ее лицо во время чтения завещания, и голова у меня пошла кругом. Я сползла со скамейки, опрокинулась на спину в мокрую траву и уставилась на кроны деревьев.
В Палм-Спрингс я вернулась поздно вечером. Родители уже спали, и я увидела их только на следующее утро.
За прошедшую ночь отец, казалось, превратился в глубокого старика. Он усадил меня к себе на постель и велел рассказать о дяде все, он хотел снова и снова услышать малейшие подробности о последних днях его жизни.
Я все откладывала сообщение об агентстве, но за завтраком зашла речь о завещании. Мама сказала, что звонил адвокат и сообщил, что дядя Джин оставил папе деньги. Она уже решила потратить их на лечение папы и жалованье для Милли. Но я видела, что это их не радует. Деньги пришли слишком поздно. Папа вообще не желал об этом говорить.
Я дождалась конца завтрака.
- Мне он тоже кое-что оставил, - произнесла я. - Агентство.
Папа побелел, будто его хватил удар. Я вспомнила, как вел себя адвокат, и заговорила как можно быстрее, объясняя все подробности раздела капитала между мной и Мэрилин и желание дяди передать мне руководство агентством.
- И что ты ответила? - спросила наконец мама.
- Что я подумаю. Но я, конечно, откажусь. Что я понимаю в управлении агентством?
В то утро я чувствовала себя такой разбитой, что после завтрака, не в силах ничем заниматься, ушла к себе в комнату и поставила "Поющие под дождем". Это был "наш" фильм, мой и дяди Джина. Но через несколько минут я вытащила кассету. Не могла дальше смотреть, становилось слишком грустно. Я отправилась проведать папу. Он сидел в постели, рассматривал один из старых альбомов, которые мы нашли в гараже. Клей пересох, фотографии отваливались и трепетали, словно опавшие листья.
Увидев меня, папа улыбнулся:
- Я рассказывал, как мы с мамой познакомились?
Конечно, он рассказывал это миллион раз, но я села на край кровати и приготовилась выслушать снова.
- В тот вечер Джин тоже был со мной. Он сказал, что Мэг просто великолепна.
Папа выглядел таким слабым и хрупким, из глаз у него текли слезы.
- Мы все уважали его, хотя он был самым младшим. Но в нем было что-то такое - сразу становилось ясно, что он многого добьется. И он добился. Его агентство - разве не достижение? И он создал его на пустом месте. Здесь есть чем гордиться.
Я встала с кровати и подошла к окну:
- Ты хочешь, чтобы я взялась за это?
Он вздохнул:
- Не мне тебе указывать, что делать. Ты, Энди-Пэнди, поступишь так, как тебе хочется.
Я пошла на кухню и приготовила себе кофе. Слова отца не выходили у меня из головы. Дядя так любил свое агентство. Он создал его с нуля, на пустом месте. Таким агентством можно гордиться.
Конечно, я никогда не управляла агентством. Конечно, у меня нет ни опыта, ни квалификации, ни имени. Дядя Джин все это знал, но все-таки оставил агентство мне. Разве он сделал бы это, если бы не верил, что я справлюсь? А может, я просто струсила? Может, это не так уж и трудно, и я смогу освоить профессию агента по подбору актеров?
Я представила себе, что случится, если я откажусь от агентства. Тетя Мэрилин продаст его в ту же минуту. Новые хозяева создадут новое агентство или, что более вероятно, устроят там фотомастерскую или салон красоты. А первое, что они сделают, это сменят имя, и агентство Джина Брауна перестанет существовать.
Я вернулась к отцу:
- Знаешь, я решила взяться за это дело.
Папа просиял от счастья.
В то же утро я позвонила Фрэн Селвин, рассказала ей, что произошло, и объяснила, почему мне на время придется отложить работу с недвижимостью. Как ни жаль ей было со мной расстаться, она поняла меня и пожелала удачи.
Вечером я поехала к Гари. Когда я все ему рассказала, он долго молчал, а потом спросил:
- Я не понимаю, ведь если ты продашь свою долю, тебе хватит денег на собственный дом, даже в Палм-Дезерт. И ты сможешь заботиться о родителях. Разве не об этом ты всегда мечтала?
- Я и сейчас об этом мечтаю. Но моя доля в агентстве не так уж велика. Если я начну там работать, то получу гораздо больше денег - зарплату и комиссионные.
- И тебе надо переехать в Лос-Анджелес?
У него было такое лицо, что у меня сердце сжалось.
- Гари, мне просто придется это сделать, есть масса причин.
- И одна из этих причин, очевидно, я, - с горечью сказал он. - Ты достаточно ясно дала мне это понять.
Я шагнула к нему, но он отстранился.
- У тебя совсем нет чувства ответственности, - продолжал он. - Ты не хочешь смотреть в лицо реальности, ты предпочитаешь бежать от нее.
В конце концов я просто ушла.
Я вернулась домой поздно, но мама не спала и ждала меня. В смятении я бросилась к ней:
- Ты тоже думаешь, что я безответственная эгоистка? Ты тоже считаешь, что я бегу от реальности? Скажи мне, и я забуду обо всем. Продам свою долю и останусь здесь, с вами.
Мама обняла меня и прижала к себе.
- Уезжай, моя девочка, - шептала она, - уезжай.
На следующее утро я позвонила в агентство. К телефону подошла незнакомая женщина. Я побоялась заводить слишком откровенный разговор и только сказала, что я племянница Джина Брауна и хотела бы понемногу войти в курс дела. На том конце провода повисло молчание, затем женщина произнесла:
- Да, понимаю. Адвокат мне все объяснил. Меня зовут Лори Макс. Я была помощницей вашего дяди.
Она говорила достаточно любезно.
- Когда вы хотели бы начать?
- Может быть, с первого августа?
- Это было бы прекрасно. Но у нас есть несколько срочных чеков, которые требуют вашей подписи. Я могу прислать их вам прямо завтра курьерской почтой.
Она записала мой адрес, и я положила трубку. Перед глазами у меня возникло видение курьера, доставившего мне важные документы на подпись. Все. Пути назад нет.
Я потащилась в кабинет к отцу и села на ручку его кресла:
- Мне всего двадцать четыре года. Никто меня всерьез не воспримет.
- Джин открыл агентство, когда ему было двадцать восемь, - напомнил мне отец. - И потом не забывай, куда ты отправляешься. В Голливуде в свои двадцать четыре ты уже перестарок!
Я рассмеялась и сказала, что он убедил меня окончательно.