Как только я закончу осмотр, то пойду чуть отдохну. Думаю, что усну мгновенно. Я просто истощен. Если бы я не знал себя так хорошо, то подумал бы, что меня свалила эта мутировавшая чума. Но это лишь все та же застаревшая усталость, которую я ощущаю последние дни.
К этому моменту большинство работников медицинского центра уже выяснили, что те, у кого есть небольшая красная метка, являются исключением из правила, это те, кому Восстание изначально привило иммунитет. Теория вирусолога оправдала себя. Если кому-то посчастливилось переболеть ранней формой чумы, они теперь защищены и, как следствие, имеют красную метку на спине. Восстание не говорило общему населению об этой метке, потому что наши лидеры беспокоились о последствиях. И еще они старались найти лекарство от мутаций.
Слишком много всего навалилось на одного Лоцмана.
И снова мне повезло. Наименьшее, что я могу делать, это слоняться поблизости. А вот такими людьми, как Лей, я действительно восхищаюсь. Они знают, что у них нет иммунитета, но все равно остаются здесь и ухаживают за больными.
Я иду по ряду коек к последнему пациенту под номером 100, который прерывисто дышит, отплевывая мокроту. Я пытаюсь не думать о том, могло ли лекарство стать причиной мутаций, или о том, где сейчас моя семья и Кассия. Я их подвел. Но эту сотню человек подвести не могу.
***
Когда я заканчиваю, то не нахожу Лей во дворе, поэтому нарушаю протокол и заглядываю в комнату отдыха. Здесь ее тоже нет. Сбежать она не могла. Так, где же она?
Когда я прохожу мимо затемненного кафетерия, то замечаю вспышку света. Порт включен. Кто там может быть? Это Лоцман говорит с нами? Обычно нас приглашают к одному из больших экранов, когда он выходит на связь. Я открываю дверь кафетерия и замечаю силуэт Лей напротив порта. Подойдя ближе, я вижу, что она просматривает Сто картин.
Я уже собираюсь что-то произнести, но останавливаюсь и с минуту наблюдаю за ней. Я никогда не видел, чтобы кто-то так разглядывал рисунки. Она наклоняется вперед, отступает на пару шагов назад. Затем останавливает изображение, и я слышу ее тяжелое дыхание, когда она прислоняет руку к экрану. Она так долго глядит на рисунок, что я, наконец, откашливаюсь. Лей тут же стремительно оборачивается, я едва могу разглядеть ее лицо в отраженном свете порта.
- По-прежнему проблемы со сном? - спрашиваю я.
- Да, - кивает она. - Я нашла самое лучшее средство от бессонницы. Когда я ложусь, то снова и снова прокручиваю в памяти эти рисунки.
- Ты тратишь на эти картинки много времени, - пытаюсь я пошутить с ней. - Можно подумать, что ты никогда их не видела.
Я чувствую, что она хочет сказать что-то важное. Но говорит лишь: - Только не эту, - и отходит в сторону, давая мне поглядеть на экран.
- Это номер 97, - говорю я. На картине изображена девочка в белом платье, в окружении света и воды.
- Почему-то раньше я ее не замечала, - говорит Лей, и ее голос обрывается, как плотно захлопнувшаяся дверь. Я не понимаю, что я сказал не так. По какой-то причине мне отчаянно хочется снова распахнуть эту дверь. Я здесь все время говорю, со всеми, с пациентами, врачами, медсестрами, но Лей другая. Мы работали с ней вместе еще до того, как попали сюда.
- Что тебе в ней нравится? - я снова пытаюсь вытянуть ее на разговор. - Мне нравится, что невозможно сказать, в воде она стоит или на берегу. Но что она делает? Я никогда не мог этого понять.
- Она ловит рыбу, - поясняет Лей. - А в руках у нее сеть.
- Она что-нибудь поймала? - спрашиваю я, приглядываясь.
- Сложно сказать.
- Вот почему она тебя привлекает, - говорю я, вспоминая, как Лей рассказывала мне о приплывающей в реку Камаса рыбе. - Из-за рыбы.
- Да, - кивает Лей. - И поэтому тоже. - Она касается небольшого белого пятнышка вверху картины. - Это лодка? Или солнечный блик? А это что? - указывая на боле темные пятна. - Нам не известно, что отбрасывает эти тени. Какие-то предметы, оставшиеся за краем картины. Она оставляет в тебе ощущение чего-то, что ты хотел бы увидеть, да не можешь.
Кажется, я понял. - Как Лоцман, - говорю я.
- Нет, - отвечает она.
Издалека до нас доносятся крики и призывы. Над головой шумит истребитель.
- Что там происходит? - спрашивает Лей.
- Думаю, что и обычно. Люди по другую сторону заграждения пытаются прорваться внутрь. - Оранжевый свет костров выглядит зловеще, но это все не ново. - Не знаю, как долго еще офицеры смогут сдерживать их.
- Если бы они знали, что здесь творится, они бы не захотели войти, - говорит Лей.
Теперь, когда мои глаза приспособились к свету, я замечаю, что усталость Лей - это на самом деле боль. Лицо выглядит изможденным, слова, обычно легко слетающие с губ, теперь звучат напряженно.
Она заболевает.
- Лей, - я уже собираюсь подхватить ее под локоть и вывести из кафетерия, но не уверен, как она отреагирует на прикосновение. На мгновение она удерживает мой пристальный взгляд. А затем медленно поворачивается и задирает рубашку. Вдоль спины протянулись красные линии.
- Молчи, - просит она, опуская рубашку и поворачиваясь ко мне лицом. - Я уже знаю.
- Нужно подключить к тебе пакет с питательными веществами. - И немедленно. - Мысли забегали в моей голове. Не стоило тебе оставаться, надо было уйти вместе с остальными, пока не нашли бы выход из положения...
- Я не хочу ложиться, - говорит Лей.
- Идем со мной, - прошу я и на этот раз беру ее за руку и чувствую тепло кожи через рукав.
- Куда ты меня ведешь?
- Во двор. Посидишь на скамье, пока я схожу за трубкой и пакетом с питательными веществами. - Так ей не придется заходить в здание и ложиться в койку. Она сможет оставаться на воздухе столько, сколько сможет.
Она глядит на меня утомленными и прекрасными глазами. - Поспеши, я не хочу остаться одна, если что-то случится.
***
Когда я возвращаюсь во двор, неся с собой оборудование, Лей ждет, устало опустив плечи. Странно видеть ее в позе, менее-чем-идеальной. Она вытягивает руку, и я ввожу иглу в вену.
Я присаживаюсь рядом с ней, поднимая пакет выше руки, чтобы жидкость лучше стекала.
- Расскажи мне историю, - просит она. - Мне необходимо слышать хоть что-нибудь.
- Какую из Ста ты хотела бы послушать? - спрашиваю я. - Я помню большинство из них.
В ее голосе я слышу слабую нотку удивления, прорвавшуюся сквозь усталость. - А разве ты не знаешь что-нибудь другое?
Я замолкаю. Действительно, у Восстания было не так много свободного времени, чтобы делиться с нами новыми историями, и придумывать их я не умею. Я научился лишь делать свою работу.
- Да, - я пытаюсь вспомнить хоть что-то, а потом просто рассказываю эпизод из собственной жизни. - Около года назад, еще во времена Общества, жил мальчик, который был влюблен в одну девочку. Долгое время он наблюдал за ней и надеялся, что она станет его Парой. И потом так и случилось, и он был счастлив.
- И всё? - спрашивает Лей.
- И всё, - отвечаю я. - Слишком короткая?
Лей начинает хохотать и на миг становится прежней. - Ясно же, что это про тебя. Это не история.
Я тоже смеюсь. - Прости, я не мастак.
- Но ты любишь свою Пару, - Лей больше не смеется. - Я знаю это. А ты знаешь то же самое обо мне.
- Да.
Она глядит на меня. Раствор медленно перетекает по трубке.
- Я знаю одну старую историю про людей, которые не могли стать Обрученными, - говорит она. - Он был Отклоненным. А она была горожанкой и пилотом. Они стали первыми из исчезнувших.
- Исчезнувшие? - не понимаю я.
- Люди, которые хотели сбежать из Общества, - объясняет Лей. - Или вывезти своих детей. И были пилоты, которые занимались такими перевозками в обмен на разные вещи.
- Я никогда не слышал ничего подобного.
- Такое случалось. Я сама видела. Некоторые родители продали бы все, - рискнули бы всем - потому что думали, что, отправляя детей подальше, они спасают их.
- Но куда же их увозили? - удивляюсь я. - На территории Врага? Бессмысленно.
- Нет, их увозили за пределы этих территорий, в места, которые называют каменными деревнями. А затем люди сами решали, остаться им в деревне или попытаться пересечь территории Врага и отыскать место, известное как Иные земли. Но никто из тех, кто ушел в Иные земли, так и не вернулся обратно.
- Не понимаю, - говорю я. - Как можно отослать собственного ребенка неизвестно куда - почти к Врагу - и думать, что это безопаснее, чем остаться в Обществе?
- Возможно, они что-то знали о чуме, - говорит Лей. - Но твои родители, видимо, ничего не слышали об этом. Как и мои. - Она смотрит на меня. - Ты говоришь так, будто защищаешь Общество.
- Вовсе нет, - отрицаю я.
- Знаю. Прости. Я не собиралась рассказывать настоящую историю, всего лишь какой-нибудь рассказ.
- Я готов. Я слушаю.
- Ну, тогда рассказ. - Она приподнимает руку и смотрит, как перетекает жидкость. - Эта девушка-пилот любила мужчину, но у нее были обязательства перед семьей, которые она не могла нарушить. И были обязательства перед своим командиром. Если бы она сбежала, пострадали бы многие люди. Она везла любимого до самых Иных земель, до этого никто так не делал.
- Что случилось после этого? - спрашиваю я.
- На обратном пути ее подстрелил Враг. У нее так и не получилось рассказать людям, что она видела в Иных землях. Но любимого она спасла. Это она знала точно, что бы ни случилось потом.
В наступившей тишине Лей прислоняется ко мне. Думаю, она даже не осознает этого. Она теряет силы.
- Как ты думаешь, смог бы ты сделать такое? - спрашивает она.
- Летать? Возможно.
- Нет. Смог бы ты отпустить кого-то, если бы думал, что это будет лучше для них?
- Нет, - отвечаю я. - Мне нужно быть точно уверенным в том, что так будет лучше для них.
Она кивает, будто ожидала такой ответ. - Почти любой мог бы так поступить, - говорит она. - Но что, если у тебя нет знания, а есть лишь вера?
Она даже не знает, правдива ли эта история, ей просто хочется верить.
- Этот рассказ никогда не включили бы в число Ста, - говорит она. - Это приграничная история. Одна из тех, которая могла произойти только в тех районах.
Была ли она когда-нибудь пилотом? Это там находится ее муж? Это она отвезла его туда и сейчас ее сразила болезнь? Это правдивый рассказ? Хоть какая-то его часть?
- Я никогда не слышал об Иных землях, - говорю я.
- Слышал, слышал, - возражает она, но я трясу головой.
- Да, - повторяет она, подначивая меня. - Даже если ты не слышал это название, ты должен был понять, что эти земли существуют. Мир не может состоять только из Провинций, и он не такой плоский, как на картах Общества. Как движется солнце? И луна? А звезды? Ты не глядел в небо? Не заметил, что они изменились?
- Да.
- И ты даже не задумывался о том, почему так происходит?
Я покраснел.
- Ну, конечно, - тихо произносит Лей. - Зачем им нужно было учить тебя этому? Тебе с самого рождения предназначили быть чиновником. И такие сведения не даются в Ста уроках науки.
- А ты откуда узнала?
- Отец научил меня.
Мне о многом хочется расспросить ее. Какой у нее отец? Какого цвета платье было на ней на банкете Обручения? Почему я раньше не поинтересовался обо всем этом? А теперь у нас уже нет лишнего времени на подобные мелочи. - Ты не сочувствуешь Обществу, да? - говорю я вместо этого. - Я всегда знал об этом. Но ты не была повстанцем с самого начала.
- Я не за Восстание и не за Общество, - возражает она. Жидкость медленно стекает в ее руку, слишком неравномерно, учитывая, как беспокойно мечется Лей.
- Почему ты не веришь в Восстание? - интересуюсь я. - В Лоцмана?
- Не знаю, но хотела бы знать.
- Во что же ты веришь? - спрашиваю я.
- Отец так же учил, что земля - это гигантский камень, - говорит Лей. - Катится и вертится по небу. И мы крутимся вместе с ней. Вот в это я верю.
- Почему же мы не падаем с нее? - задаю следующий вопрос.
- Не сможем, даже если попытаемся. Что-то держит нас здесь.
- Значит, прямо сейчас мир движется под моими ногами?
- Да.
- Но я не чувствую этого.
- Почувствуешь, - заверяет она. - Когда-нибудь, если ты ляжешь на землю и будешь лежать совершенно неподвижно.
Она смотрит на меня. До нас обоих доходит, что она сказала: неподвижно.
- Я так надеялась увидеть его снова, прежде чем это произойдет, - говорит она.
Я чуть не сказал: Я здесь. Но глядя на нее, понимаю, что этого будет совсем не достаточно - я не тот, кто ей нужен. Я уже видел, как кто-то смотрел на меня почти так же. Не совсем сквозь меня, но, как будто видя другого человека.
- Я надеялась, что он отыщет меня.
***
После того как она впадает в кому, я нахожу оставленные врачами носилки. Укладываю ее туда и подвешиваю пакет. После приходит один из главных врачей. - В этом крыле уже нет свободных палат, - говорит он.
- Она же одна из нас, - возражаю я. - У нас есть свои комнаты.
У этого врача тоже имеется красная метка, поэтому он, не колеблясь, наклоняется к ней и вглядывается пристальнее: узнавание отражается на его лице. - Лей. Одна из лучших. Вы ведь работали вместе еще до этой эпидемии, не так ли?
- Да.
На лице врача появляется сочувствующее выражение. - Такое ощущение, что все это было в какой-то другой жизни, да?
- Да, - соглашаюсь я. Чувствую себя так, будто я раздвоился и со стороны наблюдаю, как ухаживаю за Лей. Скорее всего, это последствия истощения, но в голове стучит вопрос, не так ли чувствуешь себя, когда становишься неподвижным? Тело лежит в одном месте, а разум путешествует где-то еще?
Может, разум Лей уже летает вокруг медицинского центра и дальше, по тем местам, которые она когда-то знала. Вот она в палатах больных, наблюдает, как за ними ухаживают. Вот она во дворе, вдыхает свежий ночной воздух. Вот стоит у порта, глядит на картину с девушкой, ловящей рыбу. А может, она уже далеко за пределами медцентра, разыскивает своего любимого. Может, сейчас они уже вместе.
Я помогаю занести Лей в палату. Теперь их сто и один человек, все как один неподвижно смотрят в потолок или в стену.
- А сейчас тебе необходимо поспать, - приказывает мне главный медик с экрана порта.
- Хорошо, через минуту. Позвольте мне только устроить ее, - я призываю женщину-врача на помощь, чтобы провести медицинский осмотр.
- Она так долго держится, - говорит врач. - У нее все в норме, и кровяное давление тоже. - Прежде чем уйти, она касается моего плеча. - Мне очень жаль, - говорит она.
Я вглядываюсь в застывшие глаза Лей. Я разговаривал со многими пациентами, но совсем не знаю, что должен сказать ей. - Мне очень жаль, - эхом повторяю я слова врача. Но этого мало: я ничем не могу ей помочь.
Потом у меня появляется идея, и прежде чем я успеваю отговорить себя от этого, я бегу вниз в кафетерий, к порту, с которого Лей рассматривала картины.
- Пожалуйста, пусть будет бумага, пусть будет бумага, - заклинаю я порт. Если я разговариваю с безмолвными пациентами, почему я так же не могу поговорить с портом?
Порт слушается. Когда я ввожу команду, он печатает все Сто Картин. Я поднимаю листы, полные красок и света, и забираю их с собой. Именно это я сделал для Кассии, когда она оставила меня: я постарался дать ей что-то, что ей понравилось бы носить с собой.
***
Большинство работников думает, что я сумасшедший, но одна из медсестер соглашается, что моя задумка может помочь. - Как бы там ни было, мне понравится глядеть на что-то другое, - в кладовке она отыскивает скотч и хирургическую нить и помогает мне повесить картины на потолок, над головами пациентами.
- Портовая бумага очень быстро портится, - говорю я, - значит, нам придется печатать их каждые несколько дней и менять местами, чтобы пациентам не приедались одни и те же картины. - Я отхожу на шаг назад, чтобы осмотреть проделанную работу. - Вот, если бы у нас были новые картины. Я не хочу, чтобы пациенты думали, что они вернулись в Общество.
- Мы можем сами их нарисовать,- возбужденно говорит другая медсестра. - После окончания начальной школы я так скучала по рисованию.
- И чем бы ты рисовала? - интересуюсь я. - У нас даже нет красок.
- Я что-нибудь придумаю. Неужели ты никогда не мечтал воспользоваться таким шансом?
- Нет, - отвечаю я. Кажется, она не ожидала услышать такой ответ, поэтому я смеюсь, чтобы ослабить напряжение. Мне хочется, чтобы я был совсем другим человеком, таким, в которого могли бы влюбиться Лей и Кассия.
- Главный медик не разрешит тебе выйти в смену, если ты сейчас же не пойдешь в комнату отдыха, - предупреждает меня медсестра.
- Я знаю, - говорю я, - я слышал его с порта.
Но здесь есть кое-кто, с кем мне надо поговорить, прежде чем я уйду. - Прости, - говорю я Лей. Слова звучат так же неискренне, как и в первый раз, поэтому я делаю еще одну попытку. - Они обязательно найдут лекарство, ты же знаешь, - я указываю на рисунок над ее головой. - Где-то в углу надо было добавить пятно света. - Я не увидел бы необходимость в свете, если бы она не указала мне на него, но как только она это сделала, его невозможно было не замечать.
***
Когда я иду в комнату отдыха, дверь, ведущая во двор, распахивается, и кто-то в черном вваливается в коридор, преграждая мне путь. Я спотыкаюсь. Эту девушку я уже видел раньше, но мой истощенный разум не дает мне вспомнить, где именно. В любом случае, я знаю, что она не имеет никакого отношения к нашему заблокированному крылу. Главный медик не предупреждал о том, что кто-то должен прибыть, и даже если так, то они уж точно вошли бы через парадную дверь.
- О, как здорово, - восклицает она. - Вот ты где, а я тебя искала.
- Как ты сюда проникла? - интересуюсь я.
- Прилетела, - смеется она, и тут я вспоминаю: это же Инди, та девушка, которая вместе с Каем привозила лекарство. - А еще я знаю некоторые комбинации, открывающие двери.
- Тебя не должно здесь быть, - говорю я ей. - Это место полно больных людей.
- Знаю, - отвечает она. - Но ты-то здоров, не так ли?
- Да, я не болен.
- Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Прямо сейчас.
- Нет, - возражаю я. В этом нет никакого смысла. - Я медик. - И я не имею права бросить всех этих неподвижных, и, конечно, не могу оставить Лей. Я тянусь к мини-порту.
- Но я прилетела, чтобы отвести тебя к Кассии, - говорит она, и моя рука падает. Она не врет? Неужели Кассия где-то рядом? А затем меня охватывает страх. - Она в медицинском центре? Она больна?
- Да, нет же. Она в полном порядке и ждет снаружи, на моем корабле.
Все эти месяцы я ждал встречи с Кассией, и теперь мне выпал такой шанс. Но я не могу. Здесь слишком много больных, и одна из них - Лей.
- Прости, - говорю я Инди. - Мне нужно ухаживать за пациентами. И, возможно, ты уже подхватила мутацию, тебе нельзя уйти. Придется поместить тебя на карантин.
Она вздыхает. - Он предполагал, что тебя будет сложно убедить. Поэтому я скажу тебе так: если ты пойдешь со мной, у тебя будет возможность помочь ему создать новое лекарство.
- О ком ты говоришь?