- Когда я согласился взять вас в жены, - сказал он, честность была единственным противоядием от ее взгляда, - я совсем не ожидал ничего подобного: стольких вопросов, которые вы задаете мне, того, как ваш разум перескакивает с одной мысли на другую, словно пьяная пчела. Я никогда и представить не мог, что вы шокируете меня теми вещами, которые говорите. Я думал, что вы останетесь в Киттридже, возможно, будете выращивать розы или читать стихи и ждать моих визитов к вам с плохо скрываемым...
- Страхом? - вставила она. - Или предвкушением? Или я должна была благословить тот день, когда вы покинули меня, и молиться, чтобы вы нечасто возвращались? И, возможно, я забеременела бы и растила ребенка одна в деревне?
- План был такой, - признал он.
- Тогда мне сделать вид, что я боюсь вас? Вы этого хотите?
- Теперь это не поможет. Я едва коснулся вас, и вы взорвались в моих руках.
- Как это случилось?
Ее вопрос намекал на большее. Ей все-таки нужна поддержка. Даже сейчас?
- Это случилось так, как обычно происходит, Тесса, когда между двумя людьми существует желание.
- И вы именно поэтому сейчас такой злой, не так ли?
Он сделал шаг ближе.
- Не совсем. Я зол, потому что у меня нет любовницы, чтобы удовлетворить мои желания. Потребуется больше, чем хорошенькая побрякушка, чтобы убедить Полин, что вы больше никогда не явитесь к ней с визитом. Я понял, что у меня недостаточно терпения, чтобы ухаживать за другой женщиной.
- Разве в таком вам следует признаваться жене?
- О, не любой, но мне придется признать, что непохоже, чтобы вы были обычной женой.
Он сделал шаг ближе.
- Честно говоря, поскольку вы стали такой сведущей спутницей и предложили мне свое представление о любовнице, я считаю, что только справедливо, чтобы вы сами сыграли эту роль.
Она не сказала ничего. Даже когда он протянул к ней руку и медленно провел пальцем по ее обнаженной руке.
- Джеред, вы взяли бы туда свою любовницу?
- Вряд ли. - Полин была более чем искушена в любовных играх, но это был комментарий, от которого он воздержался.
- Тогда почему вы взяли меня?
- Разве не достаточно того, что я дал вам любопытный предмет для размышления? - Ее волосы были искусно причесаны, как будто она ожидала любовника. - Тесса, мне кажется, вы многое для себя почерпнули. Всего несколько часов назад. - Он шагнул ближе, протягивая руки к ней, притянул ее спиной к своей груди. - Видите, как легко это вспомнить?
- Не надо.
- Чего не надо, Тесса? Не трогать вас, не обнимать вас?
- Пожалуйста, не говорите об этом.
Он отступил назад, медленно повернул ее в своих объятиях. Он едва видел ее, но что-то остановило Джереда, когда он хотел зажечь свечу.
Он сделал то, что вот уже несколько часов собирался сделать: наклонился и поцеловал ее, заглушая свои мысли и ее мольбы самым простым способом. Если не считать того, что целовать Тессу было очень приятно, это было и изобилие новых ощущений. Движение его языка по ее губам уговаривало их открыться, тепло ее рта вызывало в нем стон новичка. Ее язык был сначала робким, а потом осмелел, когда вступил в поединок с его языком. Простой поцелуй? Вовсе нет. Поле его зрения сжималось до тех пор, пока весь мир не превратился в черную точку, как если бы он терял голову от нахлынувших чувств.
Он постепенно продвигал ее к кровати, поднимая за талию, пока она не упала на простыни. Джеред развел ее ноги, распахнул свой халат, мимолетно подумав о собственной искусности и всех тех уловках, которые сделали его таким, по общему мнению, хорошим любовником. Но ничто не имело значения, кроме сверлящей неудовлетворенности, этого проклятого сексуального голода: ни ее желания и потребности, ни его опыт и знание. Ничто.
Он вошел в нее слишком внезапно, но она была уже горячей и влажной и готовой для него. Джеред застонал и едва не закричал от волны ощущений. Он был слишком опытным любовником, чтобы думать, что она так быстро возбудилась.
- Вы такая вот уже несколько часов, да, Тесса? - Он сделал движение, погружаясь в мягкость и жар. - Пылкая. Ждущая меня.
- Я не знаю. - Тихое признание, вздох осознания. Он вошел снова. Ее ногти вонзились в его руки, голова металась из стороны в сторону по простыне.
Он чувствовал себя как дикое животное с инстинктивной потребностью спариваться, в лихорадке от желания, отчаяния, готовый рвать когтями и кусаться, порвать любого на своем пути, все, что стоит между ним и извержением его семени. Джеред крепко схватил ее бедра, притягивая ближе к себе. Он взглянул вниз, где тени танцевали даже еще более эротический танец. Со стоном вошел глубоко еще раз. Все изощренные мысли покинули его, когда он взвыл как дикарь, каким себя и чувствовал. Волна экстаза вырвалась из его разума и сердца в тот же самый момент, когда его тело содрогалось, трепетало и ликовало.
Глава 15
- Я аннулирую свое обещание, - сказала Елена Эстли своей дочери. - Я более чем определенно собираюсь вмешаться в твою жизнь.
Она налила чашку чая, подала ее Тессе, пристально наблюдая за ней. Та вспомнила чаепития со своими куклами. Они были более дружескими, чем сегодняшнее.
- Твой отец сказал, что ты была полуголой на маскараде. И три человека сообщили мне, что ты и Джеред что-то громко выясняли на глазах у всех.
- Какой костюм был на вас, мама?
Елена отвела взгляд.
- Это не имеет значения, Тереза.
У нее проблемы! Мать крайне редко называла ее так. Когда она это делала, это походило на строгое внушение, возрождая все детские страхи. Елена была чудесной матерью, но очень строгой. В детстве Тесса думала, что у нее глаза расположены на затылке. Ни один из ее семерых детей никогда не совершал ничего, о чем бы не знала их мать.
- Вы опять наряжались валькирией, не так ли, мама? С металлическим нагрудником и этими конусами на груди?
- Дело не в этом.
- Держу пари, у вас было еще и копье.
- Дубинка. Мне порекомендовали больше не брать его.
- Я бы тоже сказала "нет" после того, как в прошлом году вы чуть не проткнули им графиню Вестмир.
- Не это сейчас обсуждается, Тереза.
- Мне не особенно интересна эта тема, мама. - Она сделала глоток чая, добавила сахару. - Я ведь уже взрослая.
Поднятая бровь. Ее мать так искусна в мимике! Тесса буквально услышала ее слова: "Тогда не веди себя как ребенок".
- Я, при всех моих недостатках, не устраиваю на публике скандалов с твоим отцом.
Тесса улыбнулась в свою чашку. Стены Дорсет-Хауса временами дрожали от их криков. У нее не было никаких сомнений в том, что родители любят друг друга. К тому же и отец, и мать всегда имеют свою твердую точку зрения. И хотя они, может быть, и не спорили на публике, совершенно точно бывали времена, когда Грегори и Елена не могли сблизиться на расстояние вытянутой руки, так были раздражены друг на друга.
- Мы с Джередом на самом деле не спорили, - сказала Тесса. - Я просто высказалась относительно его друзей. Он не умеет их выбирать.
- К несчастью, это не та история, о которой сплетничают.
- Мало ли о чем судачат люди, мама.
- Да, но свои действия ты в состоянии держать под контролем. Киттридж плохо с тобой обращается?
Тесса почувствовала, как ее лицо заливает румянец. Если бы Джеред обращался с ней хотя бы чуть-чуть лучше, она бы за неделю умерла от экстаза.
Елена подняла другую бровь. Тесса поставила свою чашку на поднос, встала и прошлась по гостиной матери. Лондонский дом Эстли являлся сейчас тихим убежищем, поскольку трое младших мальчиков пошли на прогулку, а старшие уехали в школу. Эта комната была ее любимой, с нежно-зелеными, обитыми шелком стенами и толстым ковром на полу. Мягкие стулья были невероятно удобными. Столики красного дерева отполированы до блеска. Здесь всегда пахло духами матери, с легким оттенком сандала. Восточные ароматы, такие же загадочные, как сама Елена.
Сегодня камин был зажжен, принося тепло и радость в серый день.
На полке тикали часы, и Тесса видела каждое движение стрелки.
Мать молчала. Это была ее уловка. Она терпеливо выжидала столь долго, сколько требовалось, чтобы признаться в грехе, умолять о прощении и обещать, что такого больше никогда не случится. Ее братья начинали извиняться уже через несколько минут. Тесса подумала: как долго она может выдержать паузу, прежде чем заговорить?
- Ты счастлива? - Это можно считать помилованием, потому что мать заговорила первой.
- Я не несчастлива, мама. - Вот это была правда. Что еще можно сказать?
- Существуют разные степени страдания, дорогая. И все они умещаются в широких рамках твоего ответа. Не быть несчастной - это не то же самое, что быть довольной своей жизнью.
- Я люблю моего мужа. - Еще одна правда. Ослепляющая. Она затуманивала ее зрение, оставляя все остальные неприятности невидимыми.
- А что, если Киттридж не любит тебя, Тесса? Об этом ты не думала?
Дочь провела пальцами по каминной полке. Как сказать матери, что она уже почти смирилась с мыслью, что скорее всего это так. Она просто забавляла его. Это не подлежало сомнению. Она могла только на какое-то время заинтересовать его. Сколько еще осталось до того, как он отвернется от нее совсем? Неделя? Месяц? Это был очень реальный страх. Она повернулась и посмотрела на Елену. Но как поделиться подобными размышлениями с родной матерью?
- Да, - тихо произнесла она. - Но разве это имеет значение?.. Ведь я-то его люблю.
- Ты просто дурочка, Тесса. Я бы посоветовала тебе беречь свое сердце. Не могу согласиться, что безответная любовь имеет какие-то привлекательные стороны. - Елена встала, обошла стол и остановилась перед дочерью. - Я не позволю ему причинить тебе боль. - На ее лице было такое же выражение, как в тот день, когда Роберт пришел домой с пораненной рукой. Он подрался с мальчиком на четыре года старше его и тот взял верх. Елена обработала раны сына, уложила его в постель, а потом пошла сама вершить правосудие. Ходила молва, что юный задира был выпорот на коленке своего отца на глазах у Елены. Урок был не только в том, чтобы выбирать соперника себе по возрасту, но и что лучше не приставать к кому-то из детей Уэллборнов.
- Тесса, я всегда ненавидела, когда кто-то говорил мне, что я не способна делать то-то и то-то. Я не вижу причин, почему мой ребенок не должен воспользоваться моим опытом. - На лице Елены появилась слабая улыбка.
- Это моя жизнь, мама. И мне надо самостоятельно пройти через все испытания, которые она мне приготовила.
- Да, но ты мой ребенок. - И этого, согласно Елене Эстли, было достаточно, чтобы любые возражения были отринуты.
Тесса вздохнула и подумала, должна ли она предупредить Джереда. Ее мать была ужасной собственницей. Жаль, что герцог Киттридж не чувствовал того же самого.
Глава 16
- Не могу выразить, как мы благодарны вам, ваша светлость, что вы позволили нам воспользоваться вашей ложей. Право же, мы с моей сестрой были в восторге от самой мысли о том, что сможем снова посмотреть "Оперу нищего". И как восхитительно, что такую веселую комедию представляют даже после сезона.
- Напротив, мисс Кроуфорд, - сказала Тесса, отступая, чтобы пожилые дамы могли усесться. - Это вы оказали мне услугу. Трагедиям надо сопереживать в тишине, с большим запасом носовых платков, тогда как смех можно делить. Вы так не думаете? - Она стала обмахиваться веером. Легкого движения воздуха было достаточно, чтобы заколыхались влажные пряди на висках. Свет считал допустимым, что люди набиваются в театр, как селедки в бочке. Не говоря уже о жаре от тысяч свечей. Жаль бедных зрителей под массивными канделябрами. На них периодически капал воск от догорающих свечей.
В сравнении с этим ложа, в которой сидели Тесса и сестры Кроуфорд, была просторной. Джеред специально зарезервировал ее, об этом свидетельствовала медная табличка, прикрепленная на стене около двери. Внутри стояли шесть удобных кресел красного дерева, усыпанные пышными мягкими подушками. На галерее было двенадцать таких лож, большинство из которых были почти всегда заполнены, но не меломанами, которые испытывали большую любовь к опере. Обитатели галереи приходили сюда только по двум причинам - увидеть кого-то и быть увиденными.
Несколько лож так и оставались пустыми, но, опять же, считалось модным опаздывать, даже приезжать в середине первого акта. В зависимости от ранга опоздавших пьесу могли даже прервать, чтобы дамы могли спокойно снять плащи, а джентльмены - опуститься в удобные кресла. Потом все возобновлялось, весь театр замирал от прихоти немногих избранных. Но большинство людей приходили под эту крышу, только чтобы сплетничать и критиковать друг друга.
В конце концов, это же театр.
В ложе рядом с ней пожилой джентльмен со счастливым видом ласкал ножку очень красивой молодой женщины. Ее светлые локоны были искусно украшены лентами и перьями, а платье больше подходило для бала, чем для выезда в театр. Седобородый джентльмен выглядел совершенно ослепленным, особенно из-за того, что всякий раз, когда она наклонялась к нему, чтобы задать вопрос, она открывала немало своих прелестей.
Любовница и чей-то муж. Далеко не самое необычное зрелище. Едва ли не общепринятое. Тесса слышала по меньшей мере об одном случае, когда однажды вечером муж в такой ситуации столкнулся лицом к лицу со своей собственной женой. Оба вежливо раскланялись и сделали вид, что незнакомы. Изумительное присутствие духа, особенно если учесть, что каждый был в сопровождении любовника.
В конце концов, это же театр.
Станет ли она через пять лет такой же? Разочарованной и совершенно довольной тем, что выстраивает свою жизнь отдельно от Джереда, удовлетворенной адюльтером как успокоительным средством против неверности своего мужа? Она так не думала, но в то же время месяц назад и представить не могла всех своих приключений в Лондоне.
Ее платье было сшито в русской манере: сочетание шелка и атласа, с талией под самой грудью, короткими пышными рукавами и низким круглым вырезом. Шлейф на плечах был закреплен тонкими шелковыми ленточками, почти розовыми, не достаточно светлыми, чтобы сливаться с ее кожей. Сам шлейф был расшит лентами - сотня ярких бутонов, оттеняющих строгость бледно-розового шелка. Это было противоречие: дерзкое платье и абсолютная простота отделки. Она не надела украшений, даже длинных каплевидных сережек, которые рекомендовала модистка. Ее волосы были заколоты так, что видно было, что их так же легко распустить. Ее шнуровка была такой же тугой, как и для платья менее свободного покроя - чтобы выгоднее продемонстрировать ее грудь, как сказала модистка. И действительно, она как будто плыла над корсажем с каждым ее вдохом.
Как было бы замечательно, если бы она могла двигаться с легкостью! Она позволила бы себе даже немного ссутулиться в кресле вместо вынужденной позы, диктуемой скованностью наряда. Каждый предмет одежды, носимый мужчиной или женщиной, был создан для того, чтобы колоть, тереть или любым другим способом раздражать тело.
Тесса со щелчком закрыла веер, раскрыла его снова и улыбнулась сестрам Кроуфорд, которые разглядывали толпу, как любознательные птички. Подруги ее матери, они были очаровательны и, без сомнения, знали все обо всем: начиная от того, как отмеривать чай для заварки, до того, как правильно жить. Сестры Кроуфорд были двумя из двенадцати членов литературного салона, который посещала ее мать, когда бывала в Лондоне. Не было случайностью, что каждый без исключения член этого литературного собрания за прошедшие несколько дней нанес Тессе визит. Она подозревала, что ее мать объехала всех своих друзей и дала понять, что ее дочь будет рада гостям.
От досады Тесса готова была съесть свой веер!
Как ни раздражалась она из-за позиции матери, но никогда не могла долго на нее злиться. Это ведь все равно что ругать ветер или сердиться на дождь. Елена Эстли благодаря своим личным качествам была как сила природы. Проще было позволить ей действовать по-своему, дождаться, пока все закончится, а потом вернуться к своим собственным планам. Елена пригласила престарелых сестер в театр не только потому, что дочери была нужна компания, но также и потому, что прекрасно осознавала их ограниченные возможности. Она сомневалась, что у них хватило бы денег купить билет в театр. Таким образом, ее миссия в этот вечер имела две цели: привлечь внимание мужа дочери и сделать добро двум леди, которые ей очень нравились.
Шум в театре был похож на жужжание сотен пчел в маленьком улье. Пьеса должна была начаться уже пятнадцать минут назад, но не было видно никаких признаков, что занавес скоро поднимут.
Как будто по ее команде, одну за другой погасили свечи в верхнем канделябре, оставив только бра между ложами, расположенные так, чтобы не соприкасаться с массивными драпировками. Создавалось впечатление, что свечи очерчивают каждую ложу, взывая к другим зрителям: смотрите, здесь настоящее представление. Разглядывайте эти диорамы, выставленные для вашего удовольствия.
Именно в этот момент и прибыл Джеред.
Он уже перестал пытаться узнать, как его жена получает информацию. Будь это служанка или горничная, или Чалмерс, его словоохотливый камердинер, - не важно, но каким-то непостижимым образом Тесса умудрялась предугадывать его намерения на вечер и следовать за ним. Или, как сейчас, затаилась в ожидании его появления - как хитроумный терпеливый паук. Один из капельдинеров предупредил Джереда о ее присутствии как раз вовремя, чтобы арендовать другую ложу.
Она была одета в платье бледно-розового, изысканнейшего цвета. Трудно выглядеть более привлекательно.
Он окинул мрачным взглядом переполненный театр, уверенный, что каждый зритель больше следит за ее улыбкой, чем за пьесой. Жаль. Они не увидят то, чего так очевидно ожидали.
Его гости собрались вокруг него, когда заиграла музыка. Сам он устроился в углу - место, откуда его не сразу можно было заметить. Он не хотел провести весь вечер, переглядываясь со своей женой и добавляя пищи для сплетен. Какие бы трудности он ни испытывал с Тессой, им лучше оставаться в тайне. Ради нее же. Он же не собирался, в конце концов, причинить ей боль. Только немного укротить.
Он снова избегал ее. На этот раз вот уже почти пять дней. Это было не особенно трудно делать - факт, который очень усиливал его раздражение.
Его компания в этот вечер была пестрой. Три дамы и двое мужчин. Идеальное сочетание пар. В этот вечер женщина с угольно-черными глазами и гривой рыжих волос не один раз сделала ему недвусмысленное предложение. Она довольно мила, это правда. И вполне доступна. Видимо, ищет покровителя.
Его правая рука приподнимала драпировку, почти скрывающую его, левая оставалась лежать на колене, бессознательно выстукивая какой-то ритм по ткани брюк.
Почему Тесса здесь? Чтобы вызвать его раздражение? Этот трюк она проделала довольно ловко. И кто, черт возьми, придумал это платье? Она же практически вываливается из него!
Ну и ладно, он вовсе не собирается обращать на это внимание.
- Я обожаю хороший фарс. А вы, ваша светлость?