- Я уже чувствую каждую пружинку в матрасе, мама. Пожалуйста, не требуйте от меня этого.
- Тогда сядь в это кресло. Давай, я помогу тебе.
Процесс занял гораздо больше времени, чем могло показаться Елене. Но путешествие по комнате до кресла у окна сопровождалось шутками и прибаутками. Возможно, это маскировало слабость Тессы.
- Выше нос, Тесса. Скоро ты окрепнешь.
- А пока что мною можно подпереть дверь. Нельзя же постоянно держать ее открытой, - со смехом сказала дочь.
- На это не стоит тратить силы. Ты начнешь не только ходить, но и бегать. Ну а пока, может, мне попросить Гарри зайти и поиграть с тобой в шахматы?
- Пожалуйста, не надо. Он совсем не умеет проигрывать, мама. У него прискорбная привычка только побеждать. Хуже того, он обвиняет меня в жульничестве.
- Ну тогда я могу почитать тебе, или твой отец мог бы обсудить с тобой свою последнюю новую идею.
- У меня нет ни малейшего желания, чтобы меня развлекали. Правда. - Она улыбнулась матери. - Я просто посижу здесь и посмотрю на мир. - Она взглянула в окно, как будто подтверждая свое намерение.
- Ты уверена?
- Более чем, - ответила Тесса. - Но я знаю вас, матушка. Вы приходите проведать меня как минимум четыре раза в час. Если я передумаю, я вас уведомлю.
- Хорошо, - сказала Елена, поправляя одеяло на постели и решив послать за горничной. Пора поменять белье.
- Мама?
Елена посмотрела на дочь. Сейчас Тесса выглядела старше, чем раньше, как будто за эти недели долгого сна она повзрослела - хотя не слишком.
- Да, моя дорогая?
- Спасибо вам за все. - Тесса моргнула несколько раз, отвернулась и снова стала смотреть на пейзаж за окном.
- Пожалуйста, Тесса. Ты поправляешься. И это главное.
Елена тихо закрыла за собой дверь, гадая, за что именно дочь поблагодарила ее.
Иногда, когда она смотрела в окно, казалось, что в воздухе ощущается дымка. Как будто множество мельчайших пылинок оседало на землю. Или как если бы она видела туман, когда он вот-вот превратится в росу. Это был феномен, который она испытывала только в ранние утренние часы или в сумерки, как сейчас.
Весь парк был покрыт инеем. Он сверкал на солнце, как будто крошечные алмазы облепили каждую травинку. Окружающие Киттридж-Хаус холмы возвышались вдали густой зеленой массой.
В парке была уединенная беседка. Она часто убегала туда в ту первую ужасную неделю своего брака. Кто-то говорил ей, что ее построил известный архитектор. Это был укромный уголок, его не просто было найти среди буйной зелени. Беседка благоухала запахом роз и всегда была восхитительно тенистой, солнце только слегка просвечивало сквозь решетчатую крышу. Это было ее любимое место в Киттридж-Хаусе, где можно посидеть и подумать вдалеке от роскошного и величественного дома. К счастью, госги Джереда не знали о ней. Тесса брала книгу стихов, томик Вольтера, роман Филдинга, но вместо чтения ее мысли все время улетали к ее вечно отсутствующему мужу.
Она часто плакала здесь, зарываясь лицом в ладони. Слезы приносили хоть какое-то облегчение.
В Киттридж-Хаусе можно было любить многое. Но кое-что могло и не нравиться. Тесса гадала, но никогда не спрашивала, относилась ли ее мать так же к дому ее отца. Когда она, юная невеста, приехала в Дорсет-Хаус, существовали ли у нее какие-нибудь опасения? Любила ли она свой новый дом или боялась его? Или, как сама Тесса, она ощущала смесь обеих этих эмоций?
Дома нельзя винить. Они просто хранят воспоминания о многих людях, живших здесь. Приятные. И не очень.
Она не произносила имя мужа. Не спрашивала о нем. Все вокруг так тщательно старались не упоминать о Джереде, как будто сделать это означало еще сильнее растравить ее рану.
Джеред...
Вот. Она произнесла это имя в своих мыслях.
Странно, но она никак не могла понять, как была ранена. Она помнила все, кроме того рокового момента. Но все остальное из событий той ночи, к сожалению, не поблекло, не притупилось и не исчезло из ее памяти.
Ничего.
Если Джеред и писал ей, она не знала об этом. Возможно, он и пытался прийти к ней, то так и не дошел до ее спальни. Если он в Киттридж-Хаусе сейчас, ей бы все равно не сказали, потому что семья так тщательно оберегала ее. Но Тесса не думала, что он здесь, так же как сомневалась и в том, что Джеред хотя бы вспомнил о ней после того, как она покинула Лондон.
Она посмотрела на его портрет, висящий в гостиной. Его было видно отсюда через дверной проем - факт, который не обнаружила ее мать. Тесса не сомневалась, что та закрыла бы дверь или, того хуже, убрала картину, если бы знала, что дочь может видеть ее. Как странно, что она ощущала враждебность матери к Джереду, хотя на эту тему никогда не было сказано ни одного слова. Ни звука осуждения, презрения или обвинения. И все же ощущение чего-то гнетущего витало в воздухе, невольно напоминая об этом человеке.
Тесса пристально посмотрела на портрет. Он был почти в натуральную величину и, несомненно, вызывал симпатию у непосвященного созерцателя полотна. А вот каким был на самом деле оригинал?
Его шотландское происхождение угадывалось в цвете его волос - таких темных, в чертах лица. Странно, но он никогда не вспоминал о матери и отце - или сестре, которая присутствовала на их свадьбе и была торопливо увезена мужем, нервным и не слишком любезным господином. Она думала, что знает его всю жизнь. Может быть, так казалось потому, что она столько лет разговаривала с ним в своем воображении? Даже если так, это совсем не подготовило ее к присутствию этого человека в ее жизни. Она могла бы слепить его скульптурный портрет. Ее пальцы точно знали форму его челюсти, полноту нижней губы, то, как опущены уголки его глаз, придавая облику какую-то ранимость.
Она замкнулась в себе. Это был способ противодействия эмоциям. Без особого труда она могла натянуть воображаемое одеяло на свои мысли, охраняя их от таких неразумных чувств, как сожаление, боль, тоска, - все это с некоторых пор только мешало ей жить.
Было ощущение, что с ее наивностью удалось покончить только сейчас. Последний барьер между девочкой и женщиной не сломался в ту первую ночь, когда Джеред обнял ее и стал ее учителем в любовных делах. Не произошло это и во все последующие ночи, когда он демонстрировал ей страсть во всех ее проявлениях.
Это случилось сейчас, когда она смотрела на лицо человека, которого любила, - и поняла с болезненной ясностью, что тот никогда не полюбит ее.
Глава 26
Парнишка остановился посреди коридора, озираясь вокруг в поисках мяча. И столкнулся с жестким взглядом Джереда. Мальчик опустил глаза, нагнулся, чтобы поднять свой мяч и крепко сжал его в руках. Боялся, что его отнимут?
- Ты не должен играть здесь. Тут столько дорогих вещей, которые можно испортить, - сказал ему Джеред. Это были слова его отца, не его. - Бесценных вещей, - услышал он свое бормотание. Разве он когда-то не вел себя так же, как этот мальчишка - упрямый, своевольный? Джереду захотелось вырвать мяч из рук ребенка и швырнуть его в ближайшее окно, только чтобы понять, что голос его отца умолк. Но он этого не сделал.
- Я охраняю мою сестру, - сказал мальчик угрюмо. Губы плотно сжаты. Голубые глаза смотрят враждебно. С таким трудно поладить.
- Ты, должно быть, Гарри, - сказал Джеред пристально смотрящему на него мальчишке. - А где твоя собака? - спросил он, пытаясь завести дружелюбный разговор.
- Она погибла.
- Мне очень жаль. А почему твою сестру нужно охранять?
- Чтобы защитить ее от вас.
Ну что ж, ничего другого он и не ожидал, вполне логично, не так ли?
- Где Тесса?
Он уже был в ее комнатах. Там не было ни души и стояла какая-то мистическая тишина. Ощущение, похожее на то, что возникло у него после смерти матери, как будто маленькое облако спустилось с неба с одной только целью - погрузить его во мрак, в меланхолию. Он вышел, решив, что это было случайное ощущение, результат слишком многих бессонных ночей.
- Где моя жена?
Упрямый взгляд, но никакого ответа.
- Ну, она определенно не живет в коридоре, так? Если ты охраняешь ее, мальчик, то делаешь это плохо.
- Сколько вам лет, Киттридж - тридцать один? А Гарри всего восемь. Вы не совсем на равных, не так ли? - Грегори Эстли стоял на лестничной площадке. Без сомнения, он обладал качествами, положенными каждому хорошему отцу. Он боится за своего сына? Джереду внезапно захотелось в приступе раздражения выпороть младшего Эстли. Он бы и сделал это, если бы не думал, что мальчишка может укусить его.
Это было неравноправное соперничество. Но Уэллборн ошибался, если считал, что его сын не справится с ним. Как это графу Уэллборну удается производить на свет таких упрямых отпрысков? Если остальные его дети такие же, как Тесса и Гарри, то Джеред может только пожалеть Грегори. Нелегко ему справляться с ними.
- Где моя жена? - спросил он, готовый к отпору.
- В оранжерее, - спокойно ответил Грегори, удивив его. - И очень хочет поговорить с вами. - Еще один сюрприз. - Точнее, даже ждет вас с нетерпением.
- Здравствуйте, Тесса.
Она была одета довольно просто - в зеленый вышитый халат, который облегал изгибы ее тела. Его глубокий вырез открывал ее роскошную грудь.
Оттоманка, на которой она сидела, была незнакома ему. Или взята из какой-то другой части дома? Он не помнил, чтобы раньше видел ее. Поза Тессы как будто была заимствована с римских гравюр - женщина полулежит, опираясь на локоть. Единственной уступкой холодной английской зиме был теплый плед, наброшенный на ее ноги.
Легкий кивок был единственным приветствием, которое она адресовала ему. Неудивительно, что ее отец с такой готовностью раскрыл местонахождение своей дочери. Та могла постоять за себя.
Что он должен сказать? Правда была слишком тяжкой ношей, особенно для него. "Я хотел узнать, как ваше здоровье". Это было слишком примитивно. И все же слова вырвались сами собой.
- Вы хорошо себя чувствуете?
Слабая, но ехидная улыбка тронула ее губы - да она насмехается над ним! Опять он почувствовал себя побежденным этой упрямицей, но на этот раз не испытывал раздражения. Он готов был терпеливо выслушать любой ответ.
- Неплохо, - ответила Тесса, ее голос был тихим, без малейших эмоций. Она что, заранее подготовилась к встрече? Отрепетированный тон, маска вежливого безразличия?
- Я рад.
- Я тоже. - Опять эта улыбка. Или она так и не покидала ее губ?
- Вы все еще бледны, - сказал он.
- Я полагаю, это следствие огнестрельной раны.
- Очень глупо все получилось.
- Действительно.
- Вы уверены, что нормально себя чувствуете?
- Вполне, - кивнула она. И снова улыбнулась.
- Если не считать бледности, вы выглядите как раньше.
Она была абсолютно невозмутима. Не пошевелила даже пальцем. Единственным признаком ее реального присутствия в комнате было тихое дыхание, размеренное движение вверх-вниз ткани корсажа. И еще улыбка, вежливая, но не более того. Даже ее глаза, пустые и безучастные, не выражали никаких теплых чувств.
- У меня все идет как обычно, - попытался он поддержать разговор.
Она наклонила голову. Безразличная улыбка, застывшая на лице, не выражающая никаких эмоций, кроме обычной любезности.
- Ну что ж, убедившись, что вы здоровы, я не вижу больше никаких причин задерживаться здесь. - Он ударил сложенными перчатками по колену, готовый немедленно откланяться. - Я вернусь в Лондон.
На это заявление она также не отреагировала.
- Именно этого мы и ожидали. - Женский голос, который он узнал еще до того, как повернул голову. Елена Эстли смотрела на него с таким же прищуром, как несколько минут назад ее сын. Совершенно очевидно, что либеральным политиком в семье был Грегори; его антипатия была не так очевидна. - Скатертью дорога!
- Как пожелание это довольно любезно с вашей стороны, - сказал он, чувствуя, как его заполняет гнев.
Наверное, это презрение в глазах всех членов семьи Эстли заставило его подумать о самообороне.
- Не обольщайтесь! Просто чем скорее вы уедете, тем быстрее моя дочь оправится от вашего визита.
Он посмотрел через плечо на жену. Она улыбалась ему. Взгляд абсолютно безразличный, но, кажется, что-то было в нем? Проблеск какой-то эмоции, которую не так легко скрыть?
- Моя жена, - сказал он, глядя на Тессу, - кажется, вполне здорова, мадам. Я могу даже позволить себе сказать, что она выглядит совсем как прежде. Трудно предположить, что она пережила такое потрясение.
Легкое движение лица Тессы выдало ее еще сильнее. Выходит, он заставил ее разозлиться? Хорошо. Даже это было лучше, чем та ледяная апатия.
- Вам так кажется, Киттридж? Моя дочь едва не умерла.
Она думает, что он забыл вид Тессы в ту ночь? Кровь, залившую ее платье? Недели неподвижности? Он снова посмотрел на свою тешу.
- Правда, мадам? - Это была самая безопасная фраза, особенно если учесть, что ему хотелось наорать на нее.
Но ее темперамент был не менее пылкий, чем у него.
В лице Елены было не просто презрение. Это была ярость. Она была лишенным сострадания драконом в самый момент неотвратимого возмездия. Джеред даже подумал, что же помешало ей испепелить его пламенем?
Она подошла к дочери и сдернула халат с ее правого плеча. Его жена издала какой-то протестующий звук и попыталась вырвать ткань из рук матери. Елена намеревалась потрясти его? Ей это удалось.
- Вы сомневаетесь в этом?
Когда-то кожа Тессы была совершенной, такого светлого оттенка, что напоминала сливочный крем. Это была грудь, которую он ласкал и дразнил, плоть, которую он целовал. Рана располагалась на полпути к соску, уродливый красный шрам.
- А еще один такой шрам под грудью, Киттридж, где ее разрезал доктор. Он вдувал воздух в легкое, чтобы она могла жить. Вы и теперь считаете ее здоровой?
Надо было ему подстричь ногти - они так впились в его ладонь, что он ощутил резкую боль. Как же ему сейчас хотелось придушить его несносную тещу!
Он слегка поклонился и вышел из оранжереи.
- Теперь ты видишь, каков твой муж? - с возмущением произнесла Елена.
Тесса поправила халат и осторожно спустила ноги с оттоманки. Прошло шесть недель, но ей все еще было трудно двигаться. Конечно, не так, как в первые недели, но она так полностью и не освободилась от памяти о своем ранении.
А теперь об этом не забудет и Джеред.
- А чего вы ожидали от него, мама? Чтобы он упал на колени в рыданиях?
- Немного раскаяния ему бы не помешало.
- Джеред непричастен к моему ранению, мама. Это был несчастный случай.
- Тесса, что ты делала на церковном дворе? - Этот вопрос был задан ей в первый раз. Что скажет ее мать, если она поведает ей правду? "Убегала от Джереда. Убегала от моего брака".
- Это не имеет значения, мама, я не хочу об этом говорить. Не сейчас. Потом как-нибудь.
Елена вздохнула.
- Ты все еще любишь его, да?
Тесса с трудом улыбнулась. В последнее время стало невероятно трудно сохранять оптимизм.
- Я уже не уверена в этом. Мы любим кого-то потому, что он похож на нас, или потому что непохож? Я любила Джереда потому, что находила в нем то, чем можно восхищаться. Или только делала вид, что в нем что-то должно быть такое, что не оставит меня равнодушной. Или я просто была уверена, что моя любовь способна изменить его...
- Если ты выходила замуж, полагая, что сумеешь изменить его, Тесса, я бы еще тогда могла сказать тебе, что это бесполезно. Женщины пытаются делать это от времен Адама и Евы, и у них это никогда не получается.
- Но мы все еще верим, что это возможно. Значит, это только наша самонадеянность?
Смех матери удивил ее. До сего момента в этот день юмора в их разговоре не просматривалось.
- Боже мой, ты говоришь как Дидро. Он совсем не любил женщин. - Елена помедлила, глядя в потолок, как будто чтобы найти слова, написанные там. - "Непостижимые в своем притворстве, жестокие в своей мести, упорные в своей цели, беспринципные в выборе средств, оживленные глубокой и скрытой ненавистью к подчинению мужчины". - Она махнула рукой, как будто чтобы припомнить оставшиеся слова. - И что-то о вечном заговоре ради господства.
- Получается, что мы очень опасны, - сказала Тесса, улыбаясь в ответ.
- О, мы действительно можем такими быть. Но мы, женщины, должны начать с признания правды о самой жизни. Тогда, и только тогда, мы можем на этом фундаменте что-то строить. Мы должны верить не в то, что может быть, а в то, что есть. А потом научиться жить с этим. Это уже от нас зависит.
Она погладила тыльной стороной ладони пылающую щеку дочери.
- Правда, я не знаю, есть ли в этом смысл, дитя мое. Просто прими на слово. Не борись, не трать понапрасну силы.
- А счастье? Как можно быть счастливой? - Тесса отвернулась и стала смотреть в окно.
- Опять-таки смирение, Тесса. Надо жить, наслаждаясь каждым днем, отыскивая лучшее в себе и для себя. И быть благодарной за любовь, когда она приходит.
- Но что делать, если человек, которого любишь, не способен ответить взаимностью?
- Я не тот человек, кого можно спрашивать о Джереде Мэндевилле. Боюсь, мой взгляд на твоего мужа несколько пристрастен.
- Он не нравится вам, да?
Елена улыбнулась, провела рукой по волосам Тессы.
- Я не терплю надменных мужчин. И признаюсь, что была очень обрадована тем хладнокровием, которое ты продемонстрировала. Но если он не нравится мне, Тесса, то это большей частью из-за боли, которую он причинил тебе. Но, в конце концов, не имеет никакого значения, что я думаю о Киттридже. Главное - твое мнение, не так ли?
- Джеред раньше ненавидел мою привычку задавать вопросы, мама, - сказала она, сопровождая свои слова дрожащей улыбкой. - До этого момента я и понятия не имела, что он чувствует на самом деле. Этакий "терра инкогнита".
Он любил свой дом, любил его историю, некоторую даже театральность его великолепия. Гордился также и тем фактом, что он представлял десятое поколение Мэндевиллов, что его родословную можно проследить до первого герцога, пожалованного дворянством за отвагу в битве.
В его доме было больше трех сотен окон, сто из них были видны с подъездной дороги, огибающей реку Най. Джеред любил ездить верхом вдоль старых дубов до изгиба дороги. Разлука с этими местами заставила его еще сильнее осознать красоту величественного здания, которое так долго принадлежало его семье.
Най катил свои воды под аркой высокой стены с бойницами, обеспечивая замок водой даже во время осады. Сохранились две орудийных башни по бокам внешнего двора, в их крепостных стенах до сих пор сохранились разбитые кирпичи и облупившийся раствор там, где Киттриджи обстреливали свои пушки во время гражданской войны. Свидетельства истории были везде, куда ни посмотри, как будто его дом сам был живым примером, монументом стойкости и упорства англичан. Киттридж-Хаус напоминал ему все лучшее и выдающееся, чем была Британия, - какая-то убежденность, вера в продолжение того, что было раньше, самодовольная уверенность в том, что как было вчера, будет здесь и завтра, и всегда. Но сейчас он не мог дождаться, когда уедет отсюда.