И действительно, возле входа стоит целая этажерка с этими книгами. Я беру себе одну и вглядываюсь в мускулистого, полуобнаженного, бритого мужчину. Он скалится с обложки и выглядит так, словно демонстрирует спортивные трусы для занятия борьбой.
Я бегло просматриваю страницы с фотографиями. В основном здесь запечатлены интереснейшие моменты боев, где Скала разделывается со своими соперниками. Или, во всяком случае, делает вид, что побеждает их. Правда, в конце книги я обнаруживаю интересный раздел, где Скала заснят вместе с детьми разных национальностей. Там же опубликовано интервью с героем, в котором он делится своей философией. Скала говорит о том, как необходима в современном мире благотворительность, о том, что нужно бороться с расизмом и, самое главное, с добром относиться друг к другу, чтобы в мире прекратилось насилие. Он считает, что в жизни всегда нужно поступать по-человечески.
И тут я понимаю, что, как ни стараюсь, не могу выжать из себя даже снисходительную улыбку.
Скала говорит именно о том, что поступать нужно только по-человечески. Иначе он обещает надрать задницу любому своему сопернику и отправить их всех к дереву скорби.
Поступать по-человечески. Похоже, это самый замечательный совет, который я слышал за последние годы.
Я возвращаюсь домой и обнаруживаю, что Ольга ушла. Ни записки, ни последнего "прощай", только несколько светлых волосков в раковине ванной комнаты.
Решив, что так отношения заканчивать нельзя, я звоню ей на квартиру. К телефону подходит одна из ее подружек и отправляется искать Ольгу. Затем я снова слышу ее голос. Она сообщает, что Ольга не желает со мной разговаривать.
Иногда бывает поздно поступать по-человечески.
Я вспоминаю, как мы отмечали наступление китайского Нового года, а еще о том, как мне нравится симметрия в семействе Чан. Джордж и Джойс, Гарольд и Дорис, маленькая Диана и Уильям. Вся семья демонстрирует полную гармонию и равновесие, что в очередной раз вызывает у меня приступ зависти.
По сравнению с Чанами моя семья представляет собой какие-то жалкие остатки некогда целого и крепкого маленького общества.
Бабушка одна, потому что дед давно умер. У мамы муж сбежал… Перед Новым годом мне даже казалось, что мы с Ольгой представляем собой возможную нормальную пару. Но теперь выясняется, что на моем потрепанном семейном древе эта ветвь самая гнилая.
Но ведь когда-то у меня была семья, и мы даже планировали свое будущее. Мы с Роуз собирались завести детей. Много детей и все такое прочее…
28
Я знаю, что Хироко не откажется поговорить со мной. Я надеюсь и на то, что в ее взгляде еще сохранились нежность и тепло. Хироко обязательно поступит по-человечески, особенно если ей удастся провести меня мимо хозяйки дома. Тогда бы мы могли поступать по-человечески с полуночи до рассвета. Или хотя бы до пяти минут первого.
Мы должны встретиться с ней в маленьком псевдо-французском кафе, где обычно завтракали по-английски и целовались, ощущая аромат капучино на губах друг друга. Странно, почему я так спокойно расстался с теми чудными временами? И я испытываю значительное облегчение, замечая, как Хироко входит в кафе. Ее волосы сверкают и покачиваются в такт ходьбе, а глаза все так же блестят за стеклами очков в черной оправе. Великолепная молоденькая женщина. Почему я расстался с ней? Может, причина в том, что она любила меня гораздо больше, чем я сам себя люблю?
Наступает вечер, в кафе собралось множество целующихся парочек. Значит, мы пришли как раз туда, куда нужно. Я как бы между прочим обнимаю ее и хочу поцеловать в губы.
- Не надо, - тихо произносит Хироко и отворачивается.
По инерции я чмокаю ее куда-то в голову, ощущая смесь запахов, исходящих от ее волос, уха и очков.
- Почему не надо?
Она убирает мою руку. Ее жест содержит и нежность по отношению ко мне, и долю самозащиты.
- Ты мне все еще не безразличен, - сообщает Хироко.
- Это здорово. Потому что ты мне тоже далеко не безразлична.
- Но в другом смысле.
- А вот это уже звучит не так здорово.
- Но ты сам говорил, что я обязательно встречу хорошего парня.
- Да, но не стоит торопить события.
- Я уже много времени провожу вместе с Дженом.
- С Дженом? - Я сразу представляю тихого незаметного японца, сидящего за первой партой. Но Джен ведь ребенок!
- Он мой ровесник.
- Правда? Мне почему-то казалось, что он намного моложе тебя.
- Мы с ним собираемся путешествовать. Сразу после экзаменов. Может быть, поедем в Испанию. Или в Таиланд. И если говорить честно, мы с ним даже Азию хорошо не знаем. - Она смеется и благодарно сжимает мою руку. - И ты был совершенно прав. В мире много хороших людей. Как там говорится? В море водится много рыбешек.
Но все они, между прочим, очень скользкие.
С Ванессой все получалось как-то легко.
Просто и забавно. Так, как и должно быть. Никакой боли, никакого напряга. Никаких вопросов вроде: "А что ты думаешь по этому поводу?" или "Почему ты плачешь?". Насколько я помню, мы ни о чем не спорили и никогда ни в чем не обвиняли друг друга. Вот что значит настоящая француженка. В достаточной степени чуткая и понимающая, чтобы не усложнять жизнь себе и другим. Внезапно я осознаю, что скучаю по Ванессе, как сумасшедший. Я звоню ей на квартиру, но трубку почему-то снимает мужчина. А мне казалось, что тот человек должен был давно исчезнуть из ее жизни. Ну, примерно так же, как быстро и ненавязчиво исчезают различные персонажи из моей собственной. А чего я, собственно, ожидал? Наверное, что он вернется к своей жене. И заодно к привычной жизни.
- Алло?
- Ванесса дома?
Неловкая пауза. Потом слышу:
- А кто ее спрашивает?
Теперь молчу я. Наконец произношу:
- Ее учитель.
- Подождите секундочку.
Трубку с грохотом бросают, видимо на столик, где стоит телефон. Где-то вдалеке слышны голоса: недовольный баритон мужчины, певучий ответ Ванессы. Она, как мне кажется, пытается оправдаться.
- Алё?
Я улыбаюсь. Тут, по-моему, никакого соперничества быть не может.
- Ванесса, это Элфи звонит.
- Элфи? - Она закрывает трубку рукой и что-то объясняет своему женатику. (Как будто она обязана отчитываться перед ним!) - Что тебе нужно?
- Я подумал вот о чем. А не встретиться ли нам, чтобы выпить или просто посидеть где-нибудь…
- Нам с тобой?
- Ну да. Тебе и мне.
- Это невозможно. Я больше не живу одна. И мне казалось, что ты знаешь об этом.
- Ну, мы просто посидели бы в кафе и выпили, - поясняю я, стараясь говорить спокойно. - Я же не настаиваю на том, что пора отправляться выбирать шторы для нашей будущей гостиной.
- А зачем нам встречаться?
- Зачем? Почему всегда и во всем должна быть какая-то причина? Мне потому и нравились наши встречи, что мы никогда не искали причину.
- Извини, но я не могу.
- Ну, не обязательно прямо сейчас, сию минуту. Я не тороплю тебя. Мы же не обязаны встречаться с тобой именно сейчас. Как насчет пятницы? Или на выходные? Выбирай сама. Давай, не стесняйся. Любой вечер будет принадлежать тебе. Лично я полностью свободен весь уик-энд.
- Мне надо идти, Элфи.
- Погоди, не вешай трубку. Мне казалось, что нам вдвоем было хорошо.
- Да, мы с тобой здорово… как бы лучше выразиться?.. повеселились, что ли. Да, пожалуй, что так. Мы здорово повеселились. Но на этом наши приключения закончились, Элфи. Мы просто повеселились. А теперь мне нужны другие отношения. Нечто большее, чем простое веселье. Понимаешь?
Я еду в китайский квартал и там в одиночестве выпиваю сразу несколько бутылок "Цинтао". Потом я каким-то образом оказываюсь в баре "Эймон де Валера", причем перед самым его закрытием. Зал забит учениками школы Черчилля. У двери за столиком расположились Йуми и Имран.
- Давайте, я угощу вас выпивкой, - тут же предлагаю я.
- Не надо, спасибо, - вежливо отказывается Имран.
- Почему ты не идешь домой, Элфи? - удивляется Йуми. - Ты выглядишь каким-то измученным.
- А что ты пьешь, Имран? Может, заказать тебе крепкого темного пива?
- Я не пью алкогольные напитки.
- Правда? Неужели? Вот уж никогда не знал. - Я перевожу взгляд на Йуми. До чего же красиво ее лицо, обрамленное крашеными желтыми волосами. - Не знал, что Имран не потребляет алкоголь. Это как-то связано с религией?
- Да. С религией, - не глядя на меня, отвечает этот красивый подлец.
Я по-дружески обнимаю его за плечи и приближаю к нему лицо, но парень тут же морщится, стараясь отстраниться от меня, чтобы не дышать пивным перегаром.
- Но при этом твоя религия не мешает тебе воровать чужую девчонку. Не кажется ли тебе это чистейшим лицемерием, а, дружок?
Парочка поднимается со своего места, собираясь покинуть бар.
- Никто меня не воровал, - гордо заявляет Йуми. - Женщину нельзя украсть. Зато ее можно отпугнуть.
И они уходят.
Я замечаю за стойкой бара Ольгу и пробираюсь к ней через толпу посетителей. Повсюду слышен смех, поблизости раздается звон бьющегося стекла. В зале дым стоит коромыслом.
У бара я встречаю Цзэна и Витольда.
- С вами все в порядке? - волнуется Цзэн.
- Вы выглядите как-то странно, - подтверждает его опасения Витольд.
Но я даже не обращаю на них внимания.
- Ольга! - обращаюсь я к своей ученице. - Ольга, я хочу поговорить с тобой. Это очень важно.
Она нарочно отходит к противоположному краю стойки, чтобы только не общаться со мной. Ко мне приближается ее напарник - парень, разговаривающий с австралийским акцентом, и пытается взять у меня заказ, но я сразу поясняю, что мне нужна именно Ольга. Он молча пожимает плечами и отступает в сторону. Цзэн нетерпеливо тянет меня за рукав, но я только отмахиваюсь от него.
- Нехорошо так, - неодобрительно произносит Витольд.
Ольга, похоже, даже не собирается подходить ко мне. Она уже занялась очередным клиентом, обменивается с ним шуточками и весело смеется.
- Ольга!
Кто-то хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь и тут же вижу стремительно несущийся мне навстречу кулак.
Времени среагировать у меня не остается.
Кулак с жесткими костяшками плюс острый серебряный перстень в следующий же миг врезаются в мою челюсть, и я ощущаю тепло крови на разбитых губах. Ноги у меня подкашиваются. Я понимаю, что не упал лишь потому, что меня надежно поддерживает стойка бара. Передо мной стоит худощавый бледный парень в дешевых шмотках. Его кулак измазан моей кровью, на лице - выражение лютой ненависти.
Цзэн и Витольд вдвоем удерживают его, но видно, что этот молодец готов продолжить свою стремительную атаку. В зале становится тихо. Завсегдатаи "Эймон де Валера" с удовольствием наблюдают за развитием самого настоящего шоу. Почему люди вокруг нас такие злые? Почему они не могут вести себя прилично и поступать по-человечески? Почему они не прислушиваются к мудрым словам Скалы, когда тот обращается непосредственно к ним?
- Кто вы такой? - интересуюсь я.
- Я бойфренд Ольги.
- Правда? Просто невероятно. Дело в том, что я тоже ее бойфренд.
- Ничего подобного, - презрительно фыркает незнакомец. - Ты никто.
В следующую секунду меня попросту вышвыривают из ресторана двое громил-вышибал. Один из них чернокожий, фигурой больше напоминающий холодильник, а второй - белый, смахивающий издалека на стационарную посудомоечную машину. Они берут меня под руки с обеих сторон, ведут к входной двери и с силой (в которой уж совсем не было необходимости) выкидывают на улицу.
На асфальте возле бара сидит нищий-попрошайка со своей собакой. Я спотыкаюсь о них и, не сумев сохранить равновесие, падаю головой в сточную канаву.
Некоторое время я лежу на обочине, разглядывая звезды в вышине, где-то там, в небесах, за желтым тусклым светом уличного фонаря. Голова раскалывается от боли, губы противно ноют. Рубашка спереди испачкана моей же кровью.
Ко мне подходит собака нищего и начинает вылизывать лицо, но тут ее окликает хозяин. "Мистер! - кричит он. - Иди сюда!" Вот уж действительно подходящее имя для бродячего пса! Собака отходит, и в результате получается, что даже эта несчастная тварь не хочет иметь со мной ничего общего.
И тут внезапно меня осеняет. Я знаю, что мне нужно сделать!
Мне надо немедленно переспать с Джеки Дэй!
29
Я едва успеваю сесть на последний поезд в Эссекс.
В моем вагоне полным-полно молодых людей, одетых в красивые деловые костюмы, а также девушек, расфуфыренных не хуже Джеки Дэй. Со стороны они напоминают поддатую вырядившуюся к празднику молодежь в час пик. Повсюду слышны веселый говор и смех. При этом никто никому не мешает. В вагоне пахнет жареным мясом, пивом и дорогими лосьонами.
Наступает полночь, и поезд с грохотом вылетает из огромного металлического сарая - вокзала на Ливерпуль-стрит. Трудно определить, где кончается столица и начинается пригород, где вместо станций подземки встречаются крохотные городки и где именно Лондон уступает место Эссексу.
Поезд мчится сквозь темноту, в которой я умудряюсь все же разглядеть разваливающиеся корпуса жилых домов, выстроенных еще в шестидесятые годы, бесконечные штабеля никому не нужных железнодорожных шпал, маленькие дворики, заставленные старенькими автомобилями. Затем за окном проносится стадион, предназначенный для собачьих бегов. Мы проезжаем мимо нескончаемых пивнушек, китайских и итальянских ресторанчиков. Затем снова следует череда пивных баров, за ними - серия разных магазинов и опять жилые кварталы, тянущиеся до самого горизонта. Мир автомобилей, муниципальных домов и крохотных удовольствий. Эссекс даже чем-то напоминает Лондон, с той лишь разницей, что тут повсюду царит нищета. Создается впечатление, что здесь обитают только те люди, которым катастрофически не хватает денег.
Одна за другой мелькают названия остановок. Стрэтфорд, Илфорд, Севен-Кингс, Чадуэлл-Хит, Ромфорд, Харольд-Вуд… Пригород расстилается вдаль и вширь, но из-за его домов и машин кажется, что это один гигантский город. Так проходит почти час. Разодетые и пьяные молодые люди рассеялись: кто заснул, а кто уже сошел на своей станции.
И вдруг пейзаж за окнами вагона меняется.
Неожиданно город уступает место полям, теперь черным и молчаливым, распростертым чуть в стороне от железной дороги. Следующая станция - Банстед. Именно здесь становится понятно, что город закончился и вы въехали на территорию периферии.
Банстед. Это их городок. Именно тут они и живут.
Маленькое такси медленно движется по узкой улице, усыпанной мелкими камешками, мимо двухквартирных домиков, имеющих с соседями одну общую стену. Перед некоторыми из них разбиты шикарные сады с большими клумбами и терракотовыми горшками, в которых растут экзотические цветы, кустарники и невысокие деревца. Другие хозяева предпочли забетонировать площадки своих участков, и там, где должны были бы, по идее, зеленеть лужайки, печально маячат легковушки и фургончики.
Перед домом Джеки я с удовольствием обнаруживаю просторную лужайку. Правда, на этом зелень и заканчивается. Никаких цветов, кустов и деревьев. Только обычная травка. Я расплачиваюсь с шофером такси и уже пешком направляюсь по подъездной дорожке, которую Джеки делит со своими соседями.
В доме темно, но я решительно нажимаю на кнопку звонка. Она открывает мне дверь, одетая сегодня в… как же называется такой шелковый японский халатик? Ах да - кимоно. Я не могу сдержать улыбку - как это похоже на Джеки Дэй! Она не может иметь в своем гардеробе обычный халат, такой, какой носят все обычные женщины. У нее это должно быть именно кимоно.
- Что с тобой случилось? - тут же интересуется она.
- Ты всегда одета по случаю?
- Тебя избили?
Ну конечно! Я же забыл про свое лицо. Теперь я осторожно дотрагиваюсь до него и чувствую на губах засохшую кровь. Но я лишь неопределенно пожимаю плечами, и Джеки впускает меня внутрь. Она зажигает свет в коридоре и в гостиной, успевая на ходу предложить мне чашечку чая или кофе, на мое усмотрение. Дом у нее маленький, но очень опрятный. Никакой роскоши и излишеств, стены обклеены обоями в цветочек.
У двери висит фотография Изюмки, когда та была еще маленькой девочкой. Она улыбается на солнечном морском берегу. Милый ребенок. Совсем не толстый и еще не прячет глаза за грязной челкой. Здесь она веселая. Что же с ней случилось потом?
Я смотрю на Джеки. Пожалуй, впервые я вижу ее без косметики. Освобожденная от своей боевой раскраски, она выглядит удивительно симпатичной молодой женщиной.
Мы проходим в гостиную. Здесь стоит большой телевизор, на полу лежит жуткого ядовитого цвета оранжевый ковер. На стенах еще несколько снимков Изюмки, где она запечатлена вместе с Джеки, молодой и смеющейся женщиной. И еще тут много сувениров, которые так любит моя бабуля. Это и кельтские крестики, и испанские быки, и Микки-Маус, приветливо машущий мне лапкой в белой перчатке, знаменитый сувенир из Диснейленда.
- Что ты здесь делаешь?
- Я просто хотел сказать… что это здорово.
- Ты пьяный? Ты ведь напился. Я же чувствую запах.
- Мам, кто там? - Голос Изюмки слышится откуда-то сверху.
- Иди спать, - строго велит ей Джеки.
- Я считаю, что это просто здорово, что ты так твердо намерилась продолжить свое образование, - поясняю я. - Серьезно говорю. Ты же хочешь поменять весь свой мир. Я восхищаюсь твоей решительностью. Правда. Я бы сам хотел целиком поменять свой мир. Мой мир, кстати, уже практически готов к кардинальным переменам.
- Это все?
- Что именно?
- Все, что ты хотел мне сказать?
- Нет. Еще вот что. Ты мне нравишься.
Она смеется, мотает головой и плотнее запахивает свое кимоно.
- Неужели я тебе действительно нравлюсь?
Я шлепаюсь на диван. Кожа протяжно стонет под моим весом. Неожиданно я осознаю, как сильно устал.
- Да, именно так.
И я не лгу, это правда. Она мне очень нравится. Взять хотя бы то, что она воспитывает дочку совершенно одна. И потом - сколько же ей приходится работать, чтобы содержать себя и Изюмку! Сколько же она трудится, чтобы ублажить всех этих пижонов с Корк-стрит и из школы Черчилля. Они сами ведь никогда не станут заниматься тем, что делает для них Джеки Дэй. И к тому же она мечтает учиться дальше. Но это не несбыточная мечта. Она обязательно осуществится. Сначала Джеки чистит туалеты и моет полы на Корк-стрит, потом пишет сочинения по книге "Сердце - одинокий охотник". Это впечатляет. У нее боевой дух, такой сейчас редко встретишь. Я восхищен этой женщиной. Я никем не восхищался уже давно. С тех пор как не стало Роуз.
Поэтому я собираюсь с силами и намереваюсь тут же обнять ее. Я чувствую в себе нерастраченный запас нежности, перемешанный с выпитыми сегодня бутылками "Цинтао".
Но Джеки решительно отстраняет мои руки.
- Не надо, - уверенно произносит она и отступает на шаг, скрестив руки на груди. - Мне кажется, это не самая лучшая твоя мысль. Боже мой! Неужели тебе так необходимо спать буквально со всеми своими ученицами? Неужели ты не можешь просто… ну, просто учить их, и все?
- Джеки, я же вовсе не хотел…