- Примите мои поздравления. В вашей живописи есть что-то неординарное, свое…
Незнакомец сделал неопределенное движение рукой, пытаясь найти нужное слово.
- Видение. Свое, новое видение мира. Еще раз браво.
Алан, усмехнувшись, поклонился. Казалось, он был взволнован, выставка имела большой успех. Лора мастерски ее подготовила.
Газеты писали о "самобытности, силе и глубине". Женщины не спускали с Алана глаз. Поговаривали, что он приплыл на грузовом судне, где был помощником машиниста.
Если бы Алан не выглядел таким потрясенным, Жозе от души посмеялась бы над всей этой чепухой. За три недели до открытия выставки они заперлись дома. Алан не находил себе места, вставал по ночам и шел смотреть свои картины, поднимал жену, страстно говорил о мольберте как о своей судьбе. Его мучительные сомнения в своей состоятельности пугали даже Лору, вынуждали Жозе не отходить от него ни на шаг, быть ему то матерью, то любовницей, то критиком. Но она была счастлива. Он заинтересовался чем-то, кроме самого себя, он увлеченно и с уважением говорил о том, что делает, он что-то создавал.
Их совместная жизнь становилась вполне возможной, в этой жизни он продолжал бы нуждаться в Жозе, но по-иному, как всякий мужчина нуждается в женщине. Теперь у него была не только она. Поэтому Жозе спокойно наблюдала за тем, как Лора Дор играет роль музы, а Алан мало-помалу поднимает голову, вновь обретает уверенность, легкое чувство превосходства. Теперь Лора чаще говорила о Ван Дейке, чем о Марке. Об этом Жозе шепнула с трудом протиснувшемуся к ней, облаченному в черный велюровый костюм Северину.
- Я тебя понимаю, - улыбнулся он в ответ. - Твой муж осточертел мне своими расспросами. Ты знаешь, что почти все картины уже проданы?
- Правда? А как ты сам их находишь?
- Они очень своеобразны. Напоминают мне… э-э…
- Не мучайся, - сказала Жозе. - Я же знаю, что ты в этом ничего не понимаешь.
- Ты права. Мы обедаем у Лоры? Посмотри на нее: можно подумать, что это ее выставка.
- Она счастлива, - сказала Жозе, которую переполняло снисхождение к Лоре. - Она действительно много для него сделала.
- Все так говорят, - сказал Северин. - Тебе придется услышать немало язвительных намеков.
- Такая роль меня устраивает, - сказала, пожав плечами, Жозе.
- Лишь бы он оставил тебя в покое, да?
Они расхохотались. Алан повернулся в их сторону. Он было нахмурил брови, но, увидев Северина, улыбнулся.
- Очень мило с вашей стороны, что вы пришли. Вам нравится?
- Это потрясающе, - ответил Северин.
- Таково, видимо, общее мнение, - удовлетворенно хмыкнув, сказал Алан и обратился к ожидавшему своей очереди поклоннику.
Северин смущенно закашлялся, а Жозе покраснела.
- Если теперь он будет воображать из себя Пикассо…
- Это лучше, чем роль Отелло, дорогая моя…
Он увлек ее за собой. Они покинули выставочный зал и присели на террасе соседнего кафе. Северин болтал без умолку. Жозе рассеянно его слушала. Она вспоминала, как дней десять назад Алан с искаженным лицом вопрошал: "Как ты считаешь, это неплохо? Это чего-то стоит? Ну скажи же что-нибудь!" Она сравнила тогдашнюю его мучительную гримасу с тем самодовольным видом, который был у него, когда он произнес: "Таково, видимо, общее мнение". Перемена произошла подозрительно быстро. Ведь Алан был слишком умен и, главное, лишен чрезмерного тщеславия.
- Ты меня не слушаешь?
- Нет, нет, что ты, я слушаю.
Северин ударил кулаком по столу.
- Да нет же! После своего возвращения ты совсем меня не слушаешь, ты всегда настороже. Вы оба смахиваете на призраков. Согласна?
- Да.
- Это главное.
Удивленная серьезностью его тона, она повернулась к нему, и ее охватил гнев.
- Ты рассуждаешь, как Бернар. Мы с Аланом несколько обременяем вас, не так ли?
- Бернар, скорее всего, обременен своими личными делами, как и я. Но, как и я, он тебя любит.
Жозе импульсивно схватила его за руку.
- Извини. Я сама не знаю, что говорю. Скажи честно, Северин, я сама во всем виновата?
Он не спросил "в чем?", лишь тряхнул головой.
- Ты не виновата. В таких вещах вообще никто не бывает виноват. Я не думаю также, что ты сама способна все уладить. Ведь вначале он, со своей детской наивностью, и меня было ввел в заблуждение. Если бы Лора не оказалась из-за него в таком состоянии…
- В каком состоянии?
- Она безумно влюблена в него, а он каждый день с ней встречается, искушает, но даже прикоснуться к ней не хочет… Нельзя же так. Она мечется между снотворным и виски. Дор хотел отправить ее в Египет, но твой муж сказал убитым голосом: "А как же без вас моя выставка?" - и она осталась.
- Я этого не знала.
- Ты никогда ничего не знаешь. Ты так боишься ввязаться в эти дела, что постоянно витаешь в облаках. Кстати, о чем ты мечтаешь?
Она засмеялась.
- О пустынных берегах.
- Я так и думал. Как только у тебя неприятности, ты начинаешь мечтать о пустынных берегах. Ты помнишь, как…
Она привычно оглянулась назад, и это его позабавило.
- Не волнуйся, его там нет.
- Речь идет не о простых житейских неприятностях, Северин, а о моем муже. Он любит меня, и я дорожу этим.
- Не будь ханжой. Ну вышла за того, а не за этого. Ну, и что дальше? Не беги так, я обожаю, когда ты сердишься, мой котеночек…
Он еле поспевал за ней, она шла по улице и цедила сквозь зубы: "Я не из таких, не из таких". Он в конце концов услышал, что она шепчет.
- Конечно, не из таких. Ты создана для счастливой, веселой жизни, для того, чтобы любить человека, который не держит тебя день-деньской за горло. Ты обиделась, Жозе?
Они подходили к выставочному залу. Она повернулась к нему заплаканным лицом и бросила: "Нет". Северин в растерянности замер у входной двери.
Жозе яростно протискивалась между покидавшими выставку посетителями, кусая губы, чтобы остановить слезы.
Она искала Алана.
"Алан, миленький, ты ведь меня так любишь, сумасшедшенький ты мой, ни на кого не похожий, Алан, ну скажи же, что они не правы, что они ничего не понимают, что мы всегда будем вместе…" Она чуть не сшибла его с ног в тот момент, когда он жал руку последнему из приглашенных.
- Куда ты пропала?
- Я пошла выпить пива с Северином, мы здесь задыхались.
- С Северином? Надо же, а я видел его минут пять назад.
- Ты обознался. Умоляю, не начинай все сначала!
Он лукаво глянул на нее и рассмеялся.
- Ты права. Сегодня большой день, забудем свои причуды. Да здравствует живопись! Да здравствует великий художник!
Теперь они были одни. Выставочный зал опустел. Сквозь стеклянные двери было видно сидящую в машине Лору, которая жестами приглашала их к ней присоединиться. Алан взял Жозе за руку и подвел к одной из своих картин.
- Ты видишь это? Это ровным счетом ничего не стоит. Это - не живопись. Это - ничтожная навязчивая идейка в цвете. Настоящие критики сразу это поняли. Это - плохая живопись.
- Почему ты мне это говоришь?
- Потому что это правда. И я всегда это знал. Неужели ты вообразила, что я поверил в эту комедию? Ты так плохо меня знаешь?
- Зачем тебе это было нужно?
Она была ошеломлена.
- Чтобы как-то развлечься. И чтобы чем-то тебя занять, дорогая. Впрочем, я сожалею, что все это было розыгрышем. Ты была великолепна в роли жены художника. Ты излучала уверенность. Ты не была в восторге от моих творений, нет, но хорошо это скрывала. Ведь я был чем-то занят, и тебя это устраивало, не так ли?
Она уже пришла в себя и с любопытством смотрела на него.
- Так зачем же ты мне все это сейчас говоришь?
- У меня нет желания провести остаток своих дней за этой бредовой пачкотней. И потом, я не люблю лгать, - учтиво добавил он.
Жозе неподвижно стояла перед ним. Она смутно вспомнила о бессонных ночах, которые он заставил ее провести, о его наигранном смятении и напускном упорстве. Она коротко и сухо рассмеялась.
- Ты немного переиграл. Пойдем, тебя ждет твой меценат.
Лора покраснела от возбуждения и счастья. Она села между ними на заднее сиденье и всю дорогу не умолкала. Время от времени ее трепетная ладонь боязливо ложилась на руку Алана. Он отвечал ей с искренним удовольствием, и Жозе, слыша их смех и видя конвульсивные движения этой ладони, хотела умереть.
Квартира Лоры Дор на улице Лоншам была слишком велика, слишком торжественна, так заставлена массивной мебелью, что никто не знал, по крайней мере в начале вечера, куда поставить пустой бокал. Жозе пересекла ее деловым шагом и закрылась в ванной комнате, где тщательно смыла следы недолгих горячих слез, пролитых часом раньше. Всмотревшись в свое отражение в зеркале, она нашла для своего лица неспокойное, яростное выражение, которое ей явно шло, плавно удлинила линию глаз, вытянула овал лица, подчеркнула выпуклость нижней губы и, наконец, улыбнулась творению своих рук - незнакомке, куда более зрелой и опасной, чем она сама. Ее охватила приятная дрожь, желание сокрушать, шокировать, которого она не испытывала с тех пор, как покинула Ки-Вест. "Они начинают меня раздражать, - прошептала она, - они начинают не на шутку меня раздражать". Под "ними" она подразумевала лживую, безликую толпу. Она вышла из ванной, чувствуя прилив сил, сладкий раж, который она была уже не в силах сдерживать. В гостиной, прислонившись к стене, весело ворковали Алан и Лора. Уже подъехали несколько человек из тех, что были приглашены на выставку. Жозе сделала вид, что не замечает их, и налила себе полный бокал виски. Алан бросил ей:
- А я за последние два месяца свыкся с мыслью, что ты пьешь только воду.
- Меня мучает жажда, - ответила она и так ослепительно ему улыбнулась, что он смутился. - Я пью за твой успех, - сказала она, подняв бокал, - и за успех Лоры, ибо благодаря ее стараниям все сложилось так удачно.
Лора рассеянно улыбнулась в ответ и слегка дернула руку Алана, чтобы тот обратил на нее внимание. Он не хотел отводить глаз от жены, но Жозе лихо подмигнула и повернулась к нему спиной. Она окинула взглядом гостиную в поисках добычи - любого благодушного, представительного мужчины, который поухаживал бы за ней. Но народу было пока совсем мало, и ей пришлось подсесть к бледной как никогда Элизабет Ж., которая опять ждала своего несносного любовника. Полторы недели назад она совершила очередную попытку самоубийства, и ее запястья были красноречиво перехвачены бинтами.
- Как вы себя чувствуете? - спросила Жозе.
Она отпила глоток из бокала и нашла виски отвратительным.
- Спасибо, лучше. - Попытки самоубийства Элизабет были такой же банальной темой для разговоров, как чья-то простуда. - Ума не приложу, где Энрико, ведь он давно должен быть здесь. Вы знаете, я так рада за Алана…
- Благодарю вас, - сказала Жозе.
Она смотрела на Элизабет с необыкновенной теплотой, она чувствовала, что готова очаровать тигра.
Согретая этим взглядом, Элизабет оживилась. Она немного поколебалась и изрекла:
- О, если бы Энрико добился хотя бы половины подобного успеха! Это примирило бы его с людьми, он был бы спасен. Ведь он, представьте себе, в ссоре со всем земным шаром.
Она говорила об этом так, будто речь шла о ссоре двух ее горничных. Жозе понимающе кивнула. Она превосходно себя чувствовала. Почему? "Да потому что я живу, совершаю поступки, исходя из своих интересов, и меня уже не волнует, как это воспримет прохвост, который продолжает сейчас там, в глубине гостиной, неизменно лгать". Это заключение наполнило ее злым ликованием. Элизабет продолжала:
- Он мне говорит: "Вот если бы мне помогли твои друзья…" Разумеется, ему нужна помощь, но не могу же я заставить Лору принять участие в его судьбе. Он думает, что мои друзья не любят его, потому что я жалуюсь им на него. Но ведь я никогда не жаловалась. Я его понимаю. Ведь он необычайно талантлив, но так страдает из-за своих неудач, из-за слепоты так называемых ценителей искусства, которым подавай жалкие копии… то есть… я, конечно, не говорю об Алане.
- Можете говорить и о нем, - холодно сказала Жозе. - Лично я равнодушна к его живописи.
- Вы не правы, - слабо запротестовала слегка потрясенная Элизабет, - в ней есть что-то такое…
Ее перевязанное запястье описало кривую. Жозе улыбнулась.
- Чего нет у других, да? Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, не накладывайте больше на себя руки, Элизабет.
"Похоже, я пьяна, - подумала она, удаляясь, - это от двух-то глотков. Вот тебе и на!" Кто-то подхватил ее под руку. Это был Северин.
- Жозе, прости меня, пожалуйста, за то, что я тебе наговорил. Ты очень обиделась?
Он был сконфужен, говорил тихо и вкрадчиво, как бы опасаясь снова причинить ей боль. Она тряхнула головой.
- Ты разбередил мне душу, Северин. Однако выше голову! Помнишь тот фильм с Бэт Дэвис? Она устраивает в Голливуде грандиозный праздник и незадолго до его начала узнает, что кто-то отбил у нее любовника.
- "Все о Еве", - удивленно произнес Северин.
- Да. Помнишь, как она вышла к гостям и небрежно им бросила: "Пристегните ремни, будет качка". Так вот, будет качка, дорогой мой Северин.
- Что-нибудь с Лорой, Аланом?
- Нет, со мной.
- Что это ты накрасилась под роковую женщину? Жозе, погоди…
Он нагнал ее в баре. Она осторожно опускала два кусочка льда в свой бокал.
- Что ты собираешься предпринять?
Он не знал, радоваться ему или бить тревогу. То, что он называл "пробуждениями Жозе", имело порой катастрофические последствия.
- Я намерена развлечься, мой дорогой Северин. Мне осточертело играть сразу несколько ролей: медсестры, бойскаута и греховодницы. Мне хочется развлечься. Причем именно здесь, а это не так просто. Меня так подмывает, просто руки чешутся.
- Будь осторожна, - сказал Северин. - Не стоит портить себе кровь из-за…
Он не договорил. В гостиную вошел улыбающийся, приветливый мужчина, и, увидев, как изменилось лицо Северина, Жозе оглянулась.
- Конечно же, это Лора его пригласила, - сказал Северин.
- Да это же наш дорогой Марк, - спокойным голосом произнесла Жозе и пошла ему навстречу.
Он совсем не изменился. Все те же правильные черты лица, та же слегка утрированная раскованность и не сходящая с губ светская улыбка. Увидев Жозе, он не смог скрыть секундного смешного испуга, потом обнял ее.
- Пропащая!.. Не хочешь ли ты опять разбить мое сердце? Здравствуй, Северин.
- Откуда ты взялся? - угрюмо произнес тот.
- Я с Цейлона, пробыл там полтора месяца по заданию газеты. До этого - два месяца в Нью-Йорке и полтора в Лондоне. И кого же я вижу по возвращении? Жозе! Пусть будет благословенна старушка Дор! Хоть раз в жизни она не зря меня пригласила. Как ты провела эти два года, дорогая?
- Я вышла замуж. И сегодняшний вечер, если ты не в курсе, устроен в честь первой выставки картин моего мужа.
- Ты замужем? С ума сойти! Постой, постой, если я не ошибаюсь, - он вытащил из кармана список приглашенных, - ты теперь мадам Аш?
- Совершенно верно.
Она весело смеялась. Нет, он действительно совсем не изменился. Прежде он дни напролет изображал из себя заваленного работой, циничного репортера, а по ночам разглагольствовал о драматическом шедевре, который когда-нибудь поставит в театре…
- Мадам Аш… Ты похорошела. Пойдем выпьем чего-нибудь. Послушай, брось ты своего художника и выходи за меня замуж!
- Я вас оставляю, - сказал Северин. - Вам есть что вспомнить, и я буду только помехой.
Они и вправду целый час не умолкали, перебивая друг друга и то и дело восклицая "а ты помнишь тот день?.." или "а что стало с…". Жозе и не предполагала, что хранит столько воспоминаний об этом отрезке своей жизни и что ей так приятно будет их освежить. Она совсем забыла об Алане. Он прошел мимо, взглянул на них с притворной рассеянностью и спросил: "Развлекаешься?"
- Это твой муж? - спросил Марк. - Недурен. К тому же у него талант.
- У него денег - куры не клюют, - смеясь, отвечала Жозе.
- А что ты? Неужели счастлива? Это было бы уже слишком! - заявил Марк.
Она молча улыбнулась. Слава Богу, Марк никогда не ограничивался одним вопросом. Благодаря своему темпераменту, который заставлял его постоянно переходить от одной темы к другой, от одного настроения к другому, он приобрел славу самого беспечного и приятного молодого мужчины в Париже. Жозе вспомнила, как он изводил ее в последние дни их недолгой любовной связи, и немало удивилась тому, как хорошо ей было с ним теперь.
- Жозе, - позвала ее Лора, - идите к нам.
Она поднялась и, чувствуя, что не очень твердо стоит на ногах, улыбнулась. Лора держала под руки Алана и какого-то незнакомца.
- Мне не хотелось бы отрывать вас от Марка, - сказала она, и Алан сразу побледнел, - но с вами непременно хотел познакомиться Жан Пэрэ.
Они обменялись общими фразами о живописи с человеком, которого звали Пэрэ. Последний явно не был настроен о чем-то говорить, он просто хотел познакомиться, и вскоре Жозе удалось от него избавиться. К ней тотчас подошел Алан.
- Так это Марк? - проговорил он сквозь зубы. Он, видимо, здорово приложился, от легкого тика у него подрагивала бровь.
Алан испытующе смотрел на нее. Ей захотелось рассмеяться ему в лицо.
- Да, это Марк.
- Он похож на парикмахера.
- Он и прежде был таким.
- Вы делились воспоминаниями?
- Ну конечно. Как тебе прекрасно известно, нам есть что вспомнить.
- Я рад, что ты так отмечаешь мой успех.
- Успех? Ты что, забыл свои собственные слова?
Он, видимо, и правда плохо их помнил после всего выпитого и услышанного от своих почитателей. Не исключено, что он и дальше будет писать картины. Она отвернулась. Вечер начинал походить на дурной сон. "Пусть себе малюет, не веря в то, что творит, пусть подталкивает Лору к самоубийству, пусть делает что хочет", - подумала она и решила пойти перекраситься.
Большая ванная была занята, и она отправилась в ту, которой пользовалась Лора. Она пересекла просторную, обитую голубым шелком спальню, в которой развалясь отдыхали два пекинеса, и вошла в крошечную бирюзово-золотистую ванную, где Лора каждое утро пыталась навести красоту, чтобы очаровать Алана. Эта мысль заставила Жозе улыбнуться. Она посмотрела на себя в зеркало: глаза ее были широко раскрыты и выглядели светлее, чем обычно. Жозе прислонила лоб к холодному стеклу.
- Мечтаешь?
Она вздрогнула - это был голос Марка. Он стоял, опершись о дверной косяк, в небрежной позе фотомодели из журнальчика для мужчин "Адам". Она повернулась к нему, и они улыбнулись друг другу. Он был совсем рядом и, притянув ее к себе, горячо обнял. Она стала довольно вяло вырываться, и он ее отпустил.
- Я просто хотел напомнить тебе о добрых старых временах, - сказал он хрипловатым голосом.