- Откуда вы родом? - Почуяв что-то особенное в словах бильярдиста, Паша старался задавать вопросы дружелюбно-рассеянно, будто бы из сочувственного любопытства.
- Из Гродина.
- Так мы земляки!
- Да? - Иван протянул Паше через стол руку. - Ну, здорово, земляк…
- Так что же с дочкой произошло? Она заболела?
Ответы на Пашины вопросы, все более конкретные, Ивану давались нелегко.
- Нет, тут хуже. - Он достал из кармана брюк кипенно-белый носовой платок и промокнул лоб. - На нее напали…
- Сколько же времени прошло?
- Четыре года.
Седов наклонил голову к левому плечу. Беседа за кружкой пива становилась все более интересной.
- Как она умерла? - Он уже не мог не спросить этого, но теперь надо было обосновать свой интерес: - Это важно, Вань. Я не из любопытства спрашиваю.
- А зачем? - Иван выглядел слегка растерянным.
- Вполне возможно, что дочь Роберта Аванесовича и твою дочь один и тот же человек убил.
Иван допил пиво и помрачнел:
- Я сам нашел ее на пляже поздно ночью. Искал, искал и - нашел. До утра сидел рядом с Олесенькой моей, не мог к людям идти. Меня на пляже нашел кто-то, милицию вызвал. Они приехали, забрали мою девочку. Сказали после, что захлебнулась она. И… над ней надругались.
- Сколько лет было дочери?
- Шестнадцать…
- Какого числа это случилось?
- Пятнадцатого июля.
- Убийцу нашли?
- Нет…
Иван поднялся из-за стола:
- Прости, Паш, мне тяжело вспоминать. Пойду, высплюсь, день был тяжелый.
- Я понимаю, - сказал Седов вполне искренне. Он тоже встал. - Ты не мог бы помочь мне? Одна мелочь… Принеси мне фото твоей дочери.
Иван неопределенно кивнул ему и пошел к выходу. Седов снова сел на место и сделал скучающей официантке заказ:
- Еще пива, пожалуйста.
Часть вторая
День десятый
В автобусе Гродин - Боровиковка Павел Петрович спал как убитый. Он и эту ночь провел у моря, только на этот раз мысли его имели направление весьма четкое. Утром он уже знал, что надо делать, но нужны были новые факты. Иначе не складывалась система.
До автобусной станции его подвезла Кира. Седов чуть не проспал автобус, задремав под утро на лежаке. А проснувшись, бросился в отель, кое-как собрал вещи и выскочил из вестибюля в ту минуту, когда на стоянке за воротами "Зари коммунизма" парковала свой пикап его новая подруга.
- Все-таки я точно знаю, что есть тут у нас маньяк! - сообщила она, когда ее пикап выбрался на боровиковскую дорогу.
- Пока рано об этом говорить, - потирая глаза, осторожничал Паша. - Все еще очень неопределенно.
- Но ведь ты тоже в это веришь?
- Верить - неверное слово. - Паша вдруг заговорил афоризмами. - Я знаю, что уже три года в одно и то же время на этом побережье пропадают шестнадцатилетние девушки, которые внешне слегка похожи. Но этого слишком мало.
Кира пожала плечами:
- А я думаю, что достаточно! Надо же его искать, ловить, сажать. Он же через год еще кого-нибудь убьет!
Паша покачал головой.
- Не все так просто, - сказал он. - Не все так просто.
- А куда ты едешь? - спросила Кира.
- К отцу Роберта, в Гродин.
- Зачем?
- Люблю семейные истории…
Кира задумалась и снова стала похожа на умную белочку.
Гродин встретил его духотой, пылью и шумом, который типичен для всех городов в мире и объединяет гул моторов, шорох шин по асфальту, голоса людей… Паше вдруг показалось, что Гродин примерещился ему, задремавшему под шум прибоя на песке, состоящем из битых в крошку маленьких белых ракушек. Захотелось открыть глаза.
Аванес Давидович о смерти внучки уже был извещен. И об аресте Виктории - тоже. Пашу он принял без удивления, решив, что этот чуть усталый парень с обгоревшим носом выполняет какое-то поручение Роберта. И даже если вопросы гостя его удивили, он этого не показал.
Квартира Каспаряна-старшего была небольшой, уютной и чистенькой. Аванес Давидович, седой сухощавый старик, пригласил Седова в комнату, предложил абрикосовый компот, поставил на стол вазочку с печеньем.
- Я бы хотел поговорить с вами о вашей внучке, - сказал Паша, устраиваясь в глубоком клетчатом кресле с деревянными ручками. - Вы часто ее видели?
- Нет, - ответил хозяин почти равнодушно. - Редко я ее видел, очень редко. Вы не думайте, что я такой злой старикашка, но видеть ее мне не очень и хотелось. Если она приезжала с Робиком, то с порога начинала клянчить: игрушки, конфеты, деньги. И так все время, сколько я ее видел. Еще льстивая была… Плохо, что она погибла, ведь жизнь молодая, но я не тоскую за ней. Думаю только, что Робик как-то не так ее воспитывал…
- Баловал?
Аванес Давидович пожал сухонькими плечами:
- Вроде и не баловал, но все равно воспитывал абы как. Ей мать была нужна. Хотя… эта Лена… - Он махнул рукой.
- А вы как Роберта воспитывали? В строгости, наверное?
Старик чуть заметно улыбнулся:
- А Робика и воспитывать не надо было. Скажешь: учи уроки - он учит. Скажешь: не смей на велике по дороге гонять - он и не будет. Хороший мальчик. Всегда был хорошим.
- Но он с вами стал жить только с двенадцати лет?
- Это - да, - согласился Аванес Давидович. - Мы с женой развелись, когда ему года три было. Я очень жалел, что пришлось ей ребенка оставить. Но в те времена дети после развода всегда с матерями жили. Я думал, что ему с ней лучше будет.
- А на самом деле? - Чуткое ухо Павла Петровича уловило в последней фразе нотку сожаления, а может, и сарказма.
- На самом деле… Моя бывшая жена умерла давно, а говорить о покойных плохо нельзя, верно?
- Не всегда, - ответил Паша серьезно. - Вы имеете право на собственное мнение. И имеете право его высказать.
Он не удивился, что о покойной внучке дед, не смущаясь, отзывался скверно, а о жене - не мог. Пожилые люди часто нелогичны. К тому же бывшую супругу в прежние времена Аванес Давидович любил, и она причинила ему сильную боль, а Ираиду он просто воспринимал как близкое существо.
- Раз вы так считаете, - сказал старик, чуть прищурившись, что, скорее всего, выражало презрение, но не к собеседнику, а к объекту беседы, - то я выскажу свое мнение. Она была очень непорядочной женщиной. Хотела только развлекаться, гулять с мужчинами. Не отказывалась выпить. Подробностей не знаю, Робик мне никогда ничего не рассказывал, но она в Гродине вела образ жизни просто разгульный! Мужчины к ней ходили, они выпивали…
- Она работала где-нибудь?
- Да, в советские времена не работать было невозможно. Она и работала - в больнице.
- Кем?
- Каким-то рентгенологом, вроде того, - небрежно сказал Аванес Давидович. - Я знаю, что Робику было плохо у нее. Он приехал ко мне после ее смерти - такой худенький, такой забитый! Все его вещички влезли в школьный портфель: пара брюк, пара белья, рубашка, пиджачок… И голодный он был все время, будто раньше досыта не кормили.
- А скажите, Аванес Давидович, у вас фото вашей бывшей жены не сохранилось?
- Фото?.. - Старик отвел глаза. - Ну, случайно я нашел одно. Недавно. Перебирал старые снимки как-то. Принесу сейчас.
Аванес Давидович обещание выполнил. Черно-белая фотография была сделана в семидесятых - молодая женщина, улыбаясь, обнимает черноглазого мальчика. Паша вгляделся в лицо женщины. Он не мог сказать точно - похожа Ираида на свою бабушку или нет? Ираиду он видел только на фото и - мертвой. И знать не знал, как она улыбается и какое у нее должно быть выражение лица, если она смотрит на любимого человека.
- А как вы считаете, Ираида на бабушку свою похожа была?
- Нет. Куда ей?! - Свое презрение дед скрыть даже не пытался. - Моя жена была красавицей, оттого и все наши проблемы. Ира, может, лицом ее и напоминала, но красоты в ней ни грамма не было.
Седов решил, что достаточно мучить вопросами пожилого человека. Он попросил фото бывшей жены Аванеса Давидовича и поднялся с места.
- Вы сейчас назад поедете, к морю? - спросил старик, провожая гостя до двери.
Павел Петрович кивнул и улыбнулся, вспомнив шум прибоя.
- Как же я скучаю по нему… - Вздох Аванеса Давидовича был печальным и глубоким - Но вот, на старости лет нажил себе болячку - аллергию! Оно, конечно, не странно. Я ж с химикатами много работал. Мы с Робиком столько мешков с удобрениями перетаскали, что и не вспомнить. Теперь, как только выхожу на морской берег, - задыхаюсь, а если в морскую воду войду - покроюсь красными пятнами и волдырями.
- Сочувствую, - сказал Паша, который лучше многих понимал печаль этого старого человека.
Из квартиры Каспаряна-старшего он вышел, поторапливаясь, потому что хотел успеть на автобус, уходящий после обеда.
На автовокзале Пашу разочаровали: вечерних рейсов не было. Седов попытался дозвониться Вике по мобильному, но ее аппарат был отключен. Ему следовало бы взять номер адвоката, к которому она должна была обратиться, но он не подумал об этом заранее.
Обидевшись на самого себя, купил билеты на самый ранний утренний рейс и направился к своему дому.
А по дороге вспомнил о Яне. Как и всегда, подумав о ней, он испытал чувство вины. Ее надо было просто любить, а у него не получалось. Способность просто любить сгорела пять лет назад. Остались лишь горечь, боль, тоска по ушедшему и это самое чувство вины. По сути, из всего, что осталось, вина была ближе всего к любви…
- Яна, я ненадолго в Гродин вернулся, - сказал он, набрав ее номер. - Хочешь, встретимся сейчас? Завтра утром я снова уеду.
Она хотела встретиться, и Паша остановил нужную маршрутку. Яна жила в однокомнатной съемной квартире вместе с рыжим котом Вольдемаром. Работала она редактором в одной городской газете, увлекалась кино, много читала.
Возле дома Яны под самодельным и оттого кособоким зеленым навесом продавались абхазские абрикосы. Паша купил их целый килограмм, потому что нежная кожица фрукта напомнила ему покрытую пушком щеку Яны. Он соскучился по ней.
Едва открыв дверь, Яна бросилась Седову на шею - легкая, теплая, ласковая. Прижалась упругим, как у юной девушки, телом, шепнула слова, от которых у Паши закружилась голова. Вскружить его голову мог бы и ее наряд: коротенькие шортики и маечка, скорее будившая любопытство, чем прикрывавшая тело.
Паша прижал ее к себе, выпустив из рук сумку и пакет с абрикосами. Вдохнул аромат ее кожи, волос, подчиняясь вспыхнувшему желанию, нашел ее губы, ощутил их вкус. Поднял на руки и, скидывая на ходу кеды, отнес ее на диван.
Вспомнил, что весь в пыли, а руки не мыл с самого утра.
- Никуда не уходи, - сказал он ей и убежал в ванную.
Яна рассмеялась. Выходя из комнаты, Паша заметил, что она, закусив нижнюю губу, стягивала с себя майку.
Сейчас, когда Яна раздевалась на диване, ожидая его, и он знал, что дальше будет столько нежности, столько страсти, столько настоящего тепла и еще столько нежности, как никогда в его жизни, он верил во второй шанс. В тот второй шанс, о котором говорил Иван, станция Счастье.
И если задуматься, сейчас самое время для второго шанса в любви, ведь он взялся и за своего внутреннего демона. Пусть мало фактов, пусть недостаточно улик, но Паша был уверен - он идет по верному следу. И с каждым шагом демон сжимается, усыхает и съеживается. Его сила угасает, его мощь сходит на нет.
Слово "демон", возникшее в сознании рыжего сыщика, не слишком точно отражало то, что он имел в виду, но другого слова не родилось. Впрочем, если не произносить его вслух, то и оно годится.
Жизненный опыт Павла Петровича подсказывал, что демоны живут во всех или почти во всех людях. Некоторые с ними борются, кто-то даже держит своего демона в узде, изловчившись использовать демонскую энергию во благо себе и окружающим. Это высший пилотаж. А есть и те, кто внутреннему демону отдались полностью. Несчастные вряд ли понимают, что с ними произошло. Многие из них чувствуют себя счастливыми, многие очень собой довольны и поучают окружающих. Самое страшное, что некоторые приносят своему демону жертвы. Бывает даже - юных девушек…
Когда он вернулся в комнату, Яна уже разложила диван и ждала его, совершенно обнаженная. И это тоже всегда ему в ней нравилось - она не кокетничала, а просто любила.
Когда Яна ушла на кухню, чтобы приготовить гостю ужин, Паша задумался о том, что в Боровиковке он будет только завтра к обеду. А хорошо бы еще узнать мнение экспертов о причине и времени смерти Ираиды. И надо скорее вызволять из-за решетки бедную невинную Вику.
Яна вернулась с подносом, на котором стояла тарелка с пельменями, салат из свежих овощей, баночка со сметаной и аккуратные кусочки темного хлеба.
- Слушай, - сказал он, натягивая штаны, - не надо было… спасибо…
- Ты тощий, как вобла, - сказала она. - Я внимательно разглядела. И кстати, откуда у тебя такой жуткий синяк на боку?
Поднос разместился на журнальном столике. Паша придвинулся к нему, наколол пельмень на вилку.
- Э… ну… упал как бы.
Яна пристроилась на краешке кресла. Не дождавшись, пока любимый мужчина проблеет хоть что-то внятное, она задала следующий вопрос:
- Паш, ты в Боровиковке был? У Вики?
- Да.
- Паш, ты ее любишь?
Седов иногда ловил себя на мысли, что в некоторых вопросах эта прекрасная женщина бывает невероятно глупой. За кого она держит Пашу? Она действительно думает, что он может одновременно встречаться с двумя своими подругами детства, прыгая из постели в постель, как обезьяна?
- Яна, у нее неприятности…
- Знаю, - кивнула она. Длинная челка упала на глаза, и Яна заправила темную блестящую прядь за ухо. - Она звонила своей маме, ее мама звонила моей, а моя мама рассказала мне. Почему же она не позвонила мне сама? Мы подруги, раньше она обязательно бы мне позвонила…
Паша критически покачал головой:
- Яна, ты что - ревнуешь?
Яна опустила голову, взялась разглядывать ногти, что не было признаком капитуляции:
- Но странно же! Ты уезжаешь к моей подруге, с которой у тебя был в юности бурный роман. Потом звонишь мне и делаешь предложение. Причем ты скрываешь, где находишься. Я решила, что ты ее любишь. Поэтому к ней поехал, а когда она тебе отказала - она же замужем, - ты назло ей делаешь мне предложение. Притом ты пьяный был…
- Назло предложения не делаются, глупая моя девочка. - Паша вдруг перестал ерничать и сердиться: Яна была сейчас очень хорошенькой. - Один человек сказал мне, что надо пытаться быть счастливым снова и снова. И я ему поверил.
- Не надо было?.. - Яна спросила, имея в виду конкретную ситуацию. Ей хотелось, чтобы разговор снова вернулся к теме предложений.
Но Паша сказал совсем не то, что она ожидала:
- Его дочь погибла в Боровиковке, и поэтому он остался там навсегда. Он снова женился и считает, что его жизнь налаживается. Только это не так. Из его истории получается такой вывод, что второго шанса не бывает…
Скрывая разочарование, Яна встала, забрала поднос с пустыми тарелками и ушла на кухню.
День одиннадцатый
В отеле Пашу ждал сюрприз: Вика собственной персоной. Она сидела в кабинете своего мужа и плакала. Седов, бросив вещи в своем номере, зашел сюда, чтобы увидеть Роберта, но теперь выходило, что все припасенные аргументы он должен был выложить его жене.
А это было намного сложнее. Вчера, лежа без сна в постели Яны, он размышлял о предстоящем разговоре. Весь вечер они смотрели третий сезон сериала "Клиника", давились от смеха и пили пиво, потом до середины ночи занимались любовью, а вслед за этим на Павла Петровича, вопреки его собственным ожиданиям, напала бессонница. Помучившись немного, он вышел на кухню, достал из холодильника ледяную пивную бутылку, закурил и на обрывках газет записал свои мысли. И только после этого сладко уснул, прижав к себе гладкое горячее тело Яны.
Сейчас же он не знал, с чего начать разговор. Хорошо, конечно, что Вика не сидела в кутузке.
- Ты вернулся… - сказала она, вытирая слезы.
Встала с диванчика и обняла его.
- Тебя выпустили? - Паша погладил ее по мягкому плечу. - Конечно, все правильно…
- Седой, - Вика отстранилась от него, - Роберт признался в том, что убил дочь. Помоги мне его вытащить! Он не виноват, он не делал этого.
Рыжие брови Павла Петровича полезли вверх.
- Признался?
- Да…
- Что он сказал при этом?
- Я не знаю, я же не видела его. Просто меня выпустили, сказав, что мой муж пришел с повинной.
Вика вернулась в свое кресло, обхватила руками голову.
- Он признался только в убийстве Ираиды?
- Что значит - только в убийстве Ираиды?
Седов сел в кресло у стола и внимательно посмотрел на Вику.
- Ты сможешь меня выслушать? - спросил он очень спокойно.
- Наверное. - Голос Вики дрожал, но слезы она вытерла.
Паша немного помолчал, собираясь с мыслями, и начал:
- Детство Роберта было не безоблачным. - Заходя издалека, рассказчик надеялся, что ему удастся сообщить новости малошокирущим образом. - Отец Роберта и его мать развелись, когда их сыну было всего три года. Аванес Давидович, как я понял, до сих пор свой развод переживает. Он не простил жену. Представь, мы говорили полчаса, а он ее ни разу по имени не назвал! А фото Оксаны хранит. - Паша улыбнулся, но лицо Вики оставалось абсолютно непроницаемым. - Бывшая супруга Аванеса Давидовича вела очень свободный образ жизни. Она не отказывалась выпить, она меняла мужчин, как перчатки. Возможно, новые "папы" обижали сына Оксаны. Во всяком случае, когда Аванес Давидович забрал к себе сына после смерти жены, он увидел подавленного мальчика, затравленного ребенка, с которым никто не хотел дружить. Мне удалось поговорить и с человеком, который знал Роберта в детстве. Он рассказал то же самое - парнишка был несчастным в те времена. И я уверен, что он ненавидел свою мать, обвиняя ее в том, что с ним происходило в детстве.
Паша ожидал, что этот его вывод, который прозвучал не так убедительно, как он рассчитывал, вызовет возражения подруги детства. Однако она молчала.
- Именно поэтому Роберт так долго не женился. А за это время он встретил женщину, которая очень напоминала ему мать. То есть Лену. Та тоже была из породы женщин, которым хочется только развлекаться. Я думаю, что Роберта притянуло к Лене ее сходство с его матерью. Иногда мужчина не может противостоять таким вещам. Наконец, в жизни Роберта появляется Ираида. Она растет, но папу не радует - лживый ребенок, жадный, как и ее мать. А с возрастом она все больше напоминает свою бабушку. Внешне и по характеру. Он не может этого не замечать. Четыре года назад Роберт покупает тут отель…
- Пять, - поправила его Вика. - Отель он купил пять лет назад, год ремонтировал, а в мае открыл.
- Хорошо, - согласился Паша. - Следующим после покупки отеля летом Роберт встречает на пляже похожую на его дочь девушку.
Фото дочери Ивана Паша до сих пор еще не увидел, но был убежден в своей правоте.
- Я понимаю, что мои слова похожи на фантазии, но факты таковы: он изнасиловал и убил девушку. Первый труп Роберт просто бросил на пляже - его спугнули, а может, он и сам был в шоке от содеянного. И это была дочь Ивана, бильярдиста…